Улоф Ашберг. МЕЖДУ ЗАПАДОМ И РОССИЕЙ. 1914- 1924 гг
продолжение, начало здесь http://yroslav1985.livejournal.com/117768.html
II
Начало первой мировой войны
Мировая война началась 1 августа 1914 г.(1) Почувствовалась она и в «Новом банке». Тысячи иностранцев, возвращаясь домой из Германии, Англии, Франции, Бельгии, Голландии и т. д. в Россию, Финляндию, Прибалтийские провинции и наоборот, являлись в банк, чтобы обменять деньги, продать чеки «Америкен Экспресс»(2) или получить деньги по аккредитивам. Помочь всем этим людям было нелегко, не хватало персонала. Но мы делали все, чтобы оказать им необходимые услуги. Многие деловые люди оставались в Швеции, так как в нейтральной стране можно совершать сделки с обеими воюющими сторонами. В Стокгольме развили активную деятельность люди, у которых прежде были крупные дела в России и Прибалтике. Они становились клиентами банка. Его иностранный отдел постоянно расширялся.
Я часто бывал за границей, особенно в Россия, и видел, какие широкие возможности может предоставить эта страна нашей торговле и промышленности. Еще до войны у меня появились там надежные связи, теперь они могли мне пригодиться.
Очень важную роль во время войны играла русская пограничная станция Белоостров, примерно в часе езды от Петрограда. Здесь производился тщательный досмотр любого багажа и личный обыск. Внимательно изучались паспорта и другие бумаги выезжающих и въезжающих. Чтобы успешно вести дела в царской России, нужно было иметь хорошие связи с пограничными властями.
Говоря о взятках и подкупах в старой России, не следует забывать, что жалованье тамошних чиновников было таким низким, что его едва хватало на жизнь. Поэтому они использовали свое служебное положение для оказания платных услуг. Взятки, разумеется, были запрещены, но их брали везде, и на это смотрели сквозь пальцы. Система взяток была очень сложной. Чтобы ее постичь, необходимо было знать, как, где и сколько следует дать нужному человеку. Случалось, что интересы чиновников сталкивались, тогда они объединялись, чтобы не провалить дело и удовлетворить запросы всех участников. Это привело к тому, что у верхушки появились свои платные агенты, мужчины и женщины из среды служащих, следившие за подобными сделками. Таким образом, царская Россия стала самой[19]свободной из всех свободных стран для тех, у кого были деньги и нужные связи.
Благодаря русским друзьям у меня появились прекрасные связи на пограничной станции, и я без затруднений мог пересылать свои бумаги в Россию и из нее. Один высокий пограничный чин в пылу особой ко мне расположенности заявил, что моментально арестует каждого, кого мне захочется задержать. Однажды я забыл свой, паспорт в Швеции, что однако не помешало мне пересечь русскую границу. Этому предшествовал разговор с начальником. «Я проведу Вас как одного из своих агентов»,- любезно предложил высокий чин. Я горячо поблагодарил его, но попросил ни в коем случае не делать этого, а подыскать какую-нибудь другую причину.
Раньше российские банки работали в основном совместно с немецкими(3), во время войны это сотрудничество прервалось. У России не было прямых связей с банками Соединенных Штатов(4), сделки осуществлялись через петроградскую контору «Лионского кредита»(5)
«Новый Банк» осуществлял операции с ассигнациями, особенно с русскими. Мы скупали русские рубли и продавали их в странах, граничащих с Россией. Разница между покупкой и продажей была значительной и давала большую прибыль. Ежедневно вокруг «Нового банка» собирались толпы иностранных дельцов. Это место превратилось в настоящую биржу.
Некогда преуспевавший банкир Иеста Чюльбергер(6) (в свое время он был посредником при покупке пакета акций сэра Эрнеста Касселя(7) в «Акционерном обществе Грэнгесберг»(8) на сумму 16 млн. крон) за год до войны понес потери вследствие падения курса на фондовой бирже. Теперь ему поручили несколько дел в России, и он предложил мне сотрудничать с ним. Мы организовали «Шведско-Русско Азиатскую компанию», которая стала сотрудничать в Петрограде с «Русско-Азиатским банком»(9).
В это же время в Соединенных Штатах мы основали еще одно акционерное общество: «Джон Мак Грегор Грант Инк» в Нью-Йорке(10). Грант прежде был директором в «Америкен Экспресс Компании(11)». Во время одного из своих посещений Нью-Йорка я договорился с ним основать акционерное общество для ведения дел в Швеции и России. Кроме того, мы стали представителями одной крупкой российской страховой компании в Америке(12) и получили крупные заказы на приобретение товаров и машин для России. Акционерное общество процветало, прибыль составляла сотни тысяч долларов. Но дивидендов не было. Грант был шотландцем, он считал, что деньги должны оседать и ни один доллар ни должен уходить на дивиденды. Когда в[20] 1917 г. в России разразилась революция, мы потеряли все. Через 26 лет с эмигрантской визой на руках я переехал в Ньо-Йорк. В газетах я прочитал, что недавно скончался Джон Грегор Грант, президент одного из крупнейших предприятий Америки в Сан-Франциско («Трансамерикен Корпорейшн»), капитал которого составлял 150 млн. долларов.
В Петрограде у меня состоялась беседа с министром иностранных дел Сазоновым(13), мы рассмотрели с ним мои предложения о налаживании экономических связей между Россией и Соединенными Штатами.
Разговор коснулся обстановки в Швеции, ее будущего. Я высказал предположение, что в Швеции скоро будет сильное демократическое правление, и Яльмар Брантинг(14) станет играть большую роль в нашем будущем. Сазонов с его старорежимным образом мышления совершенно не верил в успех социал-демократов ни в нашей стране, ни в Европе в целом. Не ощущал он тогда и изменения политической обстановки, которая через короткое время привела к перевороту в его стране и уничтожила класс, представителем которого он являлся.
Русские хотели завязать прямые связи с кредитными учреждениями в Соединенных Штатах. Министерство финансов направило туда своего представителя, чтобы получить государственный заем. Переговоры не дали результатов(15). Тогда министр финансов России Барк(16) поручил мне договориться о предоставлении займа для России(17). С этим поручением я и направился в 1915 году в Нью-Йорк.
Американскими финансами в те годы владели две конкурирующие группы. Одна из них, «Кун, Леб и К°»(18), представляла крупный еврейский капитал, но более мощной была группа Моргана(19). Сначала я обратился к представителям первой группы. В беседе с одним из совладельцев фирмы(20), я постарался выяснить, как он отнесется к возможности предоставления России займа. Он ответил что его компаньон и тесть Яков Шифф(21), благотворительная деятельность которого широко известна, не согласится на предоставлении России займа до тех пор, пока евреи в этой стране будут жестоко угнетаться и подвергаться погромам (он напомнил при этом о преступлениях в Кишиневе)(22) и будут лишены возможности жить в крупных городах. Тогда я обратился к «Гаранти Траст Компания»(23), входившей в группу Моргана, имевшей акционерный капитал в 5 млн. долларов и такой же резервный фонд.
Было решено, что вместе со мной в Россию отправится представитель «Гаранти Траст Компани», который на месте изучит обстановку и представит отчет. Это был Грэйсон М. П. Мэрфи(24), бывший офицер, представительный и красивый мужчина,[21]со смехом признавшийся мне, что его только что избрали в правление банка, хотя он и понятия не имеет, что такое вексель.
На борту парохода, везшего нас в Европу(25), мы говорили о России и займах. Мэрфи считал, что надо заставить русских в качестве залога выдать золото. Я сказал, что не очень доверяю золоту, что война в мире перевернет наши представления, будто бы только золото приносит счастье и власть. Мэрфи пришел в ужас от таких речей, он решил, что перед ним человек с опасными идеями и готов был повернуть домой. Я понял, умнее будет больше не касаться этой темы, ведь золото, как известно, для американских капиталистов - сам господь Бог, и подрывать их веру кощунственно. Больше я не заикался ни о золоте, ни о политике, наши отношения стали приятельскими, даже дружескими. Мэрфи был компанейским человеком, он жил по принципу «пользуйся случаем», любил вкусно поесть, хорошее вино, гаванские сигары,пирушки и веселых людей.
Я по телеграфу пригласил в отель Ройаль русского посла Неклюдова(26), членов русского посольства и других важных лиц на обед в честь г-на Мэрфи. Обед прошел в праздничной обстановке. Хорошие вина и великолепный коньяк привели Мерфи в отличное настроение, Стокгольм показался ему замечательным городом.
Через Хапаранду мы приехали в Петроград(27). Там у нас состоялось несколько встреч с директорами «Русско-Азиатского Банка»(28) Они показали все, что могло нас заинтересовать. Мы побывали на фабриках и заводах, в учреждениях, на электростанциях, в больницах, переполненных ранеными, в театрах, музеях и т. д. Жизнь в Петрограде била ключом. Театры и рестораны процветали. В битком набитых ночных кафе играли цыганские оркестры. Шампанское лилось рекой, столы ломились от необыкновенных яств. Сказочно красивыми были туалеты дам и украшавшие их драгоценности. На спекуляции военными поставками сколачивались миллионные состояния, и щедрые от природы русские сорили направо и налево легко добытыми деньгами. Светские дамы ходили в скромных платьях сестер милосердия, от чего красота этих женщин становилась особенно заметной. Их можно было видеть повсюду, где билось сердце высшего общества.
Из Петрограда мы отправились в Москву(29), здесь все повторилось. Устроенный нам пышный прием носил некоторый налет официальности. Сильное впечатление на Мэрфи произвели некоторые промышленники и купцы, с которыми мы познакомились. Один из них, сибиряк по фамилии Второв(30), ворочал та[22]кими крупными делами, что привел бы в изумление даже предприимчивых американцев.
Мэрфи был очень доволен тем, что смог увидеть и узнать. Он оказался наблюдательным человеком, его отчеты были очень содержательными и деловыми. Сам он тоже произвел па русских сильное впечатление, им нравились его манеры и легкий характер. Именно этот Мэрфи через несколько лет руководил расследованием дела Крейгера(31) в Соединенных Штатах.
Мы вернулись в Нью-Йорк(32). За три месяца, проведенных вместе(33), мы стали хорошими друзьями, но я никогда не заговаривал с ним о золоте. В связи с нашим возвращением президент «Гаранти Траст Компани» г-н Чарлз Сэбин(34) устроил обед в Метрополитен Клаб, на котором присутствовал весь директорат. Меня попросили рассказать об обстановке в России и дать сцепку возможному торговому обмену с этой страной. Мое сообщение прерывалось аплодисментами. Между прочим их вызвали следующие слова: «Нас огорчает, что в Америку хлынуло золото. В обмен мы должны требовать товары». Я взглянул на Мэрфи и спросил, помнит ли он наш спор на борту парохода. В ответ он только расхохотался.
После сообщения и отчета Мэрфи в «Гаранти Траст Компани» было принято решение предоставить российскому государству заем на 200 млн. долларов. Это произошло еще до вступления Соединенных Штатов в войну. Для составления контракта банк направил в Россию в качестве полномочного представителя одного из своих юристов, г-на Рольфа Мэрша(35) Ему было около 45 лет, он являлся другом г-на Сэбина и пользовался у него особым доверием. Я предварительно обсудил технические вопросы этой сделки с руководителем международного отдела компании г-ном Максом Мэйем(36). Американец Мэй был немцем по происхождению и знатоком своего дела. И вот мы вновь направились в Россию, как и 3 месяца назад. Г-н Мэрш был более серьезным человеком, чем Мерфи, и не употреблял спиртного. Но он любил танцевать.
По прибытии в Петербург мы попросили аудиенции у министра финансов(37) Мэрш был очень доволен оказанным ему приемом и телеграфировал в «Гаранти Траст» и своей жене, что все идет хорошо, и он скоро будет дома. Дни шли за днями, а результатов не было. Постоянно говорилось: «Завтра все выяснится». Проходили недели, результатов не было. Никто не знал, от чего все зависит. Русские хотели получить заем, теперь им его предлагали, а они его не принимали. Недели переходили в месяцы. Мэрш стал нервничать. Неопределенность и ожидания могли вывести из себя кого угодно. Он каждый день писал письма и посылал телеграммы своей жене. За это время я несколько[23] раз побывал в Стокгольме по делам «Нового Банка», а Мэрш все ходил и чего-то ждал, дела его были плохи. Он пустился в веселую жизнь и, что хуже всего, начал пить. Через 8 месяцев русские согласились подписать заем на 50 млн. долларов сроком на 3 года с рентой в 6 1/2 %(38). 3аем предоставлялся консорциумом, в который входили «Гаранти Траст Компани», «Нэйшнл Сити Бэнк»(39) «Дж. П. Морган»(40), «Киддер Пибоди и К°»(41) и «Ли, Хиггинсон»(42). Это был первый заем, полученный Россией от Америки. Несмотря на то, что заем был не столь велик, как я ожидал, (и все из-за нерешительности русских), мне лично он принес успех. Яльмар Брантинг писал в газете «Сосиаль-Демократен»: «Благодаря российскому займу Улоф Ашберг стал признанным финансистом мира». В это же время я организовал в Соединенных Штатах заем для покупки товаров «Русско-Азиатскому Банку».
Я с головой ушел в свои дела и постоянно был в разъездах, в 1915 г. я провел в поездах и на пароходах 245 дней, семейная жизнь разрушалась. Жена этого не выдержала и потребовала развода(43).
В «Русско-Азиатском банке» я впервые встретился с руководителем крупной фирмы «Сименса»(44) в России Леонидом Красиным(45), и скоро мы стали друзьями. Первые десять лет Советской власти он играл в ней важную роль.
В Стокгольме я часто встречался с послом Неклюдовым, он свел меня с видными русскими деятелями. У него я познакомился с Протопоповым(46), когда тот через Стокгольм возвращался в Петроград из-за границы. Он был товарищем председателя Государственной Думы и последним при царском режиме министром внутренних дел. Моя встреча с Протопоповым(47) породила слухи, будто бы я посредничал при передаче мирных предложений между немцами и царским правительством(48). Эти слухи безосновательны. В наших беседах затрагивалась в основном проблема экономических связей с Соединенными Штатами.
Нашим послом в Петрограде был генерал Брэндстрем(49). Это| был человек старой военной закалки, поклонник Германии и германского милитаризма. В свое время он был председателем муниципалитета города Линчёпинга. Как представитель шведских властей, он сумел поставить себя так, что снискал глубокое уважение всех членов дипломатического корпуса. Он не любил Россию и презирал коррумпированную российскую власть. Не одобрил он и русскую революцию, так как считал ее руководителей бунтовщиками и авантюристами. Ему и в голову не могло прийти, что через четверть века именно эти люди спасут не только Россию, но и всю человеческую культуру от гибели. Я всегда держал генерала Брэндстрема в курсе всех моих[24]дел в России, моих переговоров с царским правительством. Он проявлял к этому большой интерес, был внимателен ко мне и доброжелательным.
Его дочь Эльса(50), стала во время войны сестрой милосердия, военнопленные в Сибири, где она работала, называли ее «сибирским ангелом». Как и ее отец, она преклонялась перед немцами. После смерти отца в 1921 г. она вышла замуж за немца-профессора, который был социал-демократом(51) Ему пришлось покинуть Германию, когда к власти пришел Гитлер. Он поселился в Америке и стал профессором Кембриджского университета. Эльса Брэкдстрем отдавшая всю свою душу Германии, с таким трудом собиравшая средства для бедствующих немецких солдат, одной из первых испила горькую чашу и увидела крушение своих иллюзий.
Генерал Брзндстрем был таким же известным человеком в военных кругах и в среде высших чиновников, как Херман Линдквист(52) в среде шведских рабочих. Оба они были уверены, что в первую мировую войну Германия отстаивали справедливое дело. Шведы, как заколдованные, преклонялись перед основательностью, точностью, дисциплиной и организованностью немцев. На 90% общественное мнение Швеции было на стороне Германии.
В последний период существования царского строя в России много говорилось об одном человеке. Фамилия его была Ярошинский(53). Высокий представительный господин, он облагал хорошими манерами. Ему принадлежал сахарный завод в Киеве(54). Но этого ему было мало. Переехав в Петроград(55), он через Распутина завязал связи с могущественными представителями аристократии и эти связи использовал для осуществления своих операций. Хорошо зная ситуацию в стране, он решил овладеть сердцем ее экономического организма - взять под свой контроль банки.
В то время я часто встречался с руководителями петроградских банков, при упоминании его имени они только с презрением пожимали плечами. Но в скором времени попали в угрожающее положение. Чтобы взять под контроль один из банков, Ярошинский на занятые деньги приобрел достаточное количество акций этого банка. Когда этот банк оказался в его руках, он скупил акции другого банка и т. д. Вскоре он, жонглируя средствами различных банков, мог осуществлять любые экономические сделки внутри России.
Впервые я встретился с Ярошинским, когда выступал в качестве посредника при переговорах о займе для России в Америке. Он пригласил меня в свой роскошный дворец и рассказал о своих планах использования русских природных богатств.[25] « Но для этого мне необходим заем не менее 100 млн. долларов»(56). В этом человеке было что-то привлекательное. Я думаю, что американцы его ценили бы. Но произошла революция и его карточный домик рухнул.
продолжение http://yroslav1985.livejournal.com/118293.html
II
Начало первой мировой войны
Мировая война началась 1 августа 1914 г.(1) Почувствовалась она и в «Новом банке». Тысячи иностранцев, возвращаясь домой из Германии, Англии, Франции, Бельгии, Голландии и т. д. в Россию, Финляндию, Прибалтийские провинции и наоборот, являлись в банк, чтобы обменять деньги, продать чеки «Америкен Экспресс»(2) или получить деньги по аккредитивам. Помочь всем этим людям было нелегко, не хватало персонала. Но мы делали все, чтобы оказать им необходимые услуги. Многие деловые люди оставались в Швеции, так как в нейтральной стране можно совершать сделки с обеими воюющими сторонами. В Стокгольме развили активную деятельность люди, у которых прежде были крупные дела в России и Прибалтике. Они становились клиентами банка. Его иностранный отдел постоянно расширялся.
Я часто бывал за границей, особенно в Россия, и видел, какие широкие возможности может предоставить эта страна нашей торговле и промышленности. Еще до войны у меня появились там надежные связи, теперь они могли мне пригодиться.
Очень важную роль во время войны играла русская пограничная станция Белоостров, примерно в часе езды от Петрограда. Здесь производился тщательный досмотр любого багажа и личный обыск. Внимательно изучались паспорта и другие бумаги выезжающих и въезжающих. Чтобы успешно вести дела в царской России, нужно было иметь хорошие связи с пограничными властями.
Говоря о взятках и подкупах в старой России, не следует забывать, что жалованье тамошних чиновников было таким низким, что его едва хватало на жизнь. Поэтому они использовали свое служебное положение для оказания платных услуг. Взятки, разумеется, были запрещены, но их брали везде, и на это смотрели сквозь пальцы. Система взяток была очень сложной. Чтобы ее постичь, необходимо было знать, как, где и сколько следует дать нужному человеку. Случалось, что интересы чиновников сталкивались, тогда они объединялись, чтобы не провалить дело и удовлетворить запросы всех участников. Это привело к тому, что у верхушки появились свои платные агенты, мужчины и женщины из среды служащих, следившие за подобными сделками. Таким образом, царская Россия стала самой[19]свободной из всех свободных стран для тех, у кого были деньги и нужные связи.
Благодаря русским друзьям у меня появились прекрасные связи на пограничной станции, и я без затруднений мог пересылать свои бумаги в Россию и из нее. Один высокий пограничный чин в пылу особой ко мне расположенности заявил, что моментально арестует каждого, кого мне захочется задержать. Однажды я забыл свой, паспорт в Швеции, что однако не помешало мне пересечь русскую границу. Этому предшествовал разговор с начальником. «Я проведу Вас как одного из своих агентов»,- любезно предложил высокий чин. Я горячо поблагодарил его, но попросил ни в коем случае не делать этого, а подыскать какую-нибудь другую причину.
Раньше российские банки работали в основном совместно с немецкими(3), во время войны это сотрудничество прервалось. У России не было прямых связей с банками Соединенных Штатов(4), сделки осуществлялись через петроградскую контору «Лионского кредита»(5)
«Новый Банк» осуществлял операции с ассигнациями, особенно с русскими. Мы скупали русские рубли и продавали их в странах, граничащих с Россией. Разница между покупкой и продажей была значительной и давала большую прибыль. Ежедневно вокруг «Нового банка» собирались толпы иностранных дельцов. Это место превратилось в настоящую биржу.
Некогда преуспевавший банкир Иеста Чюльбергер(6) (в свое время он был посредником при покупке пакета акций сэра Эрнеста Касселя(7) в «Акционерном обществе Грэнгесберг»(8) на сумму 16 млн. крон) за год до войны понес потери вследствие падения курса на фондовой бирже. Теперь ему поручили несколько дел в России, и он предложил мне сотрудничать с ним. Мы организовали «Шведско-Русско Азиатскую компанию», которая стала сотрудничать в Петрограде с «Русско-Азиатским банком»(9).
В это же время в Соединенных Штатах мы основали еще одно акционерное общество: «Джон Мак Грегор Грант Инк» в Нью-Йорке(10). Грант прежде был директором в «Америкен Экспресс Компании(11)». Во время одного из своих посещений Нью-Йорка я договорился с ним основать акционерное общество для ведения дел в Швеции и России. Кроме того, мы стали представителями одной крупкой российской страховой компании в Америке(12) и получили крупные заказы на приобретение товаров и машин для России. Акционерное общество процветало, прибыль составляла сотни тысяч долларов. Но дивидендов не было. Грант был шотландцем, он считал, что деньги должны оседать и ни один доллар ни должен уходить на дивиденды. Когда в[20] 1917 г. в России разразилась революция, мы потеряли все. Через 26 лет с эмигрантской визой на руках я переехал в Ньо-Йорк. В газетах я прочитал, что недавно скончался Джон Грегор Грант, президент одного из крупнейших предприятий Америки в Сан-Франциско («Трансамерикен Корпорейшн»), капитал которого составлял 150 млн. долларов.
В Петрограде у меня состоялась беседа с министром иностранных дел Сазоновым(13), мы рассмотрели с ним мои предложения о налаживании экономических связей между Россией и Соединенными Штатами.
Разговор коснулся обстановки в Швеции, ее будущего. Я высказал предположение, что в Швеции скоро будет сильное демократическое правление, и Яльмар Брантинг(14) станет играть большую роль в нашем будущем. Сазонов с его старорежимным образом мышления совершенно не верил в успех социал-демократов ни в нашей стране, ни в Европе в целом. Не ощущал он тогда и изменения политической обстановки, которая через короткое время привела к перевороту в его стране и уничтожила класс, представителем которого он являлся.
Русские хотели завязать прямые связи с кредитными учреждениями в Соединенных Штатах. Министерство финансов направило туда своего представителя, чтобы получить государственный заем. Переговоры не дали результатов(15). Тогда министр финансов России Барк(16) поручил мне договориться о предоставлении займа для России(17). С этим поручением я и направился в 1915 году в Нью-Йорк.
Американскими финансами в те годы владели две конкурирующие группы. Одна из них, «Кун, Леб и К°»(18), представляла крупный еврейский капитал, но более мощной была группа Моргана(19). Сначала я обратился к представителям первой группы. В беседе с одним из совладельцев фирмы(20), я постарался выяснить, как он отнесется к возможности предоставления России займа. Он ответил что его компаньон и тесть Яков Шифф(21), благотворительная деятельность которого широко известна, не согласится на предоставлении России займа до тех пор, пока евреи в этой стране будут жестоко угнетаться и подвергаться погромам (он напомнил при этом о преступлениях в Кишиневе)(22) и будут лишены возможности жить в крупных городах. Тогда я обратился к «Гаранти Траст Компания»(23), входившей в группу Моргана, имевшей акционерный капитал в 5 млн. долларов и такой же резервный фонд.
Было решено, что вместе со мной в Россию отправится представитель «Гаранти Траст Компани», который на месте изучит обстановку и представит отчет. Это был Грэйсон М. П. Мэрфи(24), бывший офицер, представительный и красивый мужчина,[21]со смехом признавшийся мне, что его только что избрали в правление банка, хотя он и понятия не имеет, что такое вексель.
На борту парохода, везшего нас в Европу(25), мы говорили о России и займах. Мэрфи считал, что надо заставить русских в качестве залога выдать золото. Я сказал, что не очень доверяю золоту, что война в мире перевернет наши представления, будто бы только золото приносит счастье и власть. Мэрфи пришел в ужас от таких речей, он решил, что перед ним человек с опасными идеями и готов был повернуть домой. Я понял, умнее будет больше не касаться этой темы, ведь золото, как известно, для американских капиталистов - сам господь Бог, и подрывать их веру кощунственно. Больше я не заикался ни о золоте, ни о политике, наши отношения стали приятельскими, даже дружескими. Мэрфи был компанейским человеком, он жил по принципу «пользуйся случаем», любил вкусно поесть, хорошее вино, гаванские сигары,пирушки и веселых людей.
Я по телеграфу пригласил в отель Ройаль русского посла Неклюдова(26), членов русского посольства и других важных лиц на обед в честь г-на Мэрфи. Обед прошел в праздничной обстановке. Хорошие вина и великолепный коньяк привели Мерфи в отличное настроение, Стокгольм показался ему замечательным городом.
Через Хапаранду мы приехали в Петроград(27). Там у нас состоялось несколько встреч с директорами «Русско-Азиатского Банка»(28) Они показали все, что могло нас заинтересовать. Мы побывали на фабриках и заводах, в учреждениях, на электростанциях, в больницах, переполненных ранеными, в театрах, музеях и т. д. Жизнь в Петрограде била ключом. Театры и рестораны процветали. В битком набитых ночных кафе играли цыганские оркестры. Шампанское лилось рекой, столы ломились от необыкновенных яств. Сказочно красивыми были туалеты дам и украшавшие их драгоценности. На спекуляции военными поставками сколачивались миллионные состояния, и щедрые от природы русские сорили направо и налево легко добытыми деньгами. Светские дамы ходили в скромных платьях сестер милосердия, от чего красота этих женщин становилась особенно заметной. Их можно было видеть повсюду, где билось сердце высшего общества.
Из Петрограда мы отправились в Москву(29), здесь все повторилось. Устроенный нам пышный прием носил некоторый налет официальности. Сильное впечатление на Мэрфи произвели некоторые промышленники и купцы, с которыми мы познакомились. Один из них, сибиряк по фамилии Второв(30), ворочал та[22]кими крупными делами, что привел бы в изумление даже предприимчивых американцев.
Мэрфи был очень доволен тем, что смог увидеть и узнать. Он оказался наблюдательным человеком, его отчеты были очень содержательными и деловыми. Сам он тоже произвел па русских сильное впечатление, им нравились его манеры и легкий характер. Именно этот Мэрфи через несколько лет руководил расследованием дела Крейгера(31) в Соединенных Штатах.
Мы вернулись в Нью-Йорк(32). За три месяца, проведенных вместе(33), мы стали хорошими друзьями, но я никогда не заговаривал с ним о золоте. В связи с нашим возвращением президент «Гаранти Траст Компани» г-н Чарлз Сэбин(34) устроил обед в Метрополитен Клаб, на котором присутствовал весь директорат. Меня попросили рассказать об обстановке в России и дать сцепку возможному торговому обмену с этой страной. Мое сообщение прерывалось аплодисментами. Между прочим их вызвали следующие слова: «Нас огорчает, что в Америку хлынуло золото. В обмен мы должны требовать товары». Я взглянул на Мэрфи и спросил, помнит ли он наш спор на борту парохода. В ответ он только расхохотался.
После сообщения и отчета Мэрфи в «Гаранти Траст Компани» было принято решение предоставить российскому государству заем на 200 млн. долларов. Это произошло еще до вступления Соединенных Штатов в войну. Для составления контракта банк направил в Россию в качестве полномочного представителя одного из своих юристов, г-на Рольфа Мэрша(35) Ему было около 45 лет, он являлся другом г-на Сэбина и пользовался у него особым доверием. Я предварительно обсудил технические вопросы этой сделки с руководителем международного отдела компании г-ном Максом Мэйем(36). Американец Мэй был немцем по происхождению и знатоком своего дела. И вот мы вновь направились в Россию, как и 3 месяца назад. Г-н Мэрш был более серьезным человеком, чем Мерфи, и не употреблял спиртного. Но он любил танцевать.
По прибытии в Петербург мы попросили аудиенции у министра финансов(37) Мэрш был очень доволен оказанным ему приемом и телеграфировал в «Гаранти Траст» и своей жене, что все идет хорошо, и он скоро будет дома. Дни шли за днями, а результатов не было. Постоянно говорилось: «Завтра все выяснится». Проходили недели, результатов не было. Никто не знал, от чего все зависит. Русские хотели получить заем, теперь им его предлагали, а они его не принимали. Недели переходили в месяцы. Мэрш стал нервничать. Неопределенность и ожидания могли вывести из себя кого угодно. Он каждый день писал письма и посылал телеграммы своей жене. За это время я несколько[23] раз побывал в Стокгольме по делам «Нового Банка», а Мэрш все ходил и чего-то ждал, дела его были плохи. Он пустился в веселую жизнь и, что хуже всего, начал пить. Через 8 месяцев русские согласились подписать заем на 50 млн. долларов сроком на 3 года с рентой в 6 1/2 %(38). 3аем предоставлялся консорциумом, в который входили «Гаранти Траст Компани», «Нэйшнл Сити Бэнк»(39) «Дж. П. Морган»(40), «Киддер Пибоди и К°»(41) и «Ли, Хиггинсон»(42). Это был первый заем, полученный Россией от Америки. Несмотря на то, что заем был не столь велик, как я ожидал, (и все из-за нерешительности русских), мне лично он принес успех. Яльмар Брантинг писал в газете «Сосиаль-Демократен»: «Благодаря российскому займу Улоф Ашберг стал признанным финансистом мира». В это же время я организовал в Соединенных Штатах заем для покупки товаров «Русско-Азиатскому Банку».
Я с головой ушел в свои дела и постоянно был в разъездах, в 1915 г. я провел в поездах и на пароходах 245 дней, семейная жизнь разрушалась. Жена этого не выдержала и потребовала развода(43).
В «Русско-Азиатском банке» я впервые встретился с руководителем крупной фирмы «Сименса»(44) в России Леонидом Красиным(45), и скоро мы стали друзьями. Первые десять лет Советской власти он играл в ней важную роль.
В Стокгольме я часто встречался с послом Неклюдовым, он свел меня с видными русскими деятелями. У него я познакомился с Протопоповым(46), когда тот через Стокгольм возвращался в Петроград из-за границы. Он был товарищем председателя Государственной Думы и последним при царском режиме министром внутренних дел. Моя встреча с Протопоповым(47) породила слухи, будто бы я посредничал при передаче мирных предложений между немцами и царским правительством(48). Эти слухи безосновательны. В наших беседах затрагивалась в основном проблема экономических связей с Соединенными Штатами.
Нашим послом в Петрограде был генерал Брэндстрем(49). Это| был человек старой военной закалки, поклонник Германии и германского милитаризма. В свое время он был председателем муниципалитета города Линчёпинга. Как представитель шведских властей, он сумел поставить себя так, что снискал глубокое уважение всех членов дипломатического корпуса. Он не любил Россию и презирал коррумпированную российскую власть. Не одобрил он и русскую революцию, так как считал ее руководителей бунтовщиками и авантюристами. Ему и в голову не могло прийти, что через четверть века именно эти люди спасут не только Россию, но и всю человеческую культуру от гибели. Я всегда держал генерала Брэндстрема в курсе всех моих[24]дел в России, моих переговоров с царским правительством. Он проявлял к этому большой интерес, был внимателен ко мне и доброжелательным.
Его дочь Эльса(50), стала во время войны сестрой милосердия, военнопленные в Сибири, где она работала, называли ее «сибирским ангелом». Как и ее отец, она преклонялась перед немцами. После смерти отца в 1921 г. она вышла замуж за немца-профессора, который был социал-демократом(51) Ему пришлось покинуть Германию, когда к власти пришел Гитлер. Он поселился в Америке и стал профессором Кембриджского университета. Эльса Брэкдстрем отдавшая всю свою душу Германии, с таким трудом собиравшая средства для бедствующих немецких солдат, одной из первых испила горькую чашу и увидела крушение своих иллюзий.
Генерал Брзндстрем был таким же известным человеком в военных кругах и в среде высших чиновников, как Херман Линдквист(52) в среде шведских рабочих. Оба они были уверены, что в первую мировую войну Германия отстаивали справедливое дело. Шведы, как заколдованные, преклонялись перед основательностью, точностью, дисциплиной и организованностью немцев. На 90% общественное мнение Швеции было на стороне Германии.
В последний период существования царского строя в России много говорилось об одном человеке. Фамилия его была Ярошинский(53). Высокий представительный господин, он облагал хорошими манерами. Ему принадлежал сахарный завод в Киеве(54). Но этого ему было мало. Переехав в Петроград(55), он через Распутина завязал связи с могущественными представителями аристократии и эти связи использовал для осуществления своих операций. Хорошо зная ситуацию в стране, он решил овладеть сердцем ее экономического организма - взять под свой контроль банки.
В то время я часто встречался с руководителями петроградских банков, при упоминании его имени они только с презрением пожимали плечами. Но в скором времени попали в угрожающее положение. Чтобы взять под контроль один из банков, Ярошинский на занятые деньги приобрел достаточное количество акций этого банка. Когда этот банк оказался в его руках, он скупил акции другого банка и т. д. Вскоре он, жонглируя средствами различных банков, мог осуществлять любые экономические сделки внутри России.
Впервые я встретился с Ярошинским, когда выступал в качестве посредника при переговорах о займе для России в Америке. Он пригласил меня в свой роскошный дворец и рассказал о своих планах использования русских природных богатств.[25] « Но для этого мне необходим заем не менее 100 млн. долларов»(56). В этом человеке было что-то привлекательное. Я думаю, что американцы его ценили бы. Но произошла революция и его карточный домик рухнул.
продолжение http://yroslav1985.livejournal.com/118293.html