ЭТО МНЕ РАССКАЗАЛ ГУТСОН
В начале шестидесятых годов я встретился со старым оршанским знакомым Гутсоном. Вот что он мне рассказал.
Судьба была ко мне милостива: из окопов, блиндажей и сражений Великой Отечественной Войны я возвратился в Москву, где обосновался живым и невредимым. И тут меня как громом поразила весть, что моя сестра, кремлевский врач, арестована ГПУ по обвинению в попытке убийства некоторых наших крупных руководителей. Я ни секунды не сомневался в том, что это результат роковой ошибки, и решил ее выяснить.
Надев гимнастерку и нацепив ордена и медали, я пошел в приемную ГПУ. Меня принял молодой, красивый офицер, внимательно выслушал, обещал разобраться в моем заявлении и предложил прийти через десять дней.
Через десять дней я пришел вторично. Тот же молодой офицер сказал мне зайти в отдел пропусков на Малую Лубянку. Действительно, пропуск меня уже ожидал.
В комнате, куда меня направили, было двое. Я поздоровался. Мне не ответили, не обратили на меня никакого внимания. Один чекист вышел, а второй подошел ко мне и вдруг сказал:
- Так ты, сволочь, пришел выручать свою мерзавку-сестру? Не выйдет! Мы посмотрим, что ты за птица!
Ошеломленный таким приемом, я все же сдержал себя и попытался как можно спокойнее ответить:
- Как вы смеете так со мной разговаривать?
- Что? - заорал он. - Тебе мой разговор не нравится? А это тебе больше нравится?
И он сильным и ловким ударом кулака сбил меня на пол и стал топтать ногами. Потом позвонил и сказал вошедшему служителю: «Убери его!» Тот поднял меня, окровавленного, в разорванной гимнастерке, и отвел в камеру. Вечером меня повели на допрос. Он продолжался несколько часов. Требовали, чтобы я сознался в том, на какую иностранную разведку я работаю, и кто меня завербовал. На мои слова, что никто никуда меня не завербовывал, и я ни в чем не виноват, следователь отвечал ехидными издевательскими репликами и все твердил свое. Тогда я, стиснув зубы, замолчал.
Такие допросы, обычно в ночную пору, стали происходить ежедневно. Иногда дело ограничивалось только оскорблениями и издевательствами, чаще побоями. Подчас палачи развлекались тем, что вызывали меня в пустую комнату, где у каждой стены стояло по человеку, и швыряли от одного к другому, пока я не терял сознание.
И вдруг нас оставили в покое. Прекратились варварские допросы. Наступила необычная тишина. Мы свободно вздохнули и терялись в догадках: что бы это значило?
Вскоре секрет раскрылся: умер Сталин, ив тюрьму пришла специальная комиссия, которая в беседе с каждым заключенным тщательно выясняла, законно ли он лишен свободы. Наши мучители ходили, как в воду опущенные.
Дошла очередь и до меня. Со мной вежливо поздоровались, предложили сесть и после обстоятельной беседы заявили, что меня арестовали незаконно, извинились и сказали, что я свободен, могу идти домой.
- Э, нет! - ответил я. - Не могу я прийти домой в таком жалком виде, в разорванной одежде с кровавыми пятнами, это раз…
- Вы правы, - перебил меня член комиссии. - Вам будет дана новая хорошая одежда.
- Это не все. Я хочу, чтобы мне дали свидание с арестованной сестрой и немедленно ее освободили, ибо она стала жертвой гнусной клеветы.
- Это может разрешить только прокурор, вам надо с ним договариваться.
- И третье: я хочу присутствовать на суде над теми преступниками, которые превратили во «врагов народа» мою сестру и меня.
Члены комиссии переглянулись, и один из них сказал: «Хорошо!»
На следующий день я в новой добротной одежде, полученной мною, разумеется, бесплатно, был уже дома. Первый мой визит, понятно, был к прокурору. Выслушав меня, он сказал:
- Освободить вашу сестру без разрешения комиссии, проверяющей дела заключенных, я не могу. Таких комиссий создано множество, они работают день и ночь, но когда дойдет очередь до вашей сестры, не знаю. Я могу лишь разрешить ежедневные свидания с ней и передачи.
Вот, в основном, все, что мне рассказал мой земляк Гутсон. Сестра его, томившаяся в Бутырках, была признана невиновной и освобождена. Он присутствовал и на суде над пытавшем его следователем, но чем суд закончился - не помню. Впрочем, мне передавали, что многие чекисты, осужденные за самые тяжкие преступления, потом втихомолку были освобождены.
Гутсона я больше не встречал.
БАЗАР. ДНЕПР. ОРШИЦА
ДЕТСТВО
ДЕТСТВО (продолжаю)
ХЕДЕР
ГОРОДСКОЕ УЧИЛИЩЕ
ПОГРОМ
ПАНТЕЛЕЙМОН НИКОЛАЕВИЧ ЛЕПЕШИНСКИЙ
ДЕЛА БОЖЕСТВЕННЫЕ
МАССОВКА
ПУРГА
СУМАСШЕДШИЕ
МИНКА-САМЕЦ И ДРУГИЕ
КАПИТАН ГАРШИН
ОРШАНСКИЙ БАРОН МЮНХГАУЗЕН
А ЕЩЕ БЫЛ СЛУЧАЙ
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
"ПРАВДА"
ЛЕНИН (воспоминания товарищей)
ДВА ДИСПУТА
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ ПОРТУГАЛОВ
ФЕДОР АЛЕКСАНДРОВИЧ ПОРТУГАЛОВ
ВАСИЛИЙ ПРОХОРОВИЧ ГОРЯЧКИН
ЯСНАЯ ПОЛЯНА
СОБАЧКА
ГРИМАСЫ НЭПА
И ТАК БЫВАЕТ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
НЕЖДАННО-НЕГАДАННО
КТО ОН?
Судьба была ко мне милостива: из окопов, блиндажей и сражений Великой Отечественной Войны я возвратился в Москву, где обосновался живым и невредимым. И тут меня как громом поразила весть, что моя сестра, кремлевский врач, арестована ГПУ по обвинению в попытке убийства некоторых наших крупных руководителей. Я ни секунды не сомневался в том, что это результат роковой ошибки, и решил ее выяснить.
Надев гимнастерку и нацепив ордена и медали, я пошел в приемную ГПУ. Меня принял молодой, красивый офицер, внимательно выслушал, обещал разобраться в моем заявлении и предложил прийти через десять дней.
Через десять дней я пришел вторично. Тот же молодой офицер сказал мне зайти в отдел пропусков на Малую Лубянку. Действительно, пропуск меня уже ожидал.
В комнате, куда меня направили, было двое. Я поздоровался. Мне не ответили, не обратили на меня никакого внимания. Один чекист вышел, а второй подошел ко мне и вдруг сказал:
- Так ты, сволочь, пришел выручать свою мерзавку-сестру? Не выйдет! Мы посмотрим, что ты за птица!
Ошеломленный таким приемом, я все же сдержал себя и попытался как можно спокойнее ответить:
- Как вы смеете так со мной разговаривать?
- Что? - заорал он. - Тебе мой разговор не нравится? А это тебе больше нравится?
И он сильным и ловким ударом кулака сбил меня на пол и стал топтать ногами. Потом позвонил и сказал вошедшему служителю: «Убери его!» Тот поднял меня, окровавленного, в разорванной гимнастерке, и отвел в камеру. Вечером меня повели на допрос. Он продолжался несколько часов. Требовали, чтобы я сознался в том, на какую иностранную разведку я работаю, и кто меня завербовал. На мои слова, что никто никуда меня не завербовывал, и я ни в чем не виноват, следователь отвечал ехидными издевательскими репликами и все твердил свое. Тогда я, стиснув зубы, замолчал.
Такие допросы, обычно в ночную пору, стали происходить ежедневно. Иногда дело ограничивалось только оскорблениями и издевательствами, чаще побоями. Подчас палачи развлекались тем, что вызывали меня в пустую комнату, где у каждой стены стояло по человеку, и швыряли от одного к другому, пока я не терял сознание.
И вдруг нас оставили в покое. Прекратились варварские допросы. Наступила необычная тишина. Мы свободно вздохнули и терялись в догадках: что бы это значило?
Вскоре секрет раскрылся: умер Сталин, ив тюрьму пришла специальная комиссия, которая в беседе с каждым заключенным тщательно выясняла, законно ли он лишен свободы. Наши мучители ходили, как в воду опущенные.
Дошла очередь и до меня. Со мной вежливо поздоровались, предложили сесть и после обстоятельной беседы заявили, что меня арестовали незаконно, извинились и сказали, что я свободен, могу идти домой.
- Э, нет! - ответил я. - Не могу я прийти домой в таком жалком виде, в разорванной одежде с кровавыми пятнами, это раз…
- Вы правы, - перебил меня член комиссии. - Вам будет дана новая хорошая одежда.
- Это не все. Я хочу, чтобы мне дали свидание с арестованной сестрой и немедленно ее освободили, ибо она стала жертвой гнусной клеветы.
- Это может разрешить только прокурор, вам надо с ним договариваться.
- И третье: я хочу присутствовать на суде над теми преступниками, которые превратили во «врагов народа» мою сестру и меня.
Члены комиссии переглянулись, и один из них сказал: «Хорошо!»
На следующий день я в новой добротной одежде, полученной мною, разумеется, бесплатно, был уже дома. Первый мой визит, понятно, был к прокурору. Выслушав меня, он сказал:
- Освободить вашу сестру без разрешения комиссии, проверяющей дела заключенных, я не могу. Таких комиссий создано множество, они работают день и ночь, но когда дойдет очередь до вашей сестры, не знаю. Я могу лишь разрешить ежедневные свидания с ней и передачи.
Вот, в основном, все, что мне рассказал мой земляк Гутсон. Сестра его, томившаяся в Бутырках, была признана невиновной и освобождена. Он присутствовал и на суде над пытавшем его следователем, но чем суд закончился - не помню. Впрочем, мне передавали, что многие чекисты, осужденные за самые тяжкие преступления, потом втихомолку были освобождены.
Гутсона я больше не встречал.
БАЗАР. ДНЕПР. ОРШИЦА
ДЕТСТВО
ДЕТСТВО (продолжаю)
ХЕДЕР
ГОРОДСКОЕ УЧИЛИЩЕ
ПОГРОМ
ПАНТЕЛЕЙМОН НИКОЛАЕВИЧ ЛЕПЕШИНСКИЙ
ДЕЛА БОЖЕСТВЕННЫЕ
МАССОВКА
ПУРГА
СУМАСШЕДШИЕ
МИНКА-САМЕЦ И ДРУГИЕ
КАПИТАН ГАРШИН
ОРШАНСКИЙ БАРОН МЮНХГАУЗЕН
А ЕЩЕ БЫЛ СЛУЧАЙ
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
"ПРАВДА"
ЛЕНИН (воспоминания товарищей)
ДВА ДИСПУТА
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ ПОРТУГАЛОВ
ФЕДОР АЛЕКСАНДРОВИЧ ПОРТУГАЛОВ
ВАСИЛИЙ ПРОХОРОВИЧ ГОРЯЧКИН
ЯСНАЯ ПОЛЯНА
СОБАЧКА
ГРИМАСЫ НЭПА
И ТАК БЫВАЕТ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
НЕЖДАННО-НЕГАДАННО
КТО ОН?