Да сожжет тебя огонь Святого Антония!
«Да сожжет тебя огонь Святого Антония!" - это было самое худшее проклятие, которое только можно было пожелать врагу».
«Два бенедиктинца посетили монастырь в 1639 году: «монахи милосердно повторно открыли свои больницы, долго стоявшие закрытыми, для несчастных, пораженных болезнью; с большим состраданием мы рассматривали двадцать из них, некоторые без ног, другие без рук, и немногие без ног и рук, ибо эта болезнь может быть вылечена только отсечением членов, на которые она сначала нападает. Там был очень квалифицированный брат, который не упустил ничего. Он показал нам ноги и руки, отсеченные сто лет назад, которые были точно такими же как те, что он отсекает каждый день - то есть черные и полностью сухие». Любой посетитель мог видеть мумифицировавшие члены, напоминающие сухой лес, выставленные по обету в двери церкви аббатства».
(Histoire des peurs alimentaires Du Moyen Age a l’aube du XXeme siecle de Madeleine Ferrieres)
Как-то andemas порекомендовала работу профессора Авиньонского университета Мадлен Феррьер «История пищевых страхов от Средних веков до начала ХХ века». Хотя я купил книгу, исходя из контекста вопросов о быте и гигиене в средневековой жизни, Феррьер, рассматривая пищевые страхи, не могла, естественно, обойти своим вниманием и спорынью.
Английский текст части главы «Скрытые страхи» я положил сюда. Краткий пересказ будет выглядеть примерно так:
Опасность ржаного хлеба
«В то время пламя болезни выжигало лимузенцев» - так перо Адемара де Шабанна отобразило в 997 году один из обоснованных страхов рубежа тысячелетия. Эпидемия была известна под сорока различными названиями на шести разных языках, но чаще всего ее называли огнем Святого Антония или священным огнем, в пламени которого люди сгорали от внутреннего "огня", который жег так, что их конечности раздувались и отпадали. "Да сожжет тебя огонь Святого Антония!" - это было самое худшее проклятие, которое только можно было пожелать врагу, ибо боль эта была ужасна, а затем она убивала. Много потребовалось времени, чтобы поставить уверенный диагноз, отличить гангрену в ее двух формах, "сухой" и "конвульсивной", от других "огней". Адемару де Шабанну пришлось бы ждать семьсот лет до выявления этиологии, которая свяжет болезнь с пищей, или восемьсот лет до того времени, когда научный мир признает связь между гангреной и грибком спорыньи ржи. Только тогда гангрена с такими симптомами станет назваться эрготизмом. А что касается спорыньи непосредственно, то ботаник Кандолл идентифицирует ее как паразитный гриб, поражающий рожь, в начале девятнадцатого столетия».*
«Появившийся в Средневековье «огонь» походил на чуму: внезапный и агрессивный. Походил он также и на проказу: полиморфный (под названием скрывалось два или три вида гангрены). Но он не был инфекционен, как чума, и не был столь же смертельно как чума. Однако, болезнь досаждала достаточно, чтобы общество получило большую долю инвалидов, искалеченных, безруких и безногих калек, и широко распространилась повсюду на континенте и в каждой социальной страте, и вызывала мольбы к Святому Антонию о лечении. Появился религиозный орден по уходу за больными, антониты».
«Гангрена свирепствовала в течение двух столетий и была особенно страшна в течение «тех бурь голода», как епископ Эспри Флешье назвал их, которые разорили Францию Луи XIV. За пределами Франции признаки эпидемии наблюдались по всей империи: ей был затронут Эльзас, и Англия в 1661 году, и Швеция».
К этому времени болезнь стала «болезнью бедных» - morbus ruralis. От «огня» сгорали в основном крестьяне - в Саксонии, Силезии, Солоне. С 1630 - 1650 гг. центром эпидемии считалась Солонь. Память о Св. Антонии здесь никогда не угасала. Попытка вынести «смешную и позорную» статую «Антония со свиньей» вызвала резкое сопротивление верующих. Научные круги спорили о причинах болезни. Врач короля Фагон считал виновным «воздух болот», или некий туман, нападающий на поля, кто-то винил скудную диету и нечистоплотность крестьян. Немецкие же врачи в это время уже связывали болезнь с «рогатой рожью». Постепенно эта мысль пришла и во Францию.
Эта странная идея о возможной связи гангрены и спорыньи пробивалась через консерватизм Королевской Академии Наук почти 200 лет. Академия долго отказывалась допустить такую «еретическую» версию, но, наконец, в 1776 году сомнений уже не осталось (подробней об этом я напишу в следующем посте). Зато теперь возникла другая проблема. Академия уже уверена во вредоносности спорыньи, а народ - нет. А может и верит, но по каким-то причинам предпочитает питаться отравленной рожью. Академики - в ступоре. Не понимают причин такой народной безалаберности. Они народу объясняют, что черный хлеб вреден, а народ только посмеивается и сам ни в какую отказываться от черного хлеба не хочет.
"Глухие к крикам об опасности"
Из этой главы видно, что народ был не заинтересован в картофеле, желая продолжить выращивание ржи. Солонь была «областью, которая, к сожалению, произвела больше спорыньи, чем вся Франция», согласно аббату Тессье. Жители Солони были большими любителями ржаного хлеба. Случаи гангрены появлялись с середины августа, после нескольких недель потребления ржаной муки, и ослабевали в течение осени, когда ржаная диета разбавлялась гречневой крупой. Но отказываться от потребления ржи жители не спешили.
«Рожь и спорынья, рожь и паразит вместе, и все это перемалывается в муку. Вырастите что - то другое! - восклицал Тессье. - Почему бы не выращивать картофель, который процветал бы в бедной почве и давал бы намного более высокие урожаи?» До воплей Тессье никому не было дела. Разозленный на это врач так обрисовал типичного жители Солони: «бледный и с болезненной фигурой, менее пяти футов ростом, со слабым голосом, вялыми глазами, и медленной походкой. Им управляет невежество, упорство, рутина, тупость и имбецильность, и эти последние два термина употреблены строго в медицинском смысле. Недоедание ослабило умственные способности этих людей».
В целом, жители Солони, казалось, были более глупы чем их цыплята. Поскольку, как указывали некоторые, цыплята, в отличие от солонцев, придерживались хорошего режима: вставали рано, ели, когда хотели, были счастливы, ложились спать рано, и не желали есть что-либо вредное. И цыплята эти опасались есть эрготизированное зерно: «Если спорынья подмешивалась в пищу, они предпочитают обходиться три или четыре дня без еды».
Распространение знаний о вредности спорыньи шло с размахом и, как пишет Феррьер, «фактически, информационная кампания была успешна; солонцы, казалось, были очень хорошо осведомленны об опасности. Но, хотя они знали, они не слушали. Если это было не невежество, то что побуждало солонцев продолжать выдерживать опасность ржи со спорыньей? Этот вопрос сбивал с толку большинство наблюдателей».
Что ж, нам теперь это не удивительно. Мы, в отличии от упомянутых наблюдателей, о галлюциногенных свойствах спорыньи знаем. А тогда ответ все не находился. Наивный аббат Тессье задавался вопросом, «Какой же неотвратимый рок тяготеет над всеми этими людьми, уверенными, что спорынья может сделать их больными и не беззаботно оставляющими ее в зерне, которое они едят? Поскольку я не могу сомневаться относительно того, что именно жители Солони думают о спорынье. Все те, которых я опросил в этом округе, дали мне примеры печальных эффектов, производимых спорыньей на людей и их семьи. Что может быть причиной их безразличия по столь существенной проблеме, кроме их чрезвычайной бедности, которая делает их глухими к нашим крикам об опасности?»**
Все наблюдения в результате сходились к следующему - питаться гнилой рожью было просто техникой выживания. Крестьяне попали в лапы голода и им ничего не оставалось, кроме как есть рожь со спорыньей или сдохнуть. А в более благополучные годы они спорынья была не везде, что усыпляло бдительность. К чести профессора Феррьер, она смогла выглянуть за рамки этих наивных представлений, над которыми я потешался еще четыре года назад в главе о «яблоке дьявола».
Феррьер предлагает: «Давайте взглянем за пределы этих общепринятых наблюдений. Такой риск был принят без предусмотрительности? Судьба ли заманила бедных и ненормальных в ловушку необходимостью и отсутствием выбора? Не происходило ли это из более или менее сознательного, не было ли это более или менее рациональным выбором?»
Далее профессор показывает, что если некоторые страдали и умирали или теряли конечности, то другие избежали этого, но зато «были награждены яркими галлюцинациями». Автор приходит к выводу, что «сельские жители имели достаточно опыта с этой болезнью и знали клинические эффекты очень хорошо»***. Плюс спорынья применялась для абортов, и в «этом специфическом использовании, население разбиралось лучше, чем доктора». Таким образом очень аккуратно постулируется мысль - за неимением дорогих привозных наркотиков крестьяне могли употреблять плевела, мандрагору, спорынью и т.п. вполне осознанно.
Простые наркотики
«Теперь, когда мы вошли в скрытый генетический мир паразита claviceps purpurea, мы знаем, что спорынья содержит алкалоиды, и их состав весьма подобен составу ЛСД. Таким образом мы можем лучше понять расстройства, вызванные гангреной в ее ранних стадиях****. Весь эрготизм начался с фазы психологических неприятностей, описанных классическими клиницистами: «сонливость и мечты», «головокружение и шум», даже «лихорадочный бред»; «нет сомнения, что [спорынья] попадая в хлеб, вызывает головокружение, и ощущения, подобные опьянению»*****, «как только крестьяне съедали этот вредный хлеб, они чувствовали себя пьяными». Это было эрготическим опьянением. Вызывало ли оно страх? Для некоторых, оно принимало форму «очень тяжелого сна и тревожащих мечтаний»; для других «опьянение» проявлялось легкими и быстрыми галлюцинациями, в отличие от кошмаров, населенных странными и чудовищными животными, причиной которых являлась ранняя форма гангрены, огонь Святого Антония».
«В письменных источниках потребление простых наркотиков было всегда непреднамеренным, когда этого было не избежать, как в случае ржи со спорыньей. Однако, невозможно подтвердить эту идею... Мы видим наркотики только как физиологические стимулянты для бегства от действительности. Но они могут также ответить на другие потребности».
«Без доступа к роскошным наркотикам, бедные могли использовать множество местных растений, диких или культурных, наркотические свойства которых были менее выдающимися, но вполне эффективными».
«Солонцы ели ржаной хлеб летом; менее бедные могли есть к смешанный хлеб изо ржи и пшеницы, или ржи и гречневой крупы. Таким образом их хлеб содержал переменные пропорции ржи и переменные пропорции ржи со спорыньей... Неспособные полностью избежать риска и устранить спорынью из диеты, они стремились ограничить ее вредные эффекты... Эффекты таких методов самоопьянения в терминах умственного здоровья должны все же быть оценены. Они могли быть огромны, приводя к воображаемой вселенной «где изображения монстров и кошмары, описанные поэмами, балладами, историями и легендами в бесчисленных ситуациях страха, удивления, экстаза, изумления, лихорадочного возбуждения и иррациональных эмоций».
Мои примечания:
* Очевидно, Феррер не в курсе более ранней работы барона Мюнхгаузена, описавшего грибковую природу спорыньи лет за пятьдесят лет до того, еще в 1764 году.
** В попытке ответить на такой же вопрос относительно российских крестьян, Милов Л.В., автор книги «Великорусский пахарь», нашел такой «ответ» - просто некогда, мол, было спорынью из зерна отвеивать: «на Руси, видимо, из-за острой нехватки времени, спорынью оставляли в муке, то есть ее «из ржаных зерен не выкидывают, мелют вместе».
*** Солонцам, надо заметить, это знание никак не помогло - в 1777 году здесь от эрготизма померло 8000 человек.
**** Здесь надо уточнить - галлюцинации в гораздо большей степени присущи конвульсивному варианту эрготизма, чем гангренозному.
***** Эти строчки принадлежат Шампье (Champier), 1560 г., одному из королевских врачей. Этого не достаточно, чтобы передать врачу пальму первенства в определении галлюциногенного действия спорыньи, но тем не менее...
Ну а я, пожалуй, подчеркну вывод, который Феррьер размазала по тексту (или, скорее, почти по подтексту) и, дабы не быть обвиненной в маргинальности, четко не обозначила. В научных кругах надо быть осторожным, знаете ли. Ибо сильно ли уменьшился консерватизм Парижской Академии Наук с тех пор?
Ну а я этот вывод могу озвучить, мне терять нечего:) Вот он - многие крестьяне, сцуки, жрали спорынью именно как галлюциноген, невзирая на опасность отвалившихся ручек, ножек и носов. И потому, что опасность считалась «неявной» (как глава и называется -«SILENT FEARS»). И нет здесь ничего странного - разве сейчас алкоголиков возможность отвалившейся печени как-то останавливает? Не говоря уж о наркоманах.
Впрочем, именно об этом я и писал, когда рассматривал «картофельные бунты» в России и Германии.
PS/ Над мыслью о том, что в малярии виноваты комары, а не «плохой воздух», вся Европа когда-то ухохатывалась. А над тем, что спорынья явилась одним из определяющих факторов охоты на ведьм, появления вампиров и ликантропов, да и вообще во многом предопределила вектор развития западной цивилизации, многие потешаются еще сегодня. Но, возможно, уже через десяток лет такой взгляд будет казаться простой и очевидной банальностью...
«Два бенедиктинца посетили монастырь в 1639 году: «монахи милосердно повторно открыли свои больницы, долго стоявшие закрытыми, для несчастных, пораженных болезнью; с большим состраданием мы рассматривали двадцать из них, некоторые без ног, другие без рук, и немногие без ног и рук, ибо эта болезнь может быть вылечена только отсечением членов, на которые она сначала нападает. Там был очень квалифицированный брат, который не упустил ничего. Он показал нам ноги и руки, отсеченные сто лет назад, которые были точно такими же как те, что он отсекает каждый день - то есть черные и полностью сухие». Любой посетитель мог видеть мумифицировавшие члены, напоминающие сухой лес, выставленные по обету в двери церкви аббатства».
(Histoire des peurs alimentaires Du Moyen Age a l’aube du XXeme siecle de Madeleine Ferrieres)
Как-то andemas порекомендовала работу профессора Авиньонского университета Мадлен Феррьер «История пищевых страхов от Средних веков до начала ХХ века». Хотя я купил книгу, исходя из контекста вопросов о быте и гигиене в средневековой жизни, Феррьер, рассматривая пищевые страхи, не могла, естественно, обойти своим вниманием и спорынью.
Английский текст части главы «Скрытые страхи» я положил сюда. Краткий пересказ будет выглядеть примерно так:
Опасность ржаного хлеба
«В то время пламя болезни выжигало лимузенцев» - так перо Адемара де Шабанна отобразило в 997 году один из обоснованных страхов рубежа тысячелетия. Эпидемия была известна под сорока различными названиями на шести разных языках, но чаще всего ее называли огнем Святого Антония или священным огнем, в пламени которого люди сгорали от внутреннего "огня", который жег так, что их конечности раздувались и отпадали. "Да сожжет тебя огонь Святого Антония!" - это было самое худшее проклятие, которое только можно было пожелать врагу, ибо боль эта была ужасна, а затем она убивала. Много потребовалось времени, чтобы поставить уверенный диагноз, отличить гангрену в ее двух формах, "сухой" и "конвульсивной", от других "огней". Адемару де Шабанну пришлось бы ждать семьсот лет до выявления этиологии, которая свяжет болезнь с пищей, или восемьсот лет до того времени, когда научный мир признает связь между гангреной и грибком спорыньи ржи. Только тогда гангрена с такими симптомами станет назваться эрготизмом. А что касается спорыньи непосредственно, то ботаник Кандолл идентифицирует ее как паразитный гриб, поражающий рожь, в начале девятнадцатого столетия».*
«Появившийся в Средневековье «огонь» походил на чуму: внезапный и агрессивный. Походил он также и на проказу: полиморфный (под названием скрывалось два или три вида гангрены). Но он не был инфекционен, как чума, и не был столь же смертельно как чума. Однако, болезнь досаждала достаточно, чтобы общество получило большую долю инвалидов, искалеченных, безруких и безногих калек, и широко распространилась повсюду на континенте и в каждой социальной страте, и вызывала мольбы к Святому Антонию о лечении. Появился религиозный орден по уходу за больными, антониты».
«Гангрена свирепствовала в течение двух столетий и была особенно страшна в течение «тех бурь голода», как епископ Эспри Флешье назвал их, которые разорили Францию Луи XIV. За пределами Франции признаки эпидемии наблюдались по всей империи: ей был затронут Эльзас, и Англия в 1661 году, и Швеция».
К этому времени болезнь стала «болезнью бедных» - morbus ruralis. От «огня» сгорали в основном крестьяне - в Саксонии, Силезии, Солоне. С 1630 - 1650 гг. центром эпидемии считалась Солонь. Память о Св. Антонии здесь никогда не угасала. Попытка вынести «смешную и позорную» статую «Антония со свиньей» вызвала резкое сопротивление верующих. Научные круги спорили о причинах болезни. Врач короля Фагон считал виновным «воздух болот», или некий туман, нападающий на поля, кто-то винил скудную диету и нечистоплотность крестьян. Немецкие же врачи в это время уже связывали болезнь с «рогатой рожью». Постепенно эта мысль пришла и во Францию.
Эта странная идея о возможной связи гангрены и спорыньи пробивалась через консерватизм Королевской Академии Наук почти 200 лет. Академия долго отказывалась допустить такую «еретическую» версию, но, наконец, в 1776 году сомнений уже не осталось (подробней об этом я напишу в следующем посте). Зато теперь возникла другая проблема. Академия уже уверена во вредоносности спорыньи, а народ - нет. А может и верит, но по каким-то причинам предпочитает питаться отравленной рожью. Академики - в ступоре. Не понимают причин такой народной безалаберности. Они народу объясняют, что черный хлеб вреден, а народ только посмеивается и сам ни в какую отказываться от черного хлеба не хочет.
"Глухие к крикам об опасности"
Из этой главы видно, что народ был не заинтересован в картофеле, желая продолжить выращивание ржи. Солонь была «областью, которая, к сожалению, произвела больше спорыньи, чем вся Франция», согласно аббату Тессье. Жители Солони были большими любителями ржаного хлеба. Случаи гангрены появлялись с середины августа, после нескольких недель потребления ржаной муки, и ослабевали в течение осени, когда ржаная диета разбавлялась гречневой крупой. Но отказываться от потребления ржи жители не спешили.
«Рожь и спорынья, рожь и паразит вместе, и все это перемалывается в муку. Вырастите что - то другое! - восклицал Тессье. - Почему бы не выращивать картофель, который процветал бы в бедной почве и давал бы намного более высокие урожаи?» До воплей Тессье никому не было дела. Разозленный на это врач так обрисовал типичного жители Солони: «бледный и с болезненной фигурой, менее пяти футов ростом, со слабым голосом, вялыми глазами, и медленной походкой. Им управляет невежество, упорство, рутина, тупость и имбецильность, и эти последние два термина употреблены строго в медицинском смысле. Недоедание ослабило умственные способности этих людей».
В целом, жители Солони, казалось, были более глупы чем их цыплята. Поскольку, как указывали некоторые, цыплята, в отличие от солонцев, придерживались хорошего режима: вставали рано, ели, когда хотели, были счастливы, ложились спать рано, и не желали есть что-либо вредное. И цыплята эти опасались есть эрготизированное зерно: «Если спорынья подмешивалась в пищу, они предпочитают обходиться три или четыре дня без еды».
Распространение знаний о вредности спорыньи шло с размахом и, как пишет Феррьер, «фактически, информационная кампания была успешна; солонцы, казалось, были очень хорошо осведомленны об опасности. Но, хотя они знали, они не слушали. Если это было не невежество, то что побуждало солонцев продолжать выдерживать опасность ржи со спорыньей? Этот вопрос сбивал с толку большинство наблюдателей».
Что ж, нам теперь это не удивительно. Мы, в отличии от упомянутых наблюдателей, о галлюциногенных свойствах спорыньи знаем. А тогда ответ все не находился. Наивный аббат Тессье задавался вопросом, «Какой же неотвратимый рок тяготеет над всеми этими людьми, уверенными, что спорынья может сделать их больными и не беззаботно оставляющими ее в зерне, которое они едят? Поскольку я не могу сомневаться относительно того, что именно жители Солони думают о спорынье. Все те, которых я опросил в этом округе, дали мне примеры печальных эффектов, производимых спорыньей на людей и их семьи. Что может быть причиной их безразличия по столь существенной проблеме, кроме их чрезвычайной бедности, которая делает их глухими к нашим крикам об опасности?»**
Все наблюдения в результате сходились к следующему - питаться гнилой рожью было просто техникой выживания. Крестьяне попали в лапы голода и им ничего не оставалось, кроме как есть рожь со спорыньей или сдохнуть. А в более благополучные годы они спорынья была не везде, что усыпляло бдительность. К чести профессора Феррьер, она смогла выглянуть за рамки этих наивных представлений, над которыми я потешался еще четыре года назад в главе о «яблоке дьявола».
Феррьер предлагает: «Давайте взглянем за пределы этих общепринятых наблюдений. Такой риск был принят без предусмотрительности? Судьба ли заманила бедных и ненормальных в ловушку необходимостью и отсутствием выбора? Не происходило ли это из более или менее сознательного, не было ли это более или менее рациональным выбором?»
Далее профессор показывает, что если некоторые страдали и умирали или теряли конечности, то другие избежали этого, но зато «были награждены яркими галлюцинациями». Автор приходит к выводу, что «сельские жители имели достаточно опыта с этой болезнью и знали клинические эффекты очень хорошо»***. Плюс спорынья применялась для абортов, и в «этом специфическом использовании, население разбиралось лучше, чем доктора». Таким образом очень аккуратно постулируется мысль - за неимением дорогих привозных наркотиков крестьяне могли употреблять плевела, мандрагору, спорынью и т.п. вполне осознанно.
Простые наркотики
«Теперь, когда мы вошли в скрытый генетический мир паразита claviceps purpurea, мы знаем, что спорынья содержит алкалоиды, и их состав весьма подобен составу ЛСД. Таким образом мы можем лучше понять расстройства, вызванные гангреной в ее ранних стадиях****. Весь эрготизм начался с фазы психологических неприятностей, описанных классическими клиницистами: «сонливость и мечты», «головокружение и шум», даже «лихорадочный бред»; «нет сомнения, что [спорынья] попадая в хлеб, вызывает головокружение, и ощущения, подобные опьянению»*****, «как только крестьяне съедали этот вредный хлеб, они чувствовали себя пьяными». Это было эрготическим опьянением. Вызывало ли оно страх? Для некоторых, оно принимало форму «очень тяжелого сна и тревожащих мечтаний»; для других «опьянение» проявлялось легкими и быстрыми галлюцинациями, в отличие от кошмаров, населенных странными и чудовищными животными, причиной которых являлась ранняя форма гангрены, огонь Святого Антония».
«В письменных источниках потребление простых наркотиков было всегда непреднамеренным, когда этого было не избежать, как в случае ржи со спорыньей. Однако, невозможно подтвердить эту идею... Мы видим наркотики только как физиологические стимулянты для бегства от действительности. Но они могут также ответить на другие потребности».
«Без доступа к роскошным наркотикам, бедные могли использовать множество местных растений, диких или культурных, наркотические свойства которых были менее выдающимися, но вполне эффективными».
«Солонцы ели ржаной хлеб летом; менее бедные могли есть к смешанный хлеб изо ржи и пшеницы, или ржи и гречневой крупы. Таким образом их хлеб содержал переменные пропорции ржи и переменные пропорции ржи со спорыньей... Неспособные полностью избежать риска и устранить спорынью из диеты, они стремились ограничить ее вредные эффекты... Эффекты таких методов самоопьянения в терминах умственного здоровья должны все же быть оценены. Они могли быть огромны, приводя к воображаемой вселенной «где изображения монстров и кошмары, описанные поэмами, балладами, историями и легендами в бесчисленных ситуациях страха, удивления, экстаза, изумления, лихорадочного возбуждения и иррациональных эмоций».
Мои примечания:
* Очевидно, Феррер не в курсе более ранней работы барона Мюнхгаузена, описавшего грибковую природу спорыньи лет за пятьдесят лет до того, еще в 1764 году.
** В попытке ответить на такой же вопрос относительно российских крестьян, Милов Л.В., автор книги «Великорусский пахарь», нашел такой «ответ» - просто некогда, мол, было спорынью из зерна отвеивать: «на Руси, видимо, из-за острой нехватки времени, спорынью оставляли в муке, то есть ее «из ржаных зерен не выкидывают, мелют вместе».
*** Солонцам, надо заметить, это знание никак не помогло - в 1777 году здесь от эрготизма померло 8000 человек.
**** Здесь надо уточнить - галлюцинации в гораздо большей степени присущи конвульсивному варианту эрготизма, чем гангренозному.
***** Эти строчки принадлежат Шампье (Champier), 1560 г., одному из королевских врачей. Этого не достаточно, чтобы передать врачу пальму первенства в определении галлюциногенного действия спорыньи, но тем не менее...
Ну а я, пожалуй, подчеркну вывод, который Феррьер размазала по тексту (или, скорее, почти по подтексту) и, дабы не быть обвиненной в маргинальности, четко не обозначила. В научных кругах надо быть осторожным, знаете ли. Ибо сильно ли уменьшился консерватизм Парижской Академии Наук с тех пор?
Ну а я этот вывод могу озвучить, мне терять нечего:) Вот он - многие крестьяне, сцуки, жрали спорынью именно как галлюциноген, невзирая на опасность отвалившихся ручек, ножек и носов. И потому, что опасность считалась «неявной» (как глава и называется -«SILENT FEARS»). И нет здесь ничего странного - разве сейчас алкоголиков возможность отвалившейся печени как-то останавливает? Не говоря уж о наркоманах.
Впрочем, именно об этом я и писал, когда рассматривал «картофельные бунты» в России и Германии.
PS/ Над мыслью о том, что в малярии виноваты комары, а не «плохой воздух», вся Европа когда-то ухохатывалась. А над тем, что спорынья явилась одним из определяющих факторов охоты на ведьм, появления вампиров и ликантропов, да и вообще во многом предопределила вектор развития западной цивилизации, многие потешаются еще сегодня. Но, возможно, уже через десяток лет такой взгляд будет казаться простой и очевидной банальностью...