О приказе Генриха V убить пленников
Такие заметки обычно сопровождаются заявлением “нет, я не оправдываю…” Я хочу прокомментировать один горестный исторический факт и его известное изображение в художественной литературе.
На конференции, посвященной юбилею Первого фолио, которую я слушала, вспомнили снова о том, что Генрих V - великий король, но под Азинкуром приказал убить французских пленников. Это упоминается в шекспировской пьесе о нем (акт IV, сцена 6, финал). Эпизод заслуживает внимания по нескольким причинам. Во-первых, здесь в очередной раз возникает вопрос о соотношении исторического прототипа и его литературного образа. Во-вторых, возникает также вопрос, действительно ли целью шекспировской пьесы является показать настоящего, то есть отличного, короля или стоит обратить больше внимания на те моменты, где он дурен. Так как на фоне преимущественных похвал и из уст Хора, и даже от врагов, любое дурное дело производит усиленное отрицательное впечатление. Приказа убить пленников, очень вредящего главному герою пьесы в глазах зрителя XX в., нет в двух главных экранизациях пьесы - Лоуренса Оливье и Кеннета Браны, но он есть в “Пустой короне”.
Одна из причин, почему шекспировская пьеса “Генрих V” интересна, но нуждается в специальных комментариях, состоит в том, что проблема, поставленная в ней, не устарела - каков настоящий король, настоящий правитель? - а изображенное право войны, на которое этот правитель ссылается, исторически очень сильно изменилось. Приказ, который мы в настоящее время рассматриваем как военное преступление, в XV и XVI веках мог вызвать сожаление, но быть объяснен ссылкой на крайнюю необходимость. Сейчас мы так не делаем.
На момент действия пьесы уже существовала практика освобождения пленных за выкуп (поэтому исторически приказ Генриха исполнили не бароны, а лучники).
В знаменитых хрониках Холиншеда, главном шекспировском источнике, приводится две причины этого приказа английского короля: он услышал крики слуг и мальчиков, убегавших от разрушителей английского лагеря, так как произошло нападение с тылов на английский обоз, и нападавшие убили слуг при обозе, от которых встретили какое-то сопротивление, и он опасался, что враги вновь соберутся и начнут новый бой, а пленные окажут им помощь. Обе эти причины приводятся в шекспировской пьесе. Король видит, что враг вновь собрал силы, а также узнает о гибели в битве одного из своих родичей, герцога Йоркского (акт IV, сцена 6) - поэтому, приказывая убить пленных, он не хладнокровен. Капитаны английского войска говорят в следующей сцене пьесы о нападении на английский обоз и о том, что врагом были убиты охранявшие обоз мальчики (акт IV, сцена 7).
Известный историк и биограф Генриха Энн Карри, которая любит своего героя, объясняет его приказ опасением нового наступления французской армии, во время которого пленные могли вновь взяться за оружие (Curry A. ‘Kill the poys and the luggage!’. Were there boys at the battle of Agincourt? Agincourt 600. Marking 600 years since the battle of Agincourt. URL: http://www.agincourt600.com/kill-thepoys-and-the-luggage-were-there-boys-at-the-battle-of-agincourt/ (дата обращения: 30.11. 2018).
Современник Шекспира Альберико Джентили (1552 - 1608), знаменитый юрист-международник, осудил приказ Генриха и объяснил этот приказ тем, что пленных было больше, чем пленивших, и поэтому в пленных увидели опасность ночью. (Gurr A. Introduction // Shakespeare W. Henry V / edited by A. Gurr. Cambridge: Cambridge University Press, 2018. P. 1-63. (The New Cambridge Shakespeare), с. 24).
В книге Ричарда Кромптона “Зеркало великодушия”, изданной в Лондоне в 1599 г., приказ убить пленников объяснен опасностью нового наступления более многочисленного противника. Здесь подчеркнуто, что возможность выкупа не гарантирует жизни пленных, прика убить пленных рассматривается как вызванный необходимостью, но весь эпизод приводится как пример вынужденной жестокости на войне (там же, c. 25-26).
Можно добавить, что из великих монархов-воинов по крайней мере двое, чья репутация осталась таковой, также отдали приказы убить пленников. Один - Ричард Львиное Сердце после взятия Акры в 1191 г., в отместку за то, что договоренности с ним не были соблюдены. Другой - Наполеон I после взятия Яффы в 1799 г. Стендаль в своей “Жизни Наполеона” пишет об этом так: О событиях в Яффе Наполеон рассказал лорду Эбрингтону, одному из наиболее просвещенных и заслуживающих доверия путешественников, посетивших его на острове Эльба, следующие: «В Яффе я действительно приказал расстрелять около двух тысяч турок. Вы находите, что это чересчур крутая мера? Но в Эль-Арише я согласился на их капитуляцию под условием, что они возвратятся в Багдад. Они нарушили это условие и заперлись в Яффе; я штурмом взял этот город. Я не мог увести их с собой в качестве пленных, потому что у меня было очень мало хлеба, а эти молодцы были слишком опасны, чтобы можно было вторично выпустить их на свободу, в пустыню. Мне ничего другого не оставалось, как перебить их». Дальше, что в данном случае особенно интересно, Стендаль связывает отношение к этому приказу любимого им Наполеона с тем самым приказом Генриха V, хотя их разделяют века, а также с ещё более древней практикой римлян.
“Имеет ли полководец право для спасения своего войска умертвить пленных, или поставить их в условия, в которых они неизбежно должны погибнуть, или же предать их в руки кочевников, которые не дадут им пощады? Римляне не стали бы даже задавать себе такой вопрос; заметьте, однако, что от того ответа, который будет на него дан, зависит не только оправдание поведения Наполеона в Яффе, но и поведения Генриха V при Азинкуре… Одно не подлежит сомнению: необходимость подобных действий должна быть очевидна и настоятельна, а в данном случае эту необходимость нельзя отрицать. Было бы неблагоразумно отпустить пленных на честное слово. Опыт уже показал, что эти варвары без зазрения совести захватили бы первую же крепость, которая им встретилась бы на пути, или же, неотступно следуя за армией, продвигающейся в глубь Палестины, беспрерывно тревожили бы ее фланги и арьергард.
Ответственность за этот ужасный поступок нельзя целиком возлагать на одного главнокомандующего. Решение было принято на военном совете, в котором участвовали Бертье, Клебер, Ланн, Бон, Каффарелли и еще несколько генералов”.
Положение Генриха, спасавшего свою армию непосредственно во время битвы на поле боя, выглядит более выгодным, чем у Ричарда и Наполеона. Но, еще раз, в наше время (начинаемое довольно давно) эти аргументы уже не работают.
“Следующие действия или любые из них являются преступлениями, подлежащими юрисдикции Трибунала и влекущими за собой индивидуальную ответственность: (…)
b) военные преступления, а именно: нарушения законов или обычаев войны. К этим нарушениям относятся (…) убийства или истязания военнопленных” (статья 6 Устава Нюренбергского трибунала).
“Для целей настоящего Статута военные преступления означают: (…)
b) vi) убийство или ранение комбатанта, который, сложив оружие или не имея более средств защиты, безоговорочно сдался (cтатья 8 Римского статута Международного уголовного суда)”.
Чем и объясняется отсутствие этого приказа в экранизациях. Однако в самой пьесе он есть. Значит, автор счел его изображение нужным.
Я сама склоняюсь к мысли, что этот эпизод в пьесе - изображение жестокости там, где царит жестокость. И ещё я думаю, что Генрих в пьесе дает этот приказ для самого себя неожиданно: ведь обычно он хочет, чтобы его действия выглядели законными, его прозвище в одной из французских хроник - “принц справедливости” (Chastellain, G. de. Chronique, 1419-1422. Oeuvres/ ed. K. DE Lettenhove. En 8 tomes. T.. I. Bruxelles: F. Heussner, libraire-éditeur, 1863. P.334). Можно припомнить предыдущую сцену беседы переодетого Генриха с солдатами (акт IV, сцена 1) и его слова: “Каждый подданный должен служить королю, но душа каждого принадлежит ему самому”. (Перевод Е. Бируковой). В этом случае, к сожалению, оказывается, что он не может осуществить этого, так как обстоятельства оказываются сильнее его.
На конференции, посвященной юбилею Первого фолио, которую я слушала, вспомнили снова о том, что Генрих V - великий король, но под Азинкуром приказал убить французских пленников. Это упоминается в шекспировской пьесе о нем (акт IV, сцена 6, финал). Эпизод заслуживает внимания по нескольким причинам. Во-первых, здесь в очередной раз возникает вопрос о соотношении исторического прототипа и его литературного образа. Во-вторых, возникает также вопрос, действительно ли целью шекспировской пьесы является показать настоящего, то есть отличного, короля или стоит обратить больше внимания на те моменты, где он дурен. Так как на фоне преимущественных похвал и из уст Хора, и даже от врагов, любое дурное дело производит усиленное отрицательное впечатление. Приказа убить пленников, очень вредящего главному герою пьесы в глазах зрителя XX в., нет в двух главных экранизациях пьесы - Лоуренса Оливье и Кеннета Браны, но он есть в “Пустой короне”.
Одна из причин, почему шекспировская пьеса “Генрих V” интересна, но нуждается в специальных комментариях, состоит в том, что проблема, поставленная в ней, не устарела - каков настоящий король, настоящий правитель? - а изображенное право войны, на которое этот правитель ссылается, исторически очень сильно изменилось. Приказ, который мы в настоящее время рассматриваем как военное преступление, в XV и XVI веках мог вызвать сожаление, но быть объяснен ссылкой на крайнюю необходимость. Сейчас мы так не делаем.
На момент действия пьесы уже существовала практика освобождения пленных за выкуп (поэтому исторически приказ Генриха исполнили не бароны, а лучники).
В знаменитых хрониках Холиншеда, главном шекспировском источнике, приводится две причины этого приказа английского короля: он услышал крики слуг и мальчиков, убегавших от разрушителей английского лагеря, так как произошло нападение с тылов на английский обоз, и нападавшие убили слуг при обозе, от которых встретили какое-то сопротивление, и он опасался, что враги вновь соберутся и начнут новый бой, а пленные окажут им помощь. Обе эти причины приводятся в шекспировской пьесе. Король видит, что враг вновь собрал силы, а также узнает о гибели в битве одного из своих родичей, герцога Йоркского (акт IV, сцена 6) - поэтому, приказывая убить пленных, он не хладнокровен. Капитаны английского войска говорят в следующей сцене пьесы о нападении на английский обоз и о том, что врагом были убиты охранявшие обоз мальчики (акт IV, сцена 7).
Известный историк и биограф Генриха Энн Карри, которая любит своего героя, объясняет его приказ опасением нового наступления французской армии, во время которого пленные могли вновь взяться за оружие (Curry A. ‘Kill the poys and the luggage!’. Were there boys at the battle of Agincourt? Agincourt 600. Marking 600 years since the battle of Agincourt. URL: http://www.agincourt600.com/kill-thepoys-and-the-luggage-were-there-boys-at-the-battle-of-agincourt/ (дата обращения: 30.11. 2018).
Современник Шекспира Альберико Джентили (1552 - 1608), знаменитый юрист-международник, осудил приказ Генриха и объяснил этот приказ тем, что пленных было больше, чем пленивших, и поэтому в пленных увидели опасность ночью. (Gurr A. Introduction // Shakespeare W. Henry V / edited by A. Gurr. Cambridge: Cambridge University Press, 2018. P. 1-63. (The New Cambridge Shakespeare), с. 24).
В книге Ричарда Кромптона “Зеркало великодушия”, изданной в Лондоне в 1599 г., приказ убить пленников объяснен опасностью нового наступления более многочисленного противника. Здесь подчеркнуто, что возможность выкупа не гарантирует жизни пленных, прика убить пленных рассматривается как вызванный необходимостью, но весь эпизод приводится как пример вынужденной жестокости на войне (там же, c. 25-26).
Можно добавить, что из великих монархов-воинов по крайней мере двое, чья репутация осталась таковой, также отдали приказы убить пленников. Один - Ричард Львиное Сердце после взятия Акры в 1191 г., в отместку за то, что договоренности с ним не были соблюдены. Другой - Наполеон I после взятия Яффы в 1799 г. Стендаль в своей “Жизни Наполеона” пишет об этом так: О событиях в Яффе Наполеон рассказал лорду Эбрингтону, одному из наиболее просвещенных и заслуживающих доверия путешественников, посетивших его на острове Эльба, следующие: «В Яффе я действительно приказал расстрелять около двух тысяч турок. Вы находите, что это чересчур крутая мера? Но в Эль-Арише я согласился на их капитуляцию под условием, что они возвратятся в Багдад. Они нарушили это условие и заперлись в Яффе; я штурмом взял этот город. Я не мог увести их с собой в качестве пленных, потому что у меня было очень мало хлеба, а эти молодцы были слишком опасны, чтобы можно было вторично выпустить их на свободу, в пустыню. Мне ничего другого не оставалось, как перебить их». Дальше, что в данном случае особенно интересно, Стендаль связывает отношение к этому приказу любимого им Наполеона с тем самым приказом Генриха V, хотя их разделяют века, а также с ещё более древней практикой римлян.
“Имеет ли полководец право для спасения своего войска умертвить пленных, или поставить их в условия, в которых они неизбежно должны погибнуть, или же предать их в руки кочевников, которые не дадут им пощады? Римляне не стали бы даже задавать себе такой вопрос; заметьте, однако, что от того ответа, который будет на него дан, зависит не только оправдание поведения Наполеона в Яффе, но и поведения Генриха V при Азинкуре… Одно не подлежит сомнению: необходимость подобных действий должна быть очевидна и настоятельна, а в данном случае эту необходимость нельзя отрицать. Было бы неблагоразумно отпустить пленных на честное слово. Опыт уже показал, что эти варвары без зазрения совести захватили бы первую же крепость, которая им встретилась бы на пути, или же, неотступно следуя за армией, продвигающейся в глубь Палестины, беспрерывно тревожили бы ее фланги и арьергард.
Ответственность за этот ужасный поступок нельзя целиком возлагать на одного главнокомандующего. Решение было принято на военном совете, в котором участвовали Бертье, Клебер, Ланн, Бон, Каффарелли и еще несколько генералов”.
Положение Генриха, спасавшего свою армию непосредственно во время битвы на поле боя, выглядит более выгодным, чем у Ричарда и Наполеона. Но, еще раз, в наше время (начинаемое довольно давно) эти аргументы уже не работают.
“Следующие действия или любые из них являются преступлениями, подлежащими юрисдикции Трибунала и влекущими за собой индивидуальную ответственность: (…)
b) военные преступления, а именно: нарушения законов или обычаев войны. К этим нарушениям относятся (…) убийства или истязания военнопленных” (статья 6 Устава Нюренбергского трибунала).
“Для целей настоящего Статута военные преступления означают: (…)
b) vi) убийство или ранение комбатанта, который, сложив оружие или не имея более средств защиты, безоговорочно сдался (cтатья 8 Римского статута Международного уголовного суда)”.
Чем и объясняется отсутствие этого приказа в экранизациях. Однако в самой пьесе он есть. Значит, автор счел его изображение нужным.
Я сама склоняюсь к мысли, что этот эпизод в пьесе - изображение жестокости там, где царит жестокость. И ещё я думаю, что Генрих в пьесе дает этот приказ для самого себя неожиданно: ведь обычно он хочет, чтобы его действия выглядели законными, его прозвище в одной из французских хроник - “принц справедливости” (Chastellain, G. de. Chronique, 1419-1422. Oeuvres/ ed. K. DE Lettenhove. En 8 tomes. T.. I. Bruxelles: F. Heussner, libraire-éditeur, 1863. P.334). Можно припомнить предыдущую сцену беседы переодетого Генриха с солдатами (акт IV, сцена 1) и его слова: “Каждый подданный должен служить королю, но душа каждого принадлежит ему самому”. (Перевод Е. Бируковой). В этом случае, к сожалению, оказывается, что он не может осуществить этого, так как обстоятельства оказываются сильнее его.