Ричард Рорти

Jul 19, 2024 12:11


Человек нуждается в разговоре, поскольку только разговор позволяет ему справиться с этими сомнениями, сохранить свою целостность, сеть своих убеждений и желаний настолько связной, чтобы быть способным действовать.

***

Словари обычно паразитируют на надеждах в том смысле, что основная функция словарей состоит в рассказе историй о будущих выгодах, которые компенсируют сегодняшние жертвы.

***

В идеальном либеральном обществе интеллектуалы будут по-прежнему ирониками, хотя таковыми не будут неинтеллектуалы, которые, тем не менее, станут здравомыслящими номиналистами и историцистами.

***

Иронизм, как я уже определил его, возникает в результате осознания силы переописания.

***

...метафизик считает, что существует связь между переописанием и властью, и что верное переописание может сделать нас свободными. Ироник же не предлагает никакой подобной гарантии. Ему приходится говорить о зависимости наших шансов на свободу от исторических случайностей, на которые наши само-переописания влияют только иногда. Он не знает никакой другой силы такого же размера, на знание с которой претендует метафизик.

***
...конечный словарь ироника может и должен быть разделён на две части - большую приватную и малую публичную, которые не имеют никакого отношения одна к другой.

***

...противоположность между Прустом и Ницше поднимает центральную проблему, которую пытался решить Хайдеггер, а именно: каким образом можно написать историческое повествование о метафизике - о последовательных попытках найти такое переописание прошлого, которое будущее не смогло бы переописать - самому не впадая в метафизику? Как можно рассказывать исторический нарратив, заканчивающийся на самом себе, без того, чтобы не выглядеть так же нелепо, как Гегель?

***

Владимир Набоков и Джордж Оруэлл имели разные дарования, их представление о самих себе также отличалось. Но, как я постараюсь показать, то, к чему они пришли, было во многом схожим. Оба предостерегают либерального иронического интеллектуала от искушений быть жестокими. Оба драматизируют напряжённость между приватной иронией и либеральной надеждой.

***

Хайдеггер и Набоков едины в том, что здравый смысл - это обманывающая сама себя апология безмыслия и вульгарности, против которой существует только одна защита - уникальная и идиосинкразическая ирония.

***

Фрейд был, пожалуй, единственным, кто вызывал такое же бешенство и возмущение у Набокова, какое Ницше вызывал у Хайдеггера. В обоих случаях это было возмущение предшественником, который, возможно, уже написал все лучшие страницы.

***

Словарь самосозидания обязательно приватен, он не разделяется с другими и не подходит для дискуссии. Словарь справедливости обязательно публичен, он разделяется с другими и является посредником в дискуссии.
из книги "Случайность, ирония и солидарность"

ЗЫ. Возможно, центральная тема расейской современности - это распад целостности людей, которым повесили замки на рты, лишив разговора. Словарь справедливости брошен в топку. Тем ярче освещена нищета метафизических ценностей, у которых, как у печки, пытаются согреться разнообразные "верущие" и прочие "метафизики", у каждого из которых своя версия истории, еще более нелепая, чем у Гегеля (кто-то слушает в ютубе "Боже, царя храни", кто-то крестится каждый день на икону Сталина, у кого-то висит в шкафу мундир деда-вертухая-победителя и пр.)

Великим ироником был, конечно, М. Кундера, цитату из "Искусства романа" которого Рорти поставил эпиграфом к своей книге.

Хайдеггер, Рорти, философия, Ницше, Пруст, литература, Кундера, Набоков, Гегель, Фрейд, Оруэлл

Previous post Next post
Up