Протокол допроса Пинхаса, сына Эльазара

Apr 13, 2008 21:53

 Протокол допроса Пинхаса, сына Эльазара, чинами мидианской разведки

Пинхас б.Эльазар б.Ахарон б.Амрам (1223 до Р.М., Гошен - 1149 до Р.М., Эйлат). Видный деятель периода штурмунддранг. В Народе Б-жьем - с 1203 г. до Р.М. В 1190 г. оперативно пресек враждебную вылазку антинародной группы Салу - Цимот; в рамках санационной операции «Мидиан» отвечал за особое обращение с мидианитскими мальчиками в возрасте до 7 лет и девочками, девушками и женщинами от 3 лет (Чис.25; Чис.31). В период зондероперации «Кенаан» - знаменный вождь охранных отрядов (с 1173 г. до Р.М.). По смерти И. Бин Нуна и началу делания народом Израиля злого пред очами Господа (Суд.2:11 ff.) отошел от активной политики и поселился в Газе (Пелешет). В период Четвертого отступничества, когда Б-г предал Израиль в руки мидианитян (Суд.6:1 ff.), был вероломно, с нарушением международной законности, схвачен последними в ходе террористической экстерриториальной операции в зоне юрисдикции Газы. Насильственно вывезен в Мидиан; казнен врагами Б-га за участие в санации мидианитов. Беззаконный «суд» над П.б.Э. вызвал негодование всех свободолюбивых сил от Шура, что пред Египтом, до потока Евфрата. Прах П.б.Э. был развеян преступниками над Красным морем вблизи Эйлата.
Из Энциклопедии «Эрец шел Машиах». Иерусалим, 1952 по Р.М.

***

Материалами для реконструкции этого текста послужили: повествование Книги Чисел, гл.25 и особенно гл.31 о легендарном избиении мидианитян около 1190 г. до н.э.; некоторые сведения о программе Окончательного решения еврейского вопроса, принятой уполномоченными на то функционерами Германской Империи в 1942 г. н.э., и показания Адольфа Эйхмана, данные суду Эрец Исраэль в 1961 г.н.э. За редкими исключениями мы не указывали, где кончается один источник и начинается другой - не потому, что этого нельзя установить, но потому, что это безразлично. Все люди в головокружительный миг соития - один человек, говорит наш наставник Борхес; и в тот еще более головокружительный миг, когда во славу Бога поголовно истребляют детей, все палачи - одно.

К. Кто Вы такой?

П. Я Пинхас сын Эльазара. А вы мидианитяне?

К. Я капитан мидианитской контрразведки Карми сын Таллая, пятое племя левого крыла, дом Цимот. Вы арестованы нами в ходе расследования по делу об истреблении людей Мидиана в «году, когда изрек Билеам».

П. Прошу прощения, господин капитан, я не могу сомневаться в Ваших словах... но позвольте спросить, можете ли Вы с полной уверенностью подтвердить то, что Вы мне сказали? Для меня это было бы чрезвычайно важно.
К. Подтверждаю сказанное. Что это с Вами?

П. Вы не представляете себе, что могут означать для меня Ваши слова, господин капитан... Видите ли, дело в том, что я сам отвечал за особое обращение как раз с левым крылом Мидиана и поручил осуществление мероприятий по клану Цимот одному из самых надежных моих сотрудников. Впоследствии он доложил, что на вверенном ему участке работа была полностью и успешно завершена. Прошу прощения, я очень волнуюсь, господин капитан, но если Вы уцелели, выходит, он тогда обманул или недобросовестно информировал меня, или же сам утратил необходимый контроль над действиями своих подчиненных? «Полностью завершена» - докладывал он мне, а теперь я встречаю Вас, и Вы из клана Цимот - следовательно, он тогда совсем не справился с делом, а я позволил ему ввести себя в заблуждение? Перед лицом смерти это причиняет мне большую боль, господин капитан.

К. Клан Цимот был полностью истреблен, моя мать уцелела случайно. Ее укрыл друг моего деда по материнской линии из Пунона.

П. От всей души благодарю Вас, господин капитан, за Ваши великодушные пояснения. Мне будет спокойнее умирать, если я буду знать, что я ни в чем не подвел доверия Фюрера-унд-Унзерлерера*.

К. Признаете ли Вы, что по поручению Моше-Прокаженного организовали и осуществили геноцид заиорданских мидианитов?

П. Прежде всего, господин капитан, я хотел бы пояснить кое-что, как это говорится, частным образом, на свой счет. Я не антикетурит** и не мидианофоб. Моей мечтой всегда было раздельное существование наших народов, при котором никто бы уже не мог создавать угрозу национальным ценностям друг друга и каждый получил бы полную возможность в безопасности развивать основы своей национальной культуры... Скажу больше, в таком подходе мы находили понимание некоторых разумных и облеченных ответственностью деятелей также и с Вашей стороны, господин капитан.

К. Вы имеете в виду «Мидианский Бейтар» Зеева бен Хаввы по прозвищу Сын Жабы? Мы казнили этих людей двадцать лет назад. Нас не интересует Ваше отношение к проблемам мидианско-еврейских взаимосвязей. Повторяю еще раз: признаете ли Вы, что по поручению Моше-Прокаженного организовали и осуществили геноцид заиорданских мидианитов?

П. Я хотел бы сказать одно на этот счет, господин капитан: мне никогда бы в голову не пришло напрашиваться на неприятности, принимая собственные решения. Что касается того, что я исполнял приказы Унзерлерера Моше бен Амрама - да будет благословенно имя его - то да, эту ответственность я безусловно признаю... да, разумеется, такая ответственность лежит на мне. Это правда; это я, безусловно, признаю.

К. Какие именно приказы и когда отдавал Вам Прокаженный Моше?

П. Видимо, речь тут должна пойти прежде всего об эвакуации, проведенной после возвращения наших войск из похода на Мидиан. Унзерлерер передал по этому поводу командирам Вооруженных Сил совершенно четкие и недвусмысленные приказания. Я ушам своим не поверил, господин капитан, когда узнал, что эти приказания остались невыполненными, и возвращающиеся войска пригнали с собой больше 50 000 женщин и детей, я просто не мог в это поверить, господин капитан. Парни из Вооруженных Сил предпочли поставить нас перед свершившимся фактом, можете себе представить, хорошенькое дело, господин капитан! Они пожелали свалить грязную работу на кого-нибудь другого, да, на кого угодно другого. Я не мог расценить это иначе, как вопиющую безответственность, непорядочность, это и Вы тоже должны понять, господин капитан. Сам я был начальником бюро по эвакуации мидианитов и просто исполнял приказы в той форме, в какой их мне отдавали. Я не принимал никаких решений, господин капитан.

К. Кто и когда передал вам приказы на предание заклятой гибели женщин и детей, угнанных вооруженными силами Йисраэля из Мидиана?

П. Вероятно, спустя два дня после возвращения войск меня вызвал Второй старшина дома Бини-Леви. Он сказал мне так, очень коротко: «Фюрер унд Унзерлерер приказал физически уничтожить весь народ мидианитов - всех мужчин, включая младенцев, и всех женщин, кроме девочек, не познавших мужского ложа. Это доверено Вам, камерад Пинхас». В первый момент я даже и не пытался представить масштабы этого дела. Но потом понял, о чем идет речь, и ничего на это не сказал, потому что ничего добавить к этому уже не мог. В дальнейшем я исполнял это распоряжение.

К. Как Вы относились к порученному Вам делу?

П. Я выполнял приказы Моше, Учителя Нашего, господин капитан. Смею надеяться, я выполнял их не за страх, а за совесть. Я был бы недостоин своего имени и народа, если бы это было по-другому, Вы сами понимаете это, господин капитан.

К. Получали ли Вы дополнительные приказы от Прокаженного Моше?

П. Нет. Фюрер-унд-Унзерлерер обычно ничего не говорил. Он был скуп на слова, ходили слухи, что он был даже несколько косноязычен. Он всегда был немногословен и спокоен, говорил только самое необходимое. Говорил «да» и «нет», а чаще ни да, ни нет. «Парень, племянник Пинхас...» - говорил он мне, это и означало «ни да, ни нет»***... Он хотел знать время - сколько времени все это длилось. Он должен был рассчитать граничные данные для такой же операции в Кенаане. Кстати говоря, она должна была проходить и прошла в гораздо более крупных масштабах, но выкладки для нее делались на основе нашего опыта. Я лично участвовал в этом деле при рейхсмаршале Бин Нуне, и могу Вас уверить: это не шло ни в какое сравнение с мидианитской операцией, просто-таки на порядки превосходило ее, господин капитан... Кстати, из этого Вы еще раз можете усмотреть: в том, что мы делали, не было ничего специально антимидианитского, кетуритофобского, господин капитан, мы просто творили волю Яхве и Унзерлерера.

К. Вы считали авторитет Моше достаточным, чтобы покрывать любые злодеяния?

П. Ну, видите ли, что бы там ни говорили, а Унзерлерер начинал, как безродный мальчишка, а кончил тем, что воссоединил наши племена на Синае, заключил берит с Яхве и стал фюрером восьмисоттысячного народа, что-то в нем, значит, было, этого и Вы не сможете отрицать, господин капитан. Что же удивительного, если я, принадлежа непосредственно к этому народу, поставил себя в распоряжение такого человека, чьи достижения не оспаривали даже наши враги? Так это виделось глазами всех людей Йисраэля моего поколения, господин капитан.

К. Не всех. Не менее двухсот мужей Йисраэля подняли против вас оружие из-за своих и чужих женщин-мидианиток. Еще около полусотни взбунтовалось и перешло на нашу сторону под непосредственным впечатлением от Ваших специальных мероприятий. Мы зовем их «праведниками Йисраэля пред Мидианом» и знаем их имена; их кровь для нас дороже, чем наша кровь.

П.б.Э. Я полагал, что все они убиты, господин капитан.

К. Не все. Цви бен Арье из «праведников Йисраэля» основал отцовский дом Йехуд в Мидиане. Вы сами убедитесь в этом, так как его сыну Цви предстоит заменять меня и допрашивать Вас во все время моего отсутствия.

П.б.Э. Если Вы находите целесообразным применять при моем допросе истязания, господин капитан, и если мое пожелание в этой области могло бы быть каким-то образом учтено мидианской стороной, я хотел бы просить Вас заменить эту пытку любой другой по Вашему выбору. Для меня было бы нестерпимо видеть живой кровь предателя.

К. Предупреждаю Вас, что оскорбление следственных органов на территории Конфедерации Мидиан является подсудным делом и способно лишь отягчить Ваше положение.

П.б.Э. Я не могу входить в обсуждение Ваших законов и обычаев, господин капитан. Если мидианитянин, оказавшись перед лицом смерти, отважно бьется за свое спасение, то это, по крайней мере, естественно. Но если на его сторону встает еврей, оскверняя святость своего народа, предавая его культурную миссию и исторический выбор и, если можно так выразиться, само свое предназначение... то я не знаю, как Вы сами можете выносить его в своей среде, господин капитан. Ведь это и животное знает, что это такое - предать свою добрую мать-родину.

К. Именем Эл-Абра’ама! понимание любви к своему народу интерпретируется у нас усилиями людей иного склада, нежели собственно Ваш. Следствие рассмотрит Ваше ходатайство о замене дознавателя Цви. Мы заинтересованы в скорейшем завершении всего этого дела.

П.б.Э. Вы можете быть уверены, что и я со своей стороны добросовестно приложу для этого все усилия, господин капитан.

К. Сейчас вы ходатайствовали о замене для Вас более тяжелой, по Вашему мнению, пытки, менее тяжелой; разве Вы сами учитывали в сопоставимой степени желания людей при осуществлении специальных мероприятий по проекту «Мидиан»?

П.б.Э. С легким сердцем отвечу на Ваш вопрос: несомненно да, всей душой да, господин капитан. Мое кредо всегда было таким: если какие-либо ценности, высшие ценности потребовали лишить жизни живое существо, будь то человек, или гой, или любое другое животное, то это надлежит делать как можно более безболезненным образом, господин капитан... Я уделял этому вопросу большое внимание, в том числе именно при осуществлении специальных мероприятий по проекту «Мидиан». Вы можете спросить об этом кого угодно, существуют же рапорты, донесения и тому подобное...
Например, эпизод, имевший место в самом начале санационных мероприятий... Я инспектировал колонну женщин и детей мидианитов, выделенную в первую череду на особое обращение. Они уже много часов стояли на палящей жаре, дожидаясь смерти, так что у них был усталый и печальный вид. У меня, можно сказать, сжалось сердце, господин капитан. Я ведь не желал им никакого зла. Высшая необходимость часто заставляет нас подниматься над собой и творить то, чего мы не стали бы делать по собственной воле; это высокий долг, но и тяжелое бремя, господин капитан.
Так вот, прямо из колонны ко мне, именно как к старому знакомому, и, кстати, только потому, что знала о моей общеизвестной корректности, обратилась госпожа Ашри из отцовского дома Ра’аман. Я останавливался у них, когда Унзерлерер несколькими годами ранее посылал меня оговаривать условия нашего союза с Мидианом. Теперь она обратилась ко мне со следующими словами: «Милости, господин!»
Я спросил ее.. да, насколько я помню, я спросил ее дословно так: «Господи Б-же мой, дорогая Вы моя госпожа Ашри! Что же это у нас с Вами за несчастье такое?»
Госпожа Ашри начала несколько эмоционально объяснять мне, что наши люди сначала взяли их в плен, а теперь хотят всех их убить вместе с детьми. Поскольку мне это положение дел было известно существенно лучше, чем ей, я ей сказал: «Видите ли, дорогая госпожа Ашри, то, о чем Вы говорите - это приказ Фюрера унд Унзерлерера, и тут уж ничего поделать нельзя. Но если я еще могу что-то сделать для Вас в пределах моей компетенции, то прошу Вас сказать мне об этом, и мы вместе подумаем, что еще можно сделать!»
При таких обстоятельствах госпожа Ашри вполне разумно пересмотрела свои первоначальные позиции. Ввиду того, что колонне приходилось длительное время стоять под палящим солнцем, дожидаясь очереди на ликвидацию, и это особенно мучительным образом сказывалось на детях, госпожа Ашри высказала то предложение, чтобы детей мы уничтожили первыми, вне очереди, и тем избавили их от ненужных страданий. Многодетные матери, стоявшие в строю с умирающими, а то и умершими детьми на руках, активно поддержали ее; надо сказать, это произвело на меня большое впечатление, господин капитан. Ведь матери вообще редко просят о смерти своих детей, так что, учитывая исключительность обстоятельств, мне показалось, что их просьбу надлежало учесть; и, в конце концов, матери виднее, что делать с ее детьми, так что я пошел им навстречу и поддержал их просьбу перед комендантом колонны, знаменным командиром Арье бен Леви. Однако, - и этого я также не намерен скрывать здесь, господин капитан, - знаменный командир Арье бен Леви отнесся к моему ходатайству отрицательно. «Здесь все должны соблюдатьочередь - и дети не хуже других!» - сказал он.
Вы видите, я не намерен скрывать, что отдельные лица на нашей стороне также не вполне верно понимали свой долг, не использовали до конца законно переданные им Унзерлерером полномочия и могли вести себя, строго говоря, не по-мужски, избегая лишней ответственности, даже если это пошло бы не в ущерб делу. Я стремлюсь прежде всего к объективному освещению положения вещей. Однако вовсе не эти, совсем не эти случаи - в сущности говоря, исключения, - определяли ситуацию, господин капитан, и это тоже необходимо ясно осознавать.
Как бы то ни было, подобное решение знаменного командира Арье бен Леви не подлежало пересмотру с моей стороны - таково было разграничение нашей компетенции; однако мне не хотелось возвращаться к этим бедным женщинам без всякого результата, и я настоял на том, чтобы им и их детям по крайней мере позволили сесть прямо на дороге, вместо того чтобы часами стоять под солнцем без всякого перерыва, господин капитан. Это было сделано, и, больше того, когда было учтено, что при этом, то есть низкосидящем положении, наносить эвакуируемым лицам удар мотыгой по голове оказалось гораздо легче, чем при прямостоящем положении, - как солдат солдата Вы понимаете меня, господин капитан, - тогда им было разрешено вовсе не подниматься на ноги... Можете мне поверить, когда я передал им это разрешение, они восприняли его с горячей благодарностью; это было для них большое облегчение, господин капитан. Кроме того, я добился, чтобы эвакуацией детей занимались только самые опытные бойцы, чтобы исключить лишние мучения; ради этого мы не посчитались даже с перенапряжением сил лучших наших людей, господин капитан. И я прекрасно помню реакцию госпожи Ашри и других женщин; они тут же с большим удовлетворением уселись прямо на дорогу, и даже в этих полных определенного драматизма обстоятельствах не могли не оценить добрую волю, которую я проявил по отношению к ним в пределах, вообще возможных в рамках полученных мною распоряжений. Так что смешно и говорить о недостатке человечности с нашей, в том числе с моей стороны, господин капитан; это всего лишь недостаточная осведомленность об истинном положении дел...

К. Какое впечатление произвел на Вас непосредственный ход и результат проводившихся Вами мероприятий?

П. Я простой человек, господин капитан, и меня могло бы буквально стошнить от этого зрелища. Но меня вел Б-г, или что бы это ни было с Вашей точки зрения, - я не намерен вдаваться здесь с Вами в теологические дискуссии, - и я прошел через это, сохранив свою душу, господин капитан.

К. Сколько мидианитских женщин и детей было убито под Вашим руководством?

П. По сводным отчетам моих подчиненных - около шестидесяти тысяч женщин и двадцати тысяч детей мужского пола, господин капитан. До сих пор я сам считал это число довольно завышенным. Но если мы теперь хотим говорить о числах вообще: сто тысяч или восемьдесят тысяч или даже двадцать тысяч - это же вообще-то одно и то же, господин капитан. В конце операции я говорил своим сотникам о ста тысячах - такое число мне туманно представлялось тогда. На языке священной войны Начала Времен все эти точные цифры мне были совершенно не нужны. Мы уничтожили всех, кого должны были уничтожить, и, в сущности говоря, этого результата мне было совершенно достаточно; сколько именно - такого вопроса не стояло перед нами тогда, его начали задавать лишь потом, господин капитан.

К. Решение вопроса «быть или не быть Йисраэлю» Вы видели только на пути уничтожения всего народа Мидиан?

П. Ну, во-первых, это же доказанное дело, что ваша сторона сознательно подсылала к нашим юношам своих девушек, чтобы те совратили их к поклонению мидианитским демонам и тем навлекли на них гнев Яхве, господин капитан... С нашей стороны речь шла прежде всего о самообороне в чрезвычайно напряженных, чрезвычайно тяжелых обстоятельствах, какие редко выпадают на долю любого народного сообщества, это знает каждый, господин капитан. По тому времени это казалось, как бы это сказать, удачным решением. Во-вторых, видите ли... если бы мне в то время сказали: «Твой отец изменник» - то есть что мой собственный отец, реб Эльазар, изменник, и я должен его за это убить, - я бы сделал это, не задумываясь. Я точно следовал приказам, точно и беспрекословно исполнял приказы и в этом находил, как бы это сказать, свое предназначение. Какой бы приказ мне ни отдали, господин капитан. Солдат Яхве, воин Унзерлерера, - для нас это были это не пустые слова, не египетские побрякушки, господин капитан.

К. Вы постоянно настаиваете на том, что только исполняли приказы Прокаженного Моше. Однако Вы с особой жестокостью убили Зимри сына Салу и его женщину-мидианитку Косби дочь Цура, не получив на это никаких приказов от Вашего военного и политического руководства. Архивные военные документы Вашей стороны больше чем достаточно изобличают Вас в этом деле.

П. Но это же совсем другое дело, наше внутреннее дело, господин капитан, это вовсе не касается Вас как представителя мидианитов, поэтому я и не стал упоминать о нем, господин капитан... Зимри сын Салу - израэлит племени Шимеон, а его женщина, коль скоро она пошла с ним, находилась в тот момент вне мидианской юрисдикции... То, что я сделал с ними, было с моей стороны спонтанным проявлением расового и религиозного самосознания, я не придавал этому в то время существенного значения, господин капитан. Кроме того, накануне Унзерлерером был отдан недвусмысленный приказ шофетам: «Убейте каждый своих людей, прилепившихся к мидианитскому Баал-Пеору!» /Чис.25:5/. С моей точки зрения, я действовал в рамках новой юридической ситуации, созданной этим приказом...

К. Вы были шофетом Йисраэля?

П. Нет.

К. Вы получили какое-либо распоряжение от шофетов Йисраэля?

П. Нет.

К. Следовательно, к Вам этот приказ никакого отношения не имел. Зимри сын Салу чем-либо обнаружил поклонение Баал-Пеору?

П. В той форме, в какой ставите этот вопрос Вы....

К. Повторяю вопрос: Зимри сын Салу чем-либо обнаружил поклонение Баал-Пеору?

П. Он прошел на глазах у всех в свой походный шатер, демонстративно ведя мидианитку за руку, чтобы покрыть ее там, господин капитан. В тех условиях я, руководствуясь национальным самосознанием, расценивал это как действие, подпадающее под приказ Унзерлерера, если, по крайней мере, смотреть на этот приказ с точки зрения его духа, господин капитан.

К. Повторяю вопрос: Зимри сын Салу чем-либо обнаружил поклонение Баал-Пеору?

П. Он не желал понимать элементарных основ Закона. Его поведение оставалось расценить как подчеркнутое неуважение к духу государственных мероприятий. Что же еще, как не прилепление к нечисти Баал-Пеора, - прошу прощения, не хотел бы зря оскорблять Ваше мировоззрение, но не могу ради этого искажать объективное положение дел, - что же еще могло побудить его к этому, господин капитан? Я не настаиваю на том, что оно было осознанным, и приказ Унзерлерера об этом тоже ничего не говорил.

К. Благодарю Вас, следствие Конфедерации Мидиан считает этот вопрос выясненным. - Я зачитываю Ваш наградной лист: «Вошел вслед за израэлитом Зимри в шатер и, застав его с состоянии осуществления акта скотоложества с самкой Косби помета Цура, доминирующего самца субпопуляции Цимот (популяция Мидиан), - эвакуировал одним ударом копья как израэлита, так и самку, раздробив крестец преступника и нанеся тем же ударом смертельное проникающее ранение в матку самки. Представлен к вечному жречеству по знамению Яхве Цебаот». Как Вы объясняете терминологию наградного листа?

П. Речь идет ведь о гойке, биологическом объекте, что же еще могли они написать, господин капитан? Что дало бы им отступление от узаконенного протокола и кому бы это пошло на пользу?

К. С какой степенью категоричности вашей стороне предписывалось усматривать принципиальное биологическое различие между вами и гоями, следуя вашей терминологии?

П. Но это просто смешно, господин капитан, мы ведь вообще не усматривали между нами и гоями никакого биологического различия, это какое-то недоразумение, господин капитан. Различие между гоем, биологическим объектом, и человеком в каком-то смысле бесконечно, но мы никогда не приписывали ему биологического характера, нам это и в голову бы не пришло, господин капитан. Как бы мне пояснить это Вам, господин капитан, чтобы для Вас это стало светло, как день, и Вы больше не допускали бы таких ошибок, как допустили сейчас? Разве что вот как: между зародышем человека, каков он есть через сутки после зачатия, и самим человеком нет никакого биологического барьера, и все же этот зародыш вовсе не человек, господин капитан, он только может стать человеком, если же он - представим себе это на минуту, господин капитан, - наотрез отказался превратиться в человека, то он так и останется бессмысленным сгустком плоти, не имеющим никакой цены, господин капитан, ибо утратил тот единственный смысл, который у него мог бы быть - превращение в человека, господин капитан. В этом, и только в этом смысле гой не человек, но какой же смысл может быть важнее, господин капитан? Той мидианитке тоже никто не мешал принять Закон, и в этом случае терминология наградного листа была бы, разумеется, иной, скажу больше, ее тогда и мидианиткой бы никто не звал, господин капитан.

К. Можете ли Вы прокомментировать избранный Вами способ убийства, согласно описанию Вашего наградного листа?

П. Да, могу. По-моему, с моей стороны это была удачная мысль, можно сказать, остроумная мысль, хохмА****, господин капитан. Пригвоздить их так, как они совершали грех, чтобы сами их тела по-прежнему свидетельствовали об этом, нанизанные на копье - это показалось мне по-настоящему счастливой идеей. Я не мог бы этого специально выдумать, это было словно мгновенное озарение, господин капитан. Да, ну, конечно, я не мог тогда рассчитывать, что мой удар еще и придется в самое вместилище греха, которым та шлюха пользовалась для своей диверсии - я ведь не прозорливец, господин капитан, чтобы видеть насквозь сквозь два тела разом, это выяснилось только при вскрытии трупа. Все нашли тогда, что это по-настоящему удачный штрих, самый удачный завершающий штрих во всем этом деле, господин капитан; никто, кроме Яхве, не мог так направить мое копье, я же не видел, куда бью, в тот момент мне была видна только спина преступника. Кое-кто говорил, что это просто совпадение, но старым борцам было ясно: это не совпадение, это было особое благословение со стороны Яхве, господин капитан, впоследствии подтвержденное знамением о вечном жречестве. Сам Яхве направлял тогда мою руку, это была большая честь для всех нас, господин капитан.

К. Хотите ли Вы сделать какое-либо особое заявление для следствия?

П. Да, хочу. Это не для протокола, господин капитан, совсем необязательно вести запись... Вы понимаете, господин капитан, я отлично вижу: Вы знаете, что со мной делать, но не знаете, с какого бока ко мне подойти, как все это понять, на какую полочку меня уложить - просто жалко смотреть, как Вы из-за этого изводитесь и беспокоите себя, господин капитан. Я-то, как видите, вполне спокоен, а Вы - нет; а ведь если брать животную составляющую нас обоих, для этого нет никаких оснований. Я старик и в ближайшем будущем умру не самой легкой смертью на потеху истерическим гойским массам. Вы молоды, крепки, да и обычного мужества Вам не занимать, судя по всем этим нашивкам и знакам - и тем не менее Вы не находите себе места, а я свое знаю и принимаю. Непредвзятый наблюдатель легко усмотрит в этом превосходство нашего Закона.
Я отдаю себе отчет в том, что в какой-то мере представляю для Вас, как бы это выразиться, загадку. Вы так долго допрашивали меня, чтобы разгадать ее, других целей у Вас не было, ведь все факты были отлично известны нам обоим с самого начала, да и моя судьба с самого начала не вызывала никаких сомнений, господин капитан. Вы так долго ходили вокруг да около, расспрашивали, выпытывали, задавали вопросы, раз пятнадцать спрашивали меня об одном и том же, но так и не нашли никакого ответа... У ваших старших будет много претензий к Вам, господин капитан, выяснить самое главное Вы так и не смогли, а времени потратили уйму, да и я все время шел Вам навстречу, - я ведь тоже хотел как можно скорее покончить с этим делом, - но, как говорится, гою и корм не впрок, господин капитан. Вам на это и возразить нечего. Хорошо, я Вам пойду навстречу еще раз, разжую, как говорится, и в рот положу. Жаль было бы, если бы все это время пропало зря.

Поверьте, во мне нет никакой тайны, я самый простой человек. Конечно, для гоев и других животных человек как раз и должен представлять собой загадку, это неудивительно, но сами по себе мы устроены совсем несложно, Вы сами сейчас поймете, когда я Вам объясню, господин капитан. Соль здесь в том, что для Вас, как и для всех гоев, значение имеет только жизнь. Ваша жизнь, жизнь Ваших детей, родных, друзей, соплеменников, вплоть до всякого встречного и поперечного, порой даже вплоть до скота или птицы, господин капитан. Все прочие вещи Вы цените только потому, что они охраняют эту вашу жизнь, или делают ее дольше, или лучше, или что-нибудь еще в этом роде, так ведь, господин капитан? Что же удивляться, если мы считаем вас животными, ведь «животное» по самому своему имени - это как раз и есть живое существо, оно определяется именно тем, что живет, имеет жизнь, господин капитан, да, носится, как с драгоценностью, со своей и чужой жизнью, - в точности как Вы и ваши, как бы это выразиться, ладно, разве что для такого случая - ваши люди, господин капитан.

А теперь представьте себе - попробуйте только представить себе - что у Вас есть нечто такое, по сравнению с чем Ваша жизнь, жизнь других людей, жизнь всех рожденных, всякой твари, всякой живой твари - ничто. Представьте себе это, господин капитан, и я больше не буду для Вас загадкой... Маленький поворот рукояти - там, у Вас в голове, господин капитан, - и то, что было для вас дороже всего, становится для Вас меньше, чем прахом, и Вы сами на себя смотрите словно с высоты, из поднебесья - из животного становитесь человеком, господин капитан... Вы думаете, что от животных вас отличает умение делать свою жизнь поудобнее? Животное, способное сделать свою жизнь поудобнее - это всего только очень смышленое животное, господин капитан. Человек - это тот, кто хочет отшвырнуть свою жизнь, отшвырнуть то, что в животных, отшвырнуть и попрать это, господин капитан. Бог - Тот, Кто может сделать это, человек - тот, кто хочет сделать это, но кто не может и не хочет - тварь, животное, господин капитан. Вы постарайтесь представить себе это, я вижу, это мысль для Вас новая, но Вы все-таки постарайтесь, господин капитан. А то просто жалко смотреть на Вас, когда Вы донимаете меня снова и снова расспросами про детей и баб - гойских, мидианитских детей и баб, - будто все надеетесь дождаться от меня чего-то нового, каких-то других, новых слов, господин капитан! Да перед тем, как выступить на Мидиан, мы убили двадцать четыре тысячи израэлитов, спутавшихся с вашими девками - двадцать четыре тысячи израэлитов, настоящих людей, уж хороших там или плохих, - двадцать четыре тысячи голов, и даже об этом я не сокрушался ни единой минуты - потому что я человек, не животное, господин капитан.

Вам стоит подумать об этом - сейчас, или потом, когда меня не будет, или еще многими годами позже - но Вы все-таки подумайте об этом, господин капитан. Хотя бы потому, что будущее - я знаю это так же ясно, как вижу Вас - будущее за мной, а не за Вами. Нет, я не хочу сказать, что тогда люди будут поступать друг с другом так, как мы поступили с мидианитами и кенаанеями и как мы завещали поступить с Амалеком - прошу прощения, у них на это и силенок не хватит, господин капитан, - дело совсем в другом. Представьте себе обычного человека, не героя, не солдата Яхве, обывателя, пусть даже гоя, нет, даже именно гоя, только не сейчас, а через много-много лет, господин капитан. И знаете, что я Вам скажу? Книгу, в которой мы открыто написали и восславили все, что мы сделали с женщинами, стариками и детьми Мидиана, а потом сделали все то же самое с людьми Кенаана, - да, Книгу, в которой мы написали, как мы истребили их всех дочиста, и прошли сквозь это с высоко поднятой головой, довольные тем, что сделали, господин капитан, - так вот, эту Книгу даже гои сочтут святой, а если уж не святой, то великой, величайшей книгой в мире, большим благом и гордостью для всего мира, господин капитан. И всего важнее то, что это будут не герои и не бойцы, а обыкновенные обыватели, мирные люди - как говорится, не лучше и не хуже других, господин капитан... Это войдет в их плоть и кровь, навсегда войдет в их плоть и кровь. Не наше учение, не наша Книга, а Ваша ненависть и презрение к ней будут казаться людям отталкивающим, скажу больше - жалким, неудобным и смешным, господин капитан. И таких людей, тех, кто будет так считать, станут называть нормальными людьми, да они и впрямь будут тогда нормальными, обычными людьми - они, а не такие, как вы, кто сегодня населяет мир, господин капитан. В этом и будет наша победа - не в Машиахе, это только для рядовых членов Партии, - а в этом, и только в этом. Мы войдем в их плоть, в их лимфу, в их кровь - на сотни тысяч поколений, господин капитан. Мы станем воздухом, которым они будут дышать, пищей, которой они будут кормить своих жен, семенем, которым они станут зачинать своих детей, сами того не зная. Об этом, только об этом я буду думать, когда пойду на смерть, господин капитан.

* Unserlehrer нем. «Наш-Учитель», евр. Рабейну. «Моше-Рабейну» - стандартное именование Моисея в иудаизме.

** Кетура - жена Авраама, от которой, по преданию, произошел ряд племен, в том числе Мидиан.

*** Если бы Пинхас захотел спросить разрешения [на убийство Зимри] у Моше-рабейну, то не услышал бы ни «да» ни «нет». - Любавичский ребе. «Еврейская душа», разд. «Коген и копье».
Сf. в легендарном изводе «Eichmann’s Trial»: «Мюллер (*resp. Моше?) был всегда очень скуп на слова и спокоен, говорил только необходимые вещи.... Обычно не говорил ни да, ни нет, говорил просто: «Дружище Эйхман...» - и это означало: ни да, ни нет».

**** евр., ханаанейск. «остроумная мысль, мудрая идея», откуда русск.-евр. хохма. 
Previous post Next post
Up