О близорукости "политического реализма"
Продолжая заочно полемизировать с langobard’ом (заочно, поскольку исключительно в моем блоге, без комментария в его журнале).
Сергей Шмидт: «В нашей, политических реалистов, картине мира аксиоматической презумпцией является то, что исторический процесс это противостояние центров политической (военно-политической) силы, простые правила которого - попытайся уничтожить противника, которого можешь уничтожить, и попытайся ограничить (сдерживать) противника, которого уничтожить не можешь. А если не можешь ни того, ни другого, просись под крыло того, кто может. Абсолютное доминирование политического над экономическим».
Ирония этой позиции в том, что упомянутое противостояние имеет целью налаживание взаимодействия с «противником», а предельное желаемое состояние - объединение с ним.
Когда он говорит про «попытайся уничтожить противника», он имеет в виду «попытайся убить всех его людей, а территорию преврати в пустыню»? Думаю, что нет. Предположу, он говорит о, например, захвате одной страны другой - «противник» вошел в состав «нашей державы», «перестал существовать». Говорит про «уничтожение противника», хотя в действительности всего лишь две группы людей объединились.
То есть для диалектика сама выраженная Сергеем позиция, безусловно, отражает реальность - борьба и противостояние являются частью взаимодействия. Всего лишь ошибкой будет считать, будто все сводится к ним, а они не являются лишь частью - одним из доступных способов «торговаться».
Можно объединяться с помощью военных действий: князь А победил князя Б, присоединил «его» земли к своим - история полна таких примеров. Но историки знают и множество примеров мирного объединения.
И в этом смысле «политические реалисты» (в той формулировке, какая была предложена Сергеем) вопреки самообозначению не очень реалистичны: игнорируют важные стороны реальности, а какие-то из них вовсе не замечают. В частности, можно усомниться, в полной ли мере они рефлексируют собственные мотивы? Задаются ли они вопросом, зачем им «уничтожение противника» (в виде объединения с ним) и его ослабление?
Я-то бы сказал, что желания понятны: они хотят упоминавшегося вчера расширения рынка, при этом такого, который в наибольшей степени защищал бы их интересы. Мол, если мы их завоюем, то именно мы и будем диктовать условия, как нам взаимодействовать. И соответственно, они всего лишь смотрят узко, поэтому в поле зрения попадает только военный путь (или «противостояние» - в более широком смысле).
От кого-то при этом можно было бы ожидать ответа «я дерусь, потому что дерусь» - противостояние не для чего-то, а оно имеет самостоятельную ценность. Но я сомневаюсь, что Сергей Шмидт видит «политический реализм» именно так. И если сомнение верно, и он не считает, будто война является самоценностью, то было бы интересно узнать, в чем он видит смысл и цели «противостояния» - неужели есть еще какие-то, кроме как «поторговаться» и получить объединение на наиболее выгодных условиях?
***
Некоторые противоречия не могут быть решены внутри одного субъекта (страны или корпорации).
Например, Эль-Мюрид часто упоминает разрыв в развитии между приморской и «материковой» частями Китая, объективно обусловленный географией. В рамках, ограниченных пределами этой страны, решить противоречие нельзя. Но если бы вдруг появилась некая «империя» или «союз государств Евразии», объединившие все эти территории, как США - Северную Америку, то и решение бы нашлось, и стоило бы оно относительно недорого - несколько сотен миллиардов долларов. Достаточно было бы построить сеть железных дорог, объединивших западную и восточную части материка (вкупе со среднеазиатскими территориями), и это развитие инфраструктуры стало бы пусть не заменой морского побережья для «континентальной части Китая», но тем, что позволило бы существенно сократить разрыв.
«Политическим реализмом», концентрирующемся на борьбе, здесь можно даже пренебречь - он имеет очень малое значение по сравнению с тем, что упомянутое противоречие в принципе не решается в пределах границ Китая. Но, конечно, какие-то помехи развитию он тоже создает: «а если Китай решит эту проблему, то он же усилится? А это плохо, он, может быть, станет на нас давить». В итоге вместо помощи друг другу - портят жизнь и мешают развитию.
Точно так же и с другой «проблемной» страной, о которой Анатолий Несмиян тоже написал ярко и с чувством, - с Бразилией. Ее противоречие не сводится к тому, разрешать ли свободную продажу огнестрельного оружия, и даже не сводится к очень высокому уровню нищеты. Ключевой вопрос в том, что, судя по описанию Эль-Мюрида, в международном разделении труда Бразилии была отведена в качестве значимой ниша наркобизнеса. То, что эта сфера криминализована в большинстве стран, не должно нас смущать: у людей есть потребности, значит, будут те, кто их обслуживает. Значит, будет такая сфера, будут занятые в ней, будет в том числе региональная специализация.
И какую бы из этих проблем мы ни выбрали, в рамках одной Бразилии она решена быть не может.
Например, допустим, что мы озабочены высоким уровнем потребления кокаина. Какую потребность удовлетворяют люди с его помощью? Зачем он им? И если изменить их жизнь, то не приведет ли это к тому, что кокаина им будет нужно меньше? Алексей Рощин говорил, что «творческая интеллигенция» часто принимает наркотики, поскольку вынуждается «вытаскивать из себя эмоции» даже тогда, когда их нет. А представим, что у них не выматывающий жилы график, а они могут «давать эмоции» тогда, когда для них это возможно естественным путем? Будут ли они по-прежнему нуждаться в таком количестве кокаина? И если нет, и если к другим потребителям наркотиков это соображение тоже будет относиться, то, следовательно, изменение жизни на «более человеческую» снимет потребность в кокаине, а соответственно, сделает вопрос наркокартелей неактуальным. И, конечно, в рамках Бразилии эту задачу решить нельзя.
Или допустим, что мы озабочены высоким уровнем бедности в Бразилии. Будь у нас единый всепланетный конгломерат, то, вероятно, можно было бы рассредоточить производства так, чтобы место им находилось и в Азии, и в Северной, и в Южной Америке. В этом случае, может быть, отпала бы потребность в детском труде, и в 60-часовой рабочей неделе, какие, говорят, все еще встречаются в Азии, - всюду работали бы взрослые люди, притом по 40, а то и по 20 часов в неделю.
А ресурсы на эти новые производства можно было бы получить, победив «искусственное устаревание» продукции. Корпорации гонятся за прибылью, стремятся продавать больше и для этого замедляют работу телефонов старых моделей или используют материалы, которые приводят к относительно быстрому выходу из строя автомобиля. Сами по себе они не могут этого избежать - они действуют по существующим правилам. Но в условиях, когда их потребности были бы удовлетворены, они могли бы не гнаться за увеличением продаж ради самого этого увеличения, а значит, множество ресурсов можно было сохранить. И можно было бы наносить меньший ущерб планете при сохранении (или увеличении) прежнего уровня потребления.
***
Сравнивая военные действия с другими способами объединения, можно отметить, что победа - это не когда все враги уничтожены. Настоящая победа - такая ситуация, когда враги стали друзьями, и вместе, в сотрудничестве, созидают новое, более благополучное.
Убитый же «враг» - это всегда, как минимум, «упущенная прибыль» (если рассуждать эксплуататорски). Он мог бы приносить «победителю» пользу, а вместо этого - его больше нет.
***
Доминирование «силовиков» в России последних тридцати лет видно и в культурной сфере. И, может быть, причины этого на поверхности: «кто девушку (культурного деятеля - от режиссера до политолога, до публициста) ужинает, тот ее и танцует». Деньги в РФ последних лет могли быть почти исключительно у «силовиков», так что и производимый культурный продукт (включая мелкие интернет-статьи) обслуживал преимущественно их интересы, представления и картину мира.
Конечно, сами эти «силовики» друг от друга значительно отличались, как и форма предоставления ими денег. Одно дело, когда это «патриотический заказ про войну», выделяемый из федерального бюджета. Другое дело, когда по указанию бывшего спецслужбиста из администрации президента выдают деньги конкретным политологам с конкретными пожеланиями насчет того, как именно им освещать происходящее (и что именно освещать). Третье дело, когда средства выдает бандит (бывший или нынешний).
Но в итоге всего лишь и получается, что с разных сторон освещают одну сферу человеческой деятельности, придавая ей повышенное значение.
Единство источников выделяемых средств создает иллюзию единомыслия - «похоже, все думают, что сила это самое важное». Иллюзия единомыслия создает другую - «если все считают, что это так, то, наверное, так оно и есть». А из иллюзорных представлений вытекают конкретные ошибочные практические шаги.