Lost time-4: Жертва

[8turnity]

Lost time-4: Жертва

Ur
Mesopotamia
Nisannu, 2090 B.C. 08.00. a.m.

F. D. открывает глаза и обнаруживает, что совершенно обездвижен. Окончательно приходя в себя, чувствует, что обездвиженность его вызвана не просто тем, что он привязан: он не может даже напрячь мышцы. Голова его, впрочем, не зафиксирована и опущена, как у человека, лишенного сознания, поэтому он видит, что снова - на этот раз наяву - одет в тот самый триумфальный доспех Саргона, который создал себе некоторое время назад для маскировки. Чувствует также, что внутри доспеха находится он сам, шестнадцатилетний F. D., а не зрелый муж, каким был Саргон. Концентрируется и начинает думать о том, как у него возобновляется нормальное кровообращение, и о том, как сигнал, посылаемый мозгом нервам и мышцам, достигает конечностей. Спустя несколько минут сознание его побеждает морок, и он начинает чувствовать пальцы. Вместе с ощущением собственного тела появляется ощущение острой боли, но теперь он уже может себя осмотреть и видит, что прикручен к церемониальному креслу толстой золотой проволокой с шипами; в тех местах, где шипы впились в плоть, выступает кровь. Игнорирует это открытие и осматривается: он по-прежнему в гробнице.

Абгаль, сопровождаемый гвардией, уже приготовил все для ритуала. Эсме стоит посередине помещения, как и раньше, не демонстрируя никаких признаков присутствия сознания, словно зомбированная. Кокон, содержащий бедного Эрика, уложен на жертвенный стол. Помещение снова замуровано и освещается все теми же огоньками из масляных ламп.

В дальнем торце гробницы устроены Врата Инанны - украшенные цветочными розетками столбы условных ворот, за которыми F. D. с ужасом видит быка, удерживаемого толстыми веревками-растяжками и роющего копытом землю. Солдаты тоже движутся как в дурном сне; оглядев гробницу, F. D. понимает, что чаши с опийным зельем пусты - некоторые из них опрокинуты, золотые соломинки валяются на полу. Понимает, что воины будут некоторое время перевозбуждены, а потом начнут падать в зачарованном сне, из которого уже не вернутся.

F. D. дергается, пытаясь освободиться; заговоренная колючая проволока ожидаемо впивается глубже.

Абгаль оборачивается и видит, что молодой Саргон пришел в себя. Омерзительно скалясь, подходит и наклоняется к его лицу. Шипящим шепотом: Хорошо, что ты пришел в себя, о Саргон! Ты увидишь, как Пуаби сочетается ритуальным браком с Верховным Жрецом Ура! Гордо бьет себя в грудь кулаком.

F. D. отстраняется насколько позволяют путы. С усилием: Тебе придется вступать в ритуальный брак с ее трупом, жрец: почувствовав твое зловонное дыхание, она умрет на месте.

Абгаль булькающе смеется, проверяет крепость пут на «Саргоне». Сильна твоя воля, о Саргон! Но… шипит длинную шумерскую фразу, от которой путы затягиваются крепче …но одна лишь воля не освободит тебя. Ты станешь охранять гробницу Вечной Пуаби столько, сколько хватит в тебе жизни. А Абгаль достроит Храм, и Храм будет стоять всегда!

F. D., нелогично: А ты ведь в результате съел оба моих камня, да, жрец? На вершине башни - лазурит, а тут, в гробнице, - сердолик? Довольно весело: Ну и как - не очень калорийные камешки, к земле не тянут?

Абгаль в растерянности чуть отступает. Если ты будешь путать меня, чинить преграды ритуалу и морочить Верховного Жреца, Пуаби вступит в связь с быком, а не с жрецом, о Саргон! Мы отошли от устаревшего ритуала, чтобы… чтобы… не умертвлять Пуаби и чтобы…

F. D. смеется от души: Зря, Абгаль. По крайней мере, с быком у вас была бы уверенность в том, что у ритуального супруга «Вечной Пуаби» есть все необходимые для вступления в брак органы.

Абгаль теряет человеческий облик и подлетает к Саргону, замахиваясь бронзовым кинжалом.

F. D., не двигаясь и совершенно спокойно: Syaa’ini, Kaayinyoo*, вернитесь, пожалуйста.

Абгаль отшатывается, но поздно: тело его претерпевает уже знакомые метаморфозы - начиная с ног, он преобразуется в зеленый туман, открывается и впустую щелкает когтистая змеиная пасть, из которой пулей вылетают в воздух два гладких камешка - сердолик и лазурит.

F. D. с усилием сжимает рукой шипастый узел проволоки и, шепча длинное латинское заклинание, стягивает с себя путы, наматывая проволоку на кулак. Не теряя концентрации, бьет креатуру получившимся оружием в морду, та издает закладывающий уши визг и шлепается на землю зеленым аспидом.

F. D., пошатнувшись, направляется к Эсме, но аспид, взметнувшись, обвивается вокруг его ноги и кусает в лодыжку. «Молодой Саргон» в очередном последнем усилии проворачивается, подбирает бронзовый клинок жреца и сносит аспиду голову. Успевает отбросить ее ногой в угол, когда его снова настигает воздействие яда, и он падает в то же самое церемониальное кресло.

***
Some time later

Мушхушшу, Великий красный змей внимательно разглядывает лицо молодого человека, которого оплел и крепко держит в своих кольцах. Молодой человек не подает признаков жизни. Сирруш аккуратно отводит когтем волосы с его лица и цокает языком: Ц-ц-ц, ну что же ты, мальчик? Решил с третьего раза все-таки заснуть навсегда?

F. D. не подает признаков жизни.

Сирруш медленно расплетает кольца, озабоченно: Надо его положить, а то совсем задохнется. Вон, и так в крови весь… я бы его, конечно, съел, но там и есть-то нечего, яд один… Укладывает F. D. на землю, оползает вокруг него, беря в кольцо, и останавливается голову напротив лица юноши. Подперев голову лапой: А ты говоришь «уроборос», уроборос... Да они настоящего уробороса-то и не видели, адепты твои. Словно для того чтобы убедиться в правдивости своих слов, аккуратно покусывает кончик собственного хвоста (чуть дальше венчающей его змеиной головы). Удовлетворенно: Ха! Мастерство не пропьешь! Как говорит кто-то… где-то там, тогда, когда… Забыл. По-кошачьи бодает F. D. головой. Ну что ты, в самом деле. А красну девицу кто будет спасать, Пушкин? Я точно не буду, она для меня слишком вкусная. Я вон быком закусил… вкусный, не спорю, только рога жесткие, хрустели на зубах. Вздыхает. Просыпаться-то будем?

F. D. открывает глаза и видит над собой черное небо, а на нем словно выложенные алмазами звезды, складывающиеся в непривычные созвездия. С трудом поворачивается набок, видит напротив морду Сирруша, который постукивает по земле когтями как будто в нетерпении. Хрипло: Все? Окончательный приход? Девушку не спас, юношу не спас, погиб смертью глупых.

Сирруш качает головой неодобрительно. Надо бы тебя наказать за дерзкий твой язык, Тепеш, да только ты себя уже сам наказал. И стражу всю порюхал.

F. D. резко поднимается, но Мушхушшу без особого усилия усаживает его назад. Как это «порюхал»? Кто - я?

Сирруш недоверчиво хмыкает: Не приходя в сознание, значит, ты, мальчик, работаешь эффективнее, чем в сознании. Одним бронзовым мечом и одним карандашом всех и порешил. Смешно получилось!

F. D., не веря своим ушам: Ка… Карандашом?

Сирруш важно кивает: Ага. Остро отточенным… пока грифель об чей-то доспех не обломал. Жалко, что мне с тобой нельзя назад во вперед.

F. D. проводит рукой по глазам и шепчет что-то, что Сирруш не понимает.

Сирруш, с интересом: Это ты что сказал? Я вообще-то все языки разумею. Опять, что ли, сам придумал?

F. D., немного смущенно: Этого ты не знаешь. Это непечатная лексика, а печать вы пока еще не изобрели. Вежливо: А если я не умер, можно, я пойду? Мне надо посмотреть, чтó там в гробнице… Может, еще есть время…

Сирруш, с неторопливостью существа, обладающего всем временем во вселенной: Кто тебе сказал, что ты не умер? Хотел же построить зиккурат, принеся себя в жертву. Молодец, мальчик, принес. Собирается назад из кольца и обращается в красивого золотого льва, сиррушство которого выдает только двойной изогнутый рог на голове. Придвигает к себе арфу и начинает играть.

______

* Syaa’ini и Kaayinyoo

Click to view

Дальше: Ход
Оглавление
Раньше: Туман