«Моисеи» иных времён: Великий поход китайских коммунистов-6.
Начало 1, 2, 3, 4 и 5.
Шеньси-Ганьсу-Нинсянский советский район или Пограничный. Однако благодаря книге П.Владимирова в русской историогрфии он известен как Особый район. Судя по столице в Яньани - это территория после Сианьского инцидента.
Несмотря на то, что осенью 1935 года в Ваяобао было объявлено об окончании Великого похода, ситуация для коммунистов оставалась по-прежнему неопределённой. Действительно, кроме как разгромом итоговый результат похода назвать было нельзя, так как из стотысячной армии, вышедшей из Центрального советского района, в исходный добрались около 10 тысяч или того меньше его изначальных участников. Ни одной из стратегических целей похода не было достигнуто. Даже представитель Коминтерна Отто Браун, играясь казуистикой, должен был признать, что более всего это смахивало на отступление и лишь в конце похода - на наступление. Не менее сложно ситуация складывалась для Мао. Да, в своём небольшом отряде он занял непререкаемые лидирующие позиции, но это не значило, что его положение являлось незыблемым. По просторам центрального и западного Китая бродили не менее многочисленные отряды других полевых командиров, которые, случись им удача, вполне могли перехватить лавры самого успешного коммуниста страны. К тому же не было связи с Москвой, где под крылом Коминтерна вовсю развернулся амбициозный Ван Мин, а «железной» воле Москвы было сложно что-либо противопоставить.
Тем не менее, Мао не унывал. Не смотря на тяжелейшие потери, разгромить коммунистов не удалось, что служило наглядным доказательством того, что ранее рыхлое и аморфное движение прошло серьёзную внутреннюю трансформацию, где количество перешло на новый качественный уровень. Это были не просто беглецы, а сплочённый костяк кадровых военных и управленцев, которые не боялись трудностей, а главное верили в удачливую звезду своего вождя. Что ж Мао приходилось действовать и в более худших условиях, поэтому он закономерно был полон оптимизма.
Лёссовые пещеры в Шаньси стали на долгое время основным прибежищем не только простых коммунистов, но и высших партфункционеров.
Впрочем, расслабляться было рано - сразу же навалились текущие задачи. Отто Браун вспоминал, что территория в Северной Шаньси была порядком 30-40 тысяч квадратных километров, но за исключением Ваяобао - остальные крупные города оставались вне контроля коммунистов. Это было скудное лёссовое плато без единого деревца, изрезанное оврагами и страдавшее от засухи, а в низинах - от наводнений. Твёрдая почва давала скудные урожаи. Это был один из самых бедных районов в Китае, где в домах жили только горожане и крупные землевладельцы, а крестьяне вместе со скотом ютились в пещерах, прорытых в стенах оврагов.
Войны, голод и эпидемии серьёзно проредили население района, в силу чего гоминьдановское руководство надеялось, что партизанская армия не сможет обеспечить себя ни довольствием, ни пополнением живой силы в столь скудных условиях.
Не менее опасное положение складывалось на фронтах. Вот что писал Отто Браун о численности Красной армии:
Фактическая численность Красной армии в Северной Шэньси, по моим данным 1939 года, составляла 16-19 тысяч бойцов, в том числе в 1-й армии - 5-6 тысяч, в 15-м корпусе - 7-8 тысяч и в отдельных и местных частях - 4-5 тысяч человек.
И это в то время, как бойцам 1-го фронта противостояла 200-тысячная армия Гоминьдана и союзников.
На юге советский район блокировали 10-12 пехотных и 2 кавалерийские дивизии северо-восточной армии общей численностью около 100 тысяч человек. Их позиции протянулись на север до самой Яньани включительно и также далеко на запад в Южной Ганьсу. На востоке переправы через Хуанхэ в районе Ичуаня и близ Суйдэ охраняли по две дивизии 26-й армии Ян Хучэна. На севере с главным опорным пунктом в Юйлине стояла 86-я дивизия армии Ху Цзуннаня, о которой речь пойдет ниже. Кроме того, в Ганьсу находились в резерве еще четыре-пять дивизий Ху Цзуннаня. К этому надо добавить три-четыре пехотные дивизии и кавалерийские соединения неустановленной численности (в общей сложности около 50 тысяч человек) «трех Ма», цепочка гарнизонов которых протянулась от Нинся через Ганьсу до Цинхая.
Впрочем, Мао опять везло. Мало того, что войска оппонентов были разбросаны на огромной территории, самое главное - на севере страны царили другие расклады. Основную опасность здесь представляла агрессия Японской империи, поэтому местных милитаристов мало занимали склоки с коммунистами, поэтому они ограничивали свою деятельность пассивной обороной укреплённых пунктов и важных коммуникаций. К тому же играли свою роль низкий боевой дух, так и набившее оскомину соперничество милитаристических клик, которые ни разу не смогли реализовать своё численное преимущество.
Ну, а после того, как в ноябре обновлённая армия 1-го фронта (в который реорганизовали все коммунистические войска) под командованием Пэн Дэхуая основательно потрепала 109-ю дивизию, Чжан Сюэлян прекратил и эти слабые попытки выполнять приказы Чан Кайши. Более того, заключил с коммунистами секретное перемирие, которое ещё сыграет свою роль в последующих событиях.
Бедственное экономическое положение вынуждало коммунистов сразу активировать экспансивную политику. Рассматривалось два варианта. Первый банальное расширение контролируемого района, второй - выход на границу с советской Монголией, что означало бы контакт с СССР и ресурсную подпитку. Здесь так же было несколько вариантов. Первый, самый простой - идти напрямую на север, правда, по скудным степям и пустыням, что было чревато трудностями. Ещё больше проблем обещал столь заманчивый маршрут через Синьцзян, поэтому остановились на более затейливом варианте: вторгнуться в богатую провинцию Шаньси и через Суйюань выйти на границу МНР. План обещал неплохую добычу для оскудевшей коммунистической мошны, да к тому же поход можно было проводить под лозунгом антияпонского фронта, а, там гляди, удастся втащить СССР во внутрикитайские разборки.
Мао, установивший плотный контроль над новым районом, по-прежнему был жёстко настроен на конфронтацию не только с японскими агрессорами, но и с «лакеями империализма» Гоминьданом. Впрочем, понимание, что на два фронта силёнок не хватает - было. Поэтому его, как, впрочем, и ряд других функционеров партии увлекала идея о вовлечении СССР в завязавшийся узел противоречий.
В решении Политбюро от 25 декабря не только констатировался факт усиления империалистической угрозы во всём мире (в Китае от Японии, в Абиссинии от итальянских фашистов), но и как бы подразумевалось, что Советский Союз не останется в стороне:
«Поскольку оказались безуспешными все предпринятые Советским Союзом по отношению к Японии миролюбивые акции, а также в силу активных провокационных действий японского империализма, направленных против Советского Союза, СССР всегда готов выступить против этого агрессора. Таким образом, разгром японского империализма становится общей целью китайской революции, японской революции и борьбы Советского Союза против этого агрессора».
В общем, без затей считалось, что неплохо бы, чтобы вся эта возня перешла во Вторую мировую войну, которая перейдёт в Мировую революцию, коя несомненно победит под руководством самой правильной и могучей страны на свете - Советского Союза. Поэтому все провокации, идущие в кон этого расклада, должны были только приветствоваться.
Однако в Москве, вполне к этому времени осознающую, что войну на два фронта стране не потянуть, давно поставили крест на мировой революции, а корпели над идеей союза демократических сил, где более массовый и влиятельный Гоминьдан рассматривался как вполне перспективный противовес усиливающейся Японии. Что и должен был транслировал Коминтерн своим подопечным. Однако долгое отсутствие связи привело к тому, что изнемогающие под ударами чанкайшистов коммунисты, во-первых, не знали о текущих политических установках; во-вторых, вполне закономерно связывали своё будущее с помощью братского социалистического государства, которое и должно, по их мнению, решить накопившиеся проблемы - банально разгромив всех наиболее сильных противников. Пагубность такой установки понимали только незначительное число функционеров - ставленников Коминтерна, которые, однако, на текущий период особой роли не играли.
Напуганный таким подходом, Отто Браун даже написал письмо членам китайского Политбюро, осуждающим приготовления к Восточному походу как антимарксистские, но Мао было не остановить.
При, казалось бы, схожих задачах - установления связи с Советским Союзом - у Восточного и Западного похода были свои существенные различия. Так у Восточного были дополнительные задачи (пограбить «империалистов»), которые в силу обстоятельств стали основными, что, в общем-то, покрыло издержки на его осуществление. У Западного был лишь один лозунг «Победа или смерть!», что в силу слабой подготовки определило его поражение.
20 февраля армии 1-го фронта переправились через Хуанхэ между городами Ичуань и Суйдэ. Слабые шаньсийские войска почти не оказали сопротивления, поэтому дальнейшее продвижение происходило успешно. Первоначальный замысел на тайное перемирие с Чжан Сюэляном и пассивность Ян Хучэна полность оправдались. Даже губернатор провинции Янь Сишань, имевший тройное превосходство в силах, занял выжидательную позицию. Это позволило коммунистов захватить все уезды в богатом междуречье Хуанхэ - Фэньхэ до провинциального центра Тайюаня, где вволю можно было предаться экспроприаторству. Бесчисленные вереницы носильщиков потянулись в основной район, перенося огромные количества продовольствия, текстиля и в меньшем оружия и боеприпасов.
Почти сразу Мао выступил с обращением, где назвал армии 1-го фронта «антияпонским авангардом» и предложил собрать всекитайскую конференцию. Впрочем, он не ограничился предложением создания антияпонского фронта, а в не последнюю очередь направлял удар против Гоминьдана с его «однопартийной диктатурой». Но так как всё это дело сочеталось с вторжением коммунистических войск в соседнюю провинцию (и, увы, не против японцев), то основные игроки на политическом фронте увидели здесь лишь установку на продолжение гражданской войны и остались глухи к столь «заманчивому» предложению «народного правительства». В то время как Чан Кайши начал перегруппировку своих армий в провинции Шэньси и переброску их из провинций Суйюань, Чахар и Хэбэй.
В конце марта перегруппировка закончилась и в апреле началось медленное продвижение вперёд, с использованием уже зарекомендовавшей себя тактики блокгаузов. Сложилась острая ситуация, грозящая коммунистам окружением. Впрочем, Чжан Сюэлян и Ян Хучэн забили на приказ Чан Кайши и не перекрыли переправы через Хуанхэ, поэтому с большими потерями армии коммунистов удалось вырвалась из западни.
Если отрешиться от политической трескотни Мао, то было понятно, что в политическом плане Восточный поход потерпел поражение. Перспективные союзники Мао, отнюдь, не рвались как один подниматься против Центрального правительства (Гоминьдана), а в одиночку слабые силы коммунистов были обречены. Более того, установка на продолжение гражданской войны - нервировала их и ещё более отталкивала от коммунистов. А этот сыр-бор оказался на руку, прежде всего, японцам, которые не замедлили заявить, что держат свои войска в северном Китае только ради предотвращения распространения красной угрозы.
В общем, Мао пришлось умерить свой стратегический пыл, объявив будущими задачами расширение и укрепление района, установление связей с другими коммунистическими силами в Китае и усиление связей с Советским Союзом - после чего был устроен праздник победы. В принципе, коммунисты, взявшие неплохую добычу, ещё раз показали, что по зубам чанкайшистам они становились только при их громадном преимуществе в живой силе и вооружениях. Ну, а Отто Браун убедившись, что политического кризиса не случилось, покаялся о своём письме, был прощён Мао, но на праздник победы не явился, окончательно испортив этим свои отношения с вождём.
Идея Мао «Сначала разбить Чан Кай-ши, а потом японцев!» раз за разом терпела поражение. Начавшееся восстание гуанси-гуандунских милитаристов под лозунгами «антияпонского похода» (и, прежде всего, под идеей защиты собственных вольностей) вылилась в пшик. К тому же Коминтерн активно проповедовал идею общенационального фронта и журил своих подопечных за излишний накал классовой борьбы. Поэтому в октябре 1936 года «Центральное правительство и Военный совет народной армии Китая» отдали приказ Красной армии остановить наступательные действия против гоминьдановских армий, озаботившись лишь необходимой самообороной.
Затейливая реальность воюющего Китая первой половины 20-го века: сочетание современного европейского оружия (маузер С96) и китайского меча Дао (дадао). На фото боец из отряда «Больших клинков» (НОАК). И это не только дань моде - скудные возможности китайской промышленности привели к активному использованию холодного оружия в боевых действиях у всех сторон конфликта.
Однако, не надо думать, что Мао полностью перешёл на установки Коминтерна. Дело в том, что именно в это время в Ганьсу тяжёлые бои вела 4-я армия под командованием Чжан Готао. Как мы помним из предыдущей серии, в какой-то момент времени именно он перехватил бразды управления КПК и лишь затейливое стечение обстоятельств вновь поставило Мао во главе китайских коммунистов. Здесь многое было прекрасно. Чжан Готао, обладая серьёзными материальными и людскими ресурсами, являлся непосредственным конкурентом Мао за власть. Но последний, уйдя на север, отгородился, с одной стороны, от ударной части войск Чан Кайши, с другой, от соратника-конкурента. Здесь, кстати, кроется и отгадка: почему Чан Кайши прекратил преследование колонны коммунистов под руководством Мао во время Великого похода. По большому счёту, его не интересовали полуразбитые подразделения беглецов, в то время, как под боком находились довольно серьёзные формирования 2-й и 4-й армий коммунистов. Вот ими он и занялся, тем самым давая время на передышку группировке Мао. В общем, остановка боевых действий с Гоминьданом привела к тому, что 4-ю армию Чжан Готао серьёзно потрепали.
Логика здесь была, но исключительно в рамках внутренней борьбы за власть. Историю пишут победители. Если Чжан Готао явился бы в Особый район со всей своей армией и с лаврами победителя, мы бы начали отсчёт не маоисткой, а готаоисткой истории Китая. Мао это понимал, поэтому приложил не мало усилий к тому, чтобы оппонент «потерял лицо».
При этом несмотря на то, что из центрального Китая отступали две армии коммунистов (2-я и 4-я), которые подчас действовали на одном театре боевых действий, объединения сил и средств не произошло, хотя это требовала логика событий. Вполне возможно, что руководители 2-ой армии Хэ Лун и Сяо Кэ были старыми соратниками Мао и в последующих событиях хотели своими подразделениями укрепить именно его сторону. Как бы там не было, отборные дивизии Чан Кайши медленно, но верно выдавили их в северный Китай.
В октябре 2-я армия в серии кровопролитных боёв пробилась в Особый район. Её численность просела в несколько раз и к войскам Мао присоединились всего 10-12 тысяч человек.
История 4-й армии более трагична и поучительна. В провинцию Ганьсу пробилась лишь былая тень от многочисленной армии предыдущего периода, но, тем не менее, она была сопоставима со всеми войсками 1-го фронта (включая подразделения 2-щй армии). Вакантное место «главного бабуина в стаде» уже как год была занята Мао, что уже означало стратегический проигрыш Чжан Готао. Мао настойчиво приглашал его оставить войска и занять причитающее ему место в Баяобао. Но не первым среди равных и даже не одного среди равных, а на глубоко второстепенных ролях. И здесь начинается история Западного похода, где большая часть 4-й армии сгинула бесследно. Западное направление, дающее возможность обеспечить стык коммунистических войск с Советским Союзом, безусловно, давно привлекало партийных и военных функционеров. Но сложные условия местности, враждебное некитайское население, подконтрольное местной милитаристской группировке «Трёх Ма» делало его крайне проблематичным для реализации, что никогда не являлось секретом. Поэтому даже радикалы из окружения Мао относились к этой идее скептически или откладывали до лучших времён. Для Чжан Готао - отправка крайне измотанных боями и переходами войск в этом направлении была сродни самоубийству, но и последним шансом перетянуть одеяло властной харизмы на себя. Ну, а Мао был не против, так как без львиной части своей армии Чжан Готао не представлял ему серьёзным конкурентом.
Поход на Запад начался вместе с ударом войск Гоминьдана, которые разрезали войска 4-ой армии на две неравные части. Большая часть из них (порядка трёх четвёртых) уже переправилась через Хуанхэ, поэтому двинулась на северо-запад. Чжан Готао, Джу Дэ и Лю Бочэн с 5-6-ю тысячами бойцов пробились в Баяобао, где влились в существующие подразделения 1-го фронта. То есть «западную армию» ещё и командование кинуло. Тем не менее, она втянулась в узкий коридор между провинцией Цинхай и пустыней Гоби, где столкнулось с местным мусульманским населением. Терпя нужду и лишённые сколь-нибудь нормального снабжения армия коммунистов была вынуждена действовать крайне жестоко, реквизируя припасы и попирая национальные и религиозные обычаи, что бросило её в хаос партизанской борьбы. Звучит, конечно, иронично, но сами по своей сути партизаны вызвали своими действиями настоящую партизанскую борьбу против себя. Спустя пять месяцев тяжелейшего похода, выдержав множество боёв, «западная армия» была расформирована и перешла к партизанским действиям. Часть отрядов пробились в Синьдзян, другие возвратились в Советский район, кто-то попал в плен и вернулся позднее для участия в борьбе с Японией. Но так или иначе из 30-тысячной армии выжила лишь незначительная часть - остальные сложили головы в авантюрном походе.
Надо ли говорить, что Мао был в восторге - теперь он с полным основанием мог пинать беззащитного оппонента: «курс Чжан Готао на отступление как классический пример страха перед врагом». Затравленный партийный гуру не выдержал и переметнулся в 1938 году в Гоминьдан. Мао торжествовал.
Собственно, трагизм ситуации был в том, что 4-я армия Чжан Готао оставалась последней преградой между Особым советским районом и элитными отрядами Чан Кайши, которые вычищали в центральном Китае «коммунистическую заразу». Именно разгромом армии Чжан Готао историки отмеряют окончанием первого периода Крестьянских войн в Китае (1927-1937 годов), который завершился разгромом их основных сил и четырёх из шести советских районов. Понятное дело, что мириться с последним коммунистическим оплотом в Северном Китае Чан Кайши не желал. Ему нужно было время на отдых и перегруппировку сил, чтобы поставить победную точку в этой затянувшейся войне и стать полноправным правителем Поднебесной. Тем не менее, понимая всё это, Мао допустил гибель армии, сопоставимой по численности с подразделениями Особого района. Что ж борьба за власть - всегда дорогое удовольствие. Тем более, понимание бессмысленности борьбы в лишённой лесного покрова местности - присутствовало, что подразумевало необходимость в ближайшем времени снова покинуть только что обжитый район. Но коммунистам снова везло.
Как уже было сказано, в северном Китае царили другие политические расклады. Не Красные, а хищные устремления Японской империи вызывали у местных милитаристов ужас и трепет. И, к слову, недовольство Чан Кайши, который, как им казалось, бросил основную задачу правителя: бороться с иностранным вторжением ради бесконечных склок с упрямыми коммунистами. А так как последние и сами были не против схватиться в японскими варварами - это делало их в глазах северных милитаристов если не союзниками, то вполне терпимыми парнями, с которыми можно договариваться.
Чжан Сюэлян - ещё один из любопытнейших персонажей этой не простой эпохи. В 1929 году его войска схлестнулись с Советским Союзом во время конфликта на КВЖД, что не помешало ему в последующем сделать один из главнейших подарков коммунистам - арестовать Чан Кайши. Тот не простил ему этого и держал его под домашним арестом около 50 лет. Тем не менее, Чжан Сюэлян пережил всех своих союзников и оппонентов, скончавшись в возрасте 100 лет. Он успел застать Красный Китай на подъёме, но, не смотря на то, что являлся в нём супергероем, возвращаться на родину отказался и умер в Гонолулу (США).
И первую скрипку здесь сыграл Чжан Сюэлян, который уже заключил перемирие с коммунистами. У молодого маршала (в 1936 году ему было - 35 лет) были свои претензии к японцам. Во-первых, японская разведка была причастна к ликвидации его отца - маршала Чжан Цзолиня; во-вторых, спровоцировав «мукденский инцидент», выбила его войска из родной провинции, что автоматически означала лишение кормовой территории, а ещё шире - независимости. Всё это привело к тому, что изрядно прохудившиеся войска маршала обитали в заштатной дыре северного Китая на скудном довольствии Гоминьдана. Именно поэтому Чжан Сюэлян был, прежде всего, настроен на борьбу с японцами, ради которой готов был заключить договор, хоть «с чёртом рогатым». Правда, изначально под эту кандидатуру попадал Муссолини. Во-первых, Чжан Сюэлян сам симпатизировал фашистам и их твёрдым порядкам; во-вторых, пользовался доверием его дочери Эдды, жены итальянского консула в Китае графа Чиано ди Кортелаццо, который своей супругой интересовался мало. В общем, с Эддой у молодого маршала случился роман, который позволил в последующем оказаться ему на приёме у Дуче. Впрочем, понимания здесь он не нашёл, так как сам Муссолини ничего против профашисткой Японии не имел. Не оставляя надежды, молодой маршал посетил Германию, где встречался с Гитлером и Герингом. С такими же результатами, пока во Франции его не познакомили с Максимом Максимовичем Литвиновым. Чжан Сюэлян загорелся получить помощь от СССР. Впрочем, Сталин с ним встречаться не стал, дабы не нервировать Японию, но после этого маршал пошёл на переговоры с коммунистами, заключил с ними перемирие и разрешил проводить агитацию в своих частях. Дошло до того, что Мао подумывал тайно принять маршала в коммунисты, но до этого дело не дошло. Тем не менее, идея антияпонского фронта витала в воздухе.
Однако был в Китае один влиятельный человек, который её не одобрял. Как и Мао Чан, Кайши ставил борьбу за власть выше текущих интересов страны, поэтому к разборкам с Японией хотел вернуться после наведения порядка в своём тылу. Именно с целью согласования нового этапа борьбы с коммунистами он прилетел в Сиань (столицу Северо-Восточной армии). Чжан Сюэляна это не устраивало, и он предложил свой вариант - антияпонский фронт. Теперь отказался Чан Кайши и был за это арестован. Очередной антикоммунистический поход накрылся «медным тазом».
Впрочем, и задумки заговорщиков о дружном антигоминьдановском перевороте реализованы так же не были. Войска Чжан Сюэляна не сумели захватить ставку Чан Кайши в Лояне, а оппозиционные генералы снова засунули «язык в жопу» и нервно покуривали в стороне. Страна оказалась перед лицом военно-политической катастрофы. Мао и сотоварищи уже хотели было ликвидировать пленника, но на дыбы встала Москва, которая видела в Чан Кайши единственного лидера, способного организовать силы Китая на борьбу с Японией. Впрочем, руководство КПК сумело резко поменять тактику: Чжоу Эньлай провёл переговоры с Чан Кайши о том, что коммунисты хотят прекратить гражданскую войну ради борьбы с японской агрессией. Чан Кайши вроде бы согласился с его доводами и пообещал установить перемирие, после чего был отпущен из тюрьмы и вместе с Чжан Сюэланем вылетел В Нанкин. Впрочем, измены он ему не простил. Чжан Сюэлянь был арестован и провёл под домашним арестом до 1975 года.
Впрочем, начал Чан Кайши не с антияпонского фронта, а для начала разгромил Фэнтянскую клику (северных милитаристов), которые лишились своего лидера. Однако вся эта суета отвлекла военную машину Гоминьдана от Советского района, а в начале 1937 года стало ясно, что новая агрессия Японии не за горами. Проигнорировать её в очередной раз - значило лишиться всех политических бонусов, завоёванных Гоминьданом в северном Китае. Нехотя Чан Кайши пришлось вспоминать о договорённостях с коммунистами в Сиане и заключить перемирие. Конечно, речь о равноправном союзе не шла, но Гоминьдан согласился прекратить гражданскую войну, а в последующем кооптировать коммунистический район в единую систему управления страной, а его армейские подразделения в состав Народно-революционной армии. Так, сами того не желая, японцы спасли Особый советский район от окончательного разгрома.
Продолжение следует.
Шеньси-Ганьсу-Нинсянский советский район или Пограничный. Однако благодаря книге П.Владимирова в русской историогрфии он известен как Особый район. Судя по столице в Яньани - это территория после Сианьского инцидента.
Несмотря на то, что осенью 1935 года в Ваяобао было объявлено об окончании Великого похода, ситуация для коммунистов оставалась по-прежнему неопределённой. Действительно, кроме как разгромом итоговый результат похода назвать было нельзя, так как из стотысячной армии, вышедшей из Центрального советского района, в исходный добрались около 10 тысяч или того меньше его изначальных участников. Ни одной из стратегических целей похода не было достигнуто. Даже представитель Коминтерна Отто Браун, играясь казуистикой, должен был признать, что более всего это смахивало на отступление и лишь в конце похода - на наступление. Не менее сложно ситуация складывалась для Мао. Да, в своём небольшом отряде он занял непререкаемые лидирующие позиции, но это не значило, что его положение являлось незыблемым. По просторам центрального и западного Китая бродили не менее многочисленные отряды других полевых командиров, которые, случись им удача, вполне могли перехватить лавры самого успешного коммуниста страны. К тому же не было связи с Москвой, где под крылом Коминтерна вовсю развернулся амбициозный Ван Мин, а «железной» воле Москвы было сложно что-либо противопоставить.
Тем не менее, Мао не унывал. Не смотря на тяжелейшие потери, разгромить коммунистов не удалось, что служило наглядным доказательством того, что ранее рыхлое и аморфное движение прошло серьёзную внутреннюю трансформацию, где количество перешло на новый качественный уровень. Это были не просто беглецы, а сплочённый костяк кадровых военных и управленцев, которые не боялись трудностей, а главное верили в удачливую звезду своего вождя. Что ж Мао приходилось действовать и в более худших условиях, поэтому он закономерно был полон оптимизма.
Лёссовые пещеры в Шаньси стали на долгое время основным прибежищем не только простых коммунистов, но и высших партфункционеров.
Впрочем, расслабляться было рано - сразу же навалились текущие задачи. Отто Браун вспоминал, что территория в Северной Шаньси была порядком 30-40 тысяч квадратных километров, но за исключением Ваяобао - остальные крупные города оставались вне контроля коммунистов. Это было скудное лёссовое плато без единого деревца, изрезанное оврагами и страдавшее от засухи, а в низинах - от наводнений. Твёрдая почва давала скудные урожаи. Это был один из самых бедных районов в Китае, где в домах жили только горожане и крупные землевладельцы, а крестьяне вместе со скотом ютились в пещерах, прорытых в стенах оврагов.
Войны, голод и эпидемии серьёзно проредили население района, в силу чего гоминьдановское руководство надеялось, что партизанская армия не сможет обеспечить себя ни довольствием, ни пополнением живой силы в столь скудных условиях.
Не менее опасное положение складывалось на фронтах. Вот что писал Отто Браун о численности Красной армии:
Фактическая численность Красной армии в Северной Шэньси, по моим данным 1939 года, составляла 16-19 тысяч бойцов, в том числе в 1-й армии - 5-6 тысяч, в 15-м корпусе - 7-8 тысяч и в отдельных и местных частях - 4-5 тысяч человек.
И это в то время, как бойцам 1-го фронта противостояла 200-тысячная армия Гоминьдана и союзников.
На юге советский район блокировали 10-12 пехотных и 2 кавалерийские дивизии северо-восточной армии общей численностью около 100 тысяч человек. Их позиции протянулись на север до самой Яньани включительно и также далеко на запад в Южной Ганьсу. На востоке переправы через Хуанхэ в районе Ичуаня и близ Суйдэ охраняли по две дивизии 26-й армии Ян Хучэна. На севере с главным опорным пунктом в Юйлине стояла 86-я дивизия армии Ху Цзуннаня, о которой речь пойдет ниже. Кроме того, в Ганьсу находились в резерве еще четыре-пять дивизий Ху Цзуннаня. К этому надо добавить три-четыре пехотные дивизии и кавалерийские соединения неустановленной численности (в общей сложности около 50 тысяч человек) «трех Ма», цепочка гарнизонов которых протянулась от Нинся через Ганьсу до Цинхая.
Впрочем, Мао опять везло. Мало того, что войска оппонентов были разбросаны на огромной территории, самое главное - на севере страны царили другие расклады. Основную опасность здесь представляла агрессия Японской империи, поэтому местных милитаристов мало занимали склоки с коммунистами, поэтому они ограничивали свою деятельность пассивной обороной укреплённых пунктов и важных коммуникаций. К тому же играли свою роль низкий боевой дух, так и набившее оскомину соперничество милитаристических клик, которые ни разу не смогли реализовать своё численное преимущество.
Ну, а после того, как в ноябре обновлённая армия 1-го фронта (в который реорганизовали все коммунистические войска) под командованием Пэн Дэхуая основательно потрепала 109-ю дивизию, Чжан Сюэлян прекратил и эти слабые попытки выполнять приказы Чан Кайши. Более того, заключил с коммунистами секретное перемирие, которое ещё сыграет свою роль в последующих событиях.
Бедственное экономическое положение вынуждало коммунистов сразу активировать экспансивную политику. Рассматривалось два варианта. Первый банальное расширение контролируемого района, второй - выход на границу с советской Монголией, что означало бы контакт с СССР и ресурсную подпитку. Здесь так же было несколько вариантов. Первый, самый простой - идти напрямую на север, правда, по скудным степям и пустыням, что было чревато трудностями. Ещё больше проблем обещал столь заманчивый маршрут через Синьцзян, поэтому остановились на более затейливом варианте: вторгнуться в богатую провинцию Шаньси и через Суйюань выйти на границу МНР. План обещал неплохую добычу для оскудевшей коммунистической мошны, да к тому же поход можно было проводить под лозунгом антияпонского фронта, а, там гляди, удастся втащить СССР во внутрикитайские разборки.
Мао, установивший плотный контроль над новым районом, по-прежнему был жёстко настроен на конфронтацию не только с японскими агрессорами, но и с «лакеями империализма» Гоминьданом. Впрочем, понимание, что на два фронта силёнок не хватает - было. Поэтому его, как, впрочем, и ряд других функционеров партии увлекала идея о вовлечении СССР в завязавшийся узел противоречий.
В решении Политбюро от 25 декабря не только констатировался факт усиления империалистической угрозы во всём мире (в Китае от Японии, в Абиссинии от итальянских фашистов), но и как бы подразумевалось, что Советский Союз не останется в стороне:
«Поскольку оказались безуспешными все предпринятые Советским Союзом по отношению к Японии миролюбивые акции, а также в силу активных провокационных действий японского империализма, направленных против Советского Союза, СССР всегда готов выступить против этого агрессора. Таким образом, разгром японского империализма становится общей целью китайской революции, японской революции и борьбы Советского Союза против этого агрессора».
В общем, без затей считалось, что неплохо бы, чтобы вся эта возня перешла во Вторую мировую войну, которая перейдёт в Мировую революцию, коя несомненно победит под руководством самой правильной и могучей страны на свете - Советского Союза. Поэтому все провокации, идущие в кон этого расклада, должны были только приветствоваться.
Однако в Москве, вполне к этому времени осознающую, что войну на два фронта стране не потянуть, давно поставили крест на мировой революции, а корпели над идеей союза демократических сил, где более массовый и влиятельный Гоминьдан рассматривался как вполне перспективный противовес усиливающейся Японии. Что и должен был транслировал Коминтерн своим подопечным. Однако долгое отсутствие связи привело к тому, что изнемогающие под ударами чанкайшистов коммунисты, во-первых, не знали о текущих политических установках; во-вторых, вполне закономерно связывали своё будущее с помощью братского социалистического государства, которое и должно, по их мнению, решить накопившиеся проблемы - банально разгромив всех наиболее сильных противников. Пагубность такой установки понимали только незначительное число функционеров - ставленников Коминтерна, которые, однако, на текущий период особой роли не играли.
Напуганный таким подходом, Отто Браун даже написал письмо членам китайского Политбюро, осуждающим приготовления к Восточному походу как антимарксистские, но Мао было не остановить.
При, казалось бы, схожих задачах - установления связи с Советским Союзом - у Восточного и Западного похода были свои существенные различия. Так у Восточного были дополнительные задачи (пограбить «империалистов»), которые в силу обстоятельств стали основными, что, в общем-то, покрыло издержки на его осуществление. У Западного был лишь один лозунг «Победа или смерть!», что в силу слабой подготовки определило его поражение.
20 февраля армии 1-го фронта переправились через Хуанхэ между городами Ичуань и Суйдэ. Слабые шаньсийские войска почти не оказали сопротивления, поэтому дальнейшее продвижение происходило успешно. Первоначальный замысел на тайное перемирие с Чжан Сюэляном и пассивность Ян Хучэна полность оправдались. Даже губернатор провинции Янь Сишань, имевший тройное превосходство в силах, занял выжидательную позицию. Это позволило коммунистов захватить все уезды в богатом междуречье Хуанхэ - Фэньхэ до провинциального центра Тайюаня, где вволю можно было предаться экспроприаторству. Бесчисленные вереницы носильщиков потянулись в основной район, перенося огромные количества продовольствия, текстиля и в меньшем оружия и боеприпасов.
Почти сразу Мао выступил с обращением, где назвал армии 1-го фронта «антияпонским авангардом» и предложил собрать всекитайскую конференцию. Впрочем, он не ограничился предложением создания антияпонского фронта, а в не последнюю очередь направлял удар против Гоминьдана с его «однопартийной диктатурой». Но так как всё это дело сочеталось с вторжением коммунистических войск в соседнюю провинцию (и, увы, не против японцев), то основные игроки на политическом фронте увидели здесь лишь установку на продолжение гражданской войны и остались глухи к столь «заманчивому» предложению «народного правительства». В то время как Чан Кайши начал перегруппировку своих армий в провинции Шэньси и переброску их из провинций Суйюань, Чахар и Хэбэй.
В конце марта перегруппировка закончилась и в апреле началось медленное продвижение вперёд, с использованием уже зарекомендовавшей себя тактики блокгаузов. Сложилась острая ситуация, грозящая коммунистам окружением. Впрочем, Чжан Сюэлян и Ян Хучэн забили на приказ Чан Кайши и не перекрыли переправы через Хуанхэ, поэтому с большими потерями армии коммунистов удалось вырвалась из западни.
Если отрешиться от политической трескотни Мао, то было понятно, что в политическом плане Восточный поход потерпел поражение. Перспективные союзники Мао, отнюдь, не рвались как один подниматься против Центрального правительства (Гоминьдана), а в одиночку слабые силы коммунистов были обречены. Более того, установка на продолжение гражданской войны - нервировала их и ещё более отталкивала от коммунистов. А этот сыр-бор оказался на руку, прежде всего, японцам, которые не замедлили заявить, что держат свои войска в северном Китае только ради предотвращения распространения красной угрозы.
В общем, Мао пришлось умерить свой стратегический пыл, объявив будущими задачами расширение и укрепление района, установление связей с другими коммунистическими силами в Китае и усиление связей с Советским Союзом - после чего был устроен праздник победы. В принципе, коммунисты, взявшие неплохую добычу, ещё раз показали, что по зубам чанкайшистам они становились только при их громадном преимуществе в живой силе и вооружениях. Ну, а Отто Браун убедившись, что политического кризиса не случилось, покаялся о своём письме, был прощён Мао, но на праздник победы не явился, окончательно испортив этим свои отношения с вождём.
Идея Мао «Сначала разбить Чан Кай-ши, а потом японцев!» раз за разом терпела поражение. Начавшееся восстание гуанси-гуандунских милитаристов под лозунгами «антияпонского похода» (и, прежде всего, под идеей защиты собственных вольностей) вылилась в пшик. К тому же Коминтерн активно проповедовал идею общенационального фронта и журил своих подопечных за излишний накал классовой борьбы. Поэтому в октябре 1936 года «Центральное правительство и Военный совет народной армии Китая» отдали приказ Красной армии остановить наступательные действия против гоминьдановских армий, озаботившись лишь необходимой самообороной.
Затейливая реальность воюющего Китая первой половины 20-го века: сочетание современного европейского оружия (маузер С96) и китайского меча Дао (дадао). На фото боец из отряда «Больших клинков» (НОАК). И это не только дань моде - скудные возможности китайской промышленности привели к активному использованию холодного оружия в боевых действиях у всех сторон конфликта.
Однако, не надо думать, что Мао полностью перешёл на установки Коминтерна. Дело в том, что именно в это время в Ганьсу тяжёлые бои вела 4-я армия под командованием Чжан Готао. Как мы помним из предыдущей серии, в какой-то момент времени именно он перехватил бразды управления КПК и лишь затейливое стечение обстоятельств вновь поставило Мао во главе китайских коммунистов. Здесь многое было прекрасно. Чжан Готао, обладая серьёзными материальными и людскими ресурсами, являлся непосредственным конкурентом Мао за власть. Но последний, уйдя на север, отгородился, с одной стороны, от ударной части войск Чан Кайши, с другой, от соратника-конкурента. Здесь, кстати, кроется и отгадка: почему Чан Кайши прекратил преследование колонны коммунистов под руководством Мао во время Великого похода. По большому счёту, его не интересовали полуразбитые подразделения беглецов, в то время, как под боком находились довольно серьёзные формирования 2-й и 4-й армий коммунистов. Вот ими он и занялся, тем самым давая время на передышку группировке Мао. В общем, остановка боевых действий с Гоминьданом привела к тому, что 4-ю армию Чжан Готао серьёзно потрепали.
Логика здесь была, но исключительно в рамках внутренней борьбы за власть. Историю пишут победители. Если Чжан Готао явился бы в Особый район со всей своей армией и с лаврами победителя, мы бы начали отсчёт не маоисткой, а готаоисткой истории Китая. Мао это понимал, поэтому приложил не мало усилий к тому, чтобы оппонент «потерял лицо».
При этом несмотря на то, что из центрального Китая отступали две армии коммунистов (2-я и 4-я), которые подчас действовали на одном театре боевых действий, объединения сил и средств не произошло, хотя это требовала логика событий. Вполне возможно, что руководители 2-ой армии Хэ Лун и Сяо Кэ были старыми соратниками Мао и в последующих событиях хотели своими подразделениями укрепить именно его сторону. Как бы там не было, отборные дивизии Чан Кайши медленно, но верно выдавили их в северный Китай.
В октябре 2-я армия в серии кровопролитных боёв пробилась в Особый район. Её численность просела в несколько раз и к войскам Мао присоединились всего 10-12 тысяч человек.
История 4-й армии более трагична и поучительна. В провинцию Ганьсу пробилась лишь былая тень от многочисленной армии предыдущего периода, но, тем не менее, она была сопоставима со всеми войсками 1-го фронта (включая подразделения 2-щй армии). Вакантное место «главного бабуина в стаде» уже как год была занята Мао, что уже означало стратегический проигрыш Чжан Готао. Мао настойчиво приглашал его оставить войска и занять причитающее ему место в Баяобао. Но не первым среди равных и даже не одного среди равных, а на глубоко второстепенных ролях. И здесь начинается история Западного похода, где большая часть 4-й армии сгинула бесследно. Западное направление, дающее возможность обеспечить стык коммунистических войск с Советским Союзом, безусловно, давно привлекало партийных и военных функционеров. Но сложные условия местности, враждебное некитайское население, подконтрольное местной милитаристской группировке «Трёх Ма» делало его крайне проблематичным для реализации, что никогда не являлось секретом. Поэтому даже радикалы из окружения Мао относились к этой идее скептически или откладывали до лучших времён. Для Чжан Готао - отправка крайне измотанных боями и переходами войск в этом направлении была сродни самоубийству, но и последним шансом перетянуть одеяло властной харизмы на себя. Ну, а Мао был не против, так как без львиной части своей армии Чжан Готао не представлял ему серьёзным конкурентом.
Поход на Запад начался вместе с ударом войск Гоминьдана, которые разрезали войска 4-ой армии на две неравные части. Большая часть из них (порядка трёх четвёртых) уже переправилась через Хуанхэ, поэтому двинулась на северо-запад. Чжан Готао, Джу Дэ и Лю Бочэн с 5-6-ю тысячами бойцов пробились в Баяобао, где влились в существующие подразделения 1-го фронта. То есть «западную армию» ещё и командование кинуло. Тем не менее, она втянулась в узкий коридор между провинцией Цинхай и пустыней Гоби, где столкнулось с местным мусульманским населением. Терпя нужду и лишённые сколь-нибудь нормального снабжения армия коммунистов была вынуждена действовать крайне жестоко, реквизируя припасы и попирая национальные и религиозные обычаи, что бросило её в хаос партизанской борьбы. Звучит, конечно, иронично, но сами по своей сути партизаны вызвали своими действиями настоящую партизанскую борьбу против себя. Спустя пять месяцев тяжелейшего похода, выдержав множество боёв, «западная армия» была расформирована и перешла к партизанским действиям. Часть отрядов пробились в Синьдзян, другие возвратились в Советский район, кто-то попал в плен и вернулся позднее для участия в борьбе с Японией. Но так или иначе из 30-тысячной армии выжила лишь незначительная часть - остальные сложили головы в авантюрном походе.
Надо ли говорить, что Мао был в восторге - теперь он с полным основанием мог пинать беззащитного оппонента: «курс Чжан Готао на отступление как классический пример страха перед врагом». Затравленный партийный гуру не выдержал и переметнулся в 1938 году в Гоминьдан. Мао торжествовал.
Собственно, трагизм ситуации был в том, что 4-я армия Чжан Готао оставалась последней преградой между Особым советским районом и элитными отрядами Чан Кайши, которые вычищали в центральном Китае «коммунистическую заразу». Именно разгромом армии Чжан Готао историки отмеряют окончанием первого периода Крестьянских войн в Китае (1927-1937 годов), который завершился разгромом их основных сил и четырёх из шести советских районов. Понятное дело, что мириться с последним коммунистическим оплотом в Северном Китае Чан Кайши не желал. Ему нужно было время на отдых и перегруппировку сил, чтобы поставить победную точку в этой затянувшейся войне и стать полноправным правителем Поднебесной. Тем не менее, понимая всё это, Мао допустил гибель армии, сопоставимой по численности с подразделениями Особого района. Что ж борьба за власть - всегда дорогое удовольствие. Тем более, понимание бессмысленности борьбы в лишённой лесного покрова местности - присутствовало, что подразумевало необходимость в ближайшем времени снова покинуть только что обжитый район. Но коммунистам снова везло.
Как уже было сказано, в северном Китае царили другие политические расклады. Не Красные, а хищные устремления Японской империи вызывали у местных милитаристов ужас и трепет. И, к слову, недовольство Чан Кайши, который, как им казалось, бросил основную задачу правителя: бороться с иностранным вторжением ради бесконечных склок с упрямыми коммунистами. А так как последние и сами были не против схватиться в японскими варварами - это делало их в глазах северных милитаристов если не союзниками, то вполне терпимыми парнями, с которыми можно договариваться.
Чжан Сюэлян - ещё один из любопытнейших персонажей этой не простой эпохи. В 1929 году его войска схлестнулись с Советским Союзом во время конфликта на КВЖД, что не помешало ему в последующем сделать один из главнейших подарков коммунистам - арестовать Чан Кайши. Тот не простил ему этого и держал его под домашним арестом около 50 лет. Тем не менее, Чжан Сюэлян пережил всех своих союзников и оппонентов, скончавшись в возрасте 100 лет. Он успел застать Красный Китай на подъёме, но, не смотря на то, что являлся в нём супергероем, возвращаться на родину отказался и умер в Гонолулу (США).
И первую скрипку здесь сыграл Чжан Сюэлян, который уже заключил перемирие с коммунистами. У молодого маршала (в 1936 году ему было - 35 лет) были свои претензии к японцам. Во-первых, японская разведка была причастна к ликвидации его отца - маршала Чжан Цзолиня; во-вторых, спровоцировав «мукденский инцидент», выбила его войска из родной провинции, что автоматически означала лишение кормовой территории, а ещё шире - независимости. Всё это привело к тому, что изрядно прохудившиеся войска маршала обитали в заштатной дыре северного Китая на скудном довольствии Гоминьдана. Именно поэтому Чжан Сюэлян был, прежде всего, настроен на борьбу с японцами, ради которой готов был заключить договор, хоть «с чёртом рогатым». Правда, изначально под эту кандидатуру попадал Муссолини. Во-первых, Чжан Сюэлян сам симпатизировал фашистам и их твёрдым порядкам; во-вторых, пользовался доверием его дочери Эдды, жены итальянского консула в Китае графа Чиано ди Кортелаццо, который своей супругой интересовался мало. В общем, с Эддой у молодого маршала случился роман, который позволил в последующем оказаться ему на приёме у Дуче. Впрочем, понимания здесь он не нашёл, так как сам Муссолини ничего против профашисткой Японии не имел. Не оставляя надежды, молодой маршал посетил Германию, где встречался с Гитлером и Герингом. С такими же результатами, пока во Франции его не познакомили с Максимом Максимовичем Литвиновым. Чжан Сюэлян загорелся получить помощь от СССР. Впрочем, Сталин с ним встречаться не стал, дабы не нервировать Японию, но после этого маршал пошёл на переговоры с коммунистами, заключил с ними перемирие и разрешил проводить агитацию в своих частях. Дошло до того, что Мао подумывал тайно принять маршала в коммунисты, но до этого дело не дошло. Тем не менее, идея антияпонского фронта витала в воздухе.
Однако был в Китае один влиятельный человек, который её не одобрял. Как и Мао Чан, Кайши ставил борьбу за власть выше текущих интересов страны, поэтому к разборкам с Японией хотел вернуться после наведения порядка в своём тылу. Именно с целью согласования нового этапа борьбы с коммунистами он прилетел в Сиань (столицу Северо-Восточной армии). Чжан Сюэляна это не устраивало, и он предложил свой вариант - антияпонский фронт. Теперь отказался Чан Кайши и был за это арестован. Очередной антикоммунистический поход накрылся «медным тазом».
Впрочем, и задумки заговорщиков о дружном антигоминьдановском перевороте реализованы так же не были. Войска Чжан Сюэляна не сумели захватить ставку Чан Кайши в Лояне, а оппозиционные генералы снова засунули «язык в жопу» и нервно покуривали в стороне. Страна оказалась перед лицом военно-политической катастрофы. Мао и сотоварищи уже хотели было ликвидировать пленника, но на дыбы встала Москва, которая видела в Чан Кайши единственного лидера, способного организовать силы Китая на борьбу с Японией. Впрочем, руководство КПК сумело резко поменять тактику: Чжоу Эньлай провёл переговоры с Чан Кайши о том, что коммунисты хотят прекратить гражданскую войну ради борьбы с японской агрессией. Чан Кайши вроде бы согласился с его доводами и пообещал установить перемирие, после чего был отпущен из тюрьмы и вместе с Чжан Сюэланем вылетел В Нанкин. Впрочем, измены он ему не простил. Чжан Сюэлянь был арестован и провёл под домашним арестом до 1975 года.
Впрочем, начал Чан Кайши не с антияпонского фронта, а для начала разгромил Фэнтянскую клику (северных милитаристов), которые лишились своего лидера. Однако вся эта суета отвлекла военную машину Гоминьдана от Советского района, а в начале 1937 года стало ясно, что новая агрессия Японии не за горами. Проигнорировать её в очередной раз - значило лишиться всех политических бонусов, завоёванных Гоминьданом в северном Китае. Нехотя Чан Кайши пришлось вспоминать о договорённостях с коммунистами в Сиане и заключить перемирие. Конечно, речь о равноправном союзе не шла, но Гоминьдан согласился прекратить гражданскую войну, а в последующем кооптировать коммунистический район в единую систему управления страной, а его армейские подразделения в состав Народно-революционной армии. Так, сами того не желая, японцы спасли Особый советский район от окончательного разгрома.
Продолжение следует.