Панки Матушки гусыни - Часть 1
Свежий номер Book Magazine вышел уже несколько недель тому назад, но написать я собрался вот только сейчас. Выпуск полностью посвящен теме панка, разобраны все мыслимые аспекты. У меня там опубликовано эссе о панковских элементах в современной моде и о том, как со временем меняются символы в одежде. Текст большой, поэтому я разделил его на две части.
С начала 70х время и идеи в моде движутся подобно пустынным барханам - все из того же песка нам являются новые мороки. По-настоящему самородные идеи в этой среде физически невозможны. Возможно только недостаточное знакомство с материалом. Но именно благодаря такой цикличности появилась возможность наблюдать и превращать в искусство любой опыт, даже взятый с помойки.
По известному высказыванию, большинство исследователей при взгляде на гусеницу смогли бы предположить эволюцию гусеницы, но отнюдь не появление бабочки. Панковские образы не являются исключением из эволюционной теории. Перечень их последователей очень причудлив. Так же затейлив и список предшественников, куда я бы отнес Taxi Dress Чарльза Джеймса начала 30х с открытой спиральной молнией, средневековый слэшинг, опыты Рабанна с неформатными материалами и коллекцию Liberation ("Сороковые") Сан Лорана, которую автор называл антибуржуазной и винтажной, а публика - шокирующе вульгарной. Для меня панк - что угодно, только не цветок кактуса, нечаянно выросший из песка и так же внезапно в нем исчезнувший.
Слева - из коллекции Э. Скьяпарелли осень-зима 1935/36; предмет справа приписывается В. Вествуд, прибл. 1971
Чтобы в том убедиться, достаточно беглого взгляда на творчество В. Вествуд, провозглашенной первооткрывателем визуальной эстетики панка. Сорок лет дама занимается почти исключительно стилизацией веками знакомых идей при помощи иронии и преувеличения. Да, в начале карьеры она прирезала Бэмби, но это естественная реакция всякого разумного человека, которому пришлось лет десять наблюдать вокруг себя хипповские слюни. Посмотрите пару дней пустоглазые сериалы канала «Дисней», и вам непременно захочется сделать что-то подобное. Пока этого не произошло, предлагаю чуть успокоиться и порассуждать о течении времени в моде. А там дело дойдет и до разговора о панке в современной жизни.
…Свой первый сотовый телефон я завел в 2005 году под сильным давлением тогдашних коллег. А потом еще года полтора привыкал к странному ощущению доступности. Вроде бы не наркодилер или проститутка по вызову, но при этом вынужден постоянно находиться на связи. У меня было совершенно мандельштамовское ощущение телефона - «друга полночных похорон», и если кто-то стремился донести до меня новости настолько оперативно, то добра от таких известий я не ждал. По прошествии восьми лет я уверился, что даже на этом «диком страшном свете» далеко не все полночные звонки поступают с Лубянки или квартир самоубийц. Просто время в очередной раз уплотнилось, чтобы вместить в себя повышенный объем тех же безобидных глупостей, что до того момента оседали в письмах или на автоответчике.
Возможно, что из-за этого уплотнения мне нравится читать рассуждения ученых о природе времени. Пусть даже по невежеству я не всегда даю себе труд вникнуть в суть их аргументов, является ли оно особенностью нашего восприятия или послано нам в виде кандалов в одном пакете с пространством. Однако возможность его нелинейного течения можно ощутить даже на таком неверном материале, как сравнение получаса в ожидании стоматолога с получасом занимательного чтения. Это совершенно разные промежутки времени, которые совпадают только по названию, разве нет? Еще того интереснее сравнивать течение времени в сконструированных мирах, вроде фильмов или книг.
Самый же занимательный материал для дилетантских рассуждений о многомерности дают наблюдения за историей крупных творческих институций: жанров или целых индустрий. Скажем, кино очень поступательно в своем развитии, там всегда есть возможность ссылаться на прошлые достижения. Единожды снятое табу таким навечно и остается, а все последующие фильмы просто опираются на этот опыт и осваивают новые территории. Совсем другое дело - мода или, говоря крупнее, life style. Этот мир живет циклами, но для большинства участников такие возвращения во времени только кажущиеся. Иногда одна и та же мысль по прошествии десяти-двадцати лет не только преподносится как свежая, но свежей и является, поскольку никак не задействована в опыте нового поколения. Пусть мода и является попсовой разновидностью социологии, к ней совершенно неприменимо то линейное движение, которое можно описать словом «прогресс».
Уже в 1969 Police Magazine называл этот прозрачный наряд Б. Стрейзанд для "Оскара" (диз. Арнольд Скаази) "убийцей голливудского гламура", что совершенно не помешало его многочисленным копиям быть чуть не главным наполнением подиумов последних сезонов (а уж про украинских выпускниц вообще лучше промолчать)
Давайте попробуем глазами упомянутого 2005 года взглянуть на стандартный пятничный вечер - если не прошлого, то хотя бы позапрошлого лета. Итак, начать стоило со спортивной одежды, самой что ни на есть непритязательной. Далее могла последовать пародия на домашние котлеты и фотографирование этих котлет на мобильный телефон. Минут сорок на улице с огромной бадьей ослиной мочи, по недоразумению названной «кофе». Путешествие на веранду, чтобы в окружении деревянных лавок потанцевать под Losing My Religion в смеси с Ветлицкой. Переезд в крохотный подвальный бар, чтобы послушать диджея, который ставит треки без попытки сведения. Звук при этом в точности напоминает второй альбом CC Catch, одна половина посетителей носит тельняшки, а вторая - накладные усы на палочке. Фотографирование усов. Субботнее утро можно было встретить на квартирнике за просмотром телесериала в компьютере. По тяге к бессмысленности - чистый панк.
Junia Watanabe - Ирвинг Пенн, съемка для американского "Вога", сентябрь 2006
Однако если мыльную оперу еще можно представить украшенной гашишом, то приперчить таблеткой весь этот шикарный вечер 2012 года мало кому пришло бы в голову. А уж предложение провести его под мескалином показалось бы сродни идее добровольно заразиться проказой. Зато мысль сообщать всему свету о каждом получасе своих передвижений представлялась самой естественной. В 2005, максимально далеком от панка и абсурдизма, мало кто поверил бы этому рассказу. Четверть телевизионного рекламного времени тогда была отдана фотопленке. Москва, да и весь остальной мир, находилась на пике стремления к гедонизму. Улучшение качества потребления казалось неизбежным, будто переход от социализма к коммунизму, и самыми прогрессивными считались компании, заказывавшие разработку наиприятнейшего тона щелчков при закрывании пудреницы. Бутиковой новостью года называли хрустальные канделябры миланского магазина Victor&Rolf, которые они поменяли местами с шикарной кожаной мебелью, прикрепленной к потолку. Продвинутые потребители делали вид, что могут отличить вкус хамона из черной иберийской свиньи от любого другого.
Как и сейчас, это можно назвать нездоровой концентрацией на еде, но абсолютно с иной позиции: разработками стрит-фуда занимался тогда шеф легендарного El Bulli. Бархат, цветные меха, платья в стиле императрицы Евгении, мегабрендомания, дорожка кокса вместо глютамата, а велосипед - исключительно в виде тренажера, все это уводит нас совершенно в противоположную от 2012 года сторону. Однако самое главное различие состоит в том, что восемь лет назад не ощущалось особенного стремления к прозрачности жизни, существованию у всех на виду. Почему мобильный телефон, отнюдь не новинка, и показался мне недопустимым вмешательством в privacy. Идеалом считался шикарный независимый офис где-нибудь в Озерном крае или Провансе, и тогдашние аналитики имели глупость именовать эту тенденцию «Кочевник». По сути же это оставалось формальным рабочим местом внутри системы, однако настолько успешным, чтобы отвоевать себе свободное от чужих взглядов пространство.
За очень короткое время, буквально у нас на глазах, жизнь сделала странную петлю. Формальная занятость почти ушла в прошлое (но не в России), а вместе с ней из статусной иерархии исчезли некоторые сопутствующие символы: офисный костюм как сарториальная икона, статусная одежда в целом и даже ориентация на карьеру. Почти исчезло понятие «частная жизнь», публичность превратилась в обыденную позицию, и даже семейные проявления происходят у всех на виду. Переселение в страны третьего мира скорее усиливает ощущение глобальности, чем помогает сделать существование локальным. «Обеспокоенность» стала одним из ключевых слов, и это довольно комичным образом отражается на потреблении. Не хватает только философского отношения к саморазрушению и пары оргий, чтобы сходство с настроениями середины 70х стало полным.
Это один из тех случаев, когда время движется по кругу, преподнося знакомые идеи как нечто совершенно новое. Казалось бы, современность максимально далека от панковских настроений, меж тем их можно проследить буквально повсюду. Давайте перечислять: борьба с потребительством, выход из системы, самодельные вещи, жизнь на виду, деконструкция и винтажность, политическая позиция (включая неверие в эффективность государства), локальность потребления, экологическая обеспокоенность, агрессивные выплески. Разумеется, все перечисленное пришло к нам в очень одомашненном виде, без провокативности. Никакой яркой объединяющей картинки мы за этим не видим, только умеренное заострение сюжета. Свастика на футболке, чтобы встряхнуть обывателей? Побойтесь Бога, разве вы забыли, что эти самые победившие обыватели с Гальяно сделали? Они теперь всей модой заправляют. Агитпроп в одежде борется сегодня не с «Першингами», а с изменением логотипа YSL. Я бы назвал такое явление «панком Матушки Гусыни».
Слева - дизайнер Хэтрин Хэмнетт на приеме у Маргарет Тэтчер в 1983 году
(Продолжение завтра...)
С начала 70х время и идеи в моде движутся подобно пустынным барханам - все из того же песка нам являются новые мороки. По-настоящему самородные идеи в этой среде физически невозможны. Возможно только недостаточное знакомство с материалом. Но именно благодаря такой цикличности появилась возможность наблюдать и превращать в искусство любой опыт, даже взятый с помойки.
По известному высказыванию, большинство исследователей при взгляде на гусеницу смогли бы предположить эволюцию гусеницы, но отнюдь не появление бабочки. Панковские образы не являются исключением из эволюционной теории. Перечень их последователей очень причудлив. Так же затейлив и список предшественников, куда я бы отнес Taxi Dress Чарльза Джеймса начала 30х с открытой спиральной молнией, средневековый слэшинг, опыты Рабанна с неформатными материалами и коллекцию Liberation ("Сороковые") Сан Лорана, которую автор называл антибуржуазной и винтажной, а публика - шокирующе вульгарной. Для меня панк - что угодно, только не цветок кактуса, нечаянно выросший из песка и так же внезапно в нем исчезнувший.
Слева - из коллекции Э. Скьяпарелли осень-зима 1935/36; предмет справа приписывается В. Вествуд, прибл. 1971
Чтобы в том убедиться, достаточно беглого взгляда на творчество В. Вествуд, провозглашенной первооткрывателем визуальной эстетики панка. Сорок лет дама занимается почти исключительно стилизацией веками знакомых идей при помощи иронии и преувеличения. Да, в начале карьеры она прирезала Бэмби, но это естественная реакция всякого разумного человека, которому пришлось лет десять наблюдать вокруг себя хипповские слюни. Посмотрите пару дней пустоглазые сериалы канала «Дисней», и вам непременно захочется сделать что-то подобное. Пока этого не произошло, предлагаю чуть успокоиться и порассуждать о течении времени в моде. А там дело дойдет и до разговора о панке в современной жизни.
…Свой первый сотовый телефон я завел в 2005 году под сильным давлением тогдашних коллег. А потом еще года полтора привыкал к странному ощущению доступности. Вроде бы не наркодилер или проститутка по вызову, но при этом вынужден постоянно находиться на связи. У меня было совершенно мандельштамовское ощущение телефона - «друга полночных похорон», и если кто-то стремился донести до меня новости настолько оперативно, то добра от таких известий я не ждал. По прошествии восьми лет я уверился, что даже на этом «диком страшном свете» далеко не все полночные звонки поступают с Лубянки или квартир самоубийц. Просто время в очередной раз уплотнилось, чтобы вместить в себя повышенный объем тех же безобидных глупостей, что до того момента оседали в письмах или на автоответчике.
Возможно, что из-за этого уплотнения мне нравится читать рассуждения ученых о природе времени. Пусть даже по невежеству я не всегда даю себе труд вникнуть в суть их аргументов, является ли оно особенностью нашего восприятия или послано нам в виде кандалов в одном пакете с пространством. Однако возможность его нелинейного течения можно ощутить даже на таком неверном материале, как сравнение получаса в ожидании стоматолога с получасом занимательного чтения. Это совершенно разные промежутки времени, которые совпадают только по названию, разве нет? Еще того интереснее сравнивать течение времени в сконструированных мирах, вроде фильмов или книг.
Самый же занимательный материал для дилетантских рассуждений о многомерности дают наблюдения за историей крупных творческих институций: жанров или целых индустрий. Скажем, кино очень поступательно в своем развитии, там всегда есть возможность ссылаться на прошлые достижения. Единожды снятое табу таким навечно и остается, а все последующие фильмы просто опираются на этот опыт и осваивают новые территории. Совсем другое дело - мода или, говоря крупнее, life style. Этот мир живет циклами, но для большинства участников такие возвращения во времени только кажущиеся. Иногда одна и та же мысль по прошествии десяти-двадцати лет не только преподносится как свежая, но свежей и является, поскольку никак не задействована в опыте нового поколения. Пусть мода и является попсовой разновидностью социологии, к ней совершенно неприменимо то линейное движение, которое можно описать словом «прогресс».
Уже в 1969 Police Magazine называл этот прозрачный наряд Б. Стрейзанд для "Оскара" (диз. Арнольд Скаази) "убийцей голливудского гламура", что совершенно не помешало его многочисленным копиям быть чуть не главным наполнением подиумов последних сезонов (а уж про украинских выпускниц вообще лучше промолчать)
Давайте попробуем глазами упомянутого 2005 года взглянуть на стандартный пятничный вечер - если не прошлого, то хотя бы позапрошлого лета. Итак, начать стоило со спортивной одежды, самой что ни на есть непритязательной. Далее могла последовать пародия на домашние котлеты и фотографирование этих котлет на мобильный телефон. Минут сорок на улице с огромной бадьей ослиной мочи, по недоразумению названной «кофе». Путешествие на веранду, чтобы в окружении деревянных лавок потанцевать под Losing My Religion в смеси с Ветлицкой. Переезд в крохотный подвальный бар, чтобы послушать диджея, который ставит треки без попытки сведения. Звук при этом в точности напоминает второй альбом CC Catch, одна половина посетителей носит тельняшки, а вторая - накладные усы на палочке. Фотографирование усов. Субботнее утро можно было встретить на квартирнике за просмотром телесериала в компьютере. По тяге к бессмысленности - чистый панк.
Junia Watanabe - Ирвинг Пенн, съемка для американского "Вога", сентябрь 2006
Однако если мыльную оперу еще можно представить украшенной гашишом, то приперчить таблеткой весь этот шикарный вечер 2012 года мало кому пришло бы в голову. А уж предложение провести его под мескалином показалось бы сродни идее добровольно заразиться проказой. Зато мысль сообщать всему свету о каждом получасе своих передвижений представлялась самой естественной. В 2005, максимально далеком от панка и абсурдизма, мало кто поверил бы этому рассказу. Четверть телевизионного рекламного времени тогда была отдана фотопленке. Москва, да и весь остальной мир, находилась на пике стремления к гедонизму. Улучшение качества потребления казалось неизбежным, будто переход от социализма к коммунизму, и самыми прогрессивными считались компании, заказывавшие разработку наиприятнейшего тона щелчков при закрывании пудреницы. Бутиковой новостью года называли хрустальные канделябры миланского магазина Victor&Rolf, которые они поменяли местами с шикарной кожаной мебелью, прикрепленной к потолку. Продвинутые потребители делали вид, что могут отличить вкус хамона из черной иберийской свиньи от любого другого.
Как и сейчас, это можно назвать нездоровой концентрацией на еде, но абсолютно с иной позиции: разработками стрит-фуда занимался тогда шеф легендарного El Bulli. Бархат, цветные меха, платья в стиле императрицы Евгении, мегабрендомания, дорожка кокса вместо глютамата, а велосипед - исключительно в виде тренажера, все это уводит нас совершенно в противоположную от 2012 года сторону. Однако самое главное различие состоит в том, что восемь лет назад не ощущалось особенного стремления к прозрачности жизни, существованию у всех на виду. Почему мобильный телефон, отнюдь не новинка, и показался мне недопустимым вмешательством в privacy. Идеалом считался шикарный независимый офис где-нибудь в Озерном крае или Провансе, и тогдашние аналитики имели глупость именовать эту тенденцию «Кочевник». По сути же это оставалось формальным рабочим местом внутри системы, однако настолько успешным, чтобы отвоевать себе свободное от чужих взглядов пространство.
За очень короткое время, буквально у нас на глазах, жизнь сделала странную петлю. Формальная занятость почти ушла в прошлое (но не в России), а вместе с ней из статусной иерархии исчезли некоторые сопутствующие символы: офисный костюм как сарториальная икона, статусная одежда в целом и даже ориентация на карьеру. Почти исчезло понятие «частная жизнь», публичность превратилась в обыденную позицию, и даже семейные проявления происходят у всех на виду. Переселение в страны третьего мира скорее усиливает ощущение глобальности, чем помогает сделать существование локальным. «Обеспокоенность» стала одним из ключевых слов, и это довольно комичным образом отражается на потреблении. Не хватает только философского отношения к саморазрушению и пары оргий, чтобы сходство с настроениями середины 70х стало полным.
Это один из тех случаев, когда время движется по кругу, преподнося знакомые идеи как нечто совершенно новое. Казалось бы, современность максимально далека от панковских настроений, меж тем их можно проследить буквально повсюду. Давайте перечислять: борьба с потребительством, выход из системы, самодельные вещи, жизнь на виду, деконструкция и винтажность, политическая позиция (включая неверие в эффективность государства), локальность потребления, экологическая обеспокоенность, агрессивные выплески. Разумеется, все перечисленное пришло к нам в очень одомашненном виде, без провокативности. Никакой яркой объединяющей картинки мы за этим не видим, только умеренное заострение сюжета. Свастика на футболке, чтобы встряхнуть обывателей? Побойтесь Бога, разве вы забыли, что эти самые победившие обыватели с Гальяно сделали? Они теперь всей модой заправляют. Агитпроп в одежде борется сегодня не с «Першингами», а с изменением логотипа YSL. Я бы назвал такое явление «панком Матушки Гусыни».
Слева - дизайнер Хэтрин Хэмнетт на приеме у Маргарет Тэтчер в 1983 году
(Продолжение завтра...)