К.Симонов. Белградские рассказы. 2. Ночь над Белградом
К.Симонов || « Правда» №304, 20 декабря 1944 года
СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: Указы Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями работников организаций и предприятий Наркомторга СССР и системы Центросоюза (1 стр.). Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении доктора медицинских наук профессора Чирковского В.В. орденом Трудового Красного Знамени (1 стр.). Сообщение Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. О преступлениях гитлеровских захватчиков в Литовской Советской Социалистической Республике (2 и 3 стр.). От Советского Информбюро. Оперативные сводки за 18 и 19 декабря (1 стр.). Со всех концов страны (1 стр.). Подписание между Правительствами Союза ССР и Финляндии Соглашения о поставках Финляндией товаров в возмещение убытков, причиненных Финляндией Советскому Союзу военными действиями и оккупацией советской территории (3 стр.). Телеграмма руководителя делегации польской интеллигенции г. Скшешевского председателю Моссовета. (3 стр.). Константин Симонов. - Белградские рассказы (4 стр.). Отклики печати на заключение франко-советского договора о союзе и взаимной помощи (3 стр.). Заявления Стеттиниуса на пресс-конференции (3 стр.). Финская печать о Таннере (4 стр.). Положение в Греции (4 стр.). Крестьянский с’езд в Люблине (4 стр.). Военные действия в Западной Европе (4 стр.). К суду над болгарскими военными преступниками (4 стр.).
# Все статьи за 20 декабря 1944 года.
2. Ночь над Белградом
# К.Симонов: Белградские рассказы: 1. Старшина Ерещенко.
★
До войны Дуся Желябова работала осветителем в киностудии. В её власти находилась дуговая лампа, слепящий белый свет которой она по приказанию оператора направляла то на пол павильона, то на декорации, то на загримированных актеров.
Дуся работала в киностудии лет восемь. При свете её «пятисотки» Любовь Орлова бежала за поездом, прижимая к груди чёрного ребёнка; Черкасов, поднимая огромный меч, вёл русские полки на ливонцев; Щукин, так похожий в своем гриме на Ленина, что, неожиданно встретив его в коридоре, люди останавливались, - говорил речь с построенной в павильоне трибуны.
Дуся знала по именам, отчествам и в лицо всех киноактёров и хранила у себя дома бесконечные кадры киноплёнок из всех картин, на с’ёмках которых она светила своей «пятисоткой».
Потом началась война. Киностудию эвакуировали. Дуся вместе с громоздким имуществом осветительного цеха долго, почти до бесконечности, ехала в теплушке всё дальше и дальше в тыл, в Среднюю Азию. Там, в большом среднеазиатском городе, теплушка остановилась и дальше не пошла.
Киностудия временно разместилась на одной из узких улочек старого города, в маленьких неудобных помещениях, никак не предназначенных для кинос’ёмок.
Время было тяжёлое. С фронтов одно за другим доходили самые неутешительные известия. Давали свет только на несколько часов по ночам и то не каждый день, потому что электроэнергия была нужна для эвакуированных сюда военных заводов.
Больших картин не снимали, делали только боевые киносборники, состоявшие каждый из нескольких короткометражек.
Почти никто ещё толком не знал, как снимать войну, но все хотели снимать именно войну, и в каждой короткометражке было непременно очень много выстрелов, беготни и умирающих людей.
Для с’ёмок в городе ничего не было: не было танков, которые ушли на фронт; не было самолётов, которые улетели отсюда; не было немецких касок, обмундирования, оружия, потому что тогда немцев ещё мало брали в плен. Не было, наконец, саксаула, чтобы топить павильоны, и актёры, свободные от с’ёмки, окружали дусину «пятисотку», чтобы хоть немного погреть около неё леденеющие руки.
Почти все осветители мужчины ушли на фронт. Дуся приходила по утрам в барак, где было общежитие, ложилась на свой топчан прямо в ватнике, штанах и сапогах, так, как она ходила в павильоне, и, закрыв глаза, мучительно думала.
Всё чаще ей казалось, особенно в дни плохих сводок, - всё, что она и другие здесь делают, вовсе не нужно и ни к чему и что настоящее дело только там, на фронте, куда уехало большинство её товарищей по цеху.
Однажды, весной 1942 года, она пошла в военный комиссариат и записалась добровольцем на фронт.
Когда она пришла прощаться в киностудию, режиссёр картины, по которой она работала, толстый, шумный, часто бранившийся человек, вдруг посмотрел на неё грустными глазами и тихо сказал:
- Жалко, жалко.
Но ничего не возразил. Потом посмотрел на неё ещё раз и сказал:
- Я тоже просился на фронт, но мне не разрешили, сказали, что нужней, чтобы я делал вот это.
Он кивнул на угол павильона, где в это время стояла декорация под’езда какого-то дома с иностранной вывеской.
В студии снималась картина о подпольной борьбе с немцами в оккупированных странах Западной Европы.
Дусе в её нынешнем настроении с’ёмки этой картины казались какими-то особенно ненужными.
- Какая уж там Западная Европа, - подумала она, - когда немцы Харьков взяли.
И, с сожалением последний раз посмотрев на режиссёра, она тихо протянула ему, как всегда сложенную дощечкой, руку и попрощалась.
★
Над Белградом стояла тихая тёмная ночь. Сегодня утром были убиты последние засевшие на чердаках немцы. Бои перекочевали за Дунай и Саву, и в оглушённом семидневным сражением городе стояла небывалая тишина.
Генерал, командовавший стрелковой дивизией, которая брала южную часть города, любил музыку до самозабвения, даже странного в его возрасте и положении. Когда-то мальчишкой он пел несколько лет на клиросе. Должно быть, эта любовь к пению оставалась у него именно с тех пор. Так или иначе, всякий человек в дивизии, который имел голос и умел петь, был для него человеком особым, генерал знал его по имени, отчеству и фамилии, держал на отдельном счету и даже специально берёг, поскольку это вообще возможно было здесь, где не штаб фронта и не штаб армии, а просто-напросто стрелковая дивизия.
Всякими правдами и неправдами, вопреки отсутствию в дивизии штатов на этот предмет, генерал устроил у себя в дивизии маленький ансамбль, члены которого по штату числились санитарами, в спокойное время сидели в дивизионном тылу, а в бурное - выносили с поля боя раненых, как им и было положено.
Белград был взят, и, как это чаще всего бывает с пехотой, она должна была наутро, не задерживаясь, итти дальше за Дунай, на север.
Но генералу хотелось чем-то ознаменовать этот день, и, вспомнив о своём ансамбле, он решил в ночь перед выступлением дать концерт в Народном театре - самом большом из сохранившихся театральных зданий Белграда.
Как всегда водится в таких случаях, весть об этой затее быстро распространилась, и к ночи в просторное здание театра наехало гостей даже больше, чем ожидалось.
Приехало много югославских офицеров и партизан. Приехал член Военного совета армии, и кто-то из политотдела фронта, и двое генералов из танкового корпуса, и несколько корреспондентов, и даже интендантский полковник из главного трофейного управления; с ним не дальше, как утром, генерал имел такой крупный разговор, после которого, казалось бы, они должны были никогда в жизни больше не встречаться.
Ночь была очень чёрная и очень тихая. Должно быть, поэтому оживление, царившее у под’езда театра, было особенно заметно.
Одна за другой к дому под’езжали легковые машины и «Виллисы», перекликались шофёры, шумно хлопали двери и, обшаривая тротуар белыми кругами света от ручных фонарей, шагали взад и вперёд автоматчики.
Дуся Желябова вместе с остальными товарищами по ансамблю ходила по сцене за ещё закрытым занавесом и примеривалась, где кто будет стоять, куда поставить табуретки для баянистов, и как подальше отодвинуть рояль, чтобы он не мешал русской пляске.
Все волновались. Волновались и потому, что устали и во время боев несколько ночей перед этим не спали; и потому, что это был незнакомый город; и, главное, потому, что вчера в последнем бою лучший танцор, сержант Лариков, был ранен.
Оля Соломина, певшая в их ансамбле лирические песни, была убита.
Дуся попала в ансамбль всего три месяца тому назад и совсем случайно. Просто она как-то вечером пела у себя в батальоне, где была санинструктором, свои родные самарские «страданья», а генерал как раз приехал и услышал и заставил её петь ещё раз уже при себе и через два дня приказал зачислить её в ансамбль.
Обычно она пела «страданья», волжские и другие частушки под гармонику. Но сегодня, после того, как Оля Соломина погибла, Дусе нужно было петь не только за себя, но и за неё.
Ей было грустно от воспоминаний об Оле и тревожно за себя, как она споёт. И не выдержав, слыша, как там, за занавесом, шумит и наполняется людьми зал, она подошла к занавесу и, чуть раздвинув его, выглянула.
В зале было много знакомых лиц, но ещё больше незнакомых. Три четверти зала зеленело куртками югославских партизан. В самом первом ряду, друг подле друга, сидело несколько югославских священников в чёрных клобуках и чёрных рясах, с большими нагрудными крестами.
Красноармейцы сидели молча. У них были истомлённые семидневными боями усталые лица, но они терпеливо ожидали начала, не переговариваясь и ничем не пытаясь нарушить тишины.
Наконец, занавес раздвинулся. Сначала играли в два баяна «Светит месяц» и прелюдию Листа. Потом шёл танец, в котором принимал участие почти весь ансамбль. В конце первого отделения должна была выступить Дуся со своими частушками, а потом с песенками, которые ей приходилось петь вместо Оли Соломиной.
Дуся видела, как в зале принимали выступления её товарищей. Весь зал дружно аплодировал и, словно никого не желая обидеть, всех поочерёдно подолгу не отпускал со сцены.
Выходя, Дуся была спокойна за себя. Она знала, что всё будет хорошо. Сначала она под саратовскую гармонику спела «страданья», а потом частушки «Если Волга разольется, Волга матушка-река». Она пела их заученно весело и даже видела уголком глаза, как сидевшие в первом ряду югославские священники улыбались после каждой частушки и громко хлюпали, высоко поднимая свои длинные чёрные рукава.
И, однако, ей было всё грустнее и тревожнее с приближением той минуты, когда она знала - ей придётся петь первую песенку Оли Соломиной.
И вот, подошла эта минута. Нужно было петь песню, начинавшуюся словами:
О чём ты тоскуешь, товарищ моряк...
Гармонь твоя стонет и плачет.
Это была песенка, которую Оля особенно хорошо, с душой пела.
И вдруг Дуся почувствовала, что она не может её петь. Она растерянно посмотрела на зал и впервые, только в эту секунду, со всей ясностью почувствовала, что это - далекая страна, что это - Белград и что в зале - три четверти югославов, людей, говорящих на похожем, но все-таки далёком языке.
Должно быть, от этого внезапного ощущения, что она за границей, она вспомнила холодный павильон киностудии в среднеазиатском городе и лицо режиссера, говорившего: «Сказали, что нужней, чтобы я делал вот это», и декорацию под’езда, и вывеску иностранной надписью на ней, и слова песенки из этой картины, песенки, которую в тот месяц пела вся киностудия.
И неожиданно для себя, для товарищей для всего зала Дуся сделала шаг вперёд и, закрыв глаза, тихо запела эти вдруг пришедшие ей на память слова:
Ночь над Белградом тихая
Вышла на смену дня.
Вспомни, как ярко вспыхивал
Яростный гром огня.
Вспомни годину ужаса -
Чёрных машин полёт...
Сердце сожми, - прислушайся:
- Песню ночь поёт.
Пламя гнева, в поход нас веди!
Час расплаты готовь!
Смерть за смерть! Кровь за кровь!
В бой, славяне! Заря впереди!
Она пропела первый куплет и второй, всё так же стоя, закрыв глаза и не глядя на зал. Она пела, не думая о словах, не замечая их.
Перед её глазами проносились в эти минуты холодные зимние дни первого года войны и далёкий среднеазиатский город, и листы газет со сводками, кончавшимися словами: «После упорных боёв нашими войсками оставлен...», и нетопленные павильоны, в которых тогда - боже мой, как это было давно! - именно тогда, когда были эти страшные слова в газетах, снималась картина о далёком городе, в котором она сейчас пела эту песенку.
- Неужели кто-то думал и знал тогда о том, что через три года мы будем в этом самом городе? Неужели кто-то мог об этом догадываться и предвидеть? - мысленно спрашивала себя Дуся. И мысленно же отвечала:
- Да, да, как это ни странно, но - да. И кто-то и знал, и думал, и догадывался, и предвидел. И не пустил режиссера на фронт и сказал, чтоб снимали такие картины. Был человек, который предвидел и это, как он предвидел тысячи других вещей, огромных и малых. Наверно, так, потому что иначе не могло быть ничего из того, что случилось за эти годы.
Она кончила песню и открыла глаза. Зал молчал, как завороженный.
А потом случилось такое, какого Дуся никогда ещё не видела. Люди начали хлопать. Хлопали всё сильней и сильней. Потом они начали что-то кричать и по одному подниматься с мест и опять хлопать и ещё хлопать, уже стоя, всем залом.
И она поняла, что никуда не уйдёт, если не споёт эту же песню второй раз.
Она беспомощно, по-детски, подняла руки перед кричавшим и громыхавшим залом.
И зал так же неожиданно и покорно затих, как неожиданно и бурно поднялся.
И Дусе в этой тишине вдруг захотелось перед тем, как снова петь, сказать какие-то слова о том, что она сама сейчас только что почувствовала.
- Эта песня, - сказала она, делая шаг вперед в зал, - из одной кинокартины о вашем Белграде. Эту картину мы снимали три года назад очень далеко отсюда, в эвакуации в Средней Азии. Тогда там было очень холодно, трудно и плохо. И немцы взяли Харьков. И были под Москвой. Но мы всё равно снимали эту картину. Я тогда тоже работала на киностудии.
И оттого, что она вспомнила о самой себе, она смутилась и, отступив на шаг, растерянно сказала:
- Вот... Я её ещё раз спою.
И начала петь еще раз.
★
На большой сцене Народного театра в Белграде стояла маленькая некрасивая девушка в солдатской гимнастёрке и грубых, стоптанных сапогах и пела неуверенным, то звеневшим, то срывавшимся, голосом песню «Ночь над Белградом».
А в это время в зале плакали. Плакали люди, три с половиной года бывшие партизанами и ходившие по краю смерти.
И когда я сейчас вспоминаю, то даже думаю, что она пела, быть может, и не очень хорошо. Но люди плакали.
Вот, собственно, и всё, что я хотел рассказать об этом.
Ещё вот что: когда будут посылать наши кинофильмы в Югославию, пусть непременно пошлют туда боевой киносборник, в котором есть эта картина - «Ночь над Белградом». Может быть, она и не очень хорошо снята, но в ней есть сила надежды и дар предвидения.
А это трогает людские сердца, как самое большое искусство. // Константин Симонов. Югославия.
☆ ☆ ☆
20.12.44: Немецко-фашистские зверства в Литве ("Правда", СССР)
20.12.44: Красное Знамя || «Красная звезда» №299, 20 декабря 1944 года
19.12.44: Советско-французский союз ("Красная звезда", СССР)
18.12.44: К.Симонов: Белградские рассказы: 1. Старшина Ерещенко ("Правда", СССР)
17.12.44: С.Галаджев: Воспитание ненависти ("Красная звезда", СССР)
17.12.44: И.Эренбург: Помнить! || «Правда» №302, 17 декабря 1944 года
17.12.44: Е.Кригер: Снова в строю || «Известия» №297, 17 декабря 1944 года
17.12.44: К.Абухов: Штурмовой удар || «Красная звезда» №297, 17 декабря 1944 года
16.12.44: К.Симонов: Орден Ленина || «Красная звезда» №296, 16 декабря 1944 года
16.12.44: В.Коротеев: Немцы зверски пытали советских воинов ("Красная звезда", СССР)
15.12.44: Г.Байдуков: Великий летчик нашего времени ("Красная звезда", СССР)
15.12.44: Взаимодействие танков с пехотой при прорыве обороны ("Красная звезда", СССР)
14.12.44: Слово Великому Сталину ("Красная звезда", СССР)
14.12.44: Слово великому Сталину от украинского народа ("Правда", СССР)
13.12.44: Механик-водитель танка Василий Лаврентьев ("Красная звезда", СССР)
13.12.44: Л.Славин: Из немецкой неволи ("Известия", СССР)
12.12.44: Источник военного мастерства Красной Армии ("Известия", СССР)
12.12.44: Жанель, Аммарже: Мы летаем на «Яках» ("Известия", СССР)
12.12.44: 12 декабря 1944 года || «Вечерняя Москва» №292, 12 декабря 1944 года
11.12.44: И.Золин: «Охотники» за подводными лодками ("Правда", СССР)
10.12.44: А.Марсель: Наши воздушные бои на советско-германском фронте ("Красная звезда", СССР)
09.12.44: К.Тараданкин: В Пруссии || «Известия» №290, 9 декабря 1944 года
09.12.44: Т.Тэсс: Конец одиночества || «Известия» №290, 9 декабря 1944 года
08.12.44: Забота государства о женщине-матери ("Известия", СССР)
07.12.44: Слава героям обороны Советского Заполярья! ("Красная звезда", СССР)
07.12.44: Н.Тихонов: Патриотизм советского народа ("Правда", СССР)
06.12.44: Героическая оборона Советского Заполярья ("Правда", СССР)
06.12.44: Б.Павлов: Герои Советского Заполярья || «Правда» №292, 6 декабря 1944 года
06.12.44: 6 декабря 1944 года || «Вечерняя Москва» №287, 6 декабря 1944 года
05.12.44: Суд над гитлеровцами-участниками злодеяний в Майданеке ("Красная звезда", СССР)
05.12.44: А.Жаров: Скрижали победы || «Красная звезда» №287, 5 декабря 1944 года
05.12.44: М.Рыльский: Наша величайшая святыня ("Известия", СССР)
04.12.44: Под знаменем Сталинской Конституции СССР ("Правда", СССР)
04.12.44: Вс.Вишневский: Нерушимая сталинская дружба народов ("Правда", СССР)
03.12.44: И.Эренбург: Доигрались! ("Красная звезда", СССР)
03.12.44: М.Леснов: «Кающийся» Геббельс ("Красная звезда", СССР)
03.12.44: Моральная мощь советского народа ("Известия", СССР)
02.12.44: В.Терновой: В усадьбе немецкого рабовладельца ("Красная звезда", СССР)
01.12.44: Суд над участниками злодеяний в Майданеке ("Известия", СССР)
Ноябрь 1944 года:
30.11.44: В.Земляной: Штурмовики в горах ("Красная звезда", СССР)
30.11.44: К.Токарев: Прорыв немецкой обороны в Венгрии ("Известия", СССР)
29.11.44: Б.Агапов: Конструктор || «Известия» №282, 29 ноября 1944 года
28.11.44: И.Эренбург: Герои «Нормандии» ("Красная звезда", СССР)
28.11.44: М.Никитин: Рассказы о германской каторге || «Известия» №281, 28 ноября 1944 года
28.11.44: Н.Денисов: Воздушные операции союзников над Германией ("Красная звезда", СССР)
26.11.44: Гордость победителей || «Красная звезда» №280, 26 ноября 1944 года
26.11.44: Всеобщая ненависть народов казнит фашистских злодеев ("Известия", СССР)
26.11.44: П.Трояновский: Фотоальбом майора Тимофеева ("Красная звезда", СССР)
26.11.44: Б.Ефимов: «Интеллектуальная вышка» || «Известия» №280, 26 ноября 1944 года
25.11.44: И.Эренбург: Белокурая ведьма || «Красная звезда» №279, 25 ноября 1944 года
25.11.44: С.Семенов: Александр Космодемьянский мстит за смерть сестры-героини ("Красная звезда", СССР)
24.11.44: В.Коротеев: Семилетние пленники ("Красная звезда", СССР)
23.11.44: Сокрушительные удары «Яковлевых» || «Правда» №281, 23 ноября 1944 года
23.11.44: Д.Заславский: Морально-политическое поражение германского фашизма ("Правда", СССР)
22.11.44: И.Коротков: Год решающих побед ("Красная звезда", СССР)
22.11.44: П.Никитин: В Венгрии || «Известия» №276, 22 ноября 1944 года
21.11.44: Офицеры Красной Армии ("Красная звезда", СССР)
21.11.44: М.Леснов: Дух вместо линкоров ("Красная звезда", СССР)
21.11.44: Б.Ефимов: Новые иллюстрации к басням Крылова ("Известия", СССР)
20.11.44: И.Эренбург: Освободительница || «Правда» №279, 20 ноября 1944 года
20.11.44: Великая освободительная миссия Красной Армии ("Правда", СССР)
Газета «Правда» №304 (9761), 20 декабря 1944 года