Люди. Ускользающая жизнь: Лесостепное, Ч.2/6 (начало)
Люди. Ускользающая жизнь
Я мог бы назвать этот проект "Уходящей натурой", ведь намерен рассказать о встречах с людьми и явлениями, которых, вероятно, уже и нет в нашем мире.
Мне часто так и говорят: "Надо же, сколько у тебя запечатлено уходящей натуры!" Но "натура" - это природа, стереотип не работает. Все же я хочу рассказать о жизни, а не о природе. Настоящей, невыдуманной; она хоть и неказиста, эта "сермяжная правда", но ведь порой хочется натурального продукта (эх, без производного от слова "натура" не обошелся...), а не каких-нибудь "чипсов" с усилителями вкуса и консервантами, которые преподносят глянцевые журнали и топ-блогеры.
Путешествия по глубинной России дарили мне сонмы встреч. Эти годы были удивительны, и, вероятно, большего счастья мне уже не испытать. И уже неважно, в каких "эмпиреях" обитают те, к кому мои зачастую запутанные и тернистые пути однажды привели.
Фото и текст © Геннадия Михеева
В оглавлениеПроект «Люди»
Лесостепное (часть вторая)
Украшатель жизни
Должников, вопреки моим ожиданиям, оказался вполне рассудительным человеком, и каждый свой “подвиг” зодчий смог обосновать вполне логически и одновременно иронично, так что в итоге я не понял, чего больше в деятельности Алексея Алексеевича - трезвого расчета или детской безалаберности. Но это по-русски: в конце концов, зачем ему раскрываться перед незнакомцем - мало ли что еще...
Итак, архитектурных памятников в Трубицино четыре: резной дом, фонтан, колодец и башня. Каждое из этих строений имеет свою историю и, что самое интересное, как истинный зодчий, Должников через них смог выразиться. Что касается резного дома, таковых в России - даже в степной - немало, а потому рассказывать про него смысла мало. Тем более, наш архитектор, кроме своего дома, выстроил еще и дом для сына. По сыновней просьбе Алексей Алексеевич не стал во втором доме по-особенному проявлять свою несколько разнузданную фантазию - но кое-что добавил от себя. Но об этом позже, а пока по порядку пройдемся по Трубицинским достопримечательностям, прислушиваясь к комментариям их создателя.
2.
Фонтан
Фонтан по строению очень сложен. Вода по идее должна литься из трех мест: от скульптуры мальчика с рыбками и из двух кувшинов. Все это потом попадает в бассейн, в котором еще недавно плавали... громадные карпы. Настоящие, живые. Еще за резным забором стоит колонка, построенная в виде часов. Тоже настоящих, но в данный момент с оторванными стрелками. Оторвали какие-то недоброжелатели - на Руси у нас завистников пока еще хватает. Свободное пространство засажено елями. История создания фонтана из уст Должникова звучит примерно так:
- ...Поездил я в молодости по стране. И на флоте служил, и в авиации, а еще после армии по комсомольской путевке на Урал меня заслали. Собирал там мусор и отвозил на свалку. Получал мало, денежку дадут - куда? К девчонкам, бутылочка за бутылочкой - и за неделю получки нет, и ходи голодный. Поэтому я рванул оттудова. На поезде - трое суток - хлеба крошки не было, а закалка-то у меня: не уворовать, не попросить. Сталинская. Но вернулся я в родное Трубицино. Женится надо - не на чего. Стал в совхозе работать, поднакопил деньжат - и приобрел себе машину: “БМВ”. Это такая, у которой сзади колесо одно, зато стекло двойное. А, когда дом стал строить, приглядел я себе токарный станок старый, чтоб детальки точить. И мотор с моей “БМВ” снял - подключил к станку. Так до сего времени он у меня и стоит.
3.
Один раз с братом работаем в огороде, я и говорю ему: “Иван, придет время - я сделаю фонтан вот тут, под домом.” Он помолчал, а потом бросил: “У нас дров-то нету, а ты - фонтан...” И разговор у нас конченый был. Прошло несколько лет, о том я не вспоминал. Потом смотрю: дорогу у нас делают. Щебенки - навалом. В общем, и цементу выпросил, песок - вот это, с женой на носилках носили. Много чего на свалках нашел, там вещи всякие попадаются, им, может, триста лет. Вот те же литые решетки. У меня их шестнадцать штук, их лил, наверно, какой-нибудь помещик или буржуй - черт его знает. Тут один “новый русский” приезжал и хотел эти решетки по триста рублей у меня закупить. Но - нет, тогда же вся моя красота поломается! Не отдал.
Опять же, фонтан - это прямая смычка города с деревней. Мы что, хуже, или недоделанные?
А бассейн я с умыслом строил. Мы ловим сетью в Сосне - нечего тут скрывать - так вот в дележке я всегда брал себе карпов, и до десяти килограммов они у меня вырастают. Если кто приходит за рыбкой - я не жалею. Пускай берут уж. Только жалко, что стрелки у часов пообломали ,и ручки поотворачивали, ведь за воду плачу я исправно...
4.
Колодец
Он действительно красив и лаконично-изящен (в отличие от некоторой сумбурности фонтана). И совсем не заподозришь Должникова в том, что для себя это он: от его дома до колодца метров двести. И, если, фонтан регулярно подвергается разным “нападкам”, то колодец местные жители оберегают тщательно, любовно даже. Ведь единственный он на деревню. И название этой деревни помнят не многие из округи, зато точно, если вы только спросите: “Где это селение с журавлем?” - вам непременно укажут, где оно. Визитная, так сказать, карточка.
Мне и самому, по правде сказать, в удовольствие было возле него находиться: заметил я, что и женщины, то и дело подходящие к колодцу с ведрами, прямо-таки светлеют лицами. А ведь поход за водой под ледяным ветром приятной обязанностью вряд ли назовешь. В общем, благодатное место. Да и автор рассказывает о своем детище с заметной гордостью:
- Колодец у нас один, на два километра. Мы долго думали, что воду с пухом пьем, а это оказались - кошки! Почему? А потому что зимой воробьи залетают в колодец греться - там тепло. Кошки - прыг за воробьем - и головой туда. Мы-то думали, с тополей, а это с кошек оползенных... А в Сосне воду брать - там очистки, мезга с кожзавода и эти... мужские достоинства. Презервативы, значит. Город же у нас выше.
Ну, взялся я за колодец. Сначала соседям предлагал - никому не надо. Залез туда, кольцо выровнял, подход, загородку соорудил. А журавля этого я видел в Красинском районе, в деревне Гудаловке. Но там вода близко и ведро прямо к носу цеплялось. А у нас вода глубоко. Поехал я туда точные размеры снимать - а там уж его украли... Колодец стоит, а журавля отпилили. Пришлось мне по памяти делать. Журавль еще недоделанный: нужно еще, чтоб он стоял в камышах и в воде. Как на природе.
5.
Башня
Башня-флюгер, конечно, сооружение спорное. Автор ее существование объясняет шуточно: “Раньше, как на фонтан заглядывались - стукались на дороге, и мне: давай, закапывай свое строение, ну, я и решил башню соорудить, теперь уже при въезде напрягаться будут”. Дело, скорее, немного в другом. Башня стоит у дома, который Алексей Алексеевич построил сыну. Сын, видно, “наелся” отцовыми архитектурными новациями и не позволил отцу их применять к своему дому. Отец на башне и отыгрался. Вот я заметил раньше, что нет смысла описывать должниковские дома, но зато грех не описать то, что находится внутри них.
И, на мой взгляд, Алексей Алексеевич полностью смог себя выразить не в фундаментальных творениях, а - в мебели. Резные шкафы, шифоньеры, зеркала, стулья, выходящие из-под рук мастера - просто потрясающи! Такие образцы я видел только в краеведческих музеях, как экспонаты купеческого и помещичьего быта. Так вот она - подводная часть айсберга! А что до пародийного самолетика на верху башни, так это так, из “доброго хулиганства”. За такую мебель можно простить такие чудачества. Сам Должников говорит про это скромнее:
- ...Учился я в школе до четырех классов. Отлично у меня было только по художеству. По рисованию: елки, зайцы, собаки там, и все прочее. Одиннадцати годов мне не было - а я любил делать самолеты. Гвоздь расплющу, вырежу крыла, на ветер поставлю и вот, стало, гляжу. Так нравилось! Всякие работы заставила война и голодовка: все делать, за все браться. Иду, к примеру, вижу: вот это красиво, и это ничего так. Все почему-то в мозгах отрисовывалось. И нигде я не ленился. И с женой не ленился, и с прочим. Это факт. Мои же товарищи за магазином в субботу собутыльничают, а у меня никогда денег нет. Почему? Потому что, как получил - тут доски надо купить, тут - кирпич, и все такое. А людям все это не нравится: то ли жулик, то ли - вор.
6.
Я проработал и проголодовал всю жизнь, а прихожу в воинскую часть за городом, смотрю: там вышки эти ломают. На этих штуках локаторы стояли. Я им: “Отдайте мне одну такую штуку.” А они вдруг: “Возьми!” Достал я “дальномерку”, чтоб ее увезть, приезжаю, а ее уж нет. Сдали на свалку, в чермет. Прилетаю туда, а их уже разрезали... Нет, одна еще нетронутой осталась. Бегу к начальнице чермета, а она: “Ищи столько же металла!” И нашел ведь.
На ней, на башне, будет еще много делов. Около будет стоять павильон, где будут продаваться все мои изделия. Все выставлю: мебель, картины. Довести еще до ума фонтан надо. Я еще хочу такую штуку сделать - типа часовню. Красивую - исключительно.
Но это ведь является по случаю здоровья и охоты.
Антонина и ее дети
…- Это было где-то в Латвии. Я-то место, где мы находились, называю детдомом, но те, кому я про это рассказываю, - лагерем. А сама я судить не могу, потому что совсем малышкой была.
7.
Где я родилась, не знаю, но где-то в 52-м возникла моя бабушка (по крайней мере, так она представилась). Эта женщина рассказывала, что я родом из Пушкино, что в Московской области, но вскоре она умерла. Она еще говорила, что мама моя была учительницей, а отец - летчиком полярной авиации. Больше она ничего не сказала, кроме того, что мне было всего семь месяцев, когда началась война.
Я, естественно, не знаю, как оказалась на территории, занятой немцами. Насколько помню, детишки, среди которых была и я, все были маленького возраста, наверное, детдом считался дошкольным. Мы были разбиты по группам в 10 человек. Кормили хорошо спали мы на чистом белье, но…
Каждый день у нас из руки, из вены брали кровь. Здоровенными такими шприцами! Бывали случаи, что детишки умирали, но на их место привозили новых. В какие-то дни кровь брали в колбочки с делениями, и я хорошо помню, как женщина в белом халате сказала: «Вот, еще один солдатик выживет!» Нянечка у нас была русская, сердобольная, все приглаживала нас и приговаривала: «Господи, хоть бы вы выжили, хоть бы Господь дал вам выжить!» А кто-то другой говорил: «Нет, вряд ли они разрешат вам выжить. Был бы товар попышнее, а то каких-то хилых привозят…»
С тех пор я такая худая всегда.
Я хорошо помню день освобождения. Был мороз, солнышко, и прибегает няня: «Ой, ребята, собирайтесь скорей, домой поедем!» Я тогда думала: какой дом, разве мы не дома? Детишки постарше точно радовались, а я… мне тогда всего четыре годика было-то…
Привезли нас в Москву, а потом рассортировали по дошкольным детдомам. Я попала сюда, в Раненбург. Были в моей жизни и другие детдома, но не знаю, почему, - в сердце мое запал именно этот городок, который потом переименовали в Чаплыгин.
…А когда мы с мужем развелись - а жили мы тогда в Москве - я решила вернуться сюда. Он еще говорил: «Что ж ты Москву на провинцию меняешь, дура?» А я не хотела в столице: шумный, бестолковый город, а здесь тихо, мирно… Правда сейчас не совсем «тихо и мирно», Молодежи деваться некуда, кровь гуляет. В Чаплыгине я устроилась работать в тот самый детский дом, в котором воспитывалась сама, пока его не перевели в Лебедянь.
Искала работу, и пришлось мне устроиться сверловщицей в автоматный цех, на завод. У меня же было своих двое детей, Аркадий и Ритуля. Еще я взяла мальчика Коленьку, когда в детдоме работала. А потом и девочку, Танюшку. И них были мамы и я оформляла только опекунство. Но Танюшка все равно у меня на руках росла, кончила 9 классов, училище, сейчас она сама троих ребят вырастила.
Динульку меня уговорила взять дочка, Рита. Мы ее взяли в больнице, когда ей было семь месяцев. Ритулька моя очень детей любила, кончила школу, устроилась на работу, и услышала, что четверо детишек отказных в больнице лежат. Пришла домой: «Мамочка, миленькая, давай возьмем…» Мне 45, Ритуле - 18, ну куда я? На нее не могла записать, поскольку молодая еще, записали на меня.
8.
До 10 лет Динуля не знала, кто она, думала, я ее мама, но нашлась одна «добрая» соседка, во дворе ее поймала, чтобы шепнуть: «Ты детдомовская!» А Рита кончила школу радистов, поступила на военную службу и уехала в Якутию. У нее был врожденный порок сердца, который она скрывала, и через год сердце стало сдавать. Там, в Якутии, они познакомились с солдатом, женились. После родов солдатика того как ветром сдуло.
Когда Ритуля забеременела, врачи говорили ей: «Рожать нельзя, не выживешь!» А она: «Я хочу своего.» Перенесла беременность она нормально, но на третий день после родов… умерла. Сердечная недостаточность. После похорон Ритульки я только через неделю опомнилась. Очень тяжело… Рита просила дочку назвать Антониной, «Антошкой»: так говорила она. Она хотела сына…
Мне говорили: подержим Антошку годик в больнице, а там посмотрим, но я забрала ее уже через две недели. Обе, и Антошка, и Динуля меня мамой называют. Наверное, немного таких женщин, у которых есть внучка-дочка? Теперь я говорю: у меня двое детишек - «ангел» и «бес». Дина тихая, спокойная, уравновешенная, а Тошка - это порох. Правда, долго зла не помнит. Как раз к старости Господь дал мне радость…
Был такой случай. Я тяжело заболела. И испугалась, что умру. Ведь мне уже немало годков-то… кому мои девочки нужны? Я решила Динульку познакомить с ее родным дядей (мать ее лишена родительских прав). Их семья сказала: ладно, если что случится, возьмем Дину, но с Тошкой сама решай. Еще одна женщина, ныне коммерсант (когда-то я ее помогала воспитывать, у нее мама пьянчужкой была), сказала: «Не бойся, если что, Тошку не бросим…»
Значит, добро, которое мы сеем, дает всходы…
Бартер бабы Насти
В русских деревнях великое множество талантливых женщин долгими зимними вечерами творят разные, иногда самые невероятные рукоделия. Иногда это делается для того чтобы занять чем-то трудолюбивые руки, иногда - из стремления окружить свою жизнь красотой, но чаще всего - для укрепления своего бюджета, едва прикрываемого чисто символической пенсией, которая является нашим национальным позором...
9.
Анастасия Михайловна Проселкова несколько лет назад похоронила мужа и живет одна. Как только баба Настя ушла на пенсию, вспомнила она про свое давнишнее занятие: шитье. Еще с детства помнила она, как бабушка ее пряла, а она вязала платки. Они были из семьи раскулаченных и таким образом зарабатывали себе на хлеб. «Теперь весь Данков моими платками полы моет» - любит говорить она. В том смысле, что из моды они вышли, а сносу все равно еще не знают.
Баба Настя не стала возвращаться к платкам, а придумала другую форму: решила она вышивать картины. На мулине, правда, денег не хватит, а вот шерстяные нитки - те в самый раз. И, надо сказать, получается у нее хорошо. Картины шьет в основном, зимой. Лето уходит на «борьбу с колорадским жуком». Дарит их, но самые любимые - с видом родной деревни - сохраняет у себя. Но не продавала, пока...
10.
Пока не пришли однажды из электросети. Штрафовать. В ее времянке стоит счетчик, на котором нагорело несколько киловатт. По нынешним временам это рублей 80, ну и решила она не платить. А те - мужчина с женщиной - строгие были, но, зайдя в дом, увидели баб Настины творения и говорят: «А нам такое сошьете?» Бабушка наша тут же сообразила, что можно какую-то выгоду поиметь и отвечает: «Давайте, бартер заключим: вы насчет счетчика простите и еще лампу у дома повесите!» Те согласились. Через неделю площадка возле дома Анастасии Михайловны осветилась, а электрики получили по прекрасному полотну с сюжетом, который заказывали.
А баба Настя окончательно уверилась в том, что искусство - страшная сила.
Боюсь, посодють…
- …Меня дед порой ругает,
Что я в клуб его зову.
Не ругай меня, дедуля:
Так я дольше проживу!
11.
…Одевалась баба Груня медленно. Я не ожидал, что женский праздничный костюм из села Колыбельское, признанный многими специалистами наикрасивейшим во всей России, такой… сложный, что ли. Чтобы «упаковаться» полностью, надо надеть рубаху, юбку, жилетку, фартук, ошивок (воротник такой), подзатыльник (подкладка под основной головной убор), кокошник, плечевые ленты, бусы, еще бусы, потом еще бусы… Елка какая-то новогодняя… Венчает ансамбль головное украшение, называемое «пук». Представляет он собой разноцветный пучок лент, закрепленных на картонном веере, и чем-то напоминает хвост павлина. В общем, русская экзотика во всей своей красоте.
Говорят, костюмы эти здесь, в Колыбельском, передают из поколения в поколение, и есть экземпляры, пришедшие аж из восемнадцатого столетия.
Баба Груня буквально преобразилась: как будто сбросила со своих 86-ти лет, эдак, 40. Раскинула руки, притопнула (ну, чем не невеста!) и запела:
- Эх, самогоночку мы гоним,
Самогоночку мы пьем,
А кому какое дело,
Где мы сахар достаем!
Этому костюму, может, годов двести. Мама мне его отдала, бабушка Анна ее звали. А случилось так, что меня замуж выдали, когда девятнадцать годов мне всего было. А мама блюла его, этот костюм-то. Я была трактористкой в Колыбельском, а в Дубовом увлеклася в него, в мужа своего будущего. Алексей Фролович его звали. Я с ним гуляла и он приехал за мной. На лошаде. Все добро взял, а мене повез туды, к себе в Дубовое. Когда расписывались, спросили его, кто я такова. Как он сказал, что трактористка, ему: «О, добрая девка, такие нам нужны!»
А в трактористки я подалась сама. Надоело по улице ходить, я бате и говорю: «Батя, хочу в трактористки!» Он: «Ступай». На трактор-то я села, а подменная. Да, я плясать люблю, а, как стали заниматься-то, а там малый с гармонкой. Как взыграе - я и забываю всю эту учебу. Вот меня в подменные поставили, а то бы на свой трактор посадили. Пять дней тракторист пашет, на шестой я. Тады девок у нас много было.
12.
И, как уезжала я из дома отчего, мама дала мене костюм этот. Сказала: «Я блюла - и ты береги». Так-то я, конечно, забросила его в дальний угол и только к старости вспомнила.
- Баба Груня, а замуж по любви выходили?
- А без любови-то я туды не пошла бы. Алексей Фролович, муж мой, хороший был. Тоже в тракторной бригаде был. Бригадир! Я как вышла замуж - и бросила работать. Он говорит: «Сиди дома!» Боле пятидесяти годов мы с им прожили, семерых родили - и все живы были.
- Говорят, вас три сестры было - и все пели…
- Да, старшая померла, младшая померла, а я, средняя осталася. Да, а пели мы с малолетства… бывало, батя начнет лапти плести, мы песни поем, играем, и, вот, выучились. И веселыя, и тягучия пени. Всякие. Господь пока меня берегить… Говорят: играй, веселись - Господь веку дасть!
Сейчас я вам другие частушки спою… политически:
Ой, спасибо коммунистам,
Ой, спасибо Горбачу,
А вчерася я не ела и сегодня не хочу!
Ельцин плотником работал,
Себе пальцы отрубил,
Он винищем зашибался -
Всю Россию развалил!
- Про Путина, случайно, у вас ничего не сочинено?
- Ой, про Путина? Я сочинила. Но не зыграю. Боюсь, посодють…
Геннадий Михеев
Окончание