Кабуки смеётся (1)
Большинство пьес Кабуки - мрачные и чувствительные, по европейским меркам - «трагедии» и «мелодрамы». Правда, как и у Шекспира, почти всегда в самые мрачные сюжеты оказываются вставлены комические сцены или персонажи: иногда эпизодические (какой-нибудь торговец-балагур или сплетни в весёлом доме по поводу основных событий), иногда - сюжетно важные (как Ясу-нетопырь в истории про Ёсу Меченого или лис, морочащий монахов-воинов, в «Тысяче вишен Ёсицунэ»). И наоборот: пьеса, начинающаяся почти балаганом, может закончиться горою трупов и явлением призраков (как в истории безумца Хо:кайбо: ), а забавный персонаж-плут может оказаться трагическим героем в той же пьесе или в её очередной перелицовке. Бывают и совсем серьёзные истории - вроде « Утреннего Лика» или « Оцудзи, дочери Гаппо:» - чаще всего это переложения для Кабуки кукольных пьес Дзё:рури. В кукольном театре комические сцены и герои тоже есть - но они встречаются куда реже, по простейшей причине: здесь нету актёров-комиков, которые требовали бы для себя от драматурга соответствующих ролей. А те из звёзд Кабуки, у которых хорошо получались комические эпизоды, имели все возможности настоять на введении таких сцен в пьесу.
Отдельно надо сказать о танцевальных комических номерах. Рассказывая о зверях и птицах в Кабуки мы уже поминали, например, танцы про ястреба, укравшего у воина купленную для господина дорогую рыбу, или п ро собаку и носильщика, или про рыбака и осьминога. Вообще такие танцы часто включают в себя тему вороватого животного и еды, но, конечно, этим не исчерпываются. Но следует помнить, что все такие танцы представляют собой лишь отдельные сцены из довольно длинных составных театральных представлений, и соседние танцы могли быть вполне серьёзными, героическими или лирическими. Особенно любили, когда главную роль в каждой сцене такого представления исполнял один и тот же актёр, показывая разные грани своего плясового таланта.
В начале этого очерка - гравюра Тоёкуни Первого к танцу «Картинки в духе Тоба» (鳥羽絵, «Тоба-э»). Исполнял его Накамура Сикан Первый, он же Накамура Утаэмон Третий, в прощальном представлении перед своим возвращением из Эдо в родную Осаку. Представление называлось «Прощальное выступление - подборка рисунков для набойки» (御名残押絵交帳, «Онагори осиэ-но мадзэбари»), стихи к нему писал Сакурада Дзисукэ Второй, музыку - Киёдзава Манкити, танцы ставил Фудзима Кансукэ. Накамура Сикан танцевал главную роль в каждом из девяти составляющих это представление танцев.
«Картинками в духе Тоба» назывались забавные рисунки, любимые в токугавской Японии и возводящие свою родословную к свиткам хэйанского художника Тоба Со:дзё: (сейчас его считают родоначальникам жанра манга).
Кусочек свитка Тоба Со:дзё:
Посмотреть на Яндекс.Фотках
В нашем представлении от Тоба Со:дзё: осталась тема мелких зверушек (вороватых, как и в других подобных танцах): повар гоняется за мышью, грызущей рис, размахивая деревянной кухонной меркой «для сыпучих тел», а та ускользает. Внезапно на помощь грызуну приходит неожиданный союзник, тоже из кухонной утвари родом: крылатый пестик от ступки. Размахивая крылышками, пест начинает гоняться за поваром, и тот после недолгого потешного сопротивления уже сам обращается в бегство.
Кроме того, о чём вы подумали, летучий пестик напоминал зрителям ещё и Громовую дубинку с горы Сурибати (摺鉢山の雷木棒, «Сурибати-яма-но Раймокубо:»); она уже мелькала у нас в рассказе про поле для игры в сугороку с японскими чудищами из страшных рассказов работы Утагава Ёсикадзу. Вообще тема оживающей домашней утвари - старинная и любимая в японских народных историях.
Танцевальная пьеса «Три калеки» (三人片輪, «Саннин катава», 1898) - уже с сюжетом более насыщенным. Стихи к ней написал Такэсива Кисуй, музыку - Кисидзава Косикибу Пятый, танцы ставил Ханаваги Дзюсукэ Первый.
Главные герои - троица мошенников, прикидывающихся калеками: Таро:сукэ - хромым и кособоким, Ханнодзё: - слепцом, а девушка Омаки - глухонемой. Добрый князь из милосердия оказывает им покровительство и даёт приют: они числятся его слугами, однако, по убожеству своему, не обременены никакими работами. Но вот однажды, пока хозяина не было дома, все трое добрались до сакэ и перепились. Вернувшийся князь с изумлением обнаруживает, как «калеки» лихо отплясывают, вдребезги пьяные. Заметив возвращение господина, мошенники спохватываются и вновь начинают исполнять свои жалостные роли. Увы, спьяну они всё перепутали: Омаки теперь хромает, вполне членораздельно причитая, Таро:сукэ ходит прямо, но вслепую, а бывший слепец всё видит, но внезапно оглох. В конце концов князь выгоняет всех троих жуликов из дома.
Но был и ещё один источник для комических сценок в Кабуки - на этот раз уже сюжетных и разговорных, а не только плясовых под пение. Это - кёгэны, фарсовые интермедии в театре Но:. Кабуки вообще охотно пользовался сюжетами Но:, в том числе и серьёзных торжественных действ; ещё легче на язык Кабуки перекладывались шуточные сценки-кёгэны. Мы с ними тоже уже сталкивались: можно вспомнить и «Обезьяну на колчан», и « Удильщицу». Особенно охотно такие переложения начали делать со второй половины XIX века, когда окончательно устоялся порядок театрального дня в Кабуки и выяснилось, что, как и в Но:, большие и преимущественно серьёзные пьесы, героическую и бытовую, хорошо бы перемежать не только танцами, но и фарсами. Так что расцвет этого жанра приходится на эпохи Мэйдзи и Тайсё:. Некоторые из старых кёгэнов только в виде таких переделок для Кабуки и сохранились. Как и переложения торжественных действ Но:, их стали относить к категории «представлений на фоне сосны» (松羽目物, «мацубамэмоно»), так как на заднике, как и в театре Но:, часто изображалась огромная сосна.
Несколько из таких коротких весёлых пьесок мы и перескажем, благо сюжет, хоть и незамысловатый, в них есть.
Вот, например, представление «Потерял наряд суо:!» (素襖落, «Суо: отоси», 1892) - текст кёгэн переложил на стихи Фукути О:ти, а Кинэя Сёдзиро: Третьего и Цурасава Ясутаро: написали привычную для Кабуки музыку. Обычные для кёгэна действующие лица - князь и слуга Таро:кадзя. Князю на праздник лень совершать все положенные визиты, и к некоторым дальним родичам и знакомым он вместо себя посылает слугу. Некая красавица-княжна гостеприимно принимает Таро: и угощает его выпивкой; тот не остаётся в долгу и решает развлечь барышню воинским танцем, показывая свои былые (и полностью вымышленные) ратные подвиги. Чем крепче слуга напивается, тем более лихо он пляшет; княжна потрясена его доблестью и жалует ему в подарок красивый наряд суо:.
На гравюре Ко:тё:ро: Хо:сай в середине пляшет слуга, справа любуется княжна, а слева подглядывают князь с оруженосцем.
Но теперь у Таро: новая забота - он знает, что жадный князь, чего доброго, отберёт у него обновку; значит, наряд нужно спрятать. И перепрятать; и ещё раз перепрятать… В конце концов, уже проспавшись, Таро: обнаруживает, что забыл, куда спрятал свой подарок, а князь и оруженосец (подсматривавшие за всей предшествовавшей суетой) потешаются над ним.
(Продолжение будет)