Илья Эренбург. СС и их собаки
И.Эренбург || « Красная звезда» №229, 28 сентября 1941 года
Основа обороны каждого полка и соединения - неутомимая активность. Нельзя дожидаться того момента, когда враг ударит и оттеснит назад. Смелыми контратаками нужно прощупывать слабые места неприятеля, улучшать свои позиции и вместе с тем закалять воинов для подготовки их к наступлению.
# Все статьи за 28 сентября 1941 года.
Командующий 1-й горнострелковой дивизией германской армии генерал Кюблер опубликовал следующий приказ:
«3 августа 1941. Приказ по дивизии.
Неоднократно я был свидетелем следующей картины:
Закрытая легковая машина обгоняет войска. Рядом с шофером сидит офицер, в большинстве случаев не боевых частей, часто с собакой на коленях.
В кузове лежат в беспорядке чемоданы, покрытые трофейным матрацом, из которого торчат бутылки вина и т.п. добро.
Собаки:
Главным командованием было категорически запрещено брать с собой собак. Исключение сделано только в отношении ценных охотничьих собак. Приказываю впредь при провозе собак иметь удостоверение о том, что данная собака является действительно «ценной охотничьей».
Автомобили:
Придерживаться скорости, соответствующей состоянию дорог, и не перегружать машины».
Итак генерал Кюблер озабочен главным образом вопросом о породистости краденых собак: красть дворняжек запрещается. Как известно, СС должны иметь родословную, начиная с 1800 года. Едет породистый СС. Позади у него матрац и бутылки с водкой. На коленях трофейная сука. И у СС и у суки удостоверения - оба породистые.
Хороша армия - «трофейных» кобелей и трофейных матрацов! Скоро генерал Кюблер потребует, чтобы на краденых подстаканниках и портсигарах была бы проба - запрещается красть вещи не ценные.
Можно, прочитав приказ генерала Кюблера, усмехнуться. Но не смешно. Злоба берет, что эти выродки катаются по нашей земле. Прежде было много способов служить человечеству: открыть звезду, исследовать полюс, найти сыворотку. Теперь есть один путь. Освободить от фашистов деревню или город - это значит оказать величайшее благодеяние всему человечеству. // Илья Эренбург.
************************************************************************************************************
Активная оборона наших частей изматывает фашистов. Постоянно держи в напряжении врага, наноси ему удар за ударом!
☆ ☆ ☆
«Уманьская яма»
Рассказ старшего политрука С.Езерского, вырвавшегося из фашистского плена
Попав в руки немцев после ранения в бою, я был брошен в концентрационный лагерь близ местечка Голованевское. Здесь я находился около трех недель, испытав вместе с другими заключенными, жителями оккупированных районов и пленными, все мыслимые и немыслимые человеческие муки. Гитлеровцы изощряются в издевательствах над советскими людьми, как только могут.
В течение первых четырех дней нам не давали ни пить, ни есть. Только на пятый день нам принесли по две столовых ложки вонючего варева из концентратов, облитых керосином. Народ стал пухнуть и умирать от этой гадости, по 30-40 человек умирали ежедневно.
Никакой медицинской помощи нам не оказывали, люди гнили заживо. Раненые счищали червей с ран ложками. Так, в жутких мучениях умерли зенитчик политрук Ткаченко и мой сосед красноармеец Афанасьев. Находившаяся среди нас медсестра Нина Фастовец попросила у коменданта лагеря несколько бинтов, чтобы перевязать раненых, за это ее тут же избили палками до потери сознания. Гражданский врач, старик, заключенный вместе с нами, фамилии которого я не помню, пытался чем мог помочь раненым. Узнав об этом, комендант вызвал его во двор и стал избивать палкой.
- Танцуй, рус, - приказал комендант, избивая 62-летнего врача. Старик не хотел этого делать, и избиение усилилось. В конце концов он не выдержал и под ударами начал танцовать. После этого его заставили стоять весь день, не двигаясь, на солнцепеке.
Население местечка Голованевское старалось помочь нам. Через проволочные заграждения нам бросали мед, фрукты, но все это забирали немцы.
В самых невозможных условиях советские люди сохраняли свое достоинство, заботились друг о друге. Из своего белья мы сделали бинты, которыми ночью, украдкой от фашистов, начали перевязывать раненых.
Через девятнадцать дней меня повели в другой лагерь. Я в последний раз оглянулся, прощаясь с товарищами, и увидел вокруг много могильных холмиков. Не много нас уцелело, в каждой могиле лежало 12-15 трупов советских людей, замученных здесь фашистскими палачами.
Колонну в новый лагерь гнали безостановочно, отстающих конвоиры расстреливали на месте. По дороге фашисты придумали для себя кровавую потеху: в то время, как один приказывал строиться по четыре, другой командовал строиться по шесть, естественно, что из-за этого начиналась толчея, а за «невыполнение» приказа мерзавцы немедленно пускали в ход автоматы. Так в течение суточного перехода к Умани было зверски убито 64 наших товарища.
В Умани оказался еще более страшный концентрационный лагерь. Этот лагерь известен во всех захваченных районах Украины под названием «Уманьской ямы». Нас загнали в огромный глиняный карьер диаметром около трехсот метров. Отвесные стены этого карьера высотой по пятнадцати метров охранялись усиленным конвоем, открывавшим беспорядочную стрельбу из автоматов при малейшем движении в яме.
Здесь находилось несколько тысяч заключенных, из пленных красноармейцев и гражданского населения, много железнодорожников из-под Аккермана. Управляли нами по радио. Каждое утро репродуктор выкрикивал приказ одной группе строиться у стены номер один, другим - у стены номер два, номер три и четыре. Стена номер два часто означала смерть, около нее расстреливались без всякого повода все, не понравившиеся чем-либо охране.
Голодали мы здесь еще больше, чем в Голованевском. Умерших от голода хоронили тут же в яме, мертвых было так много, что мы не успевали их закапывать, да и закапывать было нечем. Для того, чтобы как-нибудь согреться, некоторые из нас руками вырыли в стене норы, стена обвалилась и похоронила под собой 36 человек.
Однажды фашисты затеяли своеобразный спектакль. Голодным людям кинули вниз раненую лошадь. Когда мы ее стали резать, наверху появился фотограф, который запечатлел это на пленке. Очевидно, таким путем создавалась очередная немецкая фальшивка, извращающая какие-то факты.
У лошади собралось слишком много людей, фотограф был недоволен кадром, но автоматчик помог ему и убил несколько человек.
В этот же день тот же фотограф инсценировал в яме «гитлеровское милосердие». Среди нас находился старший лейтенант Новиков, он имел одиннадцать ран. Новиков был совершенно раздет, фашисты перед об'ективом аппарата перевязали ему раны и одели в чистую рубашку. Однако как только фотограф закончил свою работу, эту рубашку отняли у Новикова, сорвали с его ран все повязки и зверски избили.
Была у фашистов еще одна излюбленная забава - спускать в яму собак и натравливать их на нас. Не одному человеку перегрызли они руки и ноги. Практиковалась и такая пытка: раненого клали на землю и вливали в него через лейку ведро воды. В Уманьской яме я находился всего несколько дней, но пережитого здесь никогда не забуду.
Из Умани меня погнали в Винницу, в лагерь номер 183. Однако по дороге я должен был перенести еще одно испытание. В пересыльном пункте у Гайсино было то же, что и в первых двух лагерях, только вместо палок палачи применяли резиновые дубинки.
В Гайсине мне удалось бежать. Когда в ближайшем селе я рассказал крестьянам, что вырвался из Уманьской ямы, на меня смотрели, как на воскресшего мертвеца. Крестьяне отнеслись ко мне исключительно сердечно, переодели, накормили, указали дорогу.
Двигаясь дальше по земле, захваченной гитлеровскими бандитами, я всюду видел ту же жуткую картину издевательств и мучений, которым подвергают немцы советских людей. В Маньковском и Монастырищенском районах, которые я проходил, изверги-фашисты расстреляли всех активистов. В Белой Церкви я видел разграбленные квартиры, мать с ребенком на руках, заколотых вместе, кровь и трупы беззащитных стариков, женщин, детей.
В селе Каменичи я видел обуглившийся труп женщины: ее заживо сожгли за то, что муж ее в Красной армии. В селе Сосницы висел труп председателя колхоза. Его убили много дней назад, но труп запретили снимать. В Иванькове я видел старуху, убитую немцами за то, что, когда они стали рвать в ее саду груши, она пыталась остановить их.
Свыше полутора месяцев был я в лапах у немцев и каждый день снова и снова думал о том, что фашистский плен - хуже смерти. Прежде я бы просто не поверил, что возможны такие зверства, какие творят немцы над советскими людьми. Но теперь я видел это собственными глазами, на себе испытал эту муку. До сих пор мои раны не зажили. Но сейчас я окружен товарищами, я - у своих, обо мне заботятся, и силы мои мало-помалу восстанавливаются.
Сейчас мне хочется только одного, - чтобы поскорее зажили мои раны! Тогда я сполна рассчитаюсь за все с фашистскими негодяями. Я буду мстить им за кровь и страдания наших людей до тех пор, пока бьется мое сердце, я буду истреблять их беспощадно, как бешеных псов, как самых чудовищных гадин, какие есть только на земле.
____________________________________________
Фашистский лагерь смерти в Бергене ("Красная звезда", СССР)*
Кровавые преступления гитлеровских палачей** ("Красная звезда", СССР)
************************************************************************************************************
Действующая армия. Бронепоезд на защите подступов к Ленинграду.
Фото специального фотокорреспондента «Красной звезды» М.Бернштейна.
************************************************************************************************************
Летчики штурмовой и истребительной авиации! Смело атакуйте фашистских стервятников, поливайте свинцом наземные части врага. Не давайте житья гитлеровской орде!
☆ ☆ ☆
Разоблаченная шпионка
В штаб полка была на-днях доставлена плохо одетая женщина. На вид ей можно было дать лет 28-30. Голову она как-то странно склоняла набок, глаза постоянно опускала вниз и вообще всем своим внешним видом как-будто старалась вызвать к себе жалость.
Задержали ее наши патрули ночью, когда она перешла к нам с противоположного берега, где были немцы. По ее словам, она бежала оттуда, захватив в узел несколько платьев. Сейчас, находясь в штабе, она громко жаловалась на немцев, проклинала их и плакала от радости, что, наконец, очутилась «среди своих».
Бойцы отнеслись к ней с явным участием и перед отправлением в штаб заботливо накормили ее. Красноармеец нес до штаба ее узел с вещами. А многие даже жалели, что, согласно приказу, обязательно нужно доставить женщину в штаб и нельзя отпустить ее прямо к родным, которые, как она утверждала, живут «тут же, совсем близко».
В штабе прежде всего обратили внимание на узел. В нем были как будто простые домашние вещи и вместе с тем не те вещи, какие обычно может взять с собой женщина, собравшаяся в далекий путь. Похоже было на то, что ей нужно было главным образом тащить с собой узел, а что в нем такое, ее не интересовало. Женщина с узлом больше походит на беженку и может произвести более жалостливое и внушающее доверие впечатление.
- Как вы сюда перебрались? - спросили ее в штабе.
- Я перешла по мосту, он ведь не совсем взорван, а только опустился в воду.
Об'яснение это показалось правдивым.
- Ну, а как же вы прошли мимо немецких часовых?
- Их у моста не было.
Это уже была неправда. Днем разведчики наблюдали в бинокль стоявший у моста немецкий патруль. Нелепо было бы предположить, что немцы убрали часовых на ночь.
- Где же стояли немецкие часовые?
- Наверху, у спуска.
- Если так, то они не могли ведь вас не заметить!
- Они заметили и даже окликнули меня. Я побежала. Они выстрелили мне вдогонку, но я спряталась внизу, а потом мне удалось перейти мост.
Это тоже была неправда. Наша разведка, находившаяся у моста, в течение всей ночи не слышала ни одного выстрела.
Допрос продолжался три часа. Внушавшую подозрение женщину разоблачали шаг за шагом, последовательно и неумолимо. Признавалась она не сразу, неоднократно делала попытки путать, вилять, замести следы и направлять допрос по ложному пути.
Первый вариант вынужденного признания выглядел так: немецкий офицер остановил ее у колодца. Пригрозив револьвером, он приказал ей перейти на тот берег и узнать, где расположены наши войска.
В ходе допроса офицер быстро превратился уже в двух офицеров, встреча у колодца стала свиданием в немецкой комендатуре, а угроза револьвером - обещанием пяти тысяч рублей.
Появился также пропуск, выданный немцами для обратного перехода, а также человек, который помог немцам завербовать шпионку.
Прошло три часа, и вся история была, как на ладони. Она столь поучительна во всей своей гнусности, что о ней стоит рассказать в назидание тем, кто иногда бывает настроен слишком благодушно и излишне доверчиво.
Анна Ивановна Петрова, 27 лет, дочь очень богатого кулака из Приднепровья. В 1929 году рухнуло кулацкое благополучие. Анна Ивановна пыталась скрыть свое происхождение и как-нибудь пристроиться на месте.
В 1932 году она познакомилась с бежавшим из ссылки сыном крупного кулака, которого она называет сейчас Костюковым. Знакомство перешло в длительную связь, питаемую общей ненавистью к советскому народу и общими сожалениями об утерянном благополучии. За это время Костюков часто отлучался. Ему даже удалось обманным путем пролезть во флот, где он прослужил 4 года. В первые же дни войны Костюков исчез.
Немцы вошли в город, где жила Анна Ивановна, в 3 часа дня. А уже в шесть часов к ней на квартиру постучался Костюков. Постучался громко, по-хозяйски Они встретились. Оказалось, что Костюков при первой же возможности пробрался к немцам и, двигаясь вместе с ними, пытался, где только можно, отыскивать старые связи и вербовать шпионов. Он тут же завязал беседу с Анной Ивановной и предложил ей «кое в чем помочь немцам», которые за это «могут хорошо отблагодарить».
Вечером следующего дня Костюков пришел снова. На этот раз уже с двумя немецкими офицерами. Выпивка сопровождалась длинным разговором, который велся на ломаном русско-немецком языке. Костюков демонстрировал «товар лицом». Немцы смотрели на Анну Ивановну, хлопали ее по плечу и что-то одобрительно говорили. Когда «хозяева» уехали, Костюков сказал, что он рекомендовал им Анну Ивановну, как свою помощницу. Ей знакомы все здешние места, и она должна поэтому перейти на тот берег, чтобы кое-что узнать для немцев. Костюков не преминул обещать ей немалое вознаграждение.
- Сколько? - деловито спросила готовая к услугам Анна Ивановна.
- Пять тысяч, - ответил Костюков.
Сумма эта пришлась ей по вкусу и показалась достаточной ценой за предательство. Всю ночь они обсуждали план перехода, а утром отправились вдвоем в немецкую комендатуру.
Полчаса просидела Анна Ивановна в приемной. В это время Костюков вел какие-то разговоры в кабинете. Затем туда вызвали и ее. Она вошла. Офицер, плохо говоривший по-русски, протянул ей пропуск на право беспрепятственного прохода по мосту мимо немецких постов и столь же беспрепятственного возвращения. В разговоре он два-три раза повторил по-русски притягательную для Анны Ивановны цифру - «пять тысяч рублей».
Остальное ей подробно раз'яснил Костюков. Она должна ночью перейти через полузатонувший мост, дойти до передовых советских частей, выдать себя за беженку, несколько дней пробыть в этом районе, высмотреть, где расположены войска и, главное, - есть ли места, свободные для прохода танков, и вернуться обратно с подробными данными. После возвращения она получит обещанное вознаграждение.
Из комендатуры они вышли вдвоем с Костюковым. Зашла к себе на квартиру, наспех и почти не глядя на то, что берет, связала первые попавшиеся вещи в узел и затем, когда стало темно, пошла к мосту. Ее остановили немецкие часовые, но она пред'явила полученный в комендатуре пропуск, и они сразу разрешили ей пройти.
Дальнейшее известно. Шпионка была разоблачена. Вначале она упорно прикидывалась простой, неграмотной, темной, ничего не понимающей женщиной, но когда ее вывели на чистую воду и приперли к стенке, пришлось во всем сознаться, подробно рассказать историю с Костюковым и даже отчетливо назвать себя шпионкой.
История эта во многом поучительна и заслуживает внимания. Немецко-фашистская разведка, не брезгуя никакими методами, весьма интересуется и «Костюковыми» и «Аннами Ивановнами». Она вербует свою агентуру среди остатков разгромленных капиталистических классов, среди человеческих отбросов, преступных, алчных, готовых на любое предательство. Такие шпионы часто неопытны и легко поддаются разоблачению. Но они опасны в тех случаях, когда бдительность ослаблена, когда к первому встречному относятся с излишней доверчивостью и сразу принимают его за своего. // Константин Симонов. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.
______________________________________________
Немецко-фашистский шпионаж* ("Красная звезда", СССР)
Уничтожать шпионов и диверсантов!* ("Правда", СССР)
************************************************************************************************************
Действующая армия. Казаки группы генерал-майора Доватора выдвигаются на новый огневой рубеж.
************************************************************************************************************
От Советского Информбюро*
# Сводка Совинформбюро за 27 сентября 1941 года
На территорию, занятую Красной Армией, перешла группа жителей г. Черкассы, захваченного немецкими войсками. Вырвавшиеся из фашистского ада советские граждане рассказывают о невероятных зверствах, чинимых фашистами в городе и его окрестностях. Старый рабочий сахарорафинадного завода И.И.Гринько был свидетелем расправы немцев над пятью рабочими завода им. Фрунзе. Офицер из гестапо долго пытал рабочих с целью выведать у них место, где спрятаны заводские машины. «Я видел, как во дворе дома, где агенты гестапо устроили свою канцелярию, горели костры у ног рабочих, подвешенных за руки к деревьям. Фашисты поджаривали рабочих на огне, кололи их раскаленными прутьями. Не получив ответа, офицер приказал солдатам зарубить несчастных тесаками».
Шофер санатория для туберкулезных больных Г.В.Шпунтов и медицинская сестра этого санатория В.И.Ломанова рассказывают о диких сценах, происшедших в санатории. «В санатории к приходу немцев оставалось восемь тяжело больных. Всех их немецкий отряд, прибывший в санаторий, переколол штыками, а трупы бросил в Днепр».
★
В захваченных немцами районах Витебской области партизанские отряды добились серьезных успехов. Партизаны пользуются широкой поддержкой населения, оставшегося в оккупированных городах и селах. Жители немедленно сообщают партизанским разведчикам о всех передвижениях германских войск, транспортов и автоколонн. Недавно командиру партизанского отряда тов. Г. крестьяне сообщили, что немцы восстановили автотракторную мастерскую в совхозе и свозят туда поврежденные танки и автомашины для ремонта. Партизаны ночью напали на совхоз, перебили более 20 фашистских солдат и техников, взорвали помещение мастерской и сожгли 24 автомашины и 7 танков.
Старик крестьянин П. сообщил командиру партизанского отряда, что в их деревню приехали фашистские штурмовики. Вечером немцы согнали на площадь всех женщин и отобрали 20 молодых девушек. Офицер заявил, что они будут отданы в публичные дома для солдат. На утро фашисты посадили девушек в грузовые машины и увезли из деревни. В десяти километрах от деревни автомашина остановилась перед большим завалом из бревен и камней, преграждавшим лесную дорогу. Когда немцы занялись разборкой завала, партизаны выскочили из засады и перебили офицеров и солдат. Все девушки были освобождены.
По сведениям, полученным от партизанских отрядов и групп только из двух районов Витебской области, за сентябрь месяц партизаны уничтожили более 200 немецких солдат и офицеров, несколько танков, бронемашин и более 40 автомобилей. Захвачено и взорвано 7 обозов с боеприпасами. Взорвано или подожжено 13 цистерн с горючим и 11 мостов.
★
В числе документов, захваченных нашими частями на Западном направлении фронта, обнаружен дневник немецкого военного священника Эриха Никеля. Автор не лишен наблюдательности. Приводим некоторые выдержки из дневника.
«27 февраля. Прибыл в Намюр. Вечером беседа с лейтенантом Райсс о проблеме актуализации проповедей.
28 февраля. Как бесполезно проходит время. С каждым шагом - ближе к смерти. Обед почти нес'едобный: бобовый суп, жесткие бобы и вода.
2 марта. Мы все голодаем. Чтобы приучить нас к голоду - разок на обед ничего не дали. Ужин заменили бравой выправкой.
7 апреля. Служба, служба, служба и слишком мало еды.
25 июня. Выступление маршевой команды в Польшу.
5 июля. Опять поход всю ночь. Настроение, так же как и питание, очень плохое.
14 июля. Русские истребили целую роту (199 человек).
16 июля. Обеда не было.
17 июля. Русские предприняли стремительную и сильную атаку. Мы понесли большие потери. У русских хорошее оружие. Нам нехватает превосходства в воздухе.
3 августа. В час ночи мы отступили. Потери. С 12 часов сильный артиллерийский огонь. Кажется, что плотина, у которой мы окопались, взлетит на воздух. Просто чудо, что я еще жив.
17 августа. Солдаты потеряли бравый вид. Лица измятые, изнуренные. Дисциплина ослабла. Стрелки нехотя идут в атаку.
27 августа. Страшный, незабываемый день. Для воодушевления солдат, не желающих итти в атаку, пустили в ход пулеметы. Я и раньше слыхал нечто подобное, но не хотел верить этому. Значит, это правда». // Совинформбюро.
************************************************************************************************************
Белорусским партизанам
Партизаны, партизаны,
Белорусские сыны!
Бейте ворогов поганых,
Режьте свору окаянных,
Свору черных псов войны.
На руинах, на погосте,
На кровавых их следах
Пусть скликает ворон в гости
Воронов считать их кости,
Править тризну на костях.
Пусть у Гитлера-урода
Сердце вороны клюют.
Пусть узнает месть народа
Вурдалакова порода.
Партизан, будь в мести лют!
Матерей лишал он зренья,
Резал старцев и детей.
Встал кошмаром-привиденьем
И закрыл кровавой тенью
День наш ясный от людей.
* * *
Партизаны, партизаны,
Белорусские сыны!
Бейте ворогов поганых,
Режьте свору окаянных,
Свору черных псов войны.
Вас зову я на победу,
Пусть вам светят счастьем дни,
Сбейте спесь у людоедов,
Ваших пуль в лесу отведав,
Потеряют спесь они.
Слышу плач детей в неволе,
Стоны дедов и отцов.
И кровавый колос в поле
На ветру шумит: доколе
Мне глядеть на этих псов!
За сестер, за братьев милых,
За сожженный хлеб и кров,
Рвите из проклятых жилы,
В пущах ройте им могилы
- Смерть за смерть и кровь за кровь!
* * *
Партизаны, партизаны,
Белорусские сыны!
Бейте ворогов поганых,
Режьте свору окаянных,
Свору черных псов войны.
Вам опора и подмога
Белорусский наш народ.
Не страшна бойцу тревога,
Партизанская дорога
Вас к свободе приведет.
Мир глядит на вашу схватку,
Видит Сталин, как стеной
Встали мы за правду-матку,
Презирая страх-оглядку,
Уважая край родной.
Мы от нечисти очистим
Землю, воды, небеса.
Не увидеть псам-фашистам,
Как цветут под небом чистым
Наши нивы и леса.
Партизаны, партизаны,
Белорусские сыны!
Бейте ворогов поганых,
Режьте свору окаянных,
Свору черных псов войны.
Янка КУПАЛА. Перевел Mих.ГОЛОДНЫЙ.
************************************************************************************************************
НОВЫЕ ПЕСНИ И МАРШИ ДЛЯ КРАСНОЙ АРМИИ
Композиторы красной столицы много и настойчиво работают над созданием новых песен и маршей для Красной армии.
Композитор Акуленко написал новую песню «Шире шаг», композитор Белый - «Смелей, краснофлотцы», композитор Мурадели - «Мы фашистов разобьем». Новые песни и марши создали также композиторы Хачатурян, Компаниец, Блантер, Кабалевский и другие.
Группа советских композиторов работает над крупными симфоническими произведениями на оборонные темы. Композитор Мясковский пишет балладу для голоса с оркестром, Прокофьев - сюиту для симфонического оркестра, Шапорин - оборонную кантату для хора и оркестра.
Сейчас правление союза композиторов об'явило конкурс на лучшую оборонную песню и походный марш.
________________________________________________________
Гитлеровские подлецы ("Красная звезда", СССР)***
Фашистский плен хуже смерти ("Красная звезда", СССР)**
Я.Милецкий: Юхновская пытка ("Красная звезда", СССР)**
Истребление советских военнопленных ("Красная звезда", СССР)
Истребление советских военнопленных в «Гросс-лазарете» Славута Каменец-Подольской области** ("Красная звезда", СССР)
Газета «Красная Звезда» №229 (4984), 28 сентября 1941 года