Е.Габрилович. На военной тропе

Feb 15, 2017 16:29


Е.Габрилович || « Красная звезда» №281, 29 ноября 1942 года

Наши войска на Центральном фронте перешли в наступление и освободили от немцев свыше 300 населенных пунктов. Противник несет большие потери в живой силе и технике.

Наступление продолжается. Крепче удары по врагу!

# Все статьи за 29 ноября 1942 года.

(От специального корреспондента «Красной звезды»)

Дорога вьется сначала среди кукурузы и виноградников, мимо работающих в поле женщин. Земля здесь тяжелая, каменистая; плуг или борону тянут иногда по восемь, а то и по десять волов. Вдоль дороги - станицы с их белыми и коричневыми хатами, сливовыми и абрикосовыми деревьями.




Чем выше в горы, тем скуднее растительность и меньше сел. Где-то внизу еще сверкают на солнце алые и лимонные краски осенних лесов. Здесь же голо и пусто. Дым высокогорных аулов смешивается с ползущим по склонам туманом. Сакли с плоскими крышами лепятся одна над другой.

Вот, наконец, последний аул, нависший над стремительным обрывом у родника, падающего с такой высоты, что издали вода его кажется стеклянным шнуром, протянутым в расселине скалы. Яркое солнце. Морозно и тихо. Дым от печных труб поднимается к небу прямыми столбами. Крыши и улицы в снегу, дворы завалены снегом.

Здесь кончается дорога и начинается горная тропа. Это военная тропа. Она ведет к месту боев. Вверх по скользкому насту идут мулы и лошади, навьюченные продовольствием и боеприпасами. Сопровождают эти караваны бойцы, именуемые вьюковожатыми. Вьючный мул и вьючная лошадь заменяют всякий иной вид транспорта в этих местах, непроходимых ни для автомашин, ни для повозок. Нагрузка - 100 килограммов на мула, 90 - на лошадь, 60 - на ишака; скорость движения - 4-5 километров в час.

День и ночь в хорошую и плохую погоду движутся по тропе караваны. Вьюковожатые в полушубках, теплых шапках, валенках, с винтовками через плечо погоняют мулов. Тропа идет зигзагами, петлями, а часто и напрямик по крутой горе. Бывают дни, когда совсем не прекращается снегопад. Ветер гонит снег по склонам, заметает тропу. Мулы скользят, падают, их поднимают, и снова идет караван. Часто, особенно в непогоду, впереди каравана шагает проводник. Обычно это горец, пожилой человек. Он шагает не спеша, часто останавливается и пристально вглядывается в снежную мглу, в которой, казалось бы, ничего нельзя разобрать. Потом опять идет вперед.

Сверху, с гор, эвакуируют по той же тропе раненых. Санитары несут их на носилках: четыре санитара на одни носилки. На особенно узких тропах носилки несут два санитара.

На известном расстоянии один от другого устроены на тропе санитарно-перегрузочные и питательные пункты. Иногда это пещера в скале с дверью, обитой войлоком, иногда хижина, иногда утепленный шалаш. Внутри - бак с кипятком, стол, носилки, белый шкафчик с медикаментами, шинами, перевязочным материалом, шприцами и химическими грелками. Здесь подбинтовывают сползшие повязки, кормят раненых, обогревают. Начальник такого пункта - военфельдшер.

Гонимые непогодой, сюда заходят не только раненые: останавливаются идущие вверх и вниз вьючные караваны, приходят связисты, тянущие проволоку по горам, на соседних склонах располагаются биваком подразделения, идущие на позиции или же в тыл на отдых. Путники говорят так: «До Васильева три километра», «Через час будем у Федорова», «За поворотом станет виден Переверзев». Васильев, Федоров, Переверзев - начальники санитарно-питательных пунктов.

Ночь. Ярко горит ввинченная в потолок лампа. Раненых на пункте нет - те, которых, принесли с утра, уже отправлены вниз. За столом несколько человек, заночевавших на пункте: военфельдшер, три связиста, работающие в горах неподалеку, сотрудник полевой почтовой станции, сопровождающий почту на вьюках, и орудийный мастер. Они пьют чай с коржиками и по очереди заводят патефон, стоящий тут же на столе. Патефон играет арии из «Евгения Онегина» и «Пиковой дамы». В печке пылают дрова, куб с кипятком усердно выбрасывает клубы пара. Люди, сидящие за столом, ведут обычный разговор: о метели в горах, о завале возле Крестовой балки, о том, где у кого жена и о доме, о семье. Они вынимают из дальних карманов фотографии жен и детей, чтобы показать их друг другу.

Шум голосов за окном: прибыл снизу вьючный караван, идущий к линии фронта. Он останавливается здесь на короткий срок: ночь лунная, к утру надо быть на месте. На пункт за кипятком заходит только проводник - невысокий, коренастый боец с типичным русским лицом. Зовут его Иван Дмитриевич Сухин, он из Архангельска. Начальник пункта рассказывает нам об этом бойце.

В начале войны Сухин дрался на Западном фронте. Здесь в дни февральских боев его ранили. После выздоровления его направили на Кавказ, где он попал во вьюковожатые. В первый раз в жизни он увидел горы. Хождение по пастушьим тропам было для него столь же необычным делом, как, скажем, вождение автомобиля. Однако он быстро освоился с этой новой военной профессией.

В мирное время Сухин работал лесорубом, привык к жизни в лесах и у себя, на архангельских лесосеках, славился тем, что легко запоминал путь в самых дремучих дебрях. Понемногу приладился он и к горам - будто всю жизнь здесь прожил. Научился ходить горным шагом - не быстрым и не медленным, всегда постоянным, разбираться в трудной книге гор с их буранами, неясными тропами, неистовыми ветрами, внезапными непроглядными туманами. Он любил беседовать с пастухами на ночевках в пастушьих палатках, учился у них распознавать дорогу по звездам, по ручьям, по десяткам признаков, уловимых только пристальными, натренированными глазами.

В общем он стал одним из лучших горных вьюковожатых, этот архангельский лесоруб, никогда не видавший гор. Его назначили проводником.

Однажды, когда Сухин шел высоко в горах, в одиночку, со спешным заданием, на него внезапно накинулось из-за поворота несколько немецких разведчиков, искавших «языка». Сухина опрокинули, скрутили за спину руки и повели. Он шел безмолвно, и взор его был, казалось, безучастен и вял, но он все примечал вокруг, ощупывал глазами каждую петлю тропы, каждый обрыв, каждую скалу.

Быстро спустились горные сумерки. Сухин выбрал нужный момент и со скрученными за спину руками вдруг нырнул с отвесного многометрового откоса. Упал в мягкий снег и погрузился в него. Немцы долго стреляли ему вслед, но нырнуть за ним ни один из них не решился.

Смеркалось. Ночь была темная, безлунная, беззвездная. Начался снегопад. Сухин барахтался в снежном море. Он полз, поднимался, проваливался, падал, снова полз со связанными руками. Он выбрался, наконец, к твердой, выметенной ветром каменистой земле. Куда итти? Где наши, где немцы? Сухин решил дождаться утра. Он пролежал всю ночь ничком на земле, поджав под себя ноги, чтобы согреться, со скрученными мерзнущими руками. Когда рассвело, он определил путь и двинулся дальше. Он шел, карабкался, полз весь день, этот человек со связанными руками. Проваливался в снег, срывался в какие-то ямы, но полз и полз - итти в снегу большей частью было невозможно. Несокрушимая, несгибаемая воля, отточенная долгой и трудной жизнью в лесах, вела его. Мороз жестоко мучил Сухина, потому что он не мог развести даже костра - руки связаны.

Наконец, Сухин обессилел. Он прижался всем телом к отвесной скале, чтобы укрыться от ветра. Потом, отлежавшись, решил сделать еще одну попытку. Поднялся, качнулся, - голова закружилась, - и свалился с кручи. Густой и мягкий снег снова спас бойца. Сухин провалился в него, как в пух, выкарабкался, но уже не мог двигаться дальше. Тогда из последних сил он раскидал вокруг себя снег ногами: в яме теплей было лежать.

Под вечер пастухи-горцы, шедшие по тропе, заметили далеко внизу какую-то странную, необычную воронку в снегу. С трудом пробрались к ней и увидели Сухина. Подобрали, растерли ему тело горным пастушьим способом и привезли на пункт. Дней двадцать пробыл Сухин в госпитале и опять стал водить караваны.

…Проводник уходит с кипятком, и вскоре пускаются в путь его мулы. Люди, оставшиеся на пункте, укладываются спать. Мерно стучат часы, потрескивает прикрученный фитиль лампы. Дежурный сидит за столом и читает письмо, время от времени бормоча какие-то особенно понравившиеся ему строки. // Е.Габрилович. СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ.
________________________________________________
И.Эренбург: Кавказ ("Красная звезда", СССР)
Б.Галин: На Тереке* ("Красная звезда", СССР)

**************************************************************************************************************************************************
Подвиг старшего сержанта Кигурадзе

СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ, 28 ноября. (По телеграфу). Три наших разведчика бесшумно подползли к немецкому дзоту и бросили в амбразуру по гранате. Когда раздались взрывы, старший сержант Кигурадзе, пригнувшись, вскочил в траншею. Навстречу ему бежал немецкий солдат. Кигурадзе, в прошлом любитель-боксер, стукнул немца кулаком по голове, и тот повалился на землю. Схватив «языка», старший сержант передал его стоявшим на верху траншеи красноармейцам Подталюшневу и Крысину, приказав им отходить.

Однако немцы заметили, что наши бойцы тащат пленного, и открыли сильный огонь из всех видов оружия. Осколок мины ударил Кигурадзе в висок. Старший сержант, прижав к груди автомат, медленно опустился на землю и впал в забытье. Он уже не чувствовал, как новые осколки мин впились в его тело.

Немцы убили попавшего в плен своего солдата. Раненые Подталюшнев и Крысин уползли к своим. Тогда два немца подошли к лежавшему Кигурадзе. Но в этот момент старший сержант очнулся. Истекающий кровью, он все же нашел в себе силы, чтобы вскинуть автомат. Выстрелил два раза, и оба фашиста замертво упали неподалеку от него.

Целый десяток немецких солдат накинулся тогда на Кигурадзе. Восьмерых герой сразил очередью из автомата, но патроны кончились, а двое немцев были уже близко. Кигурадзе, превозмогая боль, поднялся во весь рост и, взяв слабеющими руками автомат, ударил им одного фашиста по голове. Разлетелся на куски автомат, зато и череп немца был рассечен надвое. Оставался еще один фашист. Он хотел выстрелить, но Кигурадзе, опередив его, выхватил нож из-за пояса и всадил его в грудь фашисту.

Осмотревшись, старший сержант Кигурадзе увидел, что вокруг валяются только вражеские трупы. Он напряг последние силы и пополз к своим окопам. Когда он вернулся к своим, семь ран оказалось на его теле. Славный советский богатырь вышел победителем из жестокой неравной схватки.



Был лютый мороз...

Был лютый мороз. Молодые солдаты
Любимого друга по полю несли.
Молчали. И долго стучались лопаты
В угрюмое сердце промерзшей земли.
Скажи мне, товарищ... Словами не скажешь,
А были слова - потерял на войне.
Ружейный салют был печален и важен
В холодной, в суровой, в пустой тишине.
Могилу прикрыли, а ночью - в атаку.
Боялись они оглянуться назад.
Но кто там шагает? Друзьями оплакан,
Своих земляков догоняет солдат.
Он вместе с другими бросает гранаты,
А если залягут - он крикнет «ура».
И место ему оставляют солдаты,
Усевшись вокруг золотого костра.
Его не увидеть. Повестку о смерти
Давно получили в далеком краю.
Но разве уступит солдатское сердце
И дружба, рожденная в трудном бою?

Илья ЭРЕНБУРГ.

________________________________________________
Сыны Грузии на войне ("Правда", СССР)
И.Эренбург: В горах Кавказа* ("Красная звезда", СССР)
П.Белявский: От Орджоникидзе до Ейска* ("Известия", СССР)
Е.Габрилович, П.Трояновский: Сражение за Кабарду ("Красная звезда", СССР)

Газета «Красная Звезда» №281 (5345), 29 ноября 1942 года

Илья Эренбург, осень 1942, битва за Кавказ, Е.Габрилович, газета «Красная звезда», ноябрь 1942, 1942

Previous post Next post
Up