О чувстве истории
- в связи с проблемой конструктивного подхода в полемике по сталинской теме
«... И когда ты наверху, ты один. Только ты и твой самолет. И еще - проклятые вопросы и проклятые ответы. И проклятые решения!... Недоверие - это тяжелая мысль, хочется на кого-то надеяться».
Сталин, в этом резюмирующем его беседу с Чкаловым высказывании, проводит параллель между летчиком-испытателем и главой государства нового типа, передавая тем самым суть возложенной на последнего миссии, связанных с ней ответственности и вины, и необходимо им сопутствующего понимания, что "не ошибается только тот, кто ничего не делает".
Отрадно появление фильма, в котором образ Сталина недвусмысленно связан с так артикулированным пониманием его исторической роли. Конечно же, художественное произведение не может быть аргументом в политико-исторической полемике, но задача его в том, чтобы через подобные артикуляции и образы апеллировать к живому чувству истории как творческого процесса.
Чувству, делающему возможной вменяемость относительно логически аргументированных и подкрепленных фактами доводов, убедительная сила которых без этого чувства теряет свою реальную действенность.
Чувству, без которого невнятны логика и смысл самой истории.
Чувству, участвующему в пробуждении исторического самосознания и тем самым способствующему личному участию в истории и реализации её смысла.
Чувству, лежащему в основе доверия, нехватка которого т.ж. озвучена в резюмирующих словах Сталина. И отсутствие какового доверия имеет место быть сегодня в нашей совсем не художественной реальности, приобретая масштаб, превышающий всякие, художественно ли, научно или как-либо еще выраженные представления о "тоталитарных режимах, держащихся на подозрительности и страхе".
Click to view«... И когда ты наверху, ты один. Только ты и твой самолет. И еще - проклятые вопросы и проклятые ответы. И проклятые решения!... Недоверие - это тяжелая мысль, хочется на кого-то надеяться».
Сталин, в этом резюмирующем его беседу с Чкаловым высказывании, проводит параллель между летчиком-испытателем и главой государства нового типа, передавая тем самым суть возложенной на последнего миссии, связанных с ней ответственности и вины, и необходимо им сопутствующего понимания, что "не ошибается только тот, кто ничего не делает".
Отрадно появление фильма, в котором образ Сталина недвусмысленно связан с так артикулированным пониманием его исторической роли. Конечно же, художественное произведение не может быть аргументом в политико-исторической полемике, но задача его в том, чтобы через подобные артикуляции и образы апеллировать к живому чувству истории как творческого процесса.
Чувству, делающему возможной вменяемость относительно логически аргументированных и подкрепленных фактами доводов, убедительная сила которых без этого чувства теряет свою реальную действенность.
Чувству, без которого невнятны логика и смысл самой истории.
Чувству, участвующему в пробуждении исторического самосознания и тем самым способствующему личному участию в истории и реализации её смысла.
Чувству, лежащему в основе доверия, нехватка которого т.ж. озвучена в резюмирующих словах Сталина. И отсутствие какового доверия имеет место быть сегодня в нашей совсем не художественной реальности, приобретая масштаб, превышающий всякие, художественно ли, научно или как-либо еще выраженные представления о "тоталитарных режимах, держащихся на подозрительности и страхе".