ДВА ДИСПУТА
Лето 1920 года. Я переехал из своей родной Орши на постоянное жительство в Москву. Брожу по полупустым улицам, знакомлюсь с Первопрестольной. А улицы обезлюдели потому, что в Москве стало голодно, тревожно. Мамонтовские шайки бродят где-то под Тулой.
Жара непереносимая. В 10 часов вечера солнце еще высоко стоит на небе. Из каких-то экономических соображений часовую стрелку перевели на 2,5 часа вперед.
На заборе большая афиша. Она извещает, что такого-то числа в Политехническом музее епископ Антонин прочитает лекцию о боге. Оппонент нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский.
А времена такие, что не только церковным иерархам, но и простому священнику неуютно на людях. Оно и понятно: духовенство являлось тогда одним из основных оплотов контрреволюции. Что же это за бесстрашный епископ, который дерзнул выступить всенародно с таким рискованным докладом? Товарищ мне разъяснил, в чем тут дело. Епископ Антонин - это «социальный парадокс» вроде миллионера Саввы Морозова, дававшего деньги революционерам. Антонин по-настоящему культурный, мужественный человек, всегда готовый выступить в защиту своих убеждений. Носятся слухи, что он даже иногда укрывал у себя лиц, преследуемых полицией за свои взгляды. Церковный Олимп относился к строптивому епископу без особой симпатии, но вынужден терпеть его, потому что популярность его была велика среди простонародья.
Еще задолго до начала доклада у входа в Политехнический музей собралась толпа. Как только отворили двери, она ворвалась в зал. Меня прижали к трибуне. Отдышавшись, я стал разглядывать аудиторию. Она была разношерстной. Бросилась в глаза бледная, истомленная, плохо одетая женщина с полубезумными широко раскрытыми глазами. А рядом блоковский интеллигент «Длинные волосы и говорит вполголоса «Предатели! Погибла Россия! Должно быть писатель - Вития». Были и парни в тельняшках с кобурами на боку и рабочий люд.
Вот поднялся на трибуну Антонин. Высокого роста, дородный, с длинной библейской седой бородой и живыми, совсем еще не старыми глазами, в шелковой рясе с наперсным крестом, он производил внушительное впечатление.
Оппонент опаздывал, зал волновался. Докладчик терпеливо ожидал.
А вот и Анатолий Васильевич. Среднего роста, с мефистофельской бородкой, в пенсне, он резко отличался от Антонина. Я видел Луначарского в первый раз, но много слышал о нем. Я знал, что он блестящий оратор и что ораторский талант проявляется с особой силой в полемических выступлениях, когда он видит перед собой достойного противника. А оппонент на этот раз оказался очень серьезный. Я сразу почувствовал, что Антонин действительно глубоко верующий человек и в искренности его слов не сомневался.
Лекция началась. Низкий звучный голос епископа наполнил зал. Говорил он не спеша, взвешивая каждое слово, то и дело прибегая к метафорам, аллегориям и цитатам не только из священного писания, но и философских трактатов. Чувствовалась тотальная подготовка и незаурядная эрудиция. Поскольку я не был верующим, слова докладчика меня ни в чем не убедили, но слушал я его с интересом. А закончил он так:
- Над безграничным простором нашей родины простерлась темная ночь. Мы плывем в утлом челне по бурному морю. Мы поверили кормчему, который сказал: «Рука моя тверда, парус крепок, я знаю путь к светлому острову социализма». Но поднялся страшный вихрь, изорвал парус, вырвал руль из ослабленной руки растерявшегося рулевого. А волна все выше. А острова не видать. А имя ему «Утопия». И в последний момент, когда уже никакая сила человеческая нас спасти не может, нам остается одно: опустившись на колени, воздев очи горе, воскликнуть: «Господи, помоги нам!»
Бурный взрыв восторженных воплей, аплодисментов, прорезаемых свистками и криками «Неправда! Не может этого быть! Чепуха» потряс зал.
И тут выступил Луначарский. Он начал так:
- Епископ Антонин нам очень красочно рассказал, как иерусалимский патриарх в пасхальную ночь вошел с незажженной свечей в алтарь и тут же вышел, держа в руке уже горевшую свечу. Кто ее зажег, епископ не сообщил, явно намекая на чудо. Такими чудесами нас не убедить.
И Луначарский, отдавая должное докладчику, в самой корректной форме подверг сокрушительной критике все тезисы доклада. Он блестяще выполнил свою задачу.
Помню еще один диспут между Луначарским и другим докладчиком, главою «живой церкви» митрополитом Александром Введенским. Происходило это в том же Политехническом музее через несколько лет в период НЭПа. Москва была уже совсем иной. О ней красочно сказал Демьян Бедный:
Публика батюшки-светы!
Шику-то - прямо беда!
Барыни эвона как разодеты!..
Подняли головы вновь господа.
Ярко блестит магазея.
Выставка в каждом окне.
Публика топчется, жадно глазея.
Все расхватает… По всякой цене!..
По правде сказать, очень неуютно было простому советскому человеку в нэповской Москве. Появились толстые, жирные нувориши, о которых в том же стихотворении выразительно сказано:
- «Митя… Нам море теперь по колена…
Всю, брат, Расею возьмем в переплет!..
Митя… Поедем к цыганам!..»
Мучило тяжкое сомнение: «Отзвук ли это минувшего быта иль первоцвет наступающих дней?»
На этом диспуте публика была уже совсем иная. Было много нэпманов с расфуфыренными женами, которые пришли позабавиться. Надо отдать должное митрополиту Введенскому, он оказался очень хорошим и остроумным оратором, но в искренность его почему-то не верилось. Анатолий Васильевич и здесь победил, но победа его почему-то меньше радовала: аудитория не та!
Все по порядку:
БАЗАР. ДНЕПР. ОРШИЦА
ДЕТСТВО
ДЕТСТВО (продолжаю)
ХЕДЕР
ГОРОДСКОЕ УЧИЛИЩЕ
ПОГРОМ
ПАНТЕЛЕЙМОН НИКОЛАЕВИЧ ЛЕПЕШИНСКИЙ
ДЕЛА БОЖЕСТВЕННЫЕ
МАССОВКА
ПУРГА
СУМАСШЕДШИЕ
МИНКА-САМЕЦ И ДРУГИЕ
КАПИТАН ГАРШИН
ОРШАНСКИЙ БАРОН МЮНХГАУЗЕН
А ЕЩЕ БЫЛ СЛУЧАЙ
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
"ПРАВДА"
ЛЕНИН (воспоминания товарищей)
Жара непереносимая. В 10 часов вечера солнце еще высоко стоит на небе. Из каких-то экономических соображений часовую стрелку перевели на 2,5 часа вперед.
На заборе большая афиша. Она извещает, что такого-то числа в Политехническом музее епископ Антонин прочитает лекцию о боге. Оппонент нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский.
А времена такие, что не только церковным иерархам, но и простому священнику неуютно на людях. Оно и понятно: духовенство являлось тогда одним из основных оплотов контрреволюции. Что же это за бесстрашный епископ, который дерзнул выступить всенародно с таким рискованным докладом? Товарищ мне разъяснил, в чем тут дело. Епископ Антонин - это «социальный парадокс» вроде миллионера Саввы Морозова, дававшего деньги революционерам. Антонин по-настоящему культурный, мужественный человек, всегда готовый выступить в защиту своих убеждений. Носятся слухи, что он даже иногда укрывал у себя лиц, преследуемых полицией за свои взгляды. Церковный Олимп относился к строптивому епископу без особой симпатии, но вынужден терпеть его, потому что популярность его была велика среди простонародья.
Еще задолго до начала доклада у входа в Политехнический музей собралась толпа. Как только отворили двери, она ворвалась в зал. Меня прижали к трибуне. Отдышавшись, я стал разглядывать аудиторию. Она была разношерстной. Бросилась в глаза бледная, истомленная, плохо одетая женщина с полубезумными широко раскрытыми глазами. А рядом блоковский интеллигент «Длинные волосы и говорит вполголоса «Предатели! Погибла Россия! Должно быть писатель - Вития». Были и парни в тельняшках с кобурами на боку и рабочий люд.
Вот поднялся на трибуну Антонин. Высокого роста, дородный, с длинной библейской седой бородой и живыми, совсем еще не старыми глазами, в шелковой рясе с наперсным крестом, он производил внушительное впечатление.
Оппонент опаздывал, зал волновался. Докладчик терпеливо ожидал.
А вот и Анатолий Васильевич. Среднего роста, с мефистофельской бородкой, в пенсне, он резко отличался от Антонина. Я видел Луначарского в первый раз, но много слышал о нем. Я знал, что он блестящий оратор и что ораторский талант проявляется с особой силой в полемических выступлениях, когда он видит перед собой достойного противника. А оппонент на этот раз оказался очень серьезный. Я сразу почувствовал, что Антонин действительно глубоко верующий человек и в искренности его слов не сомневался.
Лекция началась. Низкий звучный голос епископа наполнил зал. Говорил он не спеша, взвешивая каждое слово, то и дело прибегая к метафорам, аллегориям и цитатам не только из священного писания, но и философских трактатов. Чувствовалась тотальная подготовка и незаурядная эрудиция. Поскольку я не был верующим, слова докладчика меня ни в чем не убедили, но слушал я его с интересом. А закончил он так:
- Над безграничным простором нашей родины простерлась темная ночь. Мы плывем в утлом челне по бурному морю. Мы поверили кормчему, который сказал: «Рука моя тверда, парус крепок, я знаю путь к светлому острову социализма». Но поднялся страшный вихрь, изорвал парус, вырвал руль из ослабленной руки растерявшегося рулевого. А волна все выше. А острова не видать. А имя ему «Утопия». И в последний момент, когда уже никакая сила человеческая нас спасти не может, нам остается одно: опустившись на колени, воздев очи горе, воскликнуть: «Господи, помоги нам!»
Бурный взрыв восторженных воплей, аплодисментов, прорезаемых свистками и криками «Неправда! Не может этого быть! Чепуха» потряс зал.
И тут выступил Луначарский. Он начал так:
- Епископ Антонин нам очень красочно рассказал, как иерусалимский патриарх в пасхальную ночь вошел с незажженной свечей в алтарь и тут же вышел, держа в руке уже горевшую свечу. Кто ее зажег, епископ не сообщил, явно намекая на чудо. Такими чудесами нас не убедить.
И Луначарский, отдавая должное докладчику, в самой корректной форме подверг сокрушительной критике все тезисы доклада. Он блестяще выполнил свою задачу.
Помню еще один диспут между Луначарским и другим докладчиком, главою «живой церкви» митрополитом Александром Введенским. Происходило это в том же Политехническом музее через несколько лет в период НЭПа. Москва была уже совсем иной. О ней красочно сказал Демьян Бедный:
Публика батюшки-светы!
Шику-то - прямо беда!
Барыни эвона как разодеты!..
Подняли головы вновь господа.
Ярко блестит магазея.
Выставка в каждом окне.
Публика топчется, жадно глазея.
Все расхватает… По всякой цене!..
По правде сказать, очень неуютно было простому советскому человеку в нэповской Москве. Появились толстые, жирные нувориши, о которых в том же стихотворении выразительно сказано:
- «Митя… Нам море теперь по колена…
Всю, брат, Расею возьмем в переплет!..
Митя… Поедем к цыганам!..»
Мучило тяжкое сомнение: «Отзвук ли это минувшего быта иль первоцвет наступающих дней?»
На этом диспуте публика была уже совсем иная. Было много нэпманов с расфуфыренными женами, которые пришли позабавиться. Надо отдать должное митрополиту Введенскому, он оказался очень хорошим и остроумным оратором, но в искренность его почему-то не верилось. Анатолий Васильевич и здесь победил, но победа его почему-то меньше радовала: аудитория не та!
Все по порядку:
БАЗАР. ДНЕПР. ОРШИЦА
ДЕТСТВО
ДЕТСТВО (продолжаю)
ХЕДЕР
ГОРОДСКОЕ УЧИЛИЩЕ
ПОГРОМ
ПАНТЕЛЕЙМОН НИКОЛАЕВИЧ ЛЕПЕШИНСКИЙ
ДЕЛА БОЖЕСТВЕННЫЕ
МАССОВКА
ПУРГА
СУМАСШЕДШИЕ
МИНКА-САМЕЦ И ДРУГИЕ
КАПИТАН ГАРШИН
ОРШАНСКИЙ БАРОН МЮНХГАУЗЕН
А ЕЩЕ БЫЛ СЛУЧАЙ
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
"ПРАВДА"
ЛЕНИН (воспоминания товарищей)