Евгений Петров. На допросе
Е.Петров || « Известия» №9, 11 января 1942 года
Части Красной Армии, ломая сопротивление врага, истребляя его живую силу и уничтожая технику, неуклонно продвигаются вперед.
Пехотинцы, летчики, артиллеристы, конники! С каждым днем, с каждым часом усиливайте натиск! Нет пощады фашистским захватчикам! Пусть найдут они все до единого могилу на советской земле!
# Все статьи за 11 января 1942 года.
Преследуя отступавших немцев, Красная Армия заняла деревню Михайловку. Было это недалеко от Малоярославца.
Первое, что увидели бойцы и что поразило их, была толпа местных жителей, молчаливо ожидавшая чего-то подле одного из уцелевших домов. Толпа состояла из женщин и нескольких стариков. Это были жители, остававшиеся в деревне при немцах.
Люди стояли, не двигаясь, как бы боясь спугнуть что-то.
Домик, который они окружали, был обыкновенный домик с пятью оконцами, резными наличниками и коньком на крыше.
Домик молчал. Молчали люди.
- Он там, - сказала красноармейцам женщина с ребенком на руках.
- Он там, - повторил и старик с белой бородой, и другой старик с еще не совсем белой бородой, и третий старик, моложавый, с черной бородой, и две старухи, и еще одна старуха, согнувшаяся пополам, и несколько женщин с детьми.
Позади дома дежурили мальчики.
- Он там, - сказали они красноармейцам.
Там, в домике, сидел предатель.
Когда пришли немцы, в деревне нашелся один предатель, Он явился к ним и предложил свои услуги. Его назначили старостой. Он помогал немцам обирать крестьян, избил палкой голодных женщин, которые хотели взять немного реквизированной немцами колхозной ржи, выдал немцам пробиравшегося к своим переодетого красноармейца, которого приютили на ночь хорошие люди. Красноармейца тут же, на дворе, немцы расстреляли. Затем предатель выдал немцам еще шестерых людей, как он выразился, «чужих», из другой деревни. Их немцы куда-то угнали. Перед самым уходом немцев предатель ходил по домам и снимал с людей валенки. Он снял и сдал немцам 26 пар. Снял своими собственными руками, потому что никто не хотел снимать их с себя сам.
Когда немцы уходили, они позабыли о предателе. Он уже не интересовал их. Они даже не предупредили его, что уходят. Они просто ушли. А он остался в своем доме, в своем целехоньком, не ограбленном доме, в хороших валенках с калошами. Уйти было некуда. Вокруг дежурили крестьяне.
Я дорого бы дал, чтобы посмотреть на него в эту минуту, когда он, один во всем мире, одинокий, как скорпион, вытащенный из-под сырого камня и аккуратно положенный пинцетом исследователя на хорошо освещенный стол, сидел в своей избе.
Увидел я его только вечером, на допросе в штабе дивизии. Крестьяне с полной серьезностью просили наше командование отдать им предателя для самосуда. Командование также с полной серьезностью, так как оно уважало чувства измученных, жаждущих мести людей, отклонило их просьбу.
И вот вечером предатель сидел на стуле перед столом, на котором горела керосиновая лампа, и, зачем-то беспрерывно подтягивая свои валенки, держал ответ.
В этот день были опрошены все жители деревни, и их свидетельские показания уже представляли собою довольно толстую папку. «Жалко тратить на него бумагу», - сказал конвойный со злобой (он, сам колхозник, жалел, что предателя не отдали крестьянам), но военный следователь поглядел на него укоризненно, и конвойный замолчал.
Все было, как полагается, по закону. Предатель, который недостоин был даже ползать в присутствии своих соотечественников, сидел на стуле. К нему обращались на «вы» и разговаривали с ним, не повышая голоса. И это, вероятно, больше всего страшило его. Он понимал, что закон никогда не кричит и не горячится, что закон вежлив и беспощаден.
Предатель маялся. В глубоких морщинах его лба собрался пот. Это был маленького роста человек пятидесяти восьми лет с большим мокрым носом и рыжими висячими усами.
- Ваше имя, отчество и фамилия? - спросил следователь.
- Бурылин, - поспешно ответил предатель, - Павел Михайлович Бурылин.
Он взглянул на нас, стоящих сбоку, и тотчас же снова опустил глаза.
- Расскажите, как было дело.
- Так ведь что ж, - сказал он, разводя руками, - воля ваша, а я ни в чем не повинен, - и тут же быстро забормотал: - Только это, значит, насчет старосты… Да ведь немцев сила. Что хотели, то делали. Ну и я, значит, как красные ушли и меня... как я стал старостой...
- Как вы стали старостой? - спросил следователь.
Староста молчал.
- Если хотите, - сказал следователь, - я позову сюда свидетелей.
Тогда Бурылин ровным голосом рассказал, что его вызвал к себе немецкий лейтенант по фамилии Шмидт и предложил быть старостой. Почему он его вызвал? Потому что Бурылин еще в ту войну был в немецком плену и знал немецкий язык. Потому еще, что раньше, до революции, у него была своя колесная мастерская.
- И вы согласились стать немецким старостой?
- Да.
- А вы знаете, что это называется предательством?
- Воля ваша.
- Это я знаю, что воля наша, - сказал следователь с раздражением, - но я хочу спросить у вас прямо - вы что, собираетесь врать или говорить правду?
Бурылин молчал.
- Я не слышу, - сказал следователь.
- Правду, - тихо сказал Бурылин.
- Ну, и прекрасно, - заметил следователь, - давно пора.
Но Бурылин так и не смог говорить правду. Эта правда была так ужасна, что он не мог ее произнести. Он упоминал о фактах, вдавался в некоторые подробности, но, как только дело доходило до него самого, он либо замолкал, либо перескакивал на другой, не идущий к делу предмет. Он не мог произнести этого самого короткого и самого страшного слова «я».
Заговорили о колхозной ржи.
- Свидетели показывают, - сказал следователь, - что женщины с детьми, которые по милости немцев уже второй месяц голодали, пошли в колхозный амбар, чтобы взять немного ржи. Они были так голодны и выглядели так ужасно, что над ними сжалился даже немецкий солдат, карауливший зерно. Он разрешил им взять по ведерку. Но тут прибежали вы, накричали на солдата и стали бить женщин палками, предлагая им покинуть амбар.
Следователь так и выразился: «предлагая им покинуть амбар».
- Было это?
- Воля ваша, - ответил Бурылин.
- Я спрашиваю: было это?
- Зерно-то было колхозное? - неожиданно спросил Бурылин.
- Колхозное, - ответил следователь.
- А колхозное полагается охранять, - сказал Бурылин, - вот я и охранял, чтоб все было в порядке.
- Вот сволочь! - сказал конвойный, тоскливо переминаясь с ноги на ногу.
- Помолчите, Тихонюк, - сказал следователь, стараясь не раздражаться. - Но ведь немцы реквизировали зерно, и оно стало немецкое. Значит, чей же порядок вы поддерживали? Немецкий?
- Не могу знать, - сказал Бурылин, подтягивая валенки.
- Ну, хорошо, - сказал следователь. - Ответьте на один вопрос: вы били женщин палками?
- Никак нет, - ответил Бурылин.
- Мы можем их позвать, - сказал следователь.
Тогда предатель ровным голосом рассказал, что он хотя и не бил женщин палкой, но одну или двух он слегка ударил, чтобы они соблюдали порядок. Он так к сказал: «соблюдали порядок».
- Ударили палкой? - спросил следователь.
- Воля ваша, - ответил Бурылин.
- Ну, хорошо, - ежа зал следователь, - оставим это. Перейдем к самому главному. Расскажите, как было дело с красноармейцем.
- Чего-с?
- Как было дело с красноармейцем?
- Это гражданин, который у Тимофей Тимофеича ночевал?
- Да.
- Так ведь... Что вы, граждане!.. - предатель оглянулся, как бы призывая нас в свидетели. - Хоть самого Тимофей Тимофеича спросите!
- Спрашивал, - сказал следователь.
Предатель посидел некоторое время молча, с открытым ртом. Видно, собирался с мыслями. Потом стал делать глотательные движения.
-- Ну, так как же будет? - сказал следователь. И добавил стереотипную фразу: - Помните, нам все известно. Расскажите, как вы вошли в избу к Тимофей Тимофеичу, как увидели там красноармейца, как пошли в германский штаб, донесли... Ну?
И предатель отчетливо вспомнил, как вошел он в избу к Тимофей Тимофеичу, доброму старику, как увидел там незнакомого человека в крестьянском платье, молодого, обросшего бородкой, похожего на Иисуса Христа с деревенской иконы. Он ел щи. Когда он увидел старосту, он перестал есть.
- Ну? - повторил следователь.
- Я ничего такого не сделал, - произнес староста со страшным усилием.
- Вы пошли к немцам и рассказали?
- Нет, нет! Не было этого! Не было этого! Я только сказал переводчику, что там будто неизвестный какой гражданин из чужой деревни. А уж переводчик…
- Переводчик немец?
Предатель молчал.
- Ну, и дальше что было? Немцы пошли туда, вывели красноармейца... Расстреляли...
- Там переводчик был, - тупо, как-то даже ожесточенно тупо сказал староста.
- И вы были?
- Воля ваша.
Некоторое время молчали все в избе.
- Ну, что ж, более или менее все ясно, - сказал следователь. - Может, у вас имеются вопросы, товарищ писатель?
- Зачем вы это сделали? - спросил я Бурылина.
- А что я такое сделал, гражданин, извиняюсь, не знаю, кто вы будете? Как-то даже странно, ей-богу. Немцы делали - это точно так. Да ведь их сила! Как ушли красные, немец сразу и взял власть. А я что, гражданин? Я - человек маленький. Мое дело подчиняться.
Слова «гражданин» и «красные», которые он часто употреблял, невыносимо было слушать. Они не то, что резали, они терзали ухо.
- Вот вы заявили при первом допросе, что ваш сын сражается в Красной Армии, - сказал следователь.- Допустим, это так. Что бы вы сделали, если-б такой, вроде вас, маленький человек, который любит подчиняться, выдал бы вашего сына немцам на расстрел?
Следователь задал этот вопрос не для того, чтобы получить на него ответ.
На такой вопрос не было ответа. И предатель не ответил.
- Он бы и сына родного не пожалел, - сказал конвойный из темного угла.
- Уведите арестованного, - сказал следователь. // Евгений Петров. ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.
________________________________________________
К.Симонов: Предатель* ("Красная звезда", СССР)
А.Довженко: Отступник* ("Красная звезда", СССР)**
Б.Полевой: Месть подлым выродкам ("Правда", СССР)
Я.Милецкий: Кто предал Таню* ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург: Смерть предателям!* ("Красная звезда", СССР)**
Газета «Известия» №9 (7695), 11 января 1942 года