Переписка Мартина Хайдеггера и Ханны Арендт. 1925 - 1975
Они познакомились в 1925-м, когда она, студентка Марбургского университета, слушала его лекции. Он увидел её в толпе и выделил, встретившись с ее пронзительным взглядом. Воспоминание об этом обжигающем душу событии, он сохранит на всю жизнь. Между ученицей и учителем вспыхивает роман, состоящий из тайных встреч у нее в мансарде (дома у него жена Эльфрида и два сына). Первое письмо в книге, обращенное дорогой фройляйн Арендт - его, это договоренность об очередной встрече и уточнение: «Между нами все должно быть предельно ясно и чисто. Лишь тогда мы будем достойны того события, каким оказалась наша встреча. То, что Вы стали моей ученицей, а я - Вашим учителем, есть только внешняя причина того, что произошло с нами…» Впрочем уже следующее письмо, написанное через одиннадцать дней начинается совершенно иначе: «Дорогая Ханна! Почему любовь богаче других человеческих возможностей и сладостным бременем ложится на охваченных ею? Потому что мы сами превращаемся в то, что мы любим, оставаясь самими собой…»
В этих письмах Хайдеггер снисходителен и велеречив. Ответных писем Аренд этой поры не сохранилось. Хайдеггер, видимо, прятал их от Эльфриды или считал неважными: биографы утверждают, что Ханна была не единственной связью герра профессора на стороне. Аренд же письма сохранила на всю жизнь, несмотря на перипетии военного времени, бегство и эмиграцию. В комплекте писем 1925-го года (уже в следующем, 1926-м, Арендт переведется в Гейдельбергский университет к Ясперсу) есть лишь одна ее рукопись - «Тени».
Это несколько страничек самоописания, вырванных из дневника и посланных Мартину из Кенигсберга, где Ханна была на каникулах. Это попытка философствования на языке своего учителя, объясняющая как молодой девушке плохо в создавшейся ситуации. Невозможность обладать любимым (антураж и сюжет которой напоминает, кстати, соответствующие главы романа «Стоунер» Джона Уильямса, с той лишь разницей, что любовники - не ординарные гуманитарии, но два величайших мыслителя ХХ века) и отсутствие каких бы то ни было перспектив действует на Арендт разрушительно.
Хайдеггер ведь это же один сплошной соблазн. Масштаб его был очевиден Ханне с самого начала (любовь к великому человеку - особое, испепеляющее чувство, требующее полной самоотдачи), а способ философствования, породивший армию подражателей - абстрактный и предельно отвлеченный, построенный на языковых играх и смутных вторых-третьих планах (каждая строка его неслучайна и нуждается в дешифровке: технологически, мне это напоминает предельно сконцентрированные пьесы Антона Веберна, краткость которых, тем не менее, вмещает бездны, оставшиеся «за кадром») пленяет еще сильнее, чем его личность. Можно только поражаться силе и мощи Арендт, через сопротивление учителю и через постоянный диалог с ним, сумевшей построить свою собственную философскую систему. Оригинальную и новаторскую.
Тон писем Хайдеггера меняется сразу же после отъезда Арендт из Марбурга: на расстоянии любить, конечно же, проще. Ничто не отвлекает от создания opus magnum - ведь именно в это время Мартин пишет «Время и бытие», самую известную свою книгу. Ей он пишет, «что для меня ты и твоя любовь связаны с моей работой моим существованием», но в самом «Времени и бытии», описывающем главные человеческие экзистенциалы, он ничего не говорит о любви.
Для того, чтобы оценить переписку двух мыслителей, конечно, хорошо бы владеть контекстом, причем не только биографическим. И тогда самые простые фразы начинают играть увлекательными подтекстами. И когда в следующем письме Хайдеггер пишет, что «я с большим усердием взялся за работу и могу беспрепятственно, без помех со стороны преподавательской деятельности, наброситься на свой предмет», мы должны понимать, что речь идет о «Времени и бытии», написанном на энергии вдохновения и любовного томления по Ханне.
«Ты значил все в моей судьбе. // Потом пришла война, разруха, // И долго-долго о тебе //Ни слуху не было, ни духу...» Подтекстов и подковерных смыслов становится еще больше во второй части книги. Издатели построили ее как роман. Первая глава его («Взгляд») состоит из писем и записок любовников, вторая («Второй взгляд») обобщает переписку 1950-1965 годов, возобновленную, вместе с редкими встречами (Аренд уже давно живет в США, где постепенно становится иконой социально-политической мысли) после войны и общественной обструкции, связанной с кратковременным сотрудничеством Хайдеггера с национал-социалистами в 1932-1933-м. Ханна простила ему все, но не сразу. Поэтому был большой перерыв, затем новая встреча, общие воспоминания и новый, теперь уже платонический роман, платонический любовный треугольник, в который Мартин пытается вовлечь и Эльфриду. «Осень» - третий приступ общения и заботы друг о друге тянется с осени 1966-го года и до смерти Арендт в 1975-м. Хайдеггер, который был старше на 17 лет, переживет Ханну всего на полгода.
Красивая и возвышающая всех, в том числе и читателя переписка («вот ведь как у подлинно высоких людей бывает»), работающая сразу на нескольких уровнях. И как постоянно развивающийся сюжет отношений, в которых важна не только любовная линия, но и, например, история красивого старения. Ханна присылает Мартину и Эльфриде свои книги, но и ещё, например, гегелевские штудии Кожева или воспоминания Надежды Мандельштам. Хайдеггеру, однако, не до длинных и «упаднических книг». Свои бы написать успеть. Упрямый, видимо, был. Упертый даже. Иначе бы попросту не успел сделать то, что сделал.
«Старость и старение предъявляют к нам свои собственные требования. У мира оказывается иное лицо, и тут требуется спокойствие…» Но, с другой стороны, «Мышление всё ещё приносит радость. Нужно постареть, чтобы кое-что усмотреть на этом поле. А обзорный и ретроспективный взгляды дают возможность познать, что движение по полю мысли руководится невидимой рукой и что человек сам способствует этому лишь незначительно».
А можно читать эту переписку как цепочку заблуждений - после войны, Хайдеггер, отлученный от университета, боится Сталина, в 1950-м году продолжающего якобы одерживать ежедневные победы (живым русским не дамся, пишет самовлюбленный старик). Но и прозревает наступление нового «информационного эона», в котором главное место будет принадлежать медиа и кибернетике. Таким образом, развивая и перенося в жизнь свои поздние рассуждения о природе «техно», техники и технологий, запрограммированных на катастрофу. То есть, показывая верность своей философии и создавая как бы эпистолярную иллюстрацию к ней.
А можно как про наглядную разницу «женского» и «мужского» подходов к написанию писем, но, главное, к проявлению заботы, в которой Арендт усердствует, занимаясь переговорами об издании текстов учителя и сверкой их переводов на английский (несмотря на всю свою великую занятость), тогда как он полностью сосредоточен только на «своём», первородном. Хотя, повторюсь, Арендт не менее первородна.
Переписка, впрочем, развеивает образ некоммуникабельного буки, интересующегося лишь экзистенциалами и изданием своих трудов, отказывающимся обсуждать своё нацистское прошлое, с которым я неоднократно сталкивался в хайдеггерианской литературе.
Нет же, философ оказывается вполне достоин самого себя и того места в мире, которое он себе определил и на котором настаивал. А если не нравится, езжайте учиться к Ясперсу. Он подвижен и вполне адекватен «земному» (в письмах Хайдеггера масса бытовых подробностей, правда, постоянно съезжающих на «торные тропы» и цветы с березами, передающими Ханне привет), человеческому, умеренно тщеславному. Имеет, опять же, право. И на повышенное самолюбие и на «у тихой речки отдохнуть».
Но, главное, разумеется, что это идеальная любовная переписка, где чувства сопровождают и аранжируют массу других первостатейных, глубоких тем. К тому же, лучше философов об эмоциях говорят разве что поэты. Зато философы точнее. Они, впрочем, такие же поэты и есть. Просто метафоры у них фундаментальнее и тщательнее разработанные.
Сокращенная версия рецензии: http://www.novayagazeta.ru/arts/74458.html
Про Переписку Хайдеггера и Ясперса: http://paslen.livejournal.com/2081257.html
"Мартин Хайдеггер и Ханна Арендт: бытие - время - любовь" Н.М. Мотрошиловой: http://paslen.livejournal.com/2057522.html
В этих письмах Хайдеггер снисходителен и велеречив. Ответных писем Аренд этой поры не сохранилось. Хайдеггер, видимо, прятал их от Эльфриды или считал неважными: биографы утверждают, что Ханна была не единственной связью герра профессора на стороне. Аренд же письма сохранила на всю жизнь, несмотря на перипетии военного времени, бегство и эмиграцию. В комплекте писем 1925-го года (уже в следующем, 1926-м, Арендт переведется в Гейдельбергский университет к Ясперсу) есть лишь одна ее рукопись - «Тени».
Это несколько страничек самоописания, вырванных из дневника и посланных Мартину из Кенигсберга, где Ханна была на каникулах. Это попытка философствования на языке своего учителя, объясняющая как молодой девушке плохо в создавшейся ситуации. Невозможность обладать любимым (антураж и сюжет которой напоминает, кстати, соответствующие главы романа «Стоунер» Джона Уильямса, с той лишь разницей, что любовники - не ординарные гуманитарии, но два величайших мыслителя ХХ века) и отсутствие каких бы то ни было перспектив действует на Арендт разрушительно.
Хайдеггер ведь это же один сплошной соблазн. Масштаб его был очевиден Ханне с самого начала (любовь к великому человеку - особое, испепеляющее чувство, требующее полной самоотдачи), а способ философствования, породивший армию подражателей - абстрактный и предельно отвлеченный, построенный на языковых играх и смутных вторых-третьих планах (каждая строка его неслучайна и нуждается в дешифровке: технологически, мне это напоминает предельно сконцентрированные пьесы Антона Веберна, краткость которых, тем не менее, вмещает бездны, оставшиеся «за кадром») пленяет еще сильнее, чем его личность. Можно только поражаться силе и мощи Арендт, через сопротивление учителю и через постоянный диалог с ним, сумевшей построить свою собственную философскую систему. Оригинальную и новаторскую.
Тон писем Хайдеггера меняется сразу же после отъезда Арендт из Марбурга: на расстоянии любить, конечно же, проще. Ничто не отвлекает от создания opus magnum - ведь именно в это время Мартин пишет «Время и бытие», самую известную свою книгу. Ей он пишет, «что для меня ты и твоя любовь связаны с моей работой моим существованием», но в самом «Времени и бытии», описывающем главные человеческие экзистенциалы, он ничего не говорит о любви.
Для того, чтобы оценить переписку двух мыслителей, конечно, хорошо бы владеть контекстом, причем не только биографическим. И тогда самые простые фразы начинают играть увлекательными подтекстами. И когда в следующем письме Хайдеггер пишет, что «я с большим усердием взялся за работу и могу беспрепятственно, без помех со стороны преподавательской деятельности, наброситься на свой предмет», мы должны понимать, что речь идет о «Времени и бытии», написанном на энергии вдохновения и любовного томления по Ханне.
«Ты значил все в моей судьбе. // Потом пришла война, разруха, // И долго-долго о тебе //Ни слуху не было, ни духу...» Подтекстов и подковерных смыслов становится еще больше во второй части книги. Издатели построили ее как роман. Первая глава его («Взгляд») состоит из писем и записок любовников, вторая («Второй взгляд») обобщает переписку 1950-1965 годов, возобновленную, вместе с редкими встречами (Аренд уже давно живет в США, где постепенно становится иконой социально-политической мысли) после войны и общественной обструкции, связанной с кратковременным сотрудничеством Хайдеггера с национал-социалистами в 1932-1933-м. Ханна простила ему все, но не сразу. Поэтому был большой перерыв, затем новая встреча, общие воспоминания и новый, теперь уже платонический роман, платонический любовный треугольник, в который Мартин пытается вовлечь и Эльфриду. «Осень» - третий приступ общения и заботы друг о друге тянется с осени 1966-го года и до смерти Арендт в 1975-м. Хайдеггер, который был старше на 17 лет, переживет Ханну всего на полгода.
Красивая и возвышающая всех, в том числе и читателя переписка («вот ведь как у подлинно высоких людей бывает»), работающая сразу на нескольких уровнях. И как постоянно развивающийся сюжет отношений, в которых важна не только любовная линия, но и, например, история красивого старения. Ханна присылает Мартину и Эльфриде свои книги, но и ещё, например, гегелевские штудии Кожева или воспоминания Надежды Мандельштам. Хайдеггеру, однако, не до длинных и «упаднических книг». Свои бы написать успеть. Упрямый, видимо, был. Упертый даже. Иначе бы попросту не успел сделать то, что сделал.
«Старость и старение предъявляют к нам свои собственные требования. У мира оказывается иное лицо, и тут требуется спокойствие…» Но, с другой стороны, «Мышление всё ещё приносит радость. Нужно постареть, чтобы кое-что усмотреть на этом поле. А обзорный и ретроспективный взгляды дают возможность познать, что движение по полю мысли руководится невидимой рукой и что человек сам способствует этому лишь незначительно».
А можно читать эту переписку как цепочку заблуждений - после войны, Хайдеггер, отлученный от университета, боится Сталина, в 1950-м году продолжающего якобы одерживать ежедневные победы (живым русским не дамся, пишет самовлюбленный старик). Но и прозревает наступление нового «информационного эона», в котором главное место будет принадлежать медиа и кибернетике. Таким образом, развивая и перенося в жизнь свои поздние рассуждения о природе «техно», техники и технологий, запрограммированных на катастрофу. То есть, показывая верность своей философии и создавая как бы эпистолярную иллюстрацию к ней.
А можно как про наглядную разницу «женского» и «мужского» подходов к написанию писем, но, главное, к проявлению заботы, в которой Арендт усердствует, занимаясь переговорами об издании текстов учителя и сверкой их переводов на английский (несмотря на всю свою великую занятость), тогда как он полностью сосредоточен только на «своём», первородном. Хотя, повторюсь, Арендт не менее первородна.
Переписка, впрочем, развеивает образ некоммуникабельного буки, интересующегося лишь экзистенциалами и изданием своих трудов, отказывающимся обсуждать своё нацистское прошлое, с которым я неоднократно сталкивался в хайдеггерианской литературе.
Нет же, философ оказывается вполне достоин самого себя и того места в мире, которое он себе определил и на котором настаивал. А если не нравится, езжайте учиться к Ясперсу. Он подвижен и вполне адекватен «земному» (в письмах Хайдеггера масса бытовых подробностей, правда, постоянно съезжающих на «торные тропы» и цветы с березами, передающими Ханне привет), человеческому, умеренно тщеславному. Имеет, опять же, право. И на повышенное самолюбие и на «у тихой речки отдохнуть».
Но, главное, разумеется, что это идеальная любовная переписка, где чувства сопровождают и аранжируют массу других первостатейных, глубоких тем. К тому же, лучше философов об эмоциях говорят разве что поэты. Зато философы точнее. Они, впрочем, такие же поэты и есть. Просто метафоры у них фундаментальнее и тщательнее разработанные.
Сокращенная версия рецензии: http://www.novayagazeta.ru/arts/74458.html
Про Переписку Хайдеггера и Ясперса: http://paslen.livejournal.com/2081257.html
"Мартин Хайдеггер и Ханна Арендт: бытие - время - любовь" Н.М. Мотрошиловой: http://paslen.livejournal.com/2057522.html