Илья Сельвинский. Стихи о войне

Sep 29, 2015 12:20




« Красная звезда», СССР.
« Известия», СССР.
« Правда», СССР.
« Time», США.
« The Times», Великобритания.
« The New York Times», США.




Любовь и фронт

Начну с того, что я нашел цветок.
Голубоглазый. Полный аромата.
Немецких крыльев серая армада,
Подбив меня, уходит на восток.
За ней крупнокалиберная трель
Гремит по траекториям отлогим.
А мой «У-2» тем временем сгорел,
Оставив память по себе ожогом.
Я вышел в поле. Запоздалый страх,
Пыланье пламени на лбу и злоба...
И вот подходит некая особа,
Не знаю точно - врач или сестра.
Я отмахнулся от нее и сел
В неистовом и раз'яренном виде.
(Из-под былинки на меня смотрел
Лазурь-цветок.
И я смотрел.
Не видя).
А девушка? Но я ведь не со зла...
А просто нервы были до предела!




Но девушка спокойно подошла
И предо мной на корточки присела.
Так мило. Так по-детски. Что в ответ
И вы бы мягким поглядели взглядом.
И только тут я заприметил рядом
С ее глазами - голубой жар-цвет.
Я ухватился за его сиянье,
Чтоб избежать другого.
Но глаза...
Их близкий горизонт... Их бирюза...
Я зренье ощущал, как осязанье!
Не помню уж, была ль тогда весна?
Наверное была, раз это было:
Из глаз ее
мне в душу
изобильно
Блаженная текла голубизна.
Она лилась по воспаленным жилам,
Как небо, перелитое в струю -
И мир, опять зачем-то ставший милым,
Ласкает мысль угрюмую мою.
Я знаю, что ничем не заслужил
Вот это право слышать ваше имя;
Что этот праздник упоенных жил,
Глаза, мгновенно ставшие моими,
Что всё это посвящено не мне,
А лишь таким, как я.
Но тем не менье
Без ревности и мыслей об измене
Я грезил в вашем голубом огне.
«О, господи! Как я неприхотлив! -
Подумалось сквозь счастье покаянно: -
Меня об'емлет маленький залив
Совсем, совсем чужого океана».
Совсем чужого?
Но ведь ни она,
Ни я про это слово не сказали.
Ну да, мы просто встретились глазами,
А рядом проросла голубизна.
И всё. И только. Встретились. Не боле.
Но этот, взгляд мы унесем в семью:
Я в жизнь ее вошел своею болью,
Как радостью она вошла в мою.
Но хоть очей высокие лучи
Со мною говорили, как антенна -
Я ничего не сделаю, Отелло:
Твое останется твоим. Молчи.
Я лишь сорву вот этот. Голубой.
И жарко вспомню где-нибудь в походе,
Что как-то в поле я нашел любовь,
Как бирюзовый василек находят.

Илья Сельвинский. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.
29 мая 1943 года, "Красная звезда", СССР.

* * *

Тамань

Когда в кавказском кавполку я вижу казака
На белоногом скакуне гнедого косяка,
В черкеске с красною душой и в каске набекрень,
Который хату до сих пор еще зовет «курень», -
Меня не надо просвещать. Его окликну я:
- Здорово, конный человек, таманская земля!

От Крымской от станицы до Чушки до косы
Я обошел твои, Тамань, усатые овсы,
Я знаю плавней боевых кровавое гнильцо,
Я хату каждую твою могу узнать в лицо.

Бывало с фронта привезешь от казака письмо -
Тебя усадят на тахту под саблею с тесьмой,
И небольшой крестьянский зал в обоях из газет
Портретами фельдфебелей начнет на вас глазеть.
Три самовара закипят, три лампы зажужжат,
Три девушки наперебой вам голову вскружат,
Покуда мать не закричит и, взяв турецкий таз,
Как золотистого коня, не выкупает вас.

Тамань моя, Тамань моя, форпост моей страны!
Я полюбил в тебе уклад батальной старины,
Я полюбил твой ветерок военно-полевой,
Твои железные ручьи и гордый говор твой.
Кавалерийская земля! Тебя не смять никак!
Что есть на свете ближе слов: «свобода» и «казак»?
Чужое знамя над тобой, чужая речь в дому,
Но знает враг, что никогда не сдашься ты ему.

Ветхозаветные дiдки с зеленой бородой,
Идя заложниками в тыл степенной чередой,
Наказывают передать джигитам молодым,
Чтоб мол без дум о стариках громили немцев в дым.
Дивчата статные твои в пальто из полотна
Встречают ночью партизан за клуней у плетня,
Где и луна, и соловьи, и дикий, виноград...
Но говорят не о любви - о мести говорят.

Тамань моя! Тамань моя! Весенней кутерьмой
Не рвется гусь с такой тоской издалека домой,
С какою тянутся к тебе, через огонь и сны
Твои станичные полки, кубанские сыны.
Тамань, Тамань! От их лица тебе я говорю:
Не быть владыкою твоим фашистскому зверью!

Мы отстоим тебя, Тамань, за то, что ты века
Стояла грудью боевой у русского древка;
За то, что где бы ни дралось, развеяв чубовьё,
Всегда мечтает о тебе казачество твое;
За этот дом, за этот сад, за море во дворе,
За этот парус вдалеке, за чаек в ноябре,
За смех казачек молодых, за эти песни их,
За то, что Лермонтов бродил на берегах твоих.

Илья Сельвинский. СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ ФРОНТ.
6 мая 1943 года, "Красная звезда", СССР

* * *

Русская девушка

Если ты
пленился
Россией,
Если хочешь понять до корней
Эту душу, что нет красивей,
Это сердце, что нет верней, -
Не ищи их в ученых книгах
И в преданьях старины,
Приглядись среди пажитей тихих
Только к девушкам этой страны:
Ты увидишь в глазах широких
Синий север высоких широт;
Ты прочтешь в них легенду о сроках,
По которым томился народ.
По разлету крылатых линий
Меховых темнорусых бровей
Ты почуешь порыв соколиный
Неуёмных русских кровей.




А какая упрямая сила
В очертаньях этого рта!
В этой девушке вся Россия,
Вся до родинки разлита.

* * *

Погляди на летящую гривку,
На босые ноги ее,
Когда, сидя верхом на Сивке,
Скачет в галках через жнивье:
Юбка забрана, взвихрены плечи,
Ветер девку целует в лицо,
А она его плетью, плетью,
Золотой обдаваясь пыльцой;
А она возбужденно хохочет
И несется вперед, вперед...
Если изгородь - перескочит,
Если рытвина - махом берет.
Эта девушка на заводе,
У зенитки ли под ольхой,
Под огнем в пулеметном взводе
Всюду будет такой же лихой.
С этой девушкой в мир шагнуть
Взявшись об руки посильней!
В этой девушке наши судьбы,
Всё грядущее наше в ней.

* * *

Эта девушка всем приманка.
Но не дремлет и наша семья!
Нет, не быть тебе полонянкой,
Молодая Россия моя.

Илья Сельвинский. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ
26 марта 1943 года, "Красная звезда", СССР

* * *

Сталинграду

О, вы, штандарты дедовских побед,
России величавая отрада!
Развеяв
Гитлеровский
Бред,
Меж вас пылает знамя Сталинграда.
Огни его горят, как ордена,
Он истинный наследник вашей славы,
В нем ветер, залетевший от Полтавы,
И дым пороховой Бородина.
Бойцы Кавказа! Перед Сталинградом,
Из уваженья к знамени его
Склоните стяг, но только для того,
Чтобы затем они шумели рядом.
Чтобы, себя бессмертием покрыв,
Как Сталинград, мы гнали бы ораву.
Здесь ярости ликующий порыв,
Здесь честь рождает честь, а слава славу.

Илья Сельвинский. ЗАКАВКАЗСКИЙ ФРОНТ. (По телеграфу).
5 февраля 1943 года, "Красная звезда", СССР*

* * *

Вставай, Кубань!

Вставай, Кубань, казачья слава!
Вставай, родимая, быстрей.
На правый бой, на бой кровавый
Скликай своих богатырей!

Враги пришли на эти нивы,
Где травка стелется моя,
Враги плывут водой ревнивой,
Где наша ходит шемая;
Они увозят море хлеба,
Сшибают наших голубей.
Мутят дыханьем наше небо,
Что голубого голубей.




Вставай, Кубань, казачья слава!
Вставай, родимая, быстрей.
На правый бой, на бой кровавый
Скликай своих богатырей!

Ты слышишь - матушка родная
Свои оплакивает дни,
Твоя кубаночка рыдает
Под хохот пьяной солдатни.
Ты видишь - закатились дети
От страха перед немчурой...
Над краем свист германской плети,
Как эхо вьюги за горой.

Вставай, Кубань, казачья слава!
Вставай, родимая, быстрей.
На правый бой, на бой кровавый
Скликай своих богатырей!

С какой надеждой сердце ловит
Красноармейский вольный шаг!
Дончак упрямо просит повод,
И вихря требует тесак.
Душе ль казацкой жить из'яном?
Бери отцовское копье -
Айда, товарищ, к партизанам
Спасать отечество свое.

Вставай, Кубань, казачья слава!
Вставай, родимая, быстрей.
На правый бой, на бой кровавый
Скликай своих богатырей!

Илья Сельвинский. ДЕЙСТВУЮЩАЯ ПАРТИЗАНСКАЯ ЧАСТЬ. (Краснодарский район).
20 января 1943 года, "Красная звезда", СССР*

* * *

РОССИИ

Хохочет, обезумев, конь!
Фугасы хлынули косые...
И снова по уши в огонь
Вплываем мы с тобой, Россия.
Опять судьба из боя в бой
Дымком затянется, как тайна -
Но в час большого испытанья
Мне крикнуть хочется: «Я твой!»

Я твой. Я сын твоей любви!
Детеныш русской Марсельезы!
Твоя волна в моей крови,
В моих костях - твое железо!
Нервинкой каждою скорбя,
Оглохший от бомбометанья,
Люблю тебя! Люблю тебя
До стона и до бормотанья...

Люблю, Россия, твой пейзаж -
В голубизне степные вежи,
Стамухи* белых побережий,
Оранжевый на синем пляж;
И стариковские дубы,
И девичьи твои березки,
Полей смиренные бороздки,
Кавказ, под'ятый на дыбы.

Люблю, Россия, птиц твоих -
Грачей, разумных, как крестьяне;
Под небом сокола стоянье
В размахе крыльев боевых;
И писк луня среди жнивья
В очарованьи лунной ночи,
И на невероятной ноте
Самоубийство соловья.

Люблю твое речное дно
В ершах и раках и русалках;
Моря, где в горизонтах валких
Едва меж волнами видно
Рыбачье судно ладит парус,
И прямо в небо из воды
Дредноут в космах бороды
Выносит театральный ярус.

Ну, а красавицы твои?
А женщины твои, Россия?
Какая молния взрастила
Казачью удаль их любви!
О, их любовь - не полубыт,
Всегда событье! Вечно мета!
Клянусь вам - за одно за это
Россию стоит полюбить!

Люблю великий русский стих,
Еще непонятый, однако,
И всех учителей своих
От Пушкина до Пастернака.
Для дураков они - руда,
Но умных одаряют вдвое -
Недаром «русское» всегда
Звучало в них, как «мировое».

Люблю тебя, родимый край,
За то, что, даже и упав ты
Или пируя через край,
Не притупишь исканья правды!
За то, что ты - святая гать,
Идущая через трясину;
За то, что воспринять Россию -
Не человечество ль принять?

Какие ж трусы и врали
О нашей гибели судачат?
Убить Россию это значит
Отнять надежду у Земли!
Пускай рыданья и гроба
Чернят простор моей отчизны -
Бессмертно трепетанье жизни!
Зовуща
русская
труба!

*) Льды.

Илья Сельвинский. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.
15 июля 1942 года, "Красная звезда", СССР.

* * *

СЕВАСТОПОЛЬ-БАЛАКЛАВА

Как девушка, что ранена в бою,
Но не сдает позицию свою,
Военною овеянная славой,
Прильнувшая к заветному курку,
Стреляет золотая Балаклава
Из снайперской винтовки по врагу.
О, ей к лицу голубоватый мех
Порохового дыма. Ведь недаром
В боях руководит ее ударом
Тот юноша, который ближе всех,
Который с ней, как с тополицей тополь,-
Лихой, веселый, грозный Севастополь.
Любимые, родные города.
Вас только двое на просторах Крыма»,
Но вы сражаетесь неукротимо,
И вами наша родина горда.
И гвардия, рубясь в огне и дыме,
Как знамя, подымает ваше имя.
Нет пары обаятельней, чем вы.
По всём краям, по всем раздольям мира
Вы стали, как трагедия Шекспира,
Эмблемою отваги и любви -
И молодость клянется величаво
Дружить, как Севастополь с Балаклавой.
Так пусть же эта песня долетит
До ваших губ, и боевою службой
В огне оберегает вашу дружбу,
Как вашу силу - орудийный щит.
Держитесь гордо. Никогда Россия
У недруга пощады не просила.

Илья Сельвинский. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.
17 июня 1942 года, "Красная звезда", СССР.

* * *

БАЛЛАДА О ТАНКЕ KB
Посвящается героическому экипажу тт. Тимофееву, Останину, Горбунову, Чернышеву и Черкову, пробывшим 17 дней в осажденном танке.

По куполу танка ударил снаряд.
Сквозь щели врывается дым и газ,
Волосы у ребят горят,
От гари - слезы из глаз.
А танк, развив наступательный пыл,
Со-слепу в мину вступил.
И вот поднимается дымный клуб...
Танк оседает, толчки коротки.
Гребень трака зарылся вглубь,
Кружили впустую катки -
И танк, одною правой гребя,
Вертелся вокруг себя.
А между тем наш удар отбит.
Пехота опять залегла в траве.
И вот начинается странный быт
У танка марки «К.В»:
Вдруг оборвав огневой заслон,
Мертвым прикинулся он.
Мины его обдавали днем,
Прямой наводкой била картечь.
Ночью бутылки метали по нем,
Пытаясь его зажечь.
Когда-то была его страшная сталь
Окрашена цехом под зелень и дым.
Теперь же, купаясь в пулях, он стал
Серебряно-седым
И по утрам исчезал, как во сне,
Тая в голубизне.
И лишь орудийная маска его,
Засалив свирепые скулы свои,
Глядела, как негр, - но не мертво,
А предрекая бои!
Так подымался в таинственный ранг
Привидение-танк.
Но дни проходили, а танк был нем.
Он стал, как этот пейзаж, знаком.
К чему же тогда его жечь? Зачем?
Не лучше ли взять целиком?
Когда регименты* пройдут вперед,
Сапер его отопрет.
И мертвый танк пощажен огнем.
Много ль таких валяется глыб?
А если, кто и остался в нем,
Конечно, давно погиб.
И давши фото в газетке своей,
Враги подписали: «Трофей»!
Однако в «трофее» кипела жизнь...
Окопы наладили радиосвязь:
Сипел микрофон: «Ребята, держись,
Выручим вас!»
Для них лилось Эренбурга перо
И сводки Информбюро.
В отеках, в одышке плывя, как воск,
До хрящика теснотой измят.
Одною заботой советских войск
Жил броневой каземат;
Но дни эти были для всех пятерых
Лучшими в жизни их!
Когда ты брошен самой судьбой
Туда, где дымит боевая тропа,
И вся страна следит за тобой,
Подвига ждет от тебя -
Каких садов, какой соловей
Слаще муки твоей?
Был труден мужской железный уют.
Но страх и грусть не проникнут к ним:
По четным - они шепотком поют,
Бреются - по выходным;
И каждую ночь, приоткрывши люк,
Вдыхают весенний луг.
Прошло уже более двух недель:
Весь день ребят клонило ко сну.
Но чистят они орудийный тоннель
И смазывают казну.
И вдруг одна из германских колонн
Вышла под их заслон.
Танк безжизнен.
Вокруг - ни следа.
Он мертв. Ползите! Ну-ну - бодрей!
Ведь вот в яйцевидных оплывах литья,
Изрытых огнем батарей,
Спокойно гниет дождевая вода.
Щуры** слетают сюда...
Итак, деревню взять на прицел!
Баварский взвод, внимание... так...
И вдруг в тиши - услыхал офицер,
Как засмеялся танк.
И чуть ли не маска, влитая в бронь,
Тихо сказала: «Огонь!»

*) Регимент - по-немецки полк.
**) Щуры - ласточки.

Илья Сельвинский. КРЫМ
21 апреля 1942 года, "Красная звезда", СССР.

* * *

Я это видел

Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел! Своими глазами!
Понимаете? Видел. Сам.
Вот тут - дорога. А там вон взгорье.
Меж ними - вот этот ров.
Из этого рва поднимается горе,
Горе без берегов.
Нет! Об этом нельзя словами -
Тут надо кричать! Рыдать!
Семь тысяч расстрелянных в волчьей яме,
Заржавленной, как руда.
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько!
Может быть, партизаны? Нет. -
Вот лежит лопоухий Колька -
Ему одиннадцать лет.
Тут вся родня его... Хутор «Веселый»...
Весь «Самострой» - 120 дворов...
Милые... Страшные... Как новоселы,
Их тела заселили ров.




Лежат. Сидят. Сползают на бруствер.
У каждого жест. Удивительно свой!
Зима в мертвеце заморозила чувство,
С которым смерть принимал живой.
И трупы бредят, грозят, ненавидят...
Как митинг, шумит мертвая тишь!
В каком бы их ни свалило виде -
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»
Парень. Вернее - не парень, а лапти
Да нижняя челюсть. Но зубы - во!
Он ухмыляется: ладно, грабьте.
Расстреливайте - ничего!
Сами себя вызволяли из дыр ведь -
Перенесем и вашу грозу...
Все пропадет - но клыков не вырвать:
Перегрызу!
Рядом - истерзанная еврейка.
При ней - детеныш. Совсем, как во сне.
С какой заботой детская шейка
Повязана маминым серым кашне!
О, материнская древняя сила!
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы -
Мать от простуды спасала дитя...
Но даже и смерть для них не разлука:
Не властны теперь над ними враги -
И рыжая струйка из детского уха
Стекает, в горсть материнской руки.
Как больно об этом писать...




Как жутко...
Но надо. Надо! Пиши!
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Ты вымерял низость тевтонской души!
И ты осознал во всей ее фальши
«Сентиментальность» немецких гроз -
Так пусть же сквозь их голубые вальсы
Торчит материнская эта горсть!
Заклейми! Ты стоял над бойней!
Ты за руку их поймал - уличи!
Ты видишь, как пулею бронебойной
Дробили нас палачи -
Так загреми же, как Дант! Как Овидий!
Если все это сам ты видел -
И не сошел с ума!
Но молча стою я над мрачной могилой.
Что слова? Истлели слова.
Было время - писал я о милой,
О чмоканьи соловья...
Казалось бы - что в этой теме такого!
Правда? А между тем
Попробуй, найди настоящее слово
Даже для этих тем.
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки!
Но струны... Глуше вареных вязиг.
Нет! Для этой чудовищной муки
Не создан еще язык.
Для этого нужно созвать бы вече
Из всех племен от древка до древка
И взять от каждого - все человечье,
Все, оплаканное за века,
И если бы каждое в этом хоре
Дало бы по слову, близкому всем -
То уж великое русское горе
Добавило целых семь!
Да нет такого еще языка...
Но верьте, трупы, в живых и здоровых!
Пусть окровавленный ваш закат
Не смог я оплакать в неслыханных строфах,
Но есть у нас и такая речь,
Которая всяких слов горячее,
Картавая сыплет ее картечь,
Гаркает ею гортань батареи.
Вы слышите грохот на рубежах?
Она отомстит! Бледнеют громилы!
Но некуда будет им убежать
От своей кровавой могилы.
Ров... Поэмой ли скажешь о нем?
Семь тысяч трупов!.. Евреи... Славяне...
Да! Об этом - нельзя словами.
Огнем! Только огнем!

Илья Сельвинский. КЕРЧЬ. (По телеграфу).
27 февраля 1942 года, "Красная звезда", СССР

* * *

Баллада о ленинизме

В скверике, на море,
Там, где вокзал,
Бронзой на мраморе
Ленин стоял.

Был он средь жителей
Этих долин
Самый общительный
Гражданин.

Вытянув правую
Руку вперед,
Вел он со славою
Здешний народ.

Даже неграмотных,
Темных людей
Звал этот памятник
К высям идей.

Массы, идущие
К свету из тьмы,
Знали: «Грядущее
Это - мы».

Помнится - сизое
Утро в пыли,
Вражьи дивизии
С моря пришли.

Черепом мечена,
Как сама смерть.
Видит неметчина
В скверике - медь.

Ловко сработано!
Кто ж это тут?
Ленин.
Ах вот оно...
Гут.

Дико из цоколя
Высится шест,
Грохнулся около
Ленинский жест.

Кони хвостатые
Взяли в карьер.
Нет статуи,
Гол сквер.

Кончено. Свержено.
Далее - в круг
Введен задержанный
Политрук.

Был он молоденький.
Смотрит мертво.
Штатский в котике
Выдал его.

Люди заохали
(«Эх, маята...»).
Вот он на цоколе
Подле шеста.

Вот ему на плечи
Брошен канат.
Мыльные каплищи
Петлю кропят.

Пусть качается
На шесте,
Пусть он отчается
В красной звезде.

Всплачется, взмолится,
Хоть на момент,
Здесь, у околицы,
Где монумент.

Так, чтобы жители,
Ждущие тут.
Поняли, видели
«Ауф...
Гут». -

Белым, как облако,
Стал политрук.
Мертвенным обликом
Страшен - но вдруг
Он над оравою
Вражеских рот
Вытянул правую
Руку вперед.

И, как явление,
Бронзе вослед
Вырос Ленина
Силуэт.

Этим движением
От плеча.
Милым видением
Ильича,
Смертник молоденький
В этот миг
Кровною родинкой
К душам приник.

Будто о собственном
Сыне - навзрыд
Бухтою об стену
Море гремит.

Плачет, волнуется
Воет народ:
Площадь, улица,
Пляж,
Пароход.

Мигом у цоколя
Каски сверк,
Вот его, сокола,
Вздернули вверх;

Вот у сонного
Очи зашлись...
Все же ладонь его
Тянется ввысь.

Бронзовой лептою
На зло зверью.
Ясною, крепкою
Верой в зарю.

Так над селением
Взмыла рука
Ставшего Лениным
Политрука.

Илья Сельвинский. КЕРЧЬ.
13 февраля 1942 года, "Красная звезда", СССР.

________________________________________________________________________________________
Константин Симонов. Стихи о войне (Спецархив)
Алексей Сурков. Стихи о войне (Спецархив)
Семен Кирсанов. Стихи о войне (Спецархив)
Илья Эренбург. Стихи о войне (Спецархив)
Иосиф Уткин. Стихи о войне (Спецархив)
Демьян Бедный. Стихи о войне (Спецархив)
Самуил Маршак. Стихи о войне (Спецархив)
Михаил Исаковский. Стихи о войне (Спецархив)
Александр Твардовский. Стихи о войне (Спецархив)
Василий Лебедев-Кумач. Стихи о войне (Спецархив)

1943, спецархив, 1941, газета «Красная звезда», 1942, стихи о войне, Илья Сельвинский

Previous post Next post
Up