Константин Симонов. Обычный день
К.Симонов || « Красная звезда» №89, 16 апреля 1942 года
Подписка на Государственный Военный Заем проходит по всей стране с неослабевающим под'емом.
Воины Красной Армии! Пусть каждая пуля, каждый снаряд, сделанные на деньги народа, метко разят врага, ускоряют гибель немецких захватчиков.
# Все статьи за 16 апреля 1942 года.
Стало теплее. На дорогах снова видны оттаявшие воронки. Над березовыми немецкими крестами летают черные вороньи стаи, напоминая о декабрьских боях. Из-под снега снова начинают показываться серые башни разбитых немецких танков.
На косогоре, с которого широко видны белые холмы и синие перелески, стоит памятник. Жестяная звезда и дощечка, где заботливой, но торопливой рукой человека, снова идущего в бой, выведены скупые торжественные слова:
«Самоотверженные командиры старший лейтенант Бондаренко и младший лейтенант Гавриш пали смертью храбрых 27 марта в боях под рощей Квадратной.
Прощайте, наши боевые друзья. Вперед, на запад!»
Памятник стоит высоко. Отсюда хорошо видна зимняя русская природа. Может быть, товарищи погибших хотели, чтобы они и после смерти далеко провожали взглядом свой полк, теперь уже без них идущий на запад по широкой снежной русской земле.
Впереди расстилаются рощи. И Квадратная, в бою под которой погибли Гавриш и Бондаренко, и другие: Березовая, Дубовая, Кривая, Черепаха, Нога.
Они не назывались так раньше и не будут называться потом. Это маленькие безымянные перелески и рощицы. Их крестными отцами были командиры полков, дерущихся здесь за каждую опушку, за каждую лесную прогалину.
Эти рощи - место ежедневных кровавых боев. Их новые имена каждую ночь появляются в дивизионных сводках, иногда упоминаются в армейских.
День. Двадцать четыре часа боя, глухих минных разрывов, треска ломаемых танками деревьев, короткого щелканья пуль о стволы берез.
Семь часов вечера. Полк майора Гриценко только что овладел маленькой рощей со злым названием «Апендицит». Роща врезалась в наши позиции. В ней зарылись немцы. Несколько дней она мешала жить полку. Ее назвали по-медицински «Апендицит» и сделали именно то, что и полагается с ним делать, - зашли вглубь и отрезали.
Сейчас в роще все тихо. Молчат полтора десятка крытых в четыре наката землянок. Молчат мертвые немецкие солдаты, в разных позах лежащие под белыми русскими березами. Один из мертвецов сидит на снегу, обхватив березу руками, и почему-то хочется оторвать от нее эти вцепившиеся нечистые руки.
В двух местах мертвецы сложены в штабеля. Они убиты еще вчера и позавчера, и, очевидно, оставшиеся в живых немцы, отчаявшись вырваться из кольца, стащили их вместе, чтоб похоронить здесь или сжечь.
Да, они дерутся с волчьим упорством. И каждый день все-таки побеждать их, - это значит, каждый день, на каждом метре земли ломать их невероятное упорство своим еще более невероятным напором.
В феврале Гитлер взял клятву с каждого солдата не отступать ни на шаг без его личного приказа. Это был призыв к воинскому духу солдат.
Но его оказалось мало. Тогда было об’явлено, что когда-то скупо раздававшиеся награды будут даваться за каждое ранение, даже царапину.
Это был призыв к тщеславию, но и его оказалось недостаточно.
Тогда был введен немедленный расстрел за каждую попытку отхода.
Это был призыв к чувству страха.
Все вместе создало безысходность, которая в соединении с издавна вскормленной привычкой к тупому повиновению вдавила немецкого солдата в этот снег и сказала: лежи до конца.
Мы убиваем их много, но штабель из трупов такой, как сегодня, - редкость. Немцы уносят убитых в тыл. Издалека это может показаться проявлением солдатской солидарности - чувство товарищества бывает ведь и у зверей.
Но последние пленные, взятые здесь, говорят, что на деле это не так. Они выдают оборотную сторону медали. Немецкий солдат может уйти на время в тыл, только унося раненого или труп. И вот он под огнем ждет смерти соседа, чтобы, вынеся его труп, сегодня спастись от смерти. Мертвый на время спасет живого.
Вечер. Стволы берез становятся синими. Снежные навалы и наших и немецких траншей сливаются с окружающим снегом. В немецких землянках черные дыры бойниц замаскированы платками и обрывками белья. Все бело и невидимо.
Девять вечера. Самое темное время. Луна еще не взошла. Нервы напряжены до предела. Все ждут контратаки.
Но автоматная трескотня неожиданно начинается не с запада, откуда ее ждали, а сзади, из взятой сегодня днем рощи.
Майор Гриценко отправляет отряд назад, еще раз прочесать рощу.
Уже к рассвету отряд, продвигаясь шаг за шагом, дошел почти до опушки. Здесь одного из шедших впереди бойцов сразила неожиданная автоматная очередь. Он молча упал. Его соседи медленно продвигались вперед, перебегая от ствола к стволу, падая и снова поднимаясь. Огонь усиливался. В густо заросшей лесом лощинке засела оставшаяся у нас в тылу крупная группа немцев. Прерывисто, короткими очередями били немецкие ручные пулеметы. В синеватом холодном рассвете, за низким снежным бруствером траншей, то там, то здесь было заметно движение.
Нельзя было итти дальше, в глубь «Дубовой рощи», не истребив этих засевших у нас в тылу солдат. Но и особенно откладывать атаку на «Дубовую рощу» тоже было нельзя.
Атака была короткой и бесстрашной. Может быть, именно благодаря своей стремительности она не сопровождалась особенно большими жертвами.
Немцы были выбиты из наспех вырытой траншеи, рассеяны и убиты.
Всего здесь их было пятьдесят. Сорок девять мертвых солдат и обер-лейтенант. Они думали накануне, отойдя из рощи, отсидеться здесь и потом прорваться.
Впрочем, мертвых солдат здесь было не сорок девять, а сорок пять.
Бойцы, не веря одним глазам, осматривали трупы. Не выдержав испытания штыком, четверо мертвецов встали и подняли руки.
В 11 в роще «Апендицит» все было кончено. Оставалась «Дубовая». Шла уже вторая половина суток напряженного боя. В половине двенадцатого к одной из немецких землянок, теперь уже служившей командным пунктом майора Гриценко, подошел представитель танкистов.
Он доложил, что танки прибыли. Майор вышел вместе с ним. Танки стояли на опушке тяжелые, серо-белые машины, ломающие, как спички, березовый лес.
Впереди, в роще, как выяснила разведка, были две линии глубоких продольных снежных траншей с тремя-четырьмя десятками укрепленных землянок. Подходы к ним минированы.
У майора были заранее отобраны маленькие штурмовые группы по 6-7 человек в каждой. По три группы на танк. Две по бокам, одна позади. На опушке, рядом с танками, наготове ждали легкие сорокапятимиллиметровые орудия.
Все было предусмотрено. Орудия на широких лыжах были подтащены по траншеям к самому переднему краю. Было ровно 12. Сквозь стволы просвечивало полуденное солнце, и если б не глухие разрывы перелетавших через голову мин, лес бы выглядел, как в мирный зимний день.
Первыми скользнули вперед штурмовые группы. Они шли по снегу во главе с саперами, рядом с танками 50, 60, 80 шагов, - немцы еще молчали. Но вот кто-то не выдержал. Из-за высокого снежного завала раздалась пулеметная очередь.
Штурмовая группа залегла. Танк на ходу повернул орудие, сделал короткую остановку и ударил по теперь замеченной пулеметной амбразуре раз, другой, третий. В воздух полетели снег и обломки бревен. Немцы залегли. Штурмовая группа поднялась и рванулась вперед еще на тридцать шагов.
Снова то же самое. Пулеметные очереди из следующей землянки, короткий рывок танка, несколько снарядов и летящие вверх снег и бревна.
Немцы отступали по траншее. Но танк, то лавируя между деревьями, то ломая их, тоже двигался вдоль траншей, посылая туда снаряд за снарядом.
Сначала немцы, пробежав несколько шагов по траншее, пробивали дырку в бруствере и, просунув в нее ствол автомата, били по нашей пехоте, сами оставаясь неуловимыми. Теперь им все чаще приходилось выскакивать из одной траншеи и проваливаться по пояс в снег, чтобы дойти до следующей.
Но в эти секунды поднимались наши шедшие впереди танков бойцы, и одна за другой темными пятнами оставались лежать на снегу немецкие шинели.
В роще, казалось, свистел сам воздух, пули врезались в стволы, рикошетили о них, бессильно падали в снег.
Первая линия траншей была занята. Артиллеристы, с помощью пехоты расчищая рыхлый весенний снег, на руках волокли свои пушки вслед за танками и с каждой остановки били, без конца били по землянкам и блиндажам.
Все уже стало так близко, что стоявшие на противоположной опушке немецкие минометы были приведены к молчанию, иначе им пришлось бы бить по своим.
Впереди оставалась вторая линия траншей. Огонь оттуда стал яростным.
Немцы потеряли остатки выдержки и, уже не боясь себя обнаружить, истерически и беспрерывно обстреливали все находившееся перед ними пространство.
Под этим огнем трудно было поднять голову.
Но первая траншея без второй - это была бы не половина успеха, а едва десятая доля его. В бою обыкновенная арифметика неприменима.
К семи вечера части полка, пройдя с боем восемьсот метров, дошли до опушки. Роща «Дубовая» была взята. Несколько сот убитых немцев, восемь пленных, пулеметы, автоматы, винтовки - сколько еще не знали, еще продолжали считать, но уже знали, что много.
Землянок было до сорока, часть брошенных, часть разбитых. У их входов обломки дерева были смешаны с почерневшим от орудийных разрывов снегом.
Санитары выносили раненых. Мимо командира полка пронесли на носилках командира штурмовой группы политрука Александренко.
Он лежал смертельно раненый, бледный, со стиснутыми губами.
Теперь роща была целиком наша, и немцы открыли по ней ураганный минометный огонь.
Уже темнело. Между стволами были видны не только снежные столбы, но и вспышки разрывов.
Усталые люди, тяжело дыша, лежали в отбитых траншеях. У многих от усталости, несмотря на оглушительный огонь, смыкались глаза.
А по лощине к опушке рощи, пригибаясь и перебегая в промежутках между разрывами, шли термосоносцы с обедом.
Шел восьмой час, кончались сутки боя.
В штабе дивизии писали оперативную сводку, в которой среди других событий дня отмечалось взятие «Дубовой рощи». // Константин Симонов. ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.
___________________________
К.Симонов: Русс-фанер "У-2"* ("Красная звезда", СССР)
К.Симонов: Воля командира* ("Красная звезда", СССР)*
**************************************************************************************************************************************************
ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ. Наступление. На первом плане - боец, заняв новый рубеж, окапывается.
Снимок нашего спец. фотокорр. В.Гребнева.
★
Когда тает снег
Сейчас, когда тает снег и обнажается земля, явственней становятся следы недавних боев. Вот у этой опушки леса всего неделю назад снег был чист, сверкал белизной. Теперь он осел, почернел, а в одном месте совсем растаял, и глазам представляется густое минное поле. На небольшом клочке земли больше сотни противопехотных мин и больше тридцати противотанковых. Этот участок был обойден нашей пехотой. Он огорожен, всюду предупреждающие надписи. Там и сям торчат колья проволочных заграждений, свободных от снега.
Обнажились и блиндажи на самой опушке. Немцы сильно ее укрепили, но вынуждены были отойти. Они старались унести трупы своих солдат, но многих хоронили тут же, наспех зарывая в снегу. И теперь всюду - в канавах, кюветах, в поле, а чаще всего в лесу, - можно встретить черные трупы фрицев.
Тут фрицы зимние, в тряпье и эрзац-валенках, и фрицы весенние, совсем недавно подброшенные из глубоких германских тылов. На них новые шинели, еще не успевшие загрязниться в блиндажах и землянках.
Тает снег, тают и немецкие резервы. На одном участке, где наступают наши гвардейские пехотные подразделения, упорно взламывающие оборонительные позиции врага, перемолото уже несколько фашистских полков. Здесь немецкий генерал Хекль последовательно ввел в бой все три полка своей 263-й пехотной дивизии. Истощив все резервы, он был вынужден бросить в бой саперный батальон, на что обычно немецкое командование идет очень неохотно. Но и этого оказалось мало. Хекль запросил подмоги. Насколько была она спешной, можно судить по тому, что свои маршевые роты неприятель вводил в бой прямо с грузовых машин, на которых они прибывали из далекого тыла. Об этом говорят все пленные, взятые на одном участке.
Чтобы совершить 18 контратак, отбитых с большим уроном для немцев, понадобилось перебросить на этот участок 181-й полк 52-й пехотной дивизии, снятый с левого фланга. Однако гвардейцы перемалывали одну вражескую роту за другой, особенно артиллерийским огнем и пехотным оружием. В 63-ю дивизию немцев прибывали все новые и новые резервы - шесть маршевых батальонов, один за другим, по 800-900 солдат в каждом. Сейчас ряды этого пополнения тоже сильно поредели.
Не лучшая участь постигла резервы и других немецких генералов. На соседнем участке фронта генералы Крайнер и Карепс в начале нашего наступления держали три батальона. Затем первый ввел в бой 282-й пехотный полк своей дивизии, а второй - 449-й полк. Вскоре они тоже были вынуждены использовать в качестве пехоты свои саперные батальоны. Здесь неприятель в короткий срок предпринял 12 контратак, и сюда было переброшено с других участков еще два полка. Чем кончаются контратаки для немцев, видно хотя бы на опыте боев возле одной рощи. На-днях тут перешла в контратаку вражеская рота, но была тотчас же отражена. На поле боя осталось 40 убитых немцев.
Помимо перечисленных частей, противник последовательно ввел в действие восемь маршевых батальонов. Он стремится во что бы то ни стало удержать водный рубеж, прикрывающий плацдарм с узлами дорог, и для этого напрягает все свои силы.
Новыми сотнями и тысячами немецких трупов устилаются поля боев. // Б.Король. ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.
**************************************************************************************************************************************************
МОГИЛА ГВАРДЕЙЦА
Бойцы остановились у белой пирамиды увенчанной красноармейской звездой и венком. На ней надпись:
«Командир взвода старший сержант
Гребенников Иван Ананьевич
Орденоносец-гвардеец
Погиб смертью храбрых в борьбе
с немецким фашизмом
под Красной Горкой».
А внизу - выдержка из пламенной горьковской «Песни о буревестнике» о том, что павшие герои всегда остаются для нас живым примером. Имя гвардейца Ивана Гребенникова, начертанное на постаменте, будет жить в сердцах, как призыв к отваге. Лавры нашей доблестной гвардии - вечнозеленый венок над могилой сержанта-героя - сияют, как символ неувядающей доблести воинов Красной Армии.
В километре-двух от могилы - передовая линия. Бойцы шли оттуда, где кипел бой, в ближайший тыл на короткий отдых. Дула их автоматов еще не остыли. Они еще недавно встречали смерть лицом к лицу. Впереди новые бои. У могилы товарища по борьбе они застыли на мгновение с обнаженными головами, отдавая воинскую почесть тому, кто завоевал бессмертие...
★
ВЕЛИКОЕ СЛОВО
В дни юности, в далекой стороне,
Под тишиной отеческого крова,
Как звездный свет, запало в сердце мне
Могучее и радостное слово.
Все в этом слове - реки и леса,
Рассвет в степи прохладный и росистый,
Густых черемух вешняя краса
И песня жниц над полем золотистым.
Оно напоминает о себе
Огнем зари над синим перелеском,
Теплом ночлега в прибранной избе,
Дымком из труб и чистым снежным блеском.
В годину бурь, под орудийный вой,
Как с высшей клятвой, с этим гордым словом
Мы устояли в битве под Москвой
И шли в огонь и в воду под Ростовом.
На смертный бой его с собой возьми
Оно поможет, мужество утроив.
Так было в схватке двадцати восьми
Железо переспоривших героев.
Когда обстрел жесток, с ним легче встать.
Когда ты изнемог, воспрянуть легче,
И павших воспаленные уста
В последний миг его тихонько шепчут.
Пусть сквозь огонь дорога не легка,
Но кровь бойца сильней клокочет в жилах,
Оно со мной, оно во все века
С победою и радостью дружило.
Оно со мной, как материнский зов,
В каких краях еще ни колеси я...
И в лучших песнях нет чудесней слов,
Чем это слово светлое - Россия.
Александр ПЕТРОВ.
________________________________________________
А.Толстой: Русский и немец ("Красная звезда", СССР)**
Н.Тихонов: Сила России ("Известия", СССР)*
Л.Леонов: Слава России* ("Известия", СССР)**
И.Эренбург: Душа России* ("Красная звезда", СССР)**
К.Симонов: "Сталинград"* ("Красная звезда", СССР)
С.Сульцбергер: Что такое Россия и чего она хочет ("The New York Times", США)
Газета «Красная Звезда» №89 (5153), 16 апреля 1942 года