В этом блоге я частенько даю «лекции» по Инглишу, поскольку мне и раньше много доводилось натаскивать наших новичков, и сейчас английский - один из главных ужасов рабства на моей Плантации, а теша свой садизм я иногда провожу занятия с Невольничками самолично (чтобы присмотреться, кого бы подороже толкнуть в Низовья Реки). Причём, что характерно, мы не навязываем невольничкам вообще какое-либо обучение. Если считает, что подбор отмычек - это всё, что достаточно знать в этой жизни, то и пусть себе. Но мы предоставляем возможность обрести некоторые новые навыки и знания, повысить свою ценность, побыстрее расплеваться с долгом и перейти в вольнонаёмный режим. И вот от английского не отказывается практически никто. Вернее же сказать, я употребил смягчающее слово «практически» - поскольку могу чего-то не знать. Хозяйство нынче большое, народу много. Но я и не знаю случаев, чтобы кто-то отказывался от Инглиша.
В этом, вероятно, отличие юных воришек, выкупленных у ментов, от наших депутатов и чиновников Минобра, считающих, что часы иностранного языка стоило бы сократить в пользу «духовности». С другой стороны, как в государственных школах учат иностранный язык - пусть лучше так учат «духовность». Пусть на неё будет идиосинкразия, а язык можно выучить и потом. С нуля - это проще и эффективней, чем когда мозги уже засраны школярскими мифами и фобиями.
С другой стороны, и от русского тоже никто из моих питомцев не отказывается. Как-то вот понимают, что, может, тебя и не манит карьера издательского редактора, но всё равно это может пригодиться в жизни - умение изъясняться так, чтобы не шокировать людей непроизвольными «олбанизмами». Более-менее грамотно.
Русскому нам иногда приходится учить и иностранцев. В рамках культурного обмена, можно сказать. Ведь что высшая награда для какого-нибудь цээрушника? Естественно, возможность внедриться в Россию на должность госслужащего. И за пару лет он сколачивает такое состояние, о каком в Штатах и за десять жизней не мог бы мечтать.
Поэтому, конечно, вульгарно и неверно утверждение, будто бы во всех российских проблемах и бедах виноват лично Обама. Нет, всё гораздо масштабней. Действительность такова, что любой российский чиновник, мент, прокурор, судья - может быть внедрённым агентом ЦРУ (остальные - подражатели). А внедриться, закосить под своего - помогаем ему мы. И как бы ни относиться к моральной стороне дела, следует признать, что по крайней мере языку мы учим качественно.
Что на самом деле непросто. Потому что чисто грамматически русский - наверное, самый сложный из всех индоевропейских языков. В глазах иностранцев - «сложный до степени ебанутости и далеко за её пределами».
Причиной тому - действительно непростой путь формирования этого языка, который возник как смесь Ростово-Суздальского диалекта языка Киевской Руси с новгородским языком (а это именно язык, отделившийся от общеславянского ядра чуть ли вообще не первым, до разделения на восточную, западную и южную ветви), с обильным и хаотичным влиянием книжного церковнославянского (староболгарского), и со многими заимствованными синтаксическими финно-угорскими конструкциями.
То есть, понятно, что в значительной мере (и веси, и муроме) будущее население Московии было финно-угорским, ассимилировалось постепенно, и вот лексическое влияние этих лесных ребят было не очень значительным, а грамматическое - гораздо сильнее (самый расхожий пример - «у меня есть» вместо «я имею», что уникально для индоевропейских).
По хорошему счёту, русский - это «креольский» язык. В этом термине нет ничего унизительного и снисходительного, но так принято называть языки, образованные не путём наращивания заимствований на некое более-менее неизменное грамматическое ядро, а путём довольно резкого столкновения двух или более грамматических ядер, когда присущие им конструкции смешиваются и приживаются либо отмирают довольно непредсказуемым образом, порождая довольно хаотичную картину.
Строго говоря, английский - тоже «креольский» язык. У него тоже непростая была судьба, когда одно время (пару веков) феодальная нормандская верхушка говорила исключительно на тогдашнем французском, монахи - на латыни, а потом только, на фоне Столетней войны с Францией, знать задумалась: «А давайте, что ли, станем говорить по-английски, чтобы лучше понимать наших лучников?» Но как это делать - из них мало кто представлял себе, поэтому со времён Чосера и далее английский - это довольно забавная смесь германских и романских элементов.
Но английский несколько спасло то, что он, сочетая ежа и ужа, германизмы с латинизмами (через французский), пошёл по «аналитическому» пути. То есть, по пути нарастающего пренебрежения к флексиям, к склонениям-спряжениям. Он их отбрасывал, оставляя только корень, а смысл фразы стал определяться прежде всего порядком слов в ней. Когда сами по себе эти слова - уже не имеют, в большинстве случаев, выраженных каких-то внешних признаков части речи.
Русский - пошёл по другому пути. Он сохранил всё богатство флексий от всех своих «ядер», что, с одной стороны, позволяет очень точно выразить смысловой оттенок одним словом там, где в других языках пришлось бы привлекать какие-то уточняющие слова, но с другой стороны - вгоняет в ступор иностранцев, поскольку эта система флексий кажется естественной и единообразной только носителям. На самом деле - она дико иррегулярная. И когда мне наш «студент» начинал плакаться на трудности с запоминанием английских неправильных глаголов - достаточно было немножко пройтись по спряжению русских, чтобы он убедился, что здесь-то, по хорошему счёту, просто нет «правильных».
Ибо вот те несколько известных со школы исключений, «видеть-слышать-ненавидеть-гнать-держать-терпеть-смотреть-вертеть-зависеть-обидеть» (ещё и «пиздеть», хотя в третьем классе школы учителя обычно утаивают его), имеющие инфинитив первого спряжения, но идущие в настоящем времени по второму - это далеко не все трудности с русскими глаголами. Это даже не вершина айсберга - это след от пролетевшей чайки на вершине айсберга.
А так-то иностранец, видя русский глагол, в действительности вообще может лишь строить предположения о том, как именно он спрягается в настоящем времени.
«Хотеть - хочу». «Лететь - лечу». Логично? Паттерн прослеживается? Да. Вот только в третьем лице - «хочет-летит».
А как тогда спрягается «потеть»? По типу «хотеть» или «лететь»? Ни то, ни другое. «Потею-потеет».
Ну и вот это такие вещи, которые носителю как бы самоочевидны, а иностранцу - приходится тупо запоминать. И их гораздо больше в русском, чем иррегулярных глаголов в английском или любом другом европейском языке.
Поэтому так смешно слышать от некоторых товарищей (преимущественно - украинцев), что будто бы современный русский язык - это некое искусственное «эсперанто», придуманное книжниками по заказу то ли Петра Первого, то ли даже Екатерины. То есть, понятны их чувства к России с её «замечательной» новейшей политикой, но «русский как эсперанто» - это бред. Когда б язык делали на заказ - кому б пришло в голову так всё усложнять в нём, перетасовывать разные паттерны и формы, пихать столько иррегулярностей? Наоборот, было бы стремление к максимальной унификации (как в собственно эсперанто и ему подобных).
Нет, в том-то и дело, что русский - складывался и развивался совершенно естественным образом, впитывая словоформы от южного либо новгородского ядра «от вольного», и лишь где-то веке в восемнадцатом на него обратили внимание грамматики, стали пытаться чего-то упорядочить в этой мешанине, но было уже поздно. Всё было уже «слишком запущенно». Именно поэтому - он такой и сложный для иностранцев. А в некоторых своих проявлениях - и для носителей тоже.
Одно из таких проявлений, считающихся весьма значительной трудностью русского языка - двойное либо одинарное «н» в отглагольных атрибутивных формах. То есть, проще говоря, в словах, которые отвечают на вопрос «какой?», но при этом явно образованы от глагола, от какого-то действия, а не от предмета.
Я помню, мы как-то разговорились на эту тему со Светланой Игоревной, завучем по русскому Корпоративной школы для наших исчадий. И она посетовала: «Я вот просто с детства усвоила, как что пишется, но когда читаю изложение соответствующих правил у Розенталя - чувствую, как у меня начинает ехать крыша».
Что ж, Розенталь, конечно, провёл огромную работу, пытаясь систематизировать и объяснить грамматику русского языка. Но это именно научный труд, который действительно сложно воспринимать детям либо иностранным студентам. Как-то «суховато» и слишком «загрузно».
Поэтому мы, не претендуя на создание каких-то революционных концепций преподавания языков, разработали некоторые собственные финты и трюки, позволяющие объяснять некоторые вещи как можно проще.
И вот при обучении английскому мы говорим «Забудьте все эти страхолюдные таблички Tenses. Считайте, что их просто нет, а есть всего два грамматических времени, настоящее и прошедшее, и есть сочетания разных глаголов и причастий, позволяющие поточнее выразить смысл. И эти сочетания - ваш друг, а не враг. Там не надо ничего зазубривать. Надо просто соображать, что ты хочешь сказать - и помнить, что все так называемые «служебные» глаголы - на самом деле значимые, имеют собственный смысл».
Ну а в русском, когда касается этого двойного либо одинарного «н» - мы точно так же говорим: «Забудьте всё, что там написано про «отглагольные прилагательные» и «причастия», и даже про «совершенный» либо «несовершенный» вид. Это всё научные категории, которыми пусть академики друг дружку пугают на симпозиумах. Вам этого не надо. Ибо на самом деле - там всё гораздо проще».
То есть, действительно не надо ломать голову, пытаясь понять, с чем ты имеешь дело в данном конкретном случае: с причастием или с отглагольным прилагательным. Оно в обоих случаях - отглагольная форма. Образованная от слова, означающего действие. Вот с этим - действительно нужно определиться: от глагола, от действия это образовано, или от существительного, от предмета.
Если от предмета - тогда «н» это суффикс, при помощи которого образуется прилагательное. Просто приклеивается к корню, и, соответственно, вопрос одно там «н» или два зависит от того, кончался ли корень на «н».
«Стенной». От чего происходит? От существительного «стена». Приклеивается этот суффикс «н» - и их получается две. То же - «спинной», «длинный», «сменный» и т. п. Но если в корне не было этой «н» - тогда второй взяться тупо неоткуда. Поэтому «степной», «книжный», «медный». Тут - никому из носителей не придёт в голову внедрить вторую «н».
И вообще, определения, образованные от названия предмета - это не наш сейчас случай. Поэтому не будем и морочиться. И про «стеклянный-оловянный, но серебряный» - в другой раз. Сейчас наш случай - определения, образованные явно от действия, от глагола. Где реально бывают некоторые сложности с правильным определением количества «н» даже у носителей языка (я бы сказал, у абсолютного большинства).
Так вот, обо что в последнюю очередь вам стоит ломать свой мозг - так это об вопрос, как именно называется данное конкретное определяющее слово: то ли «отглагольное прилагательное», то ли «причастие». Это просто лишнее.
А вот что нелишнее - так это помнить самое базовое правило, которого нет в грамматическом справочнике. Но которое звучит так: «Двойное «н» - означает НюаНс».
Чего именно нюанс? Того действия, которое подразумевается. Хоть какое-то его уточнение - и «н» будет двойное. А если никакого уточнения нет, если ничего нельзя сказать про действие, помимо того, что оно имело место, - тогда «н» одинарное.
Вот, допустим, «кошеный луг». Что мы можем сказать про действие, которое с тем лугом производилось? Да только то, что его косили. А уж до конца ли выкосили, и чем косили, и как долго - это всё загадки во тьме. Никаких подсказок, никаких намёков. Поэтому «н» одно.
То же самое - если луг не кошеный, а некошеный. Опять же: нет никакого уточнения действия, есть лишь его отрицание, но в том же самом общем смысле.
И если говорят «явно кошеный луг» - здесь, опять-таки, нет уточнения действия. Слово «явно» относится к виду луга, а не к образу косьбы. С тем же успехом он мог быть «явно зелёный», «явно весенний» и т.п.
А что может указывать именно на характер действия, как-то уточнять его, вносить тот НюаНс, который даёт двойное «н»?
Во-первых, конечно, любая приставка. Она - сама по себе сообщает некоторый смысловой оттенок. «Скошенный, выкошенный, покошенный, докошенный» - всё это содержит какие-то НюаНсы. Но в самом общем случае любая приставка в определении, имеющем «н» перед окончанием, - указывает на завершённость действия. И уже хотя бы таким образом - уточняет его. И если кому угодно всё же приплетать грамматические категории - таки да: любая приставка, кроме общей отрицательной «не», автоматически придаёт совершенный вид причастию данного типа.
Во-вторых, такое уточнение, как завершённость действия - может и безо всяких приставок происходить просто из смысла. Вот «кошеный луг» - обозначает действие незавершённое, неопределённое. Ну, косили его и косили, и может, больше не будут, а может, завтра продолжат. Но «брошенный» тот же луг - подразумевает именно завершённость действия. Вот взяли - и бросили его. Один раз, но на данный момент - с концами. Потом, может, и вернутся, и возобновят обработку, но это уже будет другая история.
Поэтому в словах вроде «брошенный», «лишённый», «прощённый» - имеется два «н» даже в отсутствие каких-либо приставок. Потому что действие уточняется хотя бы тем, что оно законченное. А это - уже НюаНс. И можно говорить, что определение образовано от глагола «совершенного вида» (пусть и бесприставочного), и это правда, но лучше просто понимать тот же смысл из самого отглагольного слова. А то начинают чесать репу: «А «брошенный» - это от «бросить» или «бросать»? Ибо в первом случае это совершенный вид, во втором несовершенный...» Не надо этим париться. Лучше ответить на вопрос, каким образом что-то может быть «брошенное» так же, как «кошеное». Нет, не может. Речь в любом случае идёт о завершённом действии.
В-третьих, НюаНс действия может подчёркиваться какими-то словами, его описывающими. Просто кошеный луг - это просто кошеный. В самом широком смысле. Но вот «кошенный вручную луг» - это уже НюаНс действия. Поэтому - два «н». И тут даже с помянутым словом «явно» - может выйти так, что оно уточняет именно действие, а не вид луга. «Кошенный явно, а не украдкой под покровом ночи, луг». Когда так - два «н».
То есть, во всех случаях, когда про помянутое действие можно сказать хоть что-то, кроме того, что оно было или не было, - будет НюаНс и два «н». Вот так просто.
При этом, что не учитывается в обучении школьников, но учитывается в обучении иностранцев - есть всё же некоторые различия в частоте и естественности нарушения тех или иных правил. И обучая кого-то иностранному языку, чтобы он мог «закосить под своего», мы не учим говорить безупречно правильно. Но лишь так, чтобы а) не шокировать аборигенов такими ошибками, которые будут резать им слух, но б) и не унижать их своей чрезмерной грамотностью, которой сами они не имеют.
То есть, можно сказать, что мы учим говорить «умеренно правильно». Что подразумевает - и «умеренно неправильно», но так, чтобы это звучало естественно.
Скажем, когда учим иностранцев русскому, - информируем, что считается неправильным говорить «ты позвОнишь, он позвОнит». Но рекомендуем говорить именно так. Ибо скажешь «он позвонИт» - абориген озадачится, припомнит, что именно так правильно, но осознает, что сам всю дорогу говорит неправильно, с ударением на втором слоге, и испытает дискомфорт. Что не есть обычно цель шпиона, вгонять собеседника в дискомфорт и краску, внушая зависть и подспудную неприязнь.
С другой стороны, скажешь «я позвОню» - тут-то серьёзно озадачишь собеседника. Потому что так - никто, наверное, из русских не говорит. Это звучит дико.
Ну и вот приходится учитывать такие «мелочи», которые не обозначены ни в каких грамматических справочниках - но которые и создают ощущение естественности речи (что вовсе не тождественно безупречной её правильности).
В данном конкретном случае, с одинарным или двойным «н» в отглагольных определениях - приходится учитывать следующее.
Вот во всех таких словах, имеющих приставки, большинство русских правильно напишут два «н». Даже последний гопник напишет «охуенный», ему и в голову не придёт довольствоваться одним «н». Благо, там второе и на слух различимо.
Но в тех словах, где может быть как одно «н», так и два - и для весьма образованных людей становится порой сюрпризом, что «в жопу раненый джигит далеко не убежит» на самом деле надо писать с двумя «н» в слове «раненный». Почему? Потому, что в жопу. Это уточнение, это НюаНс. Но на слух - этого совершенно не чувствуется. Потому что просто «раненый» (без уточнения, куда, где и как) - пишется и читается с одной «н».
И тем более мы не перегружаем мозг иностранцам такими исключениями, как «названый брат» или «посажёный отец» или «Прощёное Воскресенье». Это всё случаи, когда сочетание устоялось в письменной речи раньше, чем появились грамматики и начали наводить порядок, и устоялось именно так. Но большинство современных русских, и весьма грамотных, - запросто напишут «Прощённое Воскресенье» (а «названный брат» напишу и я, хотя прекрасно знаю, что это считается «исключением», где рекомендуется одно «н»; но мне плевать: я произношу с двумя «н» - и пишу обычно так же).
Иногда же люди интуитивно чувствуют наличие того НюаНса, который даёт двойное «н» - и пишут как бы неправильно с точки зрения справочников, но правильно по смыслу.
Скажем, «непрошеный гость» - это когда известно лишь, что не было такого, чтобы кто-то приглашал его в гости. А так-то, может, и здорово даже, что заявился. Но «непрошенный гость» (с двумя «н», что подчёркивает красным спеллчекер) - это означает, что его просили НЕ приходить, так или иначе, а он припёрся. Тут есть некоторая негативная коннотация, такой вот нюанс. Люди это чувствуют, говорят и пишут «непрошенный» с двумя «н». Хотя это считается неправильным. Но для целей шпионского внедрения - правильно.
И несколько особняком стоят определения, имеющие суффикс «ова» (или «ирова» в случае глаголов, происходящих, как правило, из французского). Здесь можно сказать, что этот суффикс сам по себе содержит некоторое уточнение действия (его методичность, целенаправленность, нечто такое), а потому есть «НюаНс». А можно тупо запомнить, что после суффикса «ова» («ева») в определениях - всегда два «н». Если это, конечно, суффикс. Потому что в «кованый-жёваный» - это воспринимается уже как часть корня.
Ну вот так примерно у нас принято объяснять эту фишку с одним или двумя «н» в отглагольных определениях. Через ключевое слово «НюаНс». И это работает. Так, что даже дремучие эти мелкокриминальные охламоны, мои невольнички, начинают автоматически различать «пареную репу» и «паренную два часа репу».
Но, повторю, это нетипично для процентов, наверное, семидесяти носителей языка, различение именно в данном случае, поэтому иностранных шпионов мы наоборот учим игнорировать зависимые слова и писать «жареная на сковородке рыба», хотя формально так неправильно. А вот приставки (кроме «не») - игнорировать нельзя, потому что в причастиях с ними двойное «н» просто звучит в устной речи и передаётся соответственно на письме.
За то сотрудничество с нами и ценит столь высоко Мировая Закулиса, что мы способны не просто научить говорить правильно, а научить «правильно говорить неправильно». И это тонкий момент.
Русскоязычным школьникам, правда, его учитывать необязательно. Им достаточно учиться говорить правильно, а все натуральные речевые ошибки - они сделают сами.