Ирина Одоевцева в легендариуме Ахматовой-1, fin.
Ирина Одоевцева в легендариуме Ахматовой-1 - продолжение (начало в:
http://wyradhe.livejournal.com/61913.html ).
XI [1960-е. Ахматова.
«О Гумилеве»]
Почему этим, якобы грамотеям, не приходит в голову отметить тот довольно, по-моему, примечат факт, что на моих стихах нет никакого влияния Г<умиле>ва, несмотря на то, что мы были так связаны, а весь акмеизм рос от его наблюдения над моими стихами тех лет, так же как над стихами Мандельштама. Георгий Иванов даже позволяет себе выдумывать прямую речь Гумилева ("Петер зимы") по этому поводу. Что Н С не любил мои ранние стихи - это правда. Да и за что их можно было любить! - Но, когда 25 марта 1911 г. он вернулся из Аддис-Абебы и я прочла ему то, что впоследствии стало называться "Вечер", он сразу сказал: "Ты - поэт, надо делать книгу". И если бы он хоть чуть-чуть в этом сомневался, неужели бы он пустил меня в акмеизм? Надо попросту ничего не понимать в Гумилеве, чтобы на минуту допустить это. Оно, впрочем, так и есть. Примерно половина этой достойной шайки (Струве...) честно не представляет себе, чем был Гв; другие, вроде Веры Невед, говоря о Гумилеве, принимают какой-то идиотский покровительственный тон; третьи сознательно и ловко передергивают (Г.Ив<ано>в). Ярость Одоевцевой уже совсем непонятна. А все вместе это, вероятно, называется славой. И не так ли было и с Пушкиным, и с Лермонтовым. Гумилев - поэт еще не прочитанный. Визионер и пророк.
Мне говорят, что его (Гл. Струве) надо простить, потому что он ничего не знает. Я тоже многого не знаю, но в таких случаях избегаю издавать непонятный мне материал. Писать про мать сына Гумилева Ореста, ныне здравствующую (О.Н.Высотскую), что "не удалось выяснить, кто это", считать женой Анненского жену его сына (Кривича) Наталию Владимировну, рожд фон Штейн, сообщать, что адмирал Немитц был расстрелян вскоре после Гумилева, и этим препятствовать выходу стихов Н С на родине, жалеть, что нет воспоминаний Волошина и Кузмина, называя их друзьями, в то время как они были лютые враги, приводить впечатления 8-летнего Оцупа о внешности Гумилева, верить трем дементным старухам (А.А.Гумилевой, В.А.Неведомской, И.Одоевцевой), все забывшим, всем мощно опошляющим и еще сводящим какие-то свои темные счеты - все это едва ли достойное занятие, когда дело идет о творчестве и жизни большого поэта и человека сложного и исключительного.
XII. [Семён Липкин
Беседы с Ахматовой
Разрозненные воспоминания]
До Анны Андреевны дошла каким-то образом книга Ирины Одоевцевой "На берегах Невы", в которой утверждалось, что молодая поэтесса нечаянно увидела в ящике стола Гумилева большое количество кредиток и револьвер. Отсюда - вывод Одоевцевой - подтверждение участия Гумилева в таганцевском заговоре. Видимо, Одоевцева хотела, чтобы читатели окончательно поверили в героический монархизм Гумилева, в русского Андре Шенье.
Понятно, как вознегодовала Анна Андреевна, читая эту красивую выдумку об отце ее репрессированного сына, о поэте, с чьим именем навсегда и грозно связано ее имя. Она точно знала, что Гумилев в таганцевском заговоре не участвовал. Более того, по ее словам, и заговора-то не было, его выдумали петроградские чекисты для того, чтобы руководство в Москве думало, что они не даром хлеб едят. Гумилев, говорила Анна Андреевна, шел к советской власти. "Увидишь, - сказал он ей, - это будет первая настоящая русская власть в России". Он с удовольствием работал в горьковской "Всемирной литературе".
Теперь, когда я пишу эти записки, стало окончательно доказанным, что расстреляли ни в чем не повинного человека, но Ахматова мне говорила об этом тридцать лет назад.
9 мая 1989
XIII
[Раиса Орлова, Лев Копелев.
Мы жили в Москве 1956-1980.
Часть вторая. Соотечественники]
Встречи с Анной Ахматовой [май 1963]
Показала недавно полученный первый том сочинений Гумилева, изданный в США.
- Тут предисловие господина Струве.
В предисловии строки из "Ямбов", посвященные разрыву с молодой женой, комментируются так: "Об этой личной драме Гумилева еще не пришло время говорить иначе, как словами его собственных стихов: мы не знаем всех ее перипетий, и еще жива А. А. Ахматова, не сказавшая о ней в печати ничего".
И гневно:
- Видите ли, этому господину жаль, что я еще не умерла.
Мы пытались возражать, - это просто неуклюжий оборот.
- Нет, это именно так. Ему это просто мешает. "Ахматова еще жива!" И он не может всего сказать. Написать ему, что ли? "Простите, пожалуйста, что я так долго не умираю"? И посмотрите, как гадко он пишет о Леве: "Позднее, при обстоятельствах, до сих пор до конца не выясненных, он был арестован и сослан". Невыясненные обстоятельства! Что ж они там предполагают, что он банк ограбил? У кого из миллионов арестованных тогда обстоятельства были ясными... Не понимают. И не хотят понять. Ничего они не знают. Да, да, они предпочли бы, чтобы мы все умерли, чтобы нас всех арестовали. Им мало двух раз. Посмотрите, вот тут же: "Но в 1961 году за границу дошли слухи (быть может, и неверные) о новом аресте Л. Гумилева". И Струве не один: они все там бог знает что пишут - Маковский, Одоевцева, оба Жоржика...
Заметив недоумевающие взгляды:
- Были такие два мальчика при Николае Степановиче - Георгий Иванов и Георгий Адамович. И вот теперь сочиняют невесть что. Одоевцева уверяет, что Гумилев мне изменял. Да я ему еще раньше изменяла!
XIV [Михаил Будыко
Рассказы Ахматовой
1962-1963]
Г.Иванов и другие надеялись, что А.А. после революции печататься не будет. У них был кандидат на ее место - Ирина Одоевцева. Они были недовольны, когда деятельность А.А. возобновилась. В книге Иванова ложно утверждается, что первые литературные вечера А.А. в начале 1920-х годов были провалом. "Они прошли так, как этого только можно пожелать". Еще есть свидетели, помнящие их. К сожалению, такое утверждение Иванова иногда повторяется иностранными литературоведами. Иванов также говорит неправду, что якобы Н.С. не ценил стихов А.А и относился к ней только как к "жене поэта"
Первый цех. В этом объединении поэтов А.А. состояла несколько лет и выработала там точный вкус - так же как и Мандельштам. В нем были также Г.Адамович и Г.Иванов - А.А. была старше их лет на пять и как замужняя дама относилась к ним - мальчикам лет по 16 - с полным пренебрежением. После смерти Н.С.Гумилева они вместе с Н.Оцупом и И.Одоевцевой уехали за границу. Сейчас живы Адамович и Одоевцева.
Адамович всегда относился к А.А. лучше, чем другие ученики Н.С.
Перерыв в творчестве. В 1919-1920 годах А.А. почти не писала стихов, она была замужем за очень ревнивым человеком, который не разрешал ей выступать, писать стихи… Поэтому думали, что она кончила свою деятельность.
На ее место выдвигали Одоевцеву, Н.С. боялся, что она будет подражать А.А., и заставлял писать длинные баллады о черных кошках, битых бутылках и еще и чем-то. Когда вышел "Подорожник", Оцуп (и, может быть, еще кто-то) его изругали.
За рубежом вышел 1-й том четырехтомного собрания сочинений Н.С. с возмутительной статьей Глеба Струве. Он приписал Гумилеву участие в заговоре, которого не было. А.А. точно знает обстоятельства гибели Н.С. В 1937 году виновники раскаялись перед казнью и объяснили, зачем это было сделано. "У меня есть все материалы" [совершенная ложь]
XV
[Дмитрий Хренков.
Анна Ахматова в Петербурге - Петрограде - Ленинграде]
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Оценивая все, что вещали о ней зарубежные недруги, Анна Андреевна точно определила причину их злопыхательства. Мы об этом можем прочесть в ее архиве. Там сказано мудро и лаконично: "...все это в конце концов месть Ахматовой за то, что она не стала эмигранткой".
XVI
[М. В. Латманизов
Разговоры с Ахматовой]
Кто-то противупоставляет меня "новаторам" и непрерывно сдает в архив. Шацкий утверждает, что Г(умиле)в считал "мои стихи - времяпрепровождением жены поэта" (вопреки всем печатным отзывам Н С ). Георгий Иванов всю жизнь под диктовку Одоевцевой старался как-нибудь уколоть меня, начиная со своих бульварных "Петербургских зим
А. - Я вышла замуж за Николая Степановича Гумилева в 1910 году и уехала в Париж с мужем почти сразу. Перед отъездом мы были с мужем у Вячеслава Иванова. Я была тогда у него первый раз. Мы были только втроем: я, Гумилев и Вячеслав Иванов. Кажется, я прочитала ему стихотворение, может быть, это было "Песня последней встречи". Потом, после возвращения, мы снова приходили к нему, было больше народа. Читали стихи, я тоже читала. Кажется, Вячеславу Иванову понравились мои стихи. Он пригласил меня принять участие в Обществе ревнителей художественного слова, Георгий Иванов выступил с очень недобросовестными воспоминаниями. Он ничего не мог помнить и все выдумывал или писал с чужих слов и, главное, в искаженном, недоброжелательном виде. Он тогда был слишком молод, он был кадетом, был среди нас раза два [среди кого «нас»? Членом гумилевского Цеха поэтов он был по приглашению самого Гумилева с 1912 года, затем очень скоро стал другом Гумилева - Ахматова начала выступать как поэт и вышла замуж за Гумилева лишь за два года до этого, в 1910!], поэтому ничего и не мог знать. Он все исказил и обо мне, и о Гумилеве, и о других. Вы читали эти воспоминания? Я Вам покажу их в следующий раз.
Я. - У меня есть "Петербургские зимы".
А. - Какое издание? Их было два. Одно парижское, 1934 года, другое издано в Нью-Йорке в 1954 году.
Я. - У меня последнее.
А. - В последнем издании еще много выброшено. В 1954 году издательство Чехова выпускало сборник с очень хорошим и доброжелательным предисловием и одновременно выпускало воспоминания Георгия Иванова "Петербургские зимы". Они потребовали, чтобы он выпустил все выпады против меня. Не могли они выпускать мой сборник с очень доброжелательным предисловием и вместе с тем воспоминания, направленные против меня. [Ничего похожего не было; тон, в котором написана главка об Ахматовой, во 2-м издании Пз не изменен сравнительно с первым; все, что там может рассматриваться как ирония или критические заметки в адрес Ахматовой, сохранено; причины, по которым Иванов снял подразумеваемый Ахматовой фрагмент, процитированный нами выше, неизвестны, см. комм. Вадима Крейда в: Георгий Иванов. Собр. соч. М., 1994. Т.3. с. 648; сам этот фрагмент является не выпадом, а, наоборот дифирамбом Ахматовой, так что его снятие если о чем и может свидетельствовать, то о некотором ухудшении в отношении Г.И. к Ахматовой]. Поэтому там много выпущено. Этим воспоминаниям нельзя верить, там все неверно.
Я. - Георгий Иванов много пишет о "Бродячей Собаке"...
А. - О "Бродячей Собаке" тоже все неправильно. Это был очень приличный клуб поэтов. Мы там собирались, читали стихи, придумывали разные развлечения. Было все очень хорошо, приятно. Никакого пьянства и разгула, как это изображает Георгий Иванов, там не было. Это все появилось там после начала войны, в четырнадцатом году, "Бродячей Собаки" уже не стало, ее переименовали в "Привал Комедиантов", завсегдатаями ее стали прапорщики, отправлявшиеся на войну, началось действительно пьянство и все что угодно. Мы тогда там уже не бывали. При нас "Бродячая Собака" была очень хорошим местом - ведь в наше время, когда собиралась молодежь, выпивки никакой обычно не было. Георгий Иванов ничего не помнит, совмещает разные вещи, все искажает. Теперь он умер - в 1958 году, от рака.
…
А. - А теперь я вам расскажу о самой большой сенсации. Недели за три до моего отъезда в Ленинград ко мне пришел один очень высокопоставленный человек. Он близок к Аджубею, к редакции "Известий". С ним очень считаются, он пользуется большим авторитетом. И он мне сказал, что собираются реабилитировать Гумилева, и спросил, как бы я к этому отнеслась. Я сказала, что никогда не верила в виновность Гумилева. Он, конечно, ни в чем не виноват и его реабилитация была [бы] только восстановлением справедливости. Дальше он рассказал, что были подняты дела, связанные со следствием по делу Гумилева, по делу "таганцевского заговора", по делу самого Таганцева, и выяснилось, что собственно никакого "таганцевского заговора" не было. Что Гумилев ни в чем не виноват, не виноват и сам Таганцев ни в чем. Никакого заговора он не организовывал. Он был профессор истории в университете в Ленинграде. Был большим оригиналом, но политикой, а тем более заговорами, не занимался. А было следующее: действительно была группа - пять моряков, которые что-то замышляли и, чтобы отвести от себя подозрения, составили списки якобы заговорческой группы во главе с профессором Таганцевым. Включили в эти списки много видных лиц с именами, в том числе и Гумилева, отведя каждому свою определенную роль. Для того, чтобы самим, таким образом, остаться в тени при любых обстоятельствах. Всего ими в списках было упомянуто 61 человек. Из них казнили - 51 (?). Так вот, весь этот заговор оказался несуществовавшим и теперь, после рассмотрения всех материалов, Гумилев будет реабилитирован. И даже сам Таганцев будет тоже реабилитирован. Вот так мне сказал этот человек, которому нельзя не верить: он слов на ветер не бросает.
XVII
[ЛукнВ]
[запись П. Н. Лукницкого]
Начало сентября -- панихида (на 9-й день после смерти) в Казан-ском соборе (еще в ту пору действовавшем). Были -- А. А. Ахматова ("меня провожал с этой панихиды Алянский"), А. Н. Энгельгард, Г. Иванов, Г. Адамович, Н. Оцуп, С. Нельдихен ("жоржики -- группо"), М. Л. Лозинский; были родные А. Блока, было -- много народу (чело-век 50-70). О панихиде было объявлено в "Доме искусств", и те, кто слышал, -- пошли в собор. О. Мандельштама не было (потому что он в тот день не был в городе).
А. А.: "попику попало потом", -- но не очень. Была Люб. Дм. Блок.
[сообщила] А. Ахматова 16. V. 1962
XVIII
[Ахматова. Записные книжки]
Донжуанство [Гумилева] как результат нашего романа.
…и уже совершенно чудовищная басня (из меморий С. Маковского) о том, что Аня была ревнивой женой. Если покопаться, наверно, окажется, что эта легенда идет от эмигрантских старушек [в первую очередь подразумевается Одоевцева, ср. выше, XI], которым очень хочется быть счастливыми соперницами такой женщины, как Аня. Но, боюсь, это им не поможет. Они останутся в предназначенной им неизвестности. А Аня - Ахматовой.
2 be cont