Происхождение Руси - 2
Продолжение конспекта первого раздела ("Происхождение Руси") книги Сергея Плохий "Походження слов’янських націй. Домодерні ідентичності в Україні, Росії та Білорусі". Первую часть см. здесь.
Выбор идентичности
"Се повѣсти времяньныхъ лѣтъ, откуду есть пошла Руская земля, кто въ Киевѣ нача первѣе княжити, и откуду руская земля стала есть" говорят первые строки "Повести временных лет". Летописец (и, несомненно, какие-то его предшественники) пытался свести вместе в одном тексте несколько иногда параллельных, иногда взаимопротиворечащих нарративов о происхождении земли, которую он считал "Руской". Чтобы достичь этой цели, летописец должен был проложить маршрут через несколько политических и этнокультурных сфер и найти место для своих князей, народа и земли среди многих воображаемых сообществ того времени. Все эти сферы наделяли автора "Повести" и героев его нарратива разного рода идентичностями, которые должны были, по крайней мере частично, согласовываться между собой и приспосабливаться друг к другу.
"Повесть временных лет" содержит истории о выборе главными героями трёх видов идентичностей. Одну из них очерчивает концепция принадлежности к определенному политическому образованию; вторую - идея принадлежности к более широкому славянскому миру, общему языку, культуре и письменности; третью - христианская вера и книжность, заимствованные в основном из Византии.
Политическая идентичность Руси по своему происхождению имела выразительные династические признаки. Конгломерат угро-финских и славянских племён перенял их название и династию - важные составляющие будущей идентичности.
Вторая составляющая идентичности - восточное христианство. В "Повести" есть несколько рассказов о крещении Руси, конкурирующих между собой и противоречащих друг другу. Самая длинная, самая примечательная и подробная из них прямо говорит, что процесс крещения - это следствие свободного выбора Руси, а не чьё-то внешнее решение.
И ещё об одном выборе говорится в нескольких местах летописи. Речь идёт о том, что главные руские племена, получившие своё название от варягов, были на самом деле славянами и имели с многочисленными славянскими племенами на западе родственный язык, письменность и культуру. Согласно летописи, создание славянской азбуки и перевод христианских произведений с греческого на славянский произошло по инициативе трёх славянских князей, правивших у моравов и отправивших послов к византийскому императору с просьбой дать им учителей "иже бы ны наказалъ, и поучалъ насъ, и протолковалъ святыя книги". Так началась миссия святых Кирилла и Мефодия, которая дала славянам кириллицу и способствовала распространению старославянских произведений в Болгарии и на Руси. Есть основания полагать, что в основе этого летописного сюжета лежит текст западнославянского (чешского) или южнославянского (болгарского) происхождения, а начальная цель его автора заключалась в том, чтобы утвердить равноправный статус старославянского литературного языка с греческим и латинским. Для автора "Повести" эта чешская или болгарская легенда могла выполнять несколько различных функций, в частности представить рускую церковь как часть более широкого христианского мира, в который входил Рим, ведь св. Павел упоминался там не только как апостол к славянам, но и как апостол к Руси. Эта легенда могла также объяснять, каким образом Русь, получив название от приглашённых на княжение варягов и приобретя религиозную идентичность после выбора византийского христианства, стала частью мира, который можно было бы назвать Slavia Christiana.
Доверять средневековым сведениям о поиске своего места в мире не обязательно. Но и совсем уж отбрасывать эти легенды ни в коем случае не следует. Кроме того, что они могут отражать определенные элементы исторической реальности, эти легенды - уникальный источник для исследования и понимания того, что можно назвать "гибридной" идентичностью руских элит.
Изучая и интерпретируя прошлое, летописец фактически обеспечивал историческую легитимность сложной политической и этнокультурной идентичности, которую разделяли его современники. На момент писания и редактирования "Повести" в сознании её авторов и редакторов элементы славянской идентичности мирно сосуществовали с наследием скандинавского завоевания славян, так же как гордость за свершения дохристианской Руси (которая нередко противостояла византийским христианам) сосуществовала с лояльностью к византийскому христианству.
Смешанные идентичности
Если руская, славянская, а также христианская идентичности действительно сосуществовали в сознании автора "Повести временных лет", то как они взаимодействовали друг с другом? Формировали ли они одну "гибридную" идентичность, а если так, то каковы её основные черты?
Славянская тема - одна из важнейших для летописца в поиске происхождения Руской земли. В рамках традиции христианской этнографии она позволяет ему связать своих предков с библейскими сюжетами о начале мировой истории и легендой о Ноевом ковчеге. Считается также, что автор "Повести временных лет" позаимствовал историю о расселении славян и сюжет о создании кириллицы из какого-то западнославянского или южнославянского источника. Он пытался вписать свой народ в контекст, который задавала эта история.
Литературные источники о других славянах и их общий язык принесли на Русь первые христианские миссионеры, они использовали старославянский язык для проповеди новой веры и объявили, что славяне-русь принадлежат к широкому славянскому миру. Автор "Повести" чётко знал, что славяне делятся на различные племена, но в то же время на основании собственного опыта относил некоторые племена к более широким группам. Племена полян, лютичей, мазовшан и поморян он считал потомками ляхов (поляков). Ещё одна большая славянская племенная группа, которая фигурирует в "Повести временных лет", - славяне-русь. Она состояла из полян, древлян, северян и других, примечательное исключение составляли радимичи и вятичи, их летописец считал потомками ляхов. Таким образом, автор "Повести" переосмыслил и немного изменил картину славянского мира, заимствованную из иностранных текстов, приблизив её к реалиям Руского государства и отношений с соседями.
Летописец выделяет славян на основании их языка и считает их отдельным народом ("языком"). Однако он знает и другие, не языковые, а религиозные критерии народа. Цитируя хронику византийца Георгия Амартола, киевский автор писал, что каждый народ имеет свой закон и обычай, и утверждал, что христианский народ имеет свои христианские обычаи. Согласно "Повести временных лет", христианские обычаи пришли на смену тем, что существовали у славянских племён до крещения Руси, и так славяне стали одним народом, - такое впечатление производит летописное противопоставление между "нами" (христианами) и язычниками-половцами. Киевский автор обозначает христианский народ/сообщество, к которому согласно логике летописи принадлежат славяне-русь, в самом широком смысле. Чаще всего к нему относится и восточное, и западное христианство, ведь нередко он выказывает одинаковое уважение к Риму и Константинополю. В то же время в легенде о том, как св. Владимир выбрал веру, летописец (или его источник) недвусмысленно высказывается в пользу восточного христианства. В легенде о том, как св. Андрей пришёл на место будущей столицы Руси, предсказал ей большую славу и установил крест на киевских склонах прямо заявляется об апостольском статусе киевской церкви. Летописец изображал русов как старых и уважаемых представителей христианского народа, вопреки тому, что в христианское сообщество они вошли довольно поздно.
Идеи славянского этнолингвистического единства и единства христианского мира устанавливали связь между населением Руского государства и остальной восточной Европой. В то же время славянская идея плохо соответствовала потребностям руского "нациесозидающего проекта". В этой концепции враги Руси на западе, христиане-поляки, считались родственниками, а русь-славяне отделялись от соотечественников-неславян (угро-финские племена меря, мурома, черемисы, мордва и другие, не говоря уже о легендарных инициаторах приглашения варягов - чудь и весь). Летописец вынужден был отделять от славян неславянские племена, входившие в Руское государство и, по его словам, платившие Руси дань. Каждое неславянское племя трактуется как отдельный народ ("язык"), поскольку летописец считал, что все они говорят на разных языках. Славянское племя, взятое отдельно от остальных, летописец как отдельный народ не трактовал.
Судя по тексту "Повести временных лет", понятие Руси оказалось очень полезным для объединения славянских и угро-финских, христианских и нехристианских подданных под властью киевских князей, и одновременно отделения их от этнических родственников и единоверцев, живших не в Руском государстве. Однако для успеха этого понятия в долгосрочной перспективе название Русь, происходившее из варяжского прошлого, должно было приобрести сильные и выразительные славянско-христианские характеристики. С этой целью автор "Повести" пытался согласовать различные версии политической и религиозной истории своей земли. Кроме легенды о приглашении варягов, он приводит историю о правлении в Киеве местной династии. В тексте летописи есть три разные версии, кто крестил Русь: апостол Андрей, который благословил этот край; варяжские воины Аскольд и Дир, чьё войско приняло христианство после похода на Византию, и наконец, киевский князь Владимир. Стараясь связать варяжскую и славянскую историю Руси, летописец снова и снова напоминает читателю, что русь и славяне - это одно и то же. "А словеньскый языкъ и рускый одно есть, от варягъ бо прозвашася Русью, а первое бѣша словене". Таким образом, объединяя варяжское название и династическую традицию, христианский закон/обычай и славянский язык большинства населения Руского государства, летописец превращал подданных киевских князей в новый народ, ставший известным под названием руский.
Насколько мы знаем, впервые о существовании такого народа в середине XI века заявил первый киевский митрополит-славянин Иларион, употребивший термин "язык" для обозначения собственного народа. Иларион опережал более поздние поколения летописцев в попытках овладеть византийским концептуальным арсеналом и дискурсивными практиками. Это первый известный нам автор, поместивший русь и Рускую землю в контекст христианского времени и пространства - концепций, заимствованных рускими элитами из Византии и глубоко укоренённых в средиземноморской историографии. Как заметил Саймон Франклин, Иларион "заложил основы мифа коллективной христианской идентичности Руси". Этот проект идентичности был развит и углублён в произведениях "Нестора", эпонима руских летописцев конца XI - начала XII века.
От племени к народу
Для летописца понятия "русь" было изначально связано с "варягами", но далее по тексту он чётко различает эти две группы. Он применяет понятие "русь" к скандинавам, а "варяги" у него - это пёстрая смесь скандинавских, славянских и угро-финских воинов, из которых складывались дружины руских князей. Важную роль в попытках летописца свести варягов и славян в один народ (русь) играет история полян.
Автор "Повести" явно считает русь, славян и полян одним и тем же народом. Аргументируя это, он пишет: "...аще и поляне звахуся, но словеньскаа рѣчь бѣ. Полями же прозвани быши, зане в поли сѣдяху, а язык словенски единъ". И в другом месте: "поляне, яже нынѣ зовомая Русь".
Далее по тексту летописец называет русь-полян славянской группой, которая живёт на Днепре. Описывая путь апостола Андрея по Днепру он говорит, что дойдя до земли полян св. Андрей якобы показал на холмы и сказал ученикам: "Видите ли горы сия? - яко на сихъ горахъ восияеть благодать божья; имать градъ великъ быти и церкви многи богъ въздвигнути имать”. И въшедъ на горы сия, и благослови я, и постави крестъ..." Несколько свободно интерпретируя летопись, можно справедливо заключить, что первым апостольским крещением Руси стало крещение именно полян. Сравнивая дохристианские обычаи полян с обычаями других славян (описывать обычаи неславян на Руси, похоже, казалось делом неважным), летописец говорит, что он "тихъ и кротокъ", - с намёком на главные христианские добродетели.
Пришедшие в Киев с Олегом дружинники, продолжает автор летописи, получили название русь. Олегова дружина состояла не только из варягов, но и из представителей славянских и угро-финских племён - новгородских словен, кривичей, мери, чуди и веси. Таким образом, если считать, что летопись отражает подлинные исторические события, понятие "Русь", изначально касавшееся только варягов, распространилось на их дружины, куда набирали людей как из славянских, так и из неславянских племён, попавших под власть варягов. Согласно летописи, сев в Киеве, Олег провозгласил, что "се буди мати городом русскымь", то есть столица Руси. Новгород должен был платить дань киевским князьям. Таким образом, если следовать логике летописи, наступила очередь полян взять себе название "русь". Именно учитывая этот сюжет, летописец, видимо, считал нужным написать, что русь, славяне и поляне - это то же.
Поляне, которым летописец среди восточных славян явно симпатизировал, исчезают из текста летописи очень рано, из чего можно предположить, что летописец действительно считал полян и русь одним и тем же народом. Западных соседей полян, древлян, и топонимы, происходящие от их названия, упомянуто в летописи под годом 988, где рассказывается о правлении Владимира Великого, древлян знали и продолжатели "Повести временных лет". Под годом 1024 летописец вспоминает северян, северо-восточных соседей полян. Но о полянах в эти периоды руской истории летопись не говорит ни слова - в последний раз их упомянуто под годом 944!
То, что название "поляне" исчезло и слилось с политическим определением "русь", а позже под названием "киевляне" (так же как северяне стали фигурировать под названием черниговцы, словене - новгородцы и т.п.), выглядит вполне естественным, поскольку их территория стала центром Руского государства, а следовательно и ассоциировалась с его названием. Однако подозрение вызывает недостаток археологических данных, которые отличали бы летописных полян от их ближайших соседей. Ещё большие подозрения вызывает то, что летописец приписывает якобы мощным полянам крошечную территорию, по сравнению с другими племенами, которые, судя по тексту, занимали огромные земли.
Действительно ли поляне составляли отдельное племя наравне с древлянами, словенами и другими, как рассказывает летопись, или это просто местное население, которое приобрело отдельную идентичность, попав под власть варягов раньше соседних племён? Перемешиваясь со скандинавами и людьми других славянских и неславянских племён, из которых складывались дружины первых киевских князей, местное население действительно могло приобрести космополитические черты, присущих жителям столицы большого государства, и, следовательно, свысока смотреть на своих "нецивилизованных» соплеменников. Такому предположению соответствует описание Руси, которое в середине X века создал Константин VII Багрянородный, и данные археологии. Лингвистическая гипотеза, согласно которой на Киевщине говорили на "общеруском" языке, в том смысле, что он вобрал в себя несколько руских диалектов, также ведёт в этом направлении. Если это действительно так, то автор "Повести временных лет" в начале XII века имел все основания писать, что русь, славяне и поляне - это одно и то же. Этническая русь вытеснила племенных полян в роли действующих лиц "Повести временных лет" в начале X века и доминировала в летописном нарративе до самого конца. Поэтому если летописец ассоциировал себя с какой-то конкретной группой, то это не племя, а этнокультурная и территориальная группа, имя которой русь.
Продолжение см. https://y-kulyk.livejournal.com/117375.html.
Выбор идентичности
"Се повѣсти времяньныхъ лѣтъ, откуду есть пошла Руская земля, кто въ Киевѣ нача первѣе княжити, и откуду руская земля стала есть" говорят первые строки "Повести временных лет". Летописец (и, несомненно, какие-то его предшественники) пытался свести вместе в одном тексте несколько иногда параллельных, иногда взаимопротиворечащих нарративов о происхождении земли, которую он считал "Руской". Чтобы достичь этой цели, летописец должен был проложить маршрут через несколько политических и этнокультурных сфер и найти место для своих князей, народа и земли среди многих воображаемых сообществ того времени. Все эти сферы наделяли автора "Повести" и героев его нарратива разного рода идентичностями, которые должны были, по крайней мере частично, согласовываться между собой и приспосабливаться друг к другу.
"Повесть временных лет" содержит истории о выборе главными героями трёх видов идентичностей. Одну из них очерчивает концепция принадлежности к определенному политическому образованию; вторую - идея принадлежности к более широкому славянскому миру, общему языку, культуре и письменности; третью - христианская вера и книжность, заимствованные в основном из Византии.
Политическая идентичность Руси по своему происхождению имела выразительные династические признаки. Конгломерат угро-финских и славянских племён перенял их название и династию - важные составляющие будущей идентичности.
Вторая составляющая идентичности - восточное христианство. В "Повести" есть несколько рассказов о крещении Руси, конкурирующих между собой и противоречащих друг другу. Самая длинная, самая примечательная и подробная из них прямо говорит, что процесс крещения - это следствие свободного выбора Руси, а не чьё-то внешнее решение.
И ещё об одном выборе говорится в нескольких местах летописи. Речь идёт о том, что главные руские племена, получившие своё название от варягов, были на самом деле славянами и имели с многочисленными славянскими племенами на западе родственный язык, письменность и культуру. Согласно летописи, создание славянской азбуки и перевод христианских произведений с греческого на славянский произошло по инициативе трёх славянских князей, правивших у моравов и отправивших послов к византийскому императору с просьбой дать им учителей "иже бы ны наказалъ, и поучалъ насъ, и протолковалъ святыя книги". Так началась миссия святых Кирилла и Мефодия, которая дала славянам кириллицу и способствовала распространению старославянских произведений в Болгарии и на Руси. Есть основания полагать, что в основе этого летописного сюжета лежит текст западнославянского (чешского) или южнославянского (болгарского) происхождения, а начальная цель его автора заключалась в том, чтобы утвердить равноправный статус старославянского литературного языка с греческим и латинским. Для автора "Повести" эта чешская или болгарская легенда могла выполнять несколько различных функций, в частности представить рускую церковь как часть более широкого христианского мира, в который входил Рим, ведь св. Павел упоминался там не только как апостол к славянам, но и как апостол к Руси. Эта легенда могла также объяснять, каким образом Русь, получив название от приглашённых на княжение варягов и приобретя религиозную идентичность после выбора византийского христианства, стала частью мира, который можно было бы назвать Slavia Christiana.
Доверять средневековым сведениям о поиске своего места в мире не обязательно. Но и совсем уж отбрасывать эти легенды ни в коем случае не следует. Кроме того, что они могут отражать определенные элементы исторической реальности, эти легенды - уникальный источник для исследования и понимания того, что можно назвать "гибридной" идентичностью руских элит.
Изучая и интерпретируя прошлое, летописец фактически обеспечивал историческую легитимность сложной политической и этнокультурной идентичности, которую разделяли его современники. На момент писания и редактирования "Повести" в сознании её авторов и редакторов элементы славянской идентичности мирно сосуществовали с наследием скандинавского завоевания славян, так же как гордость за свершения дохристианской Руси (которая нередко противостояла византийским христианам) сосуществовала с лояльностью к византийскому христианству.
Смешанные идентичности
Если руская, славянская, а также христианская идентичности действительно сосуществовали в сознании автора "Повести временных лет", то как они взаимодействовали друг с другом? Формировали ли они одну "гибридную" идентичность, а если так, то каковы её основные черты?
Славянская тема - одна из важнейших для летописца в поиске происхождения Руской земли. В рамках традиции христианской этнографии она позволяет ему связать своих предков с библейскими сюжетами о начале мировой истории и легендой о Ноевом ковчеге. Считается также, что автор "Повести временных лет" позаимствовал историю о расселении славян и сюжет о создании кириллицы из какого-то западнославянского или южнославянского источника. Он пытался вписать свой народ в контекст, который задавала эта история.
Литературные источники о других славянах и их общий язык принесли на Русь первые христианские миссионеры, они использовали старославянский язык для проповеди новой веры и объявили, что славяне-русь принадлежат к широкому славянскому миру. Автор "Повести" чётко знал, что славяне делятся на различные племена, но в то же время на основании собственного опыта относил некоторые племена к более широким группам. Племена полян, лютичей, мазовшан и поморян он считал потомками ляхов (поляков). Ещё одна большая славянская племенная группа, которая фигурирует в "Повести временных лет", - славяне-русь. Она состояла из полян, древлян, северян и других, примечательное исключение составляли радимичи и вятичи, их летописец считал потомками ляхов. Таким образом, автор "Повести" переосмыслил и немного изменил картину славянского мира, заимствованную из иностранных текстов, приблизив её к реалиям Руского государства и отношений с соседями.
Летописец выделяет славян на основании их языка и считает их отдельным народом ("языком"). Однако он знает и другие, не языковые, а религиозные критерии народа. Цитируя хронику византийца Георгия Амартола, киевский автор писал, что каждый народ имеет свой закон и обычай, и утверждал, что христианский народ имеет свои христианские обычаи. Согласно "Повести временных лет", христианские обычаи пришли на смену тем, что существовали у славянских племён до крещения Руси, и так славяне стали одним народом, - такое впечатление производит летописное противопоставление между "нами" (христианами) и язычниками-половцами. Киевский автор обозначает христианский народ/сообщество, к которому согласно логике летописи принадлежат славяне-русь, в самом широком смысле. Чаще всего к нему относится и восточное, и западное христианство, ведь нередко он выказывает одинаковое уважение к Риму и Константинополю. В то же время в легенде о том, как св. Владимир выбрал веру, летописец (или его источник) недвусмысленно высказывается в пользу восточного христианства. В легенде о том, как св. Андрей пришёл на место будущей столицы Руси, предсказал ей большую славу и установил крест на киевских склонах прямо заявляется об апостольском статусе киевской церкви. Летописец изображал русов как старых и уважаемых представителей христианского народа, вопреки тому, что в христианское сообщество они вошли довольно поздно.
Идеи славянского этнолингвистического единства и единства христианского мира устанавливали связь между населением Руского государства и остальной восточной Европой. В то же время славянская идея плохо соответствовала потребностям руского "нациесозидающего проекта". В этой концепции враги Руси на западе, христиане-поляки, считались родственниками, а русь-славяне отделялись от соотечественников-неславян (угро-финские племена меря, мурома, черемисы, мордва и другие, не говоря уже о легендарных инициаторах приглашения варягов - чудь и весь). Летописец вынужден был отделять от славян неславянские племена, входившие в Руское государство и, по его словам, платившие Руси дань. Каждое неславянское племя трактуется как отдельный народ ("язык"), поскольку летописец считал, что все они говорят на разных языках. Славянское племя, взятое отдельно от остальных, летописец как отдельный народ не трактовал.
Судя по тексту "Повести временных лет", понятие Руси оказалось очень полезным для объединения славянских и угро-финских, христианских и нехристианских подданных под властью киевских князей, и одновременно отделения их от этнических родственников и единоверцев, живших не в Руском государстве. Однако для успеха этого понятия в долгосрочной перспективе название Русь, происходившее из варяжского прошлого, должно было приобрести сильные и выразительные славянско-христианские характеристики. С этой целью автор "Повести" пытался согласовать различные версии политической и религиозной истории своей земли. Кроме легенды о приглашении варягов, он приводит историю о правлении в Киеве местной династии. В тексте летописи есть три разные версии, кто крестил Русь: апостол Андрей, который благословил этот край; варяжские воины Аскольд и Дир, чьё войско приняло христианство после похода на Византию, и наконец, киевский князь Владимир. Стараясь связать варяжскую и славянскую историю Руси, летописец снова и снова напоминает читателю, что русь и славяне - это одно и то же. "А словеньскый языкъ и рускый одно есть, от варягъ бо прозвашася Русью, а первое бѣша словене". Таким образом, объединяя варяжское название и династическую традицию, христианский закон/обычай и славянский язык большинства населения Руского государства, летописец превращал подданных киевских князей в новый народ, ставший известным под названием руский.
Насколько мы знаем, впервые о существовании такого народа в середине XI века заявил первый киевский митрополит-славянин Иларион, употребивший термин "язык" для обозначения собственного народа. Иларион опережал более поздние поколения летописцев в попытках овладеть византийским концептуальным арсеналом и дискурсивными практиками. Это первый известный нам автор, поместивший русь и Рускую землю в контекст христианского времени и пространства - концепций, заимствованных рускими элитами из Византии и глубоко укоренённых в средиземноморской историографии. Как заметил Саймон Франклин, Иларион "заложил основы мифа коллективной христианской идентичности Руси". Этот проект идентичности был развит и углублён в произведениях "Нестора", эпонима руских летописцев конца XI - начала XII века.
От племени к народу
Для летописца понятия "русь" было изначально связано с "варягами", но далее по тексту он чётко различает эти две группы. Он применяет понятие "русь" к скандинавам, а "варяги" у него - это пёстрая смесь скандинавских, славянских и угро-финских воинов, из которых складывались дружины руских князей. Важную роль в попытках летописца свести варягов и славян в один народ (русь) играет история полян.
Автор "Повести" явно считает русь, славян и полян одним и тем же народом. Аргументируя это, он пишет: "...аще и поляне звахуся, но словеньскаа рѣчь бѣ. Полями же прозвани быши, зане в поли сѣдяху, а язык словенски единъ". И в другом месте: "поляне, яже нынѣ зовомая Русь".
Далее по тексту летописец называет русь-полян славянской группой, которая живёт на Днепре. Описывая путь апостола Андрея по Днепру он говорит, что дойдя до земли полян св. Андрей якобы показал на холмы и сказал ученикам: "Видите ли горы сия? - яко на сихъ горахъ восияеть благодать божья; имать градъ великъ быти и церкви многи богъ въздвигнути имать”. И въшедъ на горы сия, и благослови я, и постави крестъ..." Несколько свободно интерпретируя летопись, можно справедливо заключить, что первым апостольским крещением Руси стало крещение именно полян. Сравнивая дохристианские обычаи полян с обычаями других славян (описывать обычаи неславян на Руси, похоже, казалось делом неважным), летописец говорит, что он "тихъ и кротокъ", - с намёком на главные христианские добродетели.
Пришедшие в Киев с Олегом дружинники, продолжает автор летописи, получили название русь. Олегова дружина состояла не только из варягов, но и из представителей славянских и угро-финских племён - новгородских словен, кривичей, мери, чуди и веси. Таким образом, если считать, что летопись отражает подлинные исторические события, понятие "Русь", изначально касавшееся только варягов, распространилось на их дружины, куда набирали людей как из славянских, так и из неславянских племён, попавших под власть варягов. Согласно летописи, сев в Киеве, Олег провозгласил, что "се буди мати городом русскымь", то есть столица Руси. Новгород должен был платить дань киевским князьям. Таким образом, если следовать логике летописи, наступила очередь полян взять себе название "русь". Именно учитывая этот сюжет, летописец, видимо, считал нужным написать, что русь, славяне и поляне - это то же.
Поляне, которым летописец среди восточных славян явно симпатизировал, исчезают из текста летописи очень рано, из чего можно предположить, что летописец действительно считал полян и русь одним и тем же народом. Западных соседей полян, древлян, и топонимы, происходящие от их названия, упомянуто в летописи под годом 988, где рассказывается о правлении Владимира Великого, древлян знали и продолжатели "Повести временных лет". Под годом 1024 летописец вспоминает северян, северо-восточных соседей полян. Но о полянах в эти периоды руской истории летопись не говорит ни слова - в последний раз их упомянуто под годом 944!
То, что название "поляне" исчезло и слилось с политическим определением "русь", а позже под названием "киевляне" (так же как северяне стали фигурировать под названием черниговцы, словене - новгородцы и т.п.), выглядит вполне естественным, поскольку их территория стала центром Руского государства, а следовательно и ассоциировалась с его названием. Однако подозрение вызывает недостаток археологических данных, которые отличали бы летописных полян от их ближайших соседей. Ещё большие подозрения вызывает то, что летописец приписывает якобы мощным полянам крошечную территорию, по сравнению с другими племенами, которые, судя по тексту, занимали огромные земли.
Действительно ли поляне составляли отдельное племя наравне с древлянами, словенами и другими, как рассказывает летопись, или это просто местное население, которое приобрело отдельную идентичность, попав под власть варягов раньше соседних племён? Перемешиваясь со скандинавами и людьми других славянских и неславянских племён, из которых складывались дружины первых киевских князей, местное население действительно могло приобрести космополитические черты, присущих жителям столицы большого государства, и, следовательно, свысока смотреть на своих "нецивилизованных» соплеменников. Такому предположению соответствует описание Руси, которое в середине X века создал Константин VII Багрянородный, и данные археологии. Лингвистическая гипотеза, согласно которой на Киевщине говорили на "общеруском" языке, в том смысле, что он вобрал в себя несколько руских диалектов, также ведёт в этом направлении. Если это действительно так, то автор "Повести временных лет" в начале XII века имел все основания писать, что русь, славяне и поляне - это одно и то же. Этническая русь вытеснила племенных полян в роли действующих лиц "Повести временных лет" в начале X века и доминировала в летописном нарративе до самого конца. Поэтому если летописец ассоциировал себя с какой-то конкретной группой, то это не племя, а этнокультурная и территориальная группа, имя которой русь.
Продолжение см. https://y-kulyk.livejournal.com/117375.html.