Машина бремени
Чтение книг подключает меня не только к интернету чужих открытий, но и к тоннелю в собственное прошлое.
Так, читая, почему-то, никак не могу отделаться от внутреннего кино, на котором я иду с книгой по улицам моей школьной юности - Куйбышева, Пионерской или Красного Урала в сторону Комсомольского проспекта. Почти буквально: перемещение по книжным строчкам вызывает во мне физически достоверное ощущение тропинки мимо конкретного пятиэтажного дома, в котором когда-то была парикмахерская. Как если то, что я читаю теперь - ответ запросам и пожеланиям того времени, осуществление надежд и чаяний того периода, когда я ещё только рос и, как теперь кажется, ещё не осознавал себя так, как надо.
Хотя уже был собой теперешним, осуществляющим когда-то надышанный план.
Эта дорога в оба конца, так как, с одной стороны, сейчас я будто бы выполняю предначертанное и заложенное мной и в меня именно в те годы, а, с другой, обогащаю то, что уже добыто, новыми гранями и обертонами.
Но эта зелень травы, этот летний вечерок, эти запахи картошки, жаренной на сливочном масле, этот взгляд в никуда - откуда берутся они, например, внутри хайдеггеровской переписки или биографии Макса Вебера?
Точно то, что в книгах уже неважно: существеннее материализация сновидения, в которое превращается забытое прошлое.
Я никак не могу отделаться от этого ощущения, которое необходимо зафиксировать: вместе со мной нынешним эти книги читает другой человек, в глазницы его вставлен сегодняшний опыт, но сам он - весь там, в отсутствии границ.
Эта грёза про поток жизненных впечатлений, большинство из них забываются, стираются до неразличения, хотя и застревают где-то на дне, путаясь в водорослях. Это чувство ещё и об ограниченности новых возможностей, большинство из них уже было, но всплывает на нынешнем этапе под другой маской.
Я не помню, что и как читал тогда (когда?), но образ определенного жизненного момента, спрессованный до сочной картинки, отплёвывается теперешними телодвижениями.
Я там, и здесь, эхо увеличивает свои вечерние длинные тени. Чем дальше в возраст, тем меньше хочется смотреть вперёд (причём, это стремление решается на бессознательном уровне, с ним не поспоришь, как с окончательным решением, не поддающимся обжалованию).
Ум не только терпит, но и предостерегает тело. Оглядываясь, видишь себя вчерашнего, совпадающего с нынешним. Нормальный такой эгофутуризм для человека, над головой которого волны времени уже сомкнулись.
Так, читая, почему-то, никак не могу отделаться от внутреннего кино, на котором я иду с книгой по улицам моей школьной юности - Куйбышева, Пионерской или Красного Урала в сторону Комсомольского проспекта. Почти буквально: перемещение по книжным строчкам вызывает во мне физически достоверное ощущение тропинки мимо конкретного пятиэтажного дома, в котором когда-то была парикмахерская. Как если то, что я читаю теперь - ответ запросам и пожеланиям того времени, осуществление надежд и чаяний того периода, когда я ещё только рос и, как теперь кажется, ещё не осознавал себя так, как надо.
Хотя уже был собой теперешним, осуществляющим когда-то надышанный план.
Эта дорога в оба конца, так как, с одной стороны, сейчас я будто бы выполняю предначертанное и заложенное мной и в меня именно в те годы, а, с другой, обогащаю то, что уже добыто, новыми гранями и обертонами.
Но эта зелень травы, этот летний вечерок, эти запахи картошки, жаренной на сливочном масле, этот взгляд в никуда - откуда берутся они, например, внутри хайдеггеровской переписки или биографии Макса Вебера?
Точно то, что в книгах уже неважно: существеннее материализация сновидения, в которое превращается забытое прошлое.
Я никак не могу отделаться от этого ощущения, которое необходимо зафиксировать: вместе со мной нынешним эти книги читает другой человек, в глазницы его вставлен сегодняшний опыт, но сам он - весь там, в отсутствии границ.
Эта грёза про поток жизненных впечатлений, большинство из них забываются, стираются до неразличения, хотя и застревают где-то на дне, путаясь в водорослях. Это чувство ещё и об ограниченности новых возможностей, большинство из них уже было, но всплывает на нынешнем этапе под другой маской.
Я не помню, что и как читал тогда (когда?), но образ определенного жизненного момента, спрессованный до сочной картинки, отплёвывается теперешними телодвижениями.
Я там, и здесь, эхо увеличивает свои вечерние длинные тени. Чем дальше в возраст, тем меньше хочется смотреть вперёд (причём, это стремление решается на бессознательном уровне, с ним не поспоришь, как с окончательным решением, не поддающимся обжалованию).
Ум не только терпит, но и предостерегает тело. Оглядываясь, видишь себя вчерашнего, совпадающего с нынешним. Нормальный такой эгофутуризм для человека, над головой которого волны времени уже сомкнулись.