Ukrainian Culture and Moscow in the Seventeenth Century
Цей пост можна прочитати українською мовоюЭтот пост был опубликован три года назад. Сегодня я его дублирую.
∗ ∗ ∗
С конца XVI в. начался период "ренессанса" на украинских землях, обусловленный не только развитием запорожского казачества, а в первую очередь благодаря основанию разных школ многими православными вельможами и братствами разных городов. С современной точки зрения это культурное возрождение выглядит ограниченным, поскольку оно не включало в себя значительной части новых знаний, которые уже накапливались в странах Западной Европы, и по своему содержанию было сугубо религиозным. Но это был период религиозных войн на Западе, продолжавшихся до конца Тридцатилетней войны в 1648 году. Это культурное движение вершилось между двумя полюсами - польской католической культурой и православными Константинополем и Афоном. Именно эти два влияния дали украинской культуре XVII века главный ориентир и одновременно создали её ограничения.
Византийская церковь была моделью, на которой базировалась христианская культура Киева. Но западная культура и образование также были привлекательными. Хотя, если судить по западным стандартам того времени, то в Польше образование в ту эпоху было несколько устаревшим. Оно в значительной мере находилось в руках иезуитов, которые хотя и проделали огромную работу по сдерживанию продвижения протестантизма без кровопролития или войны, но их колледжи все ещё придерживались позднесредневековых форм схоластики, уже давно отброшеных в католических странах Запада.
Именно в этих условиях Пётр Могила как митрополит Киевский основал свой знаменитый Киево-Могилянский коллегиум, которому суждено было стать ведущим православным учебным заведением в течение XVII в. Сам Могила был типичным для этого дуализма - хорошо образованный и со знаниями о Западе. Его великим делом было создание особой формы православной схоластики, быстро распространившейся по всему православному миру. На момент смерти в 1647 г. Могила был значительной фигурой православной церкви и его произведения были приняты восточными патриархами как эталонные. Он искал равновесие между двумя влияниями, и именно его выбор оставил определенный отпечаток на возрождающейся украинской культуре.
Отметим, что в это время Москва не влияла на киевскую культуру. Московское православие состояло в основном из громких демагогических утверждений, что Москва и её царь являются центром христианского мира, Третьим Римом. Патриарх Московский был гораздо больше заинтересован в признании его как главы православия, чем в любой форме христианской мысли или учения. Хотя годы Смуты показали некоторым представителям элиты необходимость перестройки страны, но подавляющее большинство московитов этого не могли понять. Им не нужны были греки, они презирали киевских интеллектуалов и ненавидели поляков. К прогрессу они были склонны не более, чем веком раньше, когда духовенство и жители Москвы заставили Ивана Грозного отказаться от попытки создать в Москве типографию. Они осознали недостатки своих церковных книг, но были уверены, что их можно будет исправить с помощью правильных книг, которые уже существуют в Москве, а не контактами с внешним миром, которые сильно ограничивали.
Вероятно сочетание военной силы и православной веры послужило соблазном для украинцев в неспокойной ситуации, в которой они оказались. Хотя этот соблазн имел небольшую привлекательность для более образованных и более политически грамотных как казаков, так и духовенства. Первые хорошо осознавали, что в Москве нет места тем свободам, которым они придавали столько значения в своей борьбе с поляками. Вторые понимали, что московская система применяется как к боярам, так и к духовенству, и все те привилегии духовной автономии, письма и издательского дела, которыми владело высшее духовенство Киева и других епархий, полностью отсутствуют в Москве. Поэтому скорее всего не случайно первое некоторое влияние промосковской группы зафиксировано во время восстания Хмельницкого - уже в 1648 г. в Москве была издана "Грамматика" Мелетия Смотрицкого, появившаяся в Украине в 1619 г. и на протяжении тридцати лет использовавшаяся в украинских школах.
Затем, когда Хмельницкий с триумфом прибыл в Киев, среди высокопоставленных гостей, пришедших его приветствовать, был Паисий, Патриарх Иерусалимский, направлявшийся в Москву. Именно он, похоже, побудил гетмана включить Москву в круг своих возможных союзников. В то же время Паисий, несомненно, во время пребывания в Москве сказал доброе слово о киевских учёных, ведь в том же году (1649) впервые было направлено специальное приглашение в Киев для двух монахов посетить Москву и поработать над исправлением церковных книг. Приглашёнными были Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий. Последний поехал не сразу, но вместо него отправился в путь Епифаний Славинецкий и остался в Москве до конца своей жизни.
Это был перелом в культурных отношениях Москвы и Киева. В начале Славинецкого и его сподвижника вполне однозначно воспринимали как иностранцев, и в течение нескольких лет они мало что могли сделать, кроме как выступать в роли церковных переводчиков, готовить выдержки из Библии и Отцов Церкви, а также составлять короткие вступления к произведениям, которые они переводили. Москва не позволяла им больше ничего делать.
Но когда Никон в 1652 г. стал патриархом он расширил сферу их деятельности. А через несколько лет киевские интеллектуалы ехали в Москву непрерывно, и они взяли в свои руки почти полный контроль над московским теологическим образованием. Вчерашние студенты Могилянской академии в Киеве, все ещё говорящие и пишущие украинским вариантом церковнославянского языка, а не на великорусский манер, стали арбитрами московской богословской мысли, а позднее, при создании школы, учебная программа Киевской академия была перенесена в Славяно-греко-латинскую школу в Москве. Как и в Киеве, преподавание проводилось на латыни. Как и в Киеве, православная схоластика Петра Могилы стала эталоном новой московской богословской мысли, а старые московские идеи ограничивались реакционными группами старообрядцев, называвших Никона антихристом и усиливавших свой фанатизм и изоляционизм по мере их вытеснения с руководящих должностей в церковной иерархии.
Царь Алексей руководствовался не только религиозными и интеллектуальными мотивами. Здесь была и проницательная политическая сторона, поскольку он завоевал сторонников Москвы среди некоторых наиболее образованных представителей киевского духовенства, ранее косо смотревших на строгое националистическое православие русских. Эти люди невольно и часто невинно служили агентами Москвы при проникновении в Украину. Расширенные возможности для работы, которую они нашли в российской столице, побуждали все больше и больше выпускников Киевской академии искать возможности выезда из собственной страны.
К концу XVII века весь аппарат возрождённой культуры Киева был пересажен в Москву. Задолго до того, как начались реформы Петра Первого, выходцы из Украины обеспечили себе руководящие роли во всех сферах культурной деятельности. Это оказалось губительным для Украины. Разделение страны между Россией и Польшей, состоявшееся в 1667 г., создало ненормальную ситуацию, и это ещё более усилилось, когда наконец Москва смогла давить на Константинопольского патриарха с тем, чтобы поставить Киевского митрополита под юрисдикцию Патриарха Московского. Это было сделано вопреки желанию православного духовенства Украины и это означало конец самостоятельной работы Киевской академии, которая теперь была лишена большинства своих особых привилегий и поставлена в зависимость от воли Москвы. Вскоре было запрещено издавать любые книги без одобрения Москвы.
Это подражание Киеву Москвой имело место не только в области литературы, но и в области искусства. Последний из великих гетманов, Иван Мазепа, в течение долгого периода тратил своё огромное состояние на развитие архитектуры в Украине. Он взялся за восстановление старых церквей средневековья и строительство новых, и это его архитекторы делали в стиле украинского барокко. Полустолетия расцвета было достаточно, и стиль украинского барокко был перенесён и на московские земли.
Широкое принятие украинской культуры в Москве стало важным этапом в открытии великороссов влиянию западных стран, поскольку её православный религиозный характер сделал её более приемлемой для московских предрассудков, чем откровенно западная "немецкая" культура. Идеи и труды Смотрицкого, Могилы и Симеона Полоцкого оставались основными источниками великорусской практики до середины XVIII века, когда Ломоносов взял на себя составление русской грамматики и литературы на сугубо западной основе. Тем временем в русских школах преподавали русский язык по украинским грамматикам (вернее, украинским церковнославянским грамматикам), а ещё позднее этот же материал был использован для раннего обучения и возрождение балканских славян. Было что-то похожее на гротеск в этой ситуации, поскольку происходило в тот период, когда русские начинали воспринимать теорию о том, что не существует такого понятия, как украинский народ или язык, и подчёркивать свою давнюю веру в то, что Москва, а затем Санкт Петербург были единственным источником знаний и культуры.
Их отказ признать культурный взнос Киева, которым они пользовались ежедневно, ещё больше усилился их опасениями после присоединения Мазепы к Карлу XII. Новой московской модой стало принятие идей Западной Европы и особенно Голландии, Франции и Германии. Роль Украины и Польши высмеивали, и в усилиях Петра Первого по секуляризации всей русской цивилизации Константинопольский Патриарх стал ненужным. С помощью Феофана Прокоповича, в своё время руководителя Могилянской академии, Пётр отвернулся не только от идей старой Москвы, но и возрождённого Киева, у которого Москва уже так многому научилась. Сейчас он стремился сделать Россию образцом западной жизни и западной учёности, но одновременно заботился о том, чтобы не ослабить старое московское самодержавие. Его ограничения и распоряжения положили конец интеллектуальному развитию Украины и завершили разгром, начавшийся после разделения Украины между Москвой и Польшей.
Как результат, украинское культурное возрождение не смогло продолжать своё развитие. Институты гетманского государства были проигнорированы или ликвидированы, и Украина вошла в XVIII век под гораздо более безнадёжным гнетом, чем была под властью Польши в начале XVII века. В течение почти века она не имела ничего, кроме разочарований от надежд прошлого на сохранение своей самобытности. Только с публикацией "Энеиды" Котляревского на народном языке для украинского возрождения путь был открыт снова: частично по образцу Киева, а частично с идеями конца XVIII века.
Однако это движение было провалом не более, чем борьба различных гетманов за создание независимого государства. Оно не создало никаких выдающихся литературных произведений. Это была в основном работа учёных и монахов, частично братств. Но оно возродило дух традиций древнего Киева и восстановило самоуважение украинского народа. Оно создало осознание национальной идентичности и национальной солидарности, обеспечило тот переходный период, что был необходим для преодоления разрыва веков между временами старого Киевского государства и современностью. По-своему и часто не задумываясь над этим учёные Могилянской академии играли свою роль, как и гетманы и казаки. И при всех своих ограничениях они занимают почётное место в украинской истории, являются живым доказательством того, что Московия XVII века нашла в Киеве те европейские идеи, которые стали началом её поверхностной адаптации к современной, западной европейской культуре.
Post scriptum.
Своеобразным "протографом" данного поста является статья Clarence Manning "Ukrainian Culture and Moscow in the Seventeenth Century", опубликованная в издании "The Ukrainian Quarterly", 1949, No. 2. Это более чем вольное изложение некоторых идей статьи, объединённых общей фабулой, но с исключением некоторых "сопутствующих" сюжетных линий. При том, что изложение свободное, некоторые формулировки в тексте могут совпадать с авторскими.
∗ ∗ ∗
С конца XVI в. начался период "ренессанса" на украинских землях, обусловленный не только развитием запорожского казачества, а в первую очередь благодаря основанию разных школ многими православными вельможами и братствами разных городов. С современной точки зрения это культурное возрождение выглядит ограниченным, поскольку оно не включало в себя значительной части новых знаний, которые уже накапливались в странах Западной Европы, и по своему содержанию было сугубо религиозным. Но это был период религиозных войн на Западе, продолжавшихся до конца Тридцатилетней войны в 1648 году. Это культурное движение вершилось между двумя полюсами - польской католической культурой и православными Константинополем и Афоном. Именно эти два влияния дали украинской культуре XVII века главный ориентир и одновременно создали её ограничения.
Византийская церковь была моделью, на которой базировалась христианская культура Киева. Но западная культура и образование также были привлекательными. Хотя, если судить по западным стандартам того времени, то в Польше образование в ту эпоху было несколько устаревшим. Оно в значительной мере находилось в руках иезуитов, которые хотя и проделали огромную работу по сдерживанию продвижения протестантизма без кровопролития или войны, но их колледжи все ещё придерживались позднесредневековых форм схоластики, уже давно отброшеных в католических странах Запада.
Именно в этих условиях Пётр Могила как митрополит Киевский основал свой знаменитый Киево-Могилянский коллегиум, которому суждено было стать ведущим православным учебным заведением в течение XVII в. Сам Могила был типичным для этого дуализма - хорошо образованный и со знаниями о Западе. Его великим делом было создание особой формы православной схоластики, быстро распространившейся по всему православному миру. На момент смерти в 1647 г. Могила был значительной фигурой православной церкви и его произведения были приняты восточными патриархами как эталонные. Он искал равновесие между двумя влияниями, и именно его выбор оставил определенный отпечаток на возрождающейся украинской культуре.
Отметим, что в это время Москва не влияла на киевскую культуру. Московское православие состояло в основном из громких демагогических утверждений, что Москва и её царь являются центром христианского мира, Третьим Римом. Патриарх Московский был гораздо больше заинтересован в признании его как главы православия, чем в любой форме христианской мысли или учения. Хотя годы Смуты показали некоторым представителям элиты необходимость перестройки страны, но подавляющее большинство московитов этого не могли понять. Им не нужны были греки, они презирали киевских интеллектуалов и ненавидели поляков. К прогрессу они были склонны не более, чем веком раньше, когда духовенство и жители Москвы заставили Ивана Грозного отказаться от попытки создать в Москве типографию. Они осознали недостатки своих церковных книг, но были уверены, что их можно будет исправить с помощью правильных книг, которые уже существуют в Москве, а не контактами с внешним миром, которые сильно ограничивали.
Вероятно сочетание военной силы и православной веры послужило соблазном для украинцев в неспокойной ситуации, в которой они оказались. Хотя этот соблазн имел небольшую привлекательность для более образованных и более политически грамотных как казаков, так и духовенства. Первые хорошо осознавали, что в Москве нет места тем свободам, которым они придавали столько значения в своей борьбе с поляками. Вторые понимали, что московская система применяется как к боярам, так и к духовенству, и все те привилегии духовной автономии, письма и издательского дела, которыми владело высшее духовенство Киева и других епархий, полностью отсутствуют в Москве. Поэтому скорее всего не случайно первое некоторое влияние промосковской группы зафиксировано во время восстания Хмельницкого - уже в 1648 г. в Москве была издана "Грамматика" Мелетия Смотрицкого, появившаяся в Украине в 1619 г. и на протяжении тридцати лет использовавшаяся в украинских школах.
Затем, когда Хмельницкий с триумфом прибыл в Киев, среди высокопоставленных гостей, пришедших его приветствовать, был Паисий, Патриарх Иерусалимский, направлявшийся в Москву. Именно он, похоже, побудил гетмана включить Москву в круг своих возможных союзников. В то же время Паисий, несомненно, во время пребывания в Москве сказал доброе слово о киевских учёных, ведь в том же году (1649) впервые было направлено специальное приглашение в Киев для двух монахов посетить Москву и поработать над исправлением церковных книг. Приглашёнными были Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий. Последний поехал не сразу, но вместо него отправился в путь Епифаний Славинецкий и остался в Москве до конца своей жизни.
Это был перелом в культурных отношениях Москвы и Киева. В начале Славинецкого и его сподвижника вполне однозначно воспринимали как иностранцев, и в течение нескольких лет они мало что могли сделать, кроме как выступать в роли церковных переводчиков, готовить выдержки из Библии и Отцов Церкви, а также составлять короткие вступления к произведениям, которые они переводили. Москва не позволяла им больше ничего делать.
Но когда Никон в 1652 г. стал патриархом он расширил сферу их деятельности. А через несколько лет киевские интеллектуалы ехали в Москву непрерывно, и они взяли в свои руки почти полный контроль над московским теологическим образованием. Вчерашние студенты Могилянской академии в Киеве, все ещё говорящие и пишущие украинским вариантом церковнославянского языка, а не на великорусский манер, стали арбитрами московской богословской мысли, а позднее, при создании школы, учебная программа Киевской академия была перенесена в Славяно-греко-латинскую школу в Москве. Как и в Киеве, преподавание проводилось на латыни. Как и в Киеве, православная схоластика Петра Могилы стала эталоном новой московской богословской мысли, а старые московские идеи ограничивались реакционными группами старообрядцев, называвших Никона антихристом и усиливавших свой фанатизм и изоляционизм по мере их вытеснения с руководящих должностей в церковной иерархии.
Царь Алексей руководствовался не только религиозными и интеллектуальными мотивами. Здесь была и проницательная политическая сторона, поскольку он завоевал сторонников Москвы среди некоторых наиболее образованных представителей киевского духовенства, ранее косо смотревших на строгое националистическое православие русских. Эти люди невольно и часто невинно служили агентами Москвы при проникновении в Украину. Расширенные возможности для работы, которую они нашли в российской столице, побуждали все больше и больше выпускников Киевской академии искать возможности выезда из собственной страны.
К концу XVII века весь аппарат возрождённой культуры Киева был пересажен в Москву. Задолго до того, как начались реформы Петра Первого, выходцы из Украины обеспечили себе руководящие роли во всех сферах культурной деятельности. Это оказалось губительным для Украины. Разделение страны между Россией и Польшей, состоявшееся в 1667 г., создало ненормальную ситуацию, и это ещё более усилилось, когда наконец Москва смогла давить на Константинопольского патриарха с тем, чтобы поставить Киевского митрополита под юрисдикцию Патриарха Московского. Это было сделано вопреки желанию православного духовенства Украины и это означало конец самостоятельной работы Киевской академии, которая теперь была лишена большинства своих особых привилегий и поставлена в зависимость от воли Москвы. Вскоре было запрещено издавать любые книги без одобрения Москвы.
Это подражание Киеву Москвой имело место не только в области литературы, но и в области искусства. Последний из великих гетманов, Иван Мазепа, в течение долгого периода тратил своё огромное состояние на развитие архитектуры в Украине. Он взялся за восстановление старых церквей средневековья и строительство новых, и это его архитекторы делали в стиле украинского барокко. Полустолетия расцвета было достаточно, и стиль украинского барокко был перенесён и на московские земли.
Широкое принятие украинской культуры в Москве стало важным этапом в открытии великороссов влиянию западных стран, поскольку её православный религиозный характер сделал её более приемлемой для московских предрассудков, чем откровенно западная "немецкая" культура. Идеи и труды Смотрицкого, Могилы и Симеона Полоцкого оставались основными источниками великорусской практики до середины XVIII века, когда Ломоносов взял на себя составление русской грамматики и литературы на сугубо западной основе. Тем временем в русских школах преподавали русский язык по украинским грамматикам (вернее, украинским церковнославянским грамматикам), а ещё позднее этот же материал был использован для раннего обучения и возрождение балканских славян. Было что-то похожее на гротеск в этой ситуации, поскольку происходило в тот период, когда русские начинали воспринимать теорию о том, что не существует такого понятия, как украинский народ или язык, и подчёркивать свою давнюю веру в то, что Москва, а затем Санкт Петербург были единственным источником знаний и культуры.
Их отказ признать культурный взнос Киева, которым они пользовались ежедневно, ещё больше усилился их опасениями после присоединения Мазепы к Карлу XII. Новой московской модой стало принятие идей Западной Европы и особенно Голландии, Франции и Германии. Роль Украины и Польши высмеивали, и в усилиях Петра Первого по секуляризации всей русской цивилизации Константинопольский Патриарх стал ненужным. С помощью Феофана Прокоповича, в своё время руководителя Могилянской академии, Пётр отвернулся не только от идей старой Москвы, но и возрождённого Киева, у которого Москва уже так многому научилась. Сейчас он стремился сделать Россию образцом западной жизни и западной учёности, но одновременно заботился о том, чтобы не ослабить старое московское самодержавие. Его ограничения и распоряжения положили конец интеллектуальному развитию Украины и завершили разгром, начавшийся после разделения Украины между Москвой и Польшей.
Как результат, украинское культурное возрождение не смогло продолжать своё развитие. Институты гетманского государства были проигнорированы или ликвидированы, и Украина вошла в XVIII век под гораздо более безнадёжным гнетом, чем была под властью Польши в начале XVII века. В течение почти века она не имела ничего, кроме разочарований от надежд прошлого на сохранение своей самобытности. Только с публикацией "Энеиды" Котляревского на народном языке для украинского возрождения путь был открыт снова: частично по образцу Киева, а частично с идеями конца XVIII века.
Однако это движение было провалом не более, чем борьба различных гетманов за создание независимого государства. Оно не создало никаких выдающихся литературных произведений. Это была в основном работа учёных и монахов, частично братств. Но оно возродило дух традиций древнего Киева и восстановило самоуважение украинского народа. Оно создало осознание национальной идентичности и национальной солидарности, обеспечило тот переходный период, что был необходим для преодоления разрыва веков между временами старого Киевского государства и современностью. По-своему и часто не задумываясь над этим учёные Могилянской академии играли свою роль, как и гетманы и казаки. И при всех своих ограничениях они занимают почётное место в украинской истории, являются живым доказательством того, что Московия XVII века нашла в Киеве те европейские идеи, которые стали началом её поверхностной адаптации к современной, западной европейской культуре.
Post scriptum.
Своеобразным "протографом" данного поста является статья Clarence Manning "Ukrainian Culture and Moscow in the Seventeenth Century", опубликованная в издании "The Ukrainian Quarterly", 1949, No. 2. Это более чем вольное изложение некоторых идей статьи, объединённых общей фабулой, но с исключением некоторых "сопутствующих" сюжетных линий. При том, что изложение свободное, некоторые формулировки в тексте могут совпадать с авторскими.