Под «классическим» Homo sapiens мы подразумеваем «первобытного человека»: охотника верхнего палеолита, неолитического пастуха, аборигена колумбовой эпохи, ведущего традиционный образ жизни. Таковым сапиенс являлся более 100 тысяч лет.
Под Homo urbanus мы понимаем жителя современного мегаполиса. Причем «классический» вариант - это человек 21 века, родившийся после 2000 года. До этого наблюдаются переходные формы разной степени урбанизации.
Продолжаем сравнивать этих гоминид.
О ТЕЛОСЛОЖЕНИИ
Homo urbanus в среднем несколько выше, чем Homo sapiens.
Во-первых, процесс акселерации, приведший в ХХ веке к заметному увеличению длины тела (в отдельных регионах до 15-20 см) тесно связан с урбанизацией. Он наблюдается у городского населения, но не у аборигенов. Во-вторых, метисация, больше характерная для урбануса, приводит к гетерозисному укрупнению. В-третьих, наблюдается ассимиляция и вымирание пигмеоидных групп, что повышает средние значения мировой популяции.
Несмотря на то, что кроманьоноидные охотники были заметно массивнее урбануса по костяку, общий вес среднего урбануса больше - за счет развития жирового компонента. Ожирение является общечеловеческим трендом.
У детей сапиенса, по-видимому, весьма часто наблюдался и даже преобладал т.н. абдоминальный тип телосложения (худой с малой грудной клеткой и большим выпяченным животом - за счет обилия клетчатки в пище). В переходный период он считался редкой формой, характерной для неблагополучных условий (В.Г. Штефко и А.Д. Островский использовали его для описания детей, испытавший голод 1920-х), а преобладал торакальный тип.
В период становления урбануса (2000-е) мы уже наблюдаем преобладание у детей дигестивных тенденций в телосложении: обладатели самых разных типов костяка и мускулатуры облекаются в рыхлый жирок. Я наблюдал немало мальчиков с типично мускулярным хабитусом (широкая и плоская грудная клетка, узкий таз) у которых мышцы были недоразвиты, а скопления жира располагались не на животе (не столь приспособленном к этому, как у детей брюшного типа), а на пояснице. Наблюдал девочек с практически астеноидным хабитусом, но заметным жироотложением на животе и пояснице.
Ожирению поясницы способствует и то, что урбанус не менее половины времени бодрствования проводит в необычной для сапиенса позе - сидя на стуле и слегка согнувшись. Сапиенс же обычно сидит на корточках, по-турецки, на очень низких и твердых сиденьях. Интересно, что примерно в тот момент, когда половина населения Земли стала городской, распространилась мода на брюки, обнажающие именно эту заплывшую поясницу.
Типичный сапиенс был не слишком мускулистый, а скорее «жилистый». Таковы аборигены вплоть до XX века, будь то оленный эвенк, малийский фульбе, амазонский ботокуд или австралийский ньюнгар. Повышенная мускулярность наблюдается на некоторых островах (Папуа, Новая Зеландия), у арктических аборигенов, а также у горцев. Повышенное жироотложение наблюдается у континентальных монголоидов, полинезийцев. Стеатопигия отмечена у бушменов, андаманцев и некоторых других групп.
Однако любым этим вариациям далеко до того колоссального размаха, который демонстрирует урбанус. Сравним представителей всего одной расы (например, атланто-балтийской), выбрав среди них анорексичную фотомодель, страдающую ожирением горожанку, иссушенную диетой, но мускулистую балерину, культуристку с гипертрофированными мускулами, рыхлую домашнюю хозяйку, хрупкую подвижную студентку. Такую же вариацию можно найти и в другой урбанизированной расе, например, у тихоокеанских монголоидов (Китай, Япония). Их хабитус де-факто различается гораздо сильнее, чем у любых аборигенных женщин, принадлежащих одной малой расе.
Столь же высока вариативность и физических, и умственных способностей урбануса. Несмотря на миф о сверхспособностях первобытного «человека ниоткуда», современные спортсмены показывают результаты, намного превосходящие возможности аборигенов по силе, скорости, координации, интеллекту. Хотя сапиенс в среднем более подвижен и крепок, чем урбанус, последний за счет технологий, тренировок и мотиваций серьезно превосходит его в крайних вариантах достижений. На другом же краю гауссианы находятся такие хиляки, глупцы и «черепахи», которых в природных популяциях не бывало: они просто не выживали.
В целом урбанус отличается от сапиенса по уровню и полиморфизма, и политипии. Внутри его популяции полиморфизм (то есть различия между самым толстым, высоким, сильным - и самым тонким, низким, слабым) гораздо выше, чем в любой сапиентной популяции. Это касается не только соматических показателей, но и иммунологического, биохимического и других видов полиморфизма. Особенно велик полиморфизм поведения, образа жизни, модификации внешности.
Межгрупповое варьирование - политипия - у него, наоборот, ниже. Если проделать антропоскопию выборок из разных популяций сапиенса (допустим, саами, бушменов, удэгейцев), и сравнить их как матрицы, то можно отметить значительные различия. Однако если сравнить случайные выборки жителей таких мегаполисов, как Рио-де-Жанейро, Лондон, Нью-Йорк, они будут в целом весьма похожи - при всём несходстве людей внутри этих выборок.
О ЮВЕНАЛЬНОМ ФАКТОРЕ
Ведущим фактором урбанизации человека является школа. Она прививает нерушимую привычку вести малоподвижный образ жизни в замкнутом помещении, то есть сидеть и молчать, либо негромко высказываться по команде, и предаваться семантической деятельности (я не сказал «интеллектуальной»). Школа является системой не столько образовательной, сколько урбанизирующей. Образование у сапиенса осуществлялось по-другому, динамично - в ходе бесед с наставником, путешествий с опытным охотником и собирателем, в процессе инструментальной практики, игр и т.д.
Тенденция школьной урбанизации очень властная: она забирает детей у последних сапиенсов, ведущих аборигенный образ жизни, и закрепощает их в классах, цивилизуя, облагораживая, приучая к униформе - и превращая в представителей нового вида. В процессе колонизации аборигены активно подвергались такой «кастрации своего племени» - даже если дети возвращались из интернатов в племя, они не желали вести традиционный образ жизни. Таким образом, сапиенс быстро лишается репродуктивной силы, его потомство переходит в распоряжение другого вида. Кому-то отрыв детей от корней кажется драматичным, кому-то нравится приобщение детей аборигенов к цивилизации. На самом же деле это антропосферный процесс: одна форма материи переходит в другую, хотим мы того, или нет. Или даже «геологический» процесс - как образование карста или застывание лавовых потоков.
«Ошколивание» детей, это автокаталитический процесс. Давление этого фактора усиливается само по себе, по мере того, как развиваются инструменты урбанизации. Детский консьюмеризм, массовая культура, образовательные технологии делают урбанизацию притягательной и неотвратимой. А «сапиентные» формы взаимодействия взрослых и детей активно истребляются ювенальной юстицией и медийной педоистерией. Традиционные методы воспитания, которые применял сапиенс, объявляются неприемлемыми и преступными. И мы все с этим согласны. Например, первобытный сапиенс вовлекал несовершеннолетних в процесс убийства, расчленения животных и людей (пленных, врагов, жертв каннибализма). Сейчас такое вовлечение трактуется как чудовищное травмирование сценами насилия и жестокости. Осуждается даже присутствие детей при заклании скота на мусульманских праздниках или на классических экспериментах по биологии («разрезание лягушки»). Сапиенс применял различные формы физического и психического насилия к несовершеннолетним: побои, обрезание, лишение пищи и других потребностей, истязания при инициации, запугивание страшными историями, алкоголизация и наркотизация, сексуальные действия, оставление без опеки при сиротстве, наконец, убийство по различным мотивам. Урбанус считает это совершенно недопустимым. Решение простое: сапиенса-родителя за решетку, ребенка - отлучить в интернат по урбанизации.
О ПРОБЛЕМЕ ВЫДЕЛЕНИЯ ВИДА HOMO URBANUS
Категория вида была введена в таксономию задолго до развития генетики, и генетические различия практически не брались во внимание при построении филогении. В основном опора делалась на описательные признаки, а наличие репродуктивного хиатуса лишь постулировалось, не будучи достоверно доказанным. Обнаружение межвидовых гибридов не опровергало наличия исходных видов. В зоологии, ботанике, микологии к разным видам нередко относили весьма близкие формы (например клесты еловик и сосновик), а один род мог включать в себя сотни видов (Potentilla, Carabus).
Если непредвзято рассматривать первобытного человека, называя его Homo sapiens, нельзя игнорировать его огромные фактические отличия от горожан 21 века. Поэтому рассматривать две эти формы гоминид как единый, неразличимый феномен Homo sapiens, проявляющий одни и те же свойства, некорректно. Происходит путаница, сравнивается несравнимое, смешиваются совершенно разные уровни.
В современной науке можно описать новый вид человека по фаланге пальца или единственному черепу, произвольно реконструированному из мелких обломков. Однако очевидное своеобразие живого океана из миллиардов людей остается «незамеченным», по крайней мере, на антропологическом уровне.
Урбанизация (видообразование урбануса) происходит гораздо быстрее сапиентации, однако не мгновенно и тоже имеет промежуточные формы. Переселяясь в города, аборигены только через 3-5 поколений приобретают глубокие отличия. В сущности, урбанус это очень молодой вид, поэтому он лучше всего проявляется в авангарде эволюции - молодых особях мужского пола.
Превращение сапиенса в урбануса может показаться процессом обратимым. Бытует мнение, что глобальная война может вновь сделать людей пещерными жителями с каменными топорами. Однако в реальности урбанус уже не способен вернуться к первобытному сапиентному состоянию. Этому препятствует, во-первых, само состояние биоантропосферы. Уже невозможно пропитать человека за счет охоты и собирательства из-за глобального экологического кризиса, сокращения и оскудения природных экосистем. Во-вторых, плоды цивилизации настолько притягательны, что единожды прикоснувшись к ним, абориген уже никогда от них не откажется. В-третьих, нормативная система создает такие правовые условия, в которых человеку невозможно отказаться от городского образа жизни и вдруг вернуться к первобытности: жить в лесу, рожать детей в шалаше, не учить их в школе, кочевать и охотиться где угодно, не обращаться за современной медицинской помощью. Это будет признано противозаконным, например, как браконьерство, ущемление прав детей, нарушение государственных границ и т.д. Предполагаемый сценарий деградации урбануса в случае какой-либо катастрофы превратит его не в «кроманьонца», а совсем в другого гоминида.
Переход человека в новое качество, которое я называю Homo urbanus, обозначил еще Вернадский в образе ноосферы - когда разум становится геологической силой, а человек начинает участвовать в мегабиологических процессах. Это происходит только с появлением городского человека. Первобытный человек еще не может значительно изменять ландшафты, планетарные потоки и резервуары вещества, имея в распоряжении только охоту, собирательство, выжигание, подсечно-огневое хозяйство, выпас. Зато городской человек способен на значительные изменения ландшафтов и планетарных круговоротов - дороги, горная добыча, урбанизация территорий, промышленность, энергосети, серьезные гидросферные изменения (эвтрофикация, мелиорация, регулирование стока, создание водохранилищ и др.) делают это возможным.
При знакомстве с конкретными аргументами возникает желание их объяснить: «это потому что!» Однако знание факторов, предадаптаций и исторических предпосылок не отменяет самого факта различий. Поэтому задача данного обзора - только констатировать факты, порой совершенно очевидные, чтобы оценить масштаб накопленных различий.
Нужен ли новый таксон науке и общественности? Вряд ли. Таксономическое обозначение и дифференциация человека вообще не имеет практической значимости. А для современной этики и политики даже приносит вред. Человек - он и есть человек, а в подробности лучше не вдаваться. Если уж люди стали намеренно игнорировать очевидное внутривидовое разнообразие, что говорить о межвидовом. Которое вдобавок акцентирует неполиткорректную и попросту кровавую изнанку смены видов путем элиминации аборигенного человечества.
Выделение Homo urbanus интересно скорее с позиции философии, интегративной антропологии. Это актуально для тех, кого размышляет об антропосферных изменениях, занимается их объективной оценкой, ищет альтернативу экологическому алармизму и футурологическому пессимизму. Если Дезмонд Моррис написал книгу «Голая обезьяна», то в мое время можно смело создать труд «Одетая обезьяна» (наброски которой, собственно, перед вами). Однако здесь легко попасть в ловушку, в которую угодили, подобно Моррису, Ричард Докинз, Виктор Дольник, социобиолог Эдвард Уилсон, этолог Конрад Лоренц. Они ныне неугодны ни верующим, ни общественности, ни ученым - каждый находит основания для критики. Не исключено, что «Одетая обезьяна» покажется даже более кощунственной профессионалам от научного сообщества, нежели сторонникам религии и политкорректности.
Впрочем, это ещё не самая большая проблема. Самая большая - ударение в латинском эпитете.
В следующий раз - о филогенезе и генофонде.
___________________________________________________________________________
* Предыдущие посты:
Homo urbanus как новый вид гоминид: дифференциальный диагноз Отличия сапиенса от урбануса: в пространстве и времени Homo sapiens vs Homo urbanus: экологические отличия Homo sapiens vs Homo urbanus: некоторые репродуктивные различия___________________________________________________________________________
На иллюстрациях: монгольские дети, слева фото 2005-2007 г., справа 2010 г. Слегка заметно изменение тонуса мышечного каркаса.