Сократ и историко-философские корни ювенальных технологий. Часть 2
(Читать Часть 1)
Обсуждая воспитательскую деятельность Сократа, Гегель называет чувство единства детей с родителями «первым непосредственным нравственным отношением» [«Лекции по истории философии», т.II, с.79 (изд.1932)]. Гегель не ограничивался одним только мнением по вопросу о семье: в системе «Философии духа», в которой он пытался выразить самодвижение понятия, семья появляется в качестве первого момента нравственности в сфере объективного духа, при этом сам объективный дух определяется в противоположности к субъективному духу как порождённая им реальность.
Во времена Сократа «точкой зрения греческого духа была незадумывающаяся, бесхитростная нравственность, в которой человек ещё не определял себя к действию из себя, и ещё меньше существовало то, чтo мы называем совестью, а законы по своей основе ещё рассматривались как традиция» и «носили форму установлений, санкционированных богами» [«Лекции по истории философии», т.II, с.66 (изд.1932)]. Нравственное сознание граждан было свободным в себе, но оставалось несвободным для себя [там же, с.63].
В то же время сформировались условия для изменения ситуации: «Сократ осознал тот факт, что реальность нравственности в народном духе расшаталась. Он потому стоит так высоко, что выразил именно то, для чего назрело время. Сознав это, он поднял нравственность на высоту правильного усмотрения» [там же, с.59].
Сократ взял руководящим принципом суждение отдельной личности. Этим он сделал единичное моральное сознание индивида свободным для себя. «Вместо всеобщего единого духа, который представлял собою у греков бессознательный акт определения посредством нравов и обычаев, выступил теперь единичный дух как решающая индивидуальность» [там же, с.64]. В этом состоял большой прогрессивный шаг: «мировой дух поднялся на более возвышенную ступень сознания» [там же, с.87].
Но, подняв одно, Сократ не мог не опустить другое. В процессе своей деятельности он проблематизировал содержание бессознательной нравственности народа, авторитет богов и предсказания оракулов, чем в итоге и «заколебал законы».
«Когда Сократ утверждал, что человек может действовать, руководясь разумением, убеждением, - он признал, что субъект имеет решающее значение в противоположность отечеству и обычаю, и следовательно сделал себя оракулом в греческом смысле. Он говорил, что в нём есть δαιμονιον [демон], который советует ему, чтo он должен делать, и открывает ему, чтo полезно для его друзей» [«Философия истории», с.253 (изд.1935)].
Если единого оракула нет, то всё дозволено и каждый может быть оракулом в самом себе. Но лишь добродетельная личность найдёт таким образом в себе хорошее основание, тогда как дурная и несформированная погубит себя и других. Даже Сократ, считавшийся мудрейшим из греков, воспитал в том числе и таких безнравственных деятелей, как тиран Критий и предавший родину полководец Алкивиад, «которые привели Афины почти на край гибели». Эту-то опасность и осудил афинский народ, «ибо если он [Сократ] вмешивался в воспитание, которое другие давали своим детям, то справедливо предъявить требование, чтобы ничего из того, чтo он хочет сделать для образования юношества, не оказалось обманчивым» [«Лекции по истории философии», т.II, с.80 (изд.1932)].
Развитие сократовского принципа, этого противоречия между субъективной свободой «правильного усмотрения» индивида и объективной свободой наивных нравов, составляет «содержание всей последующей истории», - пишет Гегель [там же, с.88].
До сих пор противоречие не снято и остаётся по сути в той же фазе. Свободное моральное суждение индивида проблематизирует глубокие опоры народной нравственности: культуру и религиозные традиции (несущие те же функции, что и греческие боги во времена Сократа) и даже благо воспитания в семье (как и Сократ допускал внешнее вмешательство в воспитание детей вопреки воле родителей). Поскольку семья - это действительно первая опора нравственности и последний её рубеж, то именно вмешательство в семью является тем знаковым явлением, которое указывает на критическое обострение описанного выше противоречия между субъективной и объективной свободой.
Как гласит крылатое высказывание Гегеля-Маркса, история повторяется дважды: один раз в виде трагедии, другой раз в виде фарса. Однако «фарсирование» ювенальных технологий происходит столь стремительно, грубо и цинично, что итогом его может стать трагедия нового исторического масштаба. Демон лоббистов ювенальной юстиции несравнимо демоничнее демона Сократа: он опускается вплоть до эксплуатации детского труда, до разнообразного криминального бизнеса, включая продажу детей на органы и за рубеж.
«Оракул» Екатерина Лахова подцепляет ювенальные технологии к «закону Димы Яковлева»
Фото: kommersant.ru
В общем смысле Гегель упоминает и о таком аспекте развития противоречия: «С этим находится в связи то, что теперь приобрели большую силу частные цели, частные интересы. В этом есть то общее с сократовским принципом, что то, что кажется субъекту правым, долгом, хорошим или полезным, как в отношении себя, так и в отношении государства, зависит от его внутреннего определения и выбора, а не от государственного устройства и всеобщего» [там же, с.88]. Определения абстрактного права - частный интерес, собственность, отношение человека к вещи и т.п. - выступают на первый план в ситуации взаимного ослабления моральности и нравственности.
Часть своей силы моральность получает именно от наивной нравственности народа, потому и сама моральность претерпевает кризис в результате бунта против нравов. Субъективная сторона современного противоречия уже лишена сократовского ареола индивидуальной добродетели, возвышающейся над всеобщим. Но и Сократ, полноправно героизированный, проживший достойную жизнь и воспитавший многих добродетельных сограждан, всё-таки воспитал и Алквиада, и Крития. Ювенальные же технологии, расценивающие любой запрет как подавление индивидуальной свободы ребёнка, по сути вообще исключают возможность воспитания. Уже сейчас, «спасая» детей от от родителей, сотрудники европейских социальных служб готовы сами носить детям сигареты: «здесь дети делают то, что хотят, на то она и демократия». Если даже благая воспитательная деятельность Сократа принесла Афинам достаточно бед, то каковы будут последствия работы ювенальной машины, взращивающей уже не отдельные личности, но целое поколение?
Будучи важным завоеванием нового времени, свобода морального суждения индивида несёт с собой разрушение, если воспринимается в качестве единственной основы. Признание индивидуальной свободы ребёнка от родителей и от семьи, провозглашённое как его первейшее право, означает по сути право вырасти тотально безнравственным индивидом. Это и есть ювенальный ад, которого Россия не приемлет: 76% респондентов опроса ВЦИОМ считают, что ключевую роль в деле защиты детей должны играть семья и родители.
Под натиском ювенальных лобби народ стремится защитить себя и основы своей нравственности. Естественной реакцией правительства в такой ситуации было бы встать на защиту народа, - так же, как и афинский суд признал виновным «развращающего молодёжь» воспитателя. Является ли такое вмешательство достаточным для решения проблемы?..
Окончание