Константин Симонов. Дорога на Запад
К.Симонов || « Красная звезда» №296, 17 декабря 1941 года
16 декабря после ожесточенных боев наши войска овладели городом Калинин.
Честь и слава доблестным бойцам, командирам и политработникам Калининского фронта! Вперед на врага, товарищи! Уничтожим всех до единого немецких оккупантов!
# Все статьи за 17 декабря 1941 года.
(Михайлов - Епифань - Богородицк)
Старый тракт из Рязани на Михайлов - Епифань - Богородицк. Старинные русские города, названия которых записаны еще в летописях времен татарского нашествия. Древняя, родная русская земля, сердце России.
Русские войска снова идут по этим старым дорогам, изгоняя чужеземцев, опоганивших и испепеливших все, что нами, нашими руками, возведено на этой земле.
Все чаще на дороге попадаются немецкие танки, транспортные машины, грузовики, мотоциклеты, штабные машины, орудия.
Михайлов. Город разбит артиллерией. Ни в одном доме нет стекол. Ясли, городская библиотека, школа - все загажено. На полу валяются обломки обгоревшей мебели, обожженные листы книг. Немцы осквернили город, но сжечь не успели. В жестоком бою стремительным натиском части генерала Голикова обошли город с двух сторон и ночью, в трескучий мороз, пошли на штурм. Немцы не выдержали и бежали после яростного ночного уличного боя. В каждом дворе остались их машины. По улицам рассыпаны пачки документов, задрав к небу стволы, стоят на перекрестках брошенные зенитные орудия. У оврага, на задворках, полузанесенные снегом торчат жерла 8-дюймовок. Немцы даже не успели вынуть замки у большинства орудий. Рядом валяются ящики с неизрасходованными снарядами.
Несмотря на приказ Гудериана, немцы не успели сжечь большинство брошенных ими машин. Иные из них только наспех попорчены, иные совсем целы. Трупы немецких солдат и офицеров валяются вперемежку с разбросанным снаряжением, с кучами ворованных вещей, с расстрелянными гильзами, дневниками, письмами, - великим множеством чужим языком исписанной бумаги.
Еще до сих пор в городе, то в одном, то в другом подвале, вылавливают спрятавшихся немцев. Они пытаются уйти, переодевшись кем угодно - красноармейцем, рабочим, даже женщиной. Они пытаются уйти, но уйти уже некуда. Они могут бежать дорогами и полями на юго-запад 10, 15, 50, 100 километров, - они уже не догонят своих частей, которые катятся все дальше и дальше - на Гремячее, Епифань, Богородицк.
Метель и гололедица. Дорогу беспрерывно заметает, она еле видна. Черными пятнами прямо на дороге, справа и слева от нее виднеются кинутые немцами машины, танки, броневики. Их бросали по разному поводу: потому что они отказались служить, потому что нехватало бензина, потому что они застряли в снегу, потому что испортилась какая-то мелочь, которую некогда исправить, некогда, ибо русские идут по пятам и не дают передышки.
Особенно много брошено транспортных машин, которые возили хваленую немецкую мотопехоту. Можно себе представить, какая волчья грызня шла на этой дороге из-за каждого места, в каждой исправной машине.
Гремячий - широко раскинувшееся вдоль дороги старинное село. У в’езда в него, прямо вдоль домов, целой полосой тянется наспех вырытое немецкое кладбище. Несколько сот березовых крестов с касками, с вкривь и вкось исписанными черной краской железными и деревянными дощечками.
Так они хоронили во время наступления.
Отступая, они уже не успевали ставить этих крестов. Скрюченные трупы валяются по обочинам дорог...
Но довольно о них, о них не стоит говорить! Собаки нашли свою собачью смерть, все правильно. А кресты - эти кресты мы выроем и вышвырнем с дороги вместе с касками, которые повешены на них, вышвырнем потому, что мы уважаем солдата и солдатскую смерть, но у нас нет и не будет уважения к ворам и убийцам, - ни к их воровской смерти, ни к их грязным могилам. Мы их сюда не звали, пусть не рассчитывают ни на пощаду при жизни, ни на память после смерти.
В том же Гремячем односельчане еще не успели похоронить только что снятых с виселиц 15 своих родных и соседей. Эти люди не хотели быть холуями у немцев, они вели себя с достоинством русского человека, и этого было достаточно для того, чтобы немцы их повесили и не давали снять с виселиц их трупы до самого своего ухода.
Город Епифань. Вернее, то, что было городом Епифанью, и то, что будет городом Епифанью. Да, будет, потому что исчезнет с земли вся эта немецкая сволочь, все эти убийцы, мародеры и насильники, а русские города, разрушенные ими, восстанут из праха, как они восставали уже не раз, и будут стоять еще века на тех самых местах, где они уже веками стояли.
Но сейчас Епифани нет. Среди огромного пожарища высятся только несколько остовов полуразрушенных церквей. Темнеет. В полутьме по развалинам еще бегут то здесь, то там низкие языки пламени. Пахнет гарью, - через город почти невозможно проехать. И все-таки вслед за нашими войсками люди пришли на пепелище, они стоят, сжимая кулаки, глядя на развалины города сухими от ненависти глазами. Они возвратились сюда жить и работать и, пока они не построят этого города вновь, они будут работать на этих развалинах. Немцы не могли осилить нас огнем своих орудий, они не остановят нас и пожарами наших городов.
Велик и вынослив русский народ. Велик, вынослив, но в то же время и страшен в гневе. Я проехал по опустошенным дорогам, по выжженным деревням, по местам, где чаша страдания, кажется, перелилась через край, и все-таки я видел мало слез. Когда очень ненавидишь - у тебя мало слез. Когда хочется мстить - не хочется плакать. Когда рядом с пепелищем родного дома видишь труп заклятого врага - не слезы, а ярость подступает к горлу.
Десятый день с жестокими боями идут вперед части генерала Голикова. Алферьево, Серебряные Пруды, Михайлов, Гремячий, Епифань - на некоторых участках наши дивизии за эти десять дней прошли 200 километров. Каждый день - 20 километров отвоеванной, своей, родной, политой кровью русской земли.
За Епифанью немцы вырыли окопы, сделали эскарпы, облили их скаты водой - все напрасно, бойцы ринулись вперед, и окопы были захвачены, эскарпы пройдены, обледенелые скаты взяты штурмом, беспощадным штыковым ударом.
Под Гремячим немцы бросили в бой танки и бронемашины - пехота остановилась, но стойко встретила их удар, отбила и пошла дальше. Рязанские, пензенские крестьяне, тульские и горьковские рабочие, люди, оставившие свои дома и семьи не для того, чтобы отступать перед ненавистным врагом, шли вперед, по бездорожью, по гололедице, сквозь метель и ветер, пробивая себе путь от хаты к хате, от деревни к деревне, от города к городу.
Ночь. Сквозь вьюгу видно, как по всему горизонту полыхают громадные зарева пожаров. Немцы, уходя, жгут, жгут все, что могут, все, что успевают, все, что им попадается под руку.
Мы движемся все дальше по дороге на юго-запад. Теперь уже совсем близко перед глазами громадное зарево пожара - это горит Богородицк.
Короткая остановка в деревне Кондуки. Все сожжено, отсюда немцы ушли только несколько часов тому назад. Пожар еще крутит свои огненные языки над домами. В стороне, на пригорке, четыре дома, нетронутые огнем. Сюда сбились все, кто остался в живых в этой деревне. Обмороженные, голодные, с грудными детьми на руках женщины, двое суток ночевавшие в поле в стогах и сугробах, сквозь разбитые стекла смотрят на догорающие остатки своих жилищ.
Седая старуха с обидой в голосе требует, чтобы мы подождали, пока она сварит картошки.
- Они и картошку-то хотели сжечь, ироды, - говорит она. - Дверь погреба открыли, хотели, чтобы она сгорела, да она, вот, накось, выкуси, не сгорела. Не сгорела, да и все тут, моя картошка. Останьтесь, милые, покушайте, - небось, как и мы, по холоду сколько дней идете. Сейчас я вам стол помою, не садитесь за него, поганый он. Они, как придут, так сейчас лампу зажгут, разденутся и на стол голой задницей, вшей давить. Манька! - кричит она девчонке, - принеси нож, я стол ножом поскребу, а то совсем загадили паршивцы, русскому человеку сесть за него тошно.
После Кондуков - Колодезная. Отсюда немцы ушли еще позже, совсем недавно. Те же обгоревшие трубы, то же пожарище, те же дрожащие от холода, сбившиеся в сараях и среди развалин женщины и дети.
К командиру приводят двух немцев. Их только что поймали за соседними домами. Не успев бежать, отчаявшись спастись, они, в своей поистине волчьей ненависти, решили дожечь то, что не успели сжечь их собратья. Их поймали с горящей соломой в руках.
Разве можно назвать пленными этих убийц и поджигателей, да и вообще, разве применимо к ним какое-нибудь человеческое слово? Пуля в лоб - единственное, чего они заслуживают.
А Богородицк все еще горит. Грохочет артиллерийская канонада. Когда на секунду стихают порывы ветра, слышится частая трескотня пулеметов.
Метель такая, что ничего не видно за три шага. В эту ночь Богородицк должен быть взят. Может, он уже взят, но донесений все еще нет. Генерал Голиков отправляет вперед одного из своих штабных командиров.
Через секунду командир скрывается за метелью. Все сильнее и сильнее доносится артиллерийская канонада. Теперь сплошное зарево заняло весь горизонт, и даже летящий крупными хлопьями снег на фоне его кажется красным.
Утром наши части во главе с полковником Немудровым ворвались в Богородицк. Улицы дымились. То там, то здесь возвышался одинокий, сохранившийся от пожара дом. В одном из этих домов бойцы нашли семерых немецких солдат, полураздетых, напившихся с вечера и продолжавших спать во время боя. Это было бы невозможно в июле, мало вероятно в сентябре и возможно сейчас. Они стоят посиневшие, дрожащие от холода и страха. Они боятся, что их расстреляют. Их не расстреливают, хотя по всей человеческой справедливости они только этого и заслуживают. В подвале одного из сожженных домов только что, вот сейчас, нашли трупы запертых там и заживо сожженных немцами четырнадцати наших взятых в плен красноармейцев.
Два красноармейца ведут по улицам выжженного города семерых немцев. Они ведут их далеко в тыл, через сожженные города и деревни, через разрушенные села. Они поведут их и доведут, потому что таков приказ, но они с удовольствием, не сделав и трех шагов, воткнули бы штык в глотку каждого из этих мерзавцев. Они поведут их через сожженные деревни, мимо женщин, которые будут проклинать немцев и плевать им в глаза, они должны будут защищать их от народного гнева, от стариков, которые готовы повесить их на первом дереве или задушить своими руками. Красноармейцам захочется зайти в избу погреться, но они должны будут взять с собой в избу этих семерых негодяев, которые день или два назад вытащили из этой избы все, что смогли, и повесили на стропилах ее хозяина.
Красноармейцы доведут их, потому что таков приказ, но я не знаю, у кого из нас поднялась бы на конвоиров рука, если бы они не выполнили этого приказа.
Да, их - эту немецкую мерзость - нельзя назвать людьми. Нельзя, и не надо.
* * *
Я лечу обратно на связном самолете Олейникова. Сверху как-то особенно хорошо видны эти сожженные города и деревни, эти провалившиеся крыши и обугленные трубы.
На дорогах валяются немецкие броневики и машины, много броневиков и машин, - и все-таки мало, надо больше, больше, как можно больше, - до последнего.
В придорожных канавах валяются окоченевшие трупы немцев - трупов много, очень много, и все-таки мало, мало, надо больше, как можно больше, - до последнего. // Константин Симонов. ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ, войска генерала Голикова.
________________________________________________
И.Эренбург: Дело совести ("Правда", СССР)**
А.Толстой: Разгневанная Россия ("Известия", СССР)**
************************************************************************************************************
Западный фронт. В войсках генерала Голикова. 1. Танкисты, одни из первых ворвавшиеся в г. Михайлов (справа налево) - командир танка лейтенант С.Мельников, механик-водитель сержант Г.Гуржин и башенный стрелок старший сержант С.Здоровило. 2. Население г. Михайлова радостно встречает своих освободителей.
Снимки специальных фотокорреспондентов «Красной звезды» М.Бернштейна и В.Темина.
★
Над городом Калинин снова реет красное знамя, Остатки разбитых немецких дивизий отступают на запад. Еще решительней двигаться вперед, сильнее бить по немецким войскам!
☆ ☆ ☆
Каждый день возрастает число трофеев, захваченных у врага
ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ. 16 декабря. (По телеграфу от наш. корр.). Войска фронта продолжают преследовать противника, отступившего из районов Ефремова, Измалково и Ливн. Части N соединения за один день освободили еще 11 населенных пунктов.
В одном бою 13 декабря особенно проявил себя пулеметный расчет в составе красноармейцев Петровского, Земцова, Плетнева и Кислитина. Этот расчет истребил 20 немцев. Отлично действовали артиллеристы лейтенанта Богданова, подавившие батарею противника и уничтожившие при этом 35 немцев.
Упорные, кровопролитные бои разгорелись в районе действий частей, где начальником политотдела тов. Уранов. В течение дня ряд населенных пунктов несколько раз переходил из рук в руки. Одна из наших частей в течение двух дней уничтожила до 600 немцев, захватив 3 автомашины, 10 минометов, 4 станковых пулемета и другие трофеи.
Фашистские изуверы продолжают применять возмутительные приемы защиты. Спасая свою подлую шкуру, немчура при отходе заставляет женщин и детей итти в арьергарде, чтобы прикрываться их телами от наших пуль. Так было недавно на участке действий частей тов. Руссиянова. Это усиливает ненависть к врагу. Каждый горит желанием беспощадно уничтожить всех до одного фашистских захватчиков.
Население освобожденных сел и городов радостно встречает Красную Армию. В ряде сел жители, несмотря на сильный вражеский огонь, выходят навстречу нашим частям с красными знаменами, оказывают бойцам всяческую помощь, помогают перевязывать и перевозить раненых красноармейцев.
________________________________________________
И.Эренбург: Твое гнездо ("Красная звезда", СССР)
Гибель деревни Борки* ("Красная звезда", СССР)
Бр.Тур: Колосья в крови* ("Красная звезда", СССР)**
П.Трояновский: Родной дом ("Красная звезда", СССР)
Б.Ямпольский: Русский дом* ("Красная звезда", СССР)**
В.Апресян: Байковое одеяло* ("Красная звезда", СССР)
А.Толстой: Русские люди и немецкая неволя* ("Красная звезда", СССР)**
Газета «Красная Звезда» №296 (5051), 17 декабря 1941 года