Блокадные поэтессы. Часть 2. Анна Ахматова
Блокада Ленинграда: 8 сентября 1941 - 27 января 1941
АННА АХМАТОВА
МУЗА ПЛАЧА - ЧТОБ ВАС ОПЛАКИВАТЬ МНЕ ЖИЗНЬ СОХРАНЕНА
…И не ставшей моей могилой
Ты, гранитный, кромешный, милый,
Побледнел, помертвел, затих.
Разлучение наше мнимо:
Я с тобой неразлучима,
Тень моя на стенах твоих,
Отраженье мое в каналах,
Звук шагов в Эрмитажных залах,
И на гулких дугах мостов,
И на старом Волковом Поле,
Где могу я рыдать на воле
В чаще новых твоих крестов
Блокада для Ахматовой - не отдельное событие. Это звено цепи. Начало - «серебряный век». Затем Первая мировая война, революция, Гражданская война, Террор, Великая Отечественная, гонения, начавшиеся в 1946 году, после Постановления «О журналах «Звезда» и «Ленинград», вновь уведшие сына Льва Гумилева на 7 лет в лагеря…
Дай мне горькие годы, недуга,
Задыханье, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар...
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Молитва, 1915
В 30-е годы Ахматова пишет свою знаменитую поэму “Реквием” - молитва за упокой душ тысяч невинно убиенных. И если она чего-то и боялась, то не боли и страданий, но того, что может вдруг забыть и тем самым предать тех женщин, что стояли вместе с ней в тюремных очередях 1937 и 1938 года:
Разве не я тогда у креста,
Разве не я тонула в море,
Разве забыли мои уста
Вкус твой, горе!
Анна Ахаматова, 1920-е годы, фотография здесь
Ахматова могла выносить эту жизнь потому, что научилась бороться со страшной неправдой. Она поняла, что стоять у Креста - честь, не всякому дарованная. И не всем выпадает счастье зваться поэтом "Настоящего Двадцатого Века"», пишет о ней Аманда Хейт в книге «Анна Ахматова. Поэтическое странствие».
А вы, мои друзья последнего призыва!
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!
Да что там имена! Ведь все равно - вы с нами!..
Все на колени, все! Багряный хлынул свет!
И ленинградцы вновь идут сквозь дым рядами -
Живые с мертвыми: для славы мертвых нет.
В июле 1941 года она написала стихотворение «Клятва». Это стихотворение стало очень известным и стало первым в ряду стихов-клятв, которые будут написаны в осажденном городе почти всеми блокадными поэтами.
И та, что сегодня прощается с милым, -
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит.
Все ниже падали нормы выдачи продуктов по продовольственным карточкам. Городу становилось все труднее. В сентябре 1941 г. Ахматова написала:
Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград?
Не шумите вокруг - он дышит,
Он живой еще, он все слышит…
Анна Ахматова, 1924, фотограф Моисей Наппельбаум, Москва
Еще до войны в Ленинграде Ахматова начала писать "Поэму без героя", продолжала в Ташкенте, заканчивала в Москве, работая над ней до 1962 года. И в начале и в эпилоге - Блокадный Ленинград и замкнутое кольцо. Сама композиция поэмы включает в себя символ, шифр и посвящение. «Всю эту поэму я посвящаю памяти ее первых слушателей, погибших в Ленинграде во время осады… Их голоса я слышу теперь, когда я читаю вслух мою поэму, и этот тайный хор стал для меня навсегда фоном поэмы и ее оправданием". 8 апреля 1943 г. Ташкент».
Писательница Аманда Хайт большую работу посвятила расшифровке ахматовских символов. В начале своего пути, связанная узами с земной жизнью, Ахматова не принимала тайный язык символизма. Она могла писать только о том, что пережила сама. Но желание понять трагические обстоятельства своей жизни и вынести их, заставила поэтессу принять, что ее жизнь глубоко символична. Сближая символы с реальными людьми она находит спасительный выход - "симпатические чернила", "зеркальное письмо".
Из года сорокового,
Как с башни, на все гляжу.
Как будто прощаюсь снова
С тем, с чем давно простилась,
Как будто перекрестилась
И под темные своды схожу.
25 августа 1941 года. Осажденный Ленинград.
Вступление к Поэме без героя.
Портрет Анны Ахматовой. Художник В.П.Белкин, Русский музей, Санкт-Петербург. Картина выставлялась в 1932 году, но экспертиза показала, что художник продолжал работать над ней до 1942 года
1913 год был последним годом, когда еще имели какое-то значение поступки отдельной личности, а уже начиная с 1914 года "Настоящий Двадцатый Век" все более и более вторгался в жизнь каждого. В первой части поэмы без героя "Девятьсот тринадцатый год" поэтесса ожидает таинственного гостя из будущего. Но вместо него к ней приходят под видом ряженых тени прошлого. Во время маскарада разыгрывается драма самоубийства поэта Князева, который покончил с собой в 1913 году от неразделенной любви к Ольге Судейкиной. Он - "Пьеро" она - "Коломбина десятых годов". Соперник Князева, тоже поэт, со славой которого он не может спорить, - Александр Блок, предстающий здесь в демонической маске Дон Жуана. Пока разворачивается эта личная трагедия, по "легендарной набережной" Невы уже приближается "не календарный Двадцатый Век".
Анна Ахматова, 1942 год, Ташкент
Последняя часть поэмы "Эпилог" посвящена блокадному Ленинграду и нерасторжимой связи Ахматовой с городом. Героем поэмы становится Петербург-Ленинград, город, некогда проклятый "царицей Авдотьей", женой Петра Великого, город Достоевского. Распятый в блокаду, он виделся Ахматовой символом того, что она вкладывала в понятие "Настоящего Двадцатого Века". Личные страдания слились со страданиями всего города, достигшими своего предела
..И не ставший моей могилой
Ты, гранитный, кромешный, милый,
Побледнел, помертвел, затих.
Разлучение наше мнимо:
Я с тобой неразлучима,
Тень моя на стенах твоих,
Отраженье мое в каналах,
Звук шагов в Эрмитажных залах,
И на гулких дугах мостов,
И на старом Волковом Поле,
Где могу я рыдать на воле
В чаще новых твоих крестов
Блокада Ленинграда стала в поэме кульминацией вторжение века в человеческие судьбы. В "Эпилоге" Ахматова может говорить от имени всего Ленинграда - страдания круга близких ей людей, ставших жертвами репрессий, во время войны полностью слились со страданиями всех обитателей осажденного города.
Корней Чуковский в статье, опубликовавший в 1964 году считает героем безгеройной поэмы Ахматовой само Время. Ахматова воссоздает прошлое, созывая из могил друзей юности, но лишь затем, чтобы найти отгадку своей жизни. "В моем начале мой конец" - когда перед ее глазами проносится арлекинада, она говорит:
Как в прошедшем грядущее зреет,
Так в грядущем прошлое тлеет -
Страшный праздник мертвой листвы.
Фонтанный дом, бывший дворец Щереметьевых. В здании находится музей Анны Ахматовой.
Жила поэтесса в «Фонтанном доме», на наб. Фонтанки, 34 (где сейчас ее музей). У нее часто бывала Ольга Берггольц, поэтесс связывала многолетняя дружба. Берггольц вспоминает: « Я помню ее около… чугунной ограды Фонтанного дома, бывшего Шереметьевского дворца. С лицом, замкнутым в суровости и гневности, с противогазом через плечо, она несла дежурство - рядовой боец противовоздушной обороны. Она шила мешки для песка, которыми обкладывали траншеи - убежища в саду того же Фонтанного дома, под кленом, воспетым ею в «Поэме без героя»…»
В опубликованном уже после войны дневнике Павла Николаевича Лукницкого в августе 1941 года есть запись: "Заходил к Ахматовой. Она лежит - болеет. Встретила меня очень приветливо, настроение у нее хорошее, с видимым удовольствием сказала, что приглашена выступать по радио.
Из дневника Ольги Берггольц (О. Ф. Берггольц. Встреча. М., , 2000, запись от 24 сентября 1941 г. «…Зашла к Ахматовой, она живет у дворника, убитого артснарядом на улице Желябова, в подвале, в темном, темном уголку прихожей... с ввалившимися глазами - Анна Ахматова, муза плача, гордость русской поэзии… Она сидит в кромешной тьме как в камере смертников. Плакала о Тане Гуревич…"
В сентябре во время тяжелейших артиллерийских обстрелов и бомбежек Ахматова обратилась по радио к женщинам Ленинграда. "Мои дорогие сограждане, матери, жены и сестры Ленинграда. Вот уже больше месяца, как враг грозит нашему городу пленом, наносит ему тяжелые раны. Городу Петра, городу Ленина, городу Пушкина, Достоевского и Блока, городу великой культуры и труда враг грозит смертью и позором.."
Памятник Анне Ахматовой напротив Крестов
Анна Ахматова провела в блокадном городе только первые месяцы и не стала свидетельницей страшной зимы 1941/1942, которую она не пережила бы. В конце сентября 1941 г. Ахматова на самолете была эвакуирована из осажденного Ленинграда в Москву, оттуда в в Ташкент, где прожила до середины 1944 г. В пути она повстречалась с дочерью Корнея Чуковского Лидией. «Немцы, да что немцы, Лидия Корнеевна? Никто не думает о немцах. Город голодает, уже едят собак и кошек. Начнется чума, и город исчезнет. Никого не заботят немцы».
До мая 1944 года жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. Ухаживала за больной тифом Лидией Чуковской - "У вас в комнате 100 градусов, 40 ваших и 60 ташкентских". Потом заболела сама.
Эмма Герштейн заметила, что после Ташкента Ахматова сильно переменилась. Она стала по-другому выглядеть: исчезла ее знаменитая челка и после тифа она стала полнеть. Изменились ее манеры, расширился круг знакомых. Поступок Гаршина (любимый человек Ахматовой, оставшийся в Ленинграде, женился на медсестре) неизбежно должен был привести ее к переоценке собственной жизни. В первый месяц после возвращения она сожгла рукопись драмы "Энума элиш". Скорее всего тогда же погибло в огне, по чисто личным мотивам, и многое другое из написанного в Ташкенте.
27 января 1944 года Ленинград был освобожден от блокады, 1 июня 1944 года Ахматова вернулась в Ленинград.
Ленинградскую беду
Руками не разведу,
Слезами не смою,
В землю не зарою.
За версту я обойду
Ленинградскую беду.
Я не песенкой наемной,
Я не похвалой нескромной,
Я не взглядом, не намеком,
Я не словом, не попреком,
Я земным поклоном
В поле зеленом
Помяну.
Удивительно, что она первой напишет о живом городе, то есть о городе, как о живом существе, - она словно слышит его дыхание… Несколькими штрихами она создает образ города, погружающегося в блокадный мрак:
И стоит мой город зашитый…
Тяжелы надгробные плиты
На бессонных очах твоих.
Портет Ахматовой, художник Мартирос Сарьян, 1946
Осенью 1945 года в гости к Ахматовой случайно попал известный на Западе дипломат Исайя Берлин, служивший в американском посольстве в Москве. Историк литературы, переводчик, философ, лингвист, профессор Оксфорда, человек необычайно образованный, до глубины души любивший русскую поэзию, русскую речь. Именно он и был, как называла его Ахматова «Человек из будущего», герой ее «Полночного цикла», ее «Сожженной тетради» и «Посвящения» к «Поэме без героя»… Впоследствии он вспоминал, что квартира ее была скупо и бедно обставлена - старый письменный стол, продавленная тахта, старинный деревянный сундук, незажженный камин… Над тахтой висел ее портрет работы великого Модильяни.
Из Ленинградского дневника Веры Инбер, с его последней страницы: «Вчера был радиомитинг в Пушкине (145 лет со дня рождения). Митинг происходил в Доме культуры, бывшей ратуше, как сказала мне Ахматова. Подымаясь по лестнице, она добавила «Сколько раз я танцевала здесь». И от этих слов и моя юность пронеслась у меня перед глазами. Я вспомнила себя совсем юной над книгой Ахматовой (литературно она гораздо старше меня, хотя человечески, вероятно, не очень).
В 1946 году журнал «Знамя пытается опубликовать военные стихи Анны Ахматовой. Ольгу Берггольц просят написать об Ахматовой стихи. Все было готово. Внесены поправки, чтобы избежать придирок. Тарасенков просит ее изменить фразу «Для бога мертвых нет» на «Для славы мертвых нет», придуманную Симоновым. Ахматова согласилась. В апреле 1946 г. Ахматова и Берггольц в числе большой группы ленинградских поэтов выступали в Москве - в Колонном зале Дома союзов, Клубе писателей, студенческих аудиториях. Ахматову встречали стоя. Берггольц устраивали овации.
Четырнадцатого августа 1946 года грянуло Постановление ЦК ВКП (б) “О журналах “Звезда” и “Ленинград””. “Я не была к нему подготовлена, - вспоминала Берггольц позднее, - оно меня ошеломило. Кроме того, Анну Ахматову я знала с 18 лет, дружила с ней, любила ее и ее стихи, и все об этом знали, и хотя я никак не упоминалась в постановлении, вокруг меня в Ленинградском отделении Союза писателей начали некоторые братья-писатели поднимать свистопляску. … в одной ленинградской газете огромный подвал, где в разнузданно-хамских тонах опорочивались все мои блокадные стихи… Меня отовсюду повыгоняли - из Правления, редсовета издательства…" Готовые тиражи двух книг Ахматовой пошли под нож. Тогда же был рассыпан набор книги еще одной блокадной поэтессы - Натальи Крандиевской, о стихах которых в то время так и не узнали те, кто мог бы их по-настоящему оценить. Вера Инбер за блокадный "Пулковский меридиан" получит Сталинскую премию.
Портрет Анны Ахматовой в 1960 годы здесь
В поздние годы итальянцы присудили Ахматовой премию лучшего поэта века. К ней пришел кто-то из секретариата Союза писателей и стал убеждать ее не рисковать здоровьем, больным сердцем... Предложил, чтобы от ее имени в Риме представительство вела Вера Михайловна Инбер. Племянница Троцкого, а значит, заложница страха. Ахматова ответила: "Вера Михайловна Инбер может представительствовать от моего имени только в преисподней". И поехала сама, сама произнесла речь в Риме, удивив итальянцев красотой своего итальянского языка и музыкальной точностью произношения. (Александр Ольбик. У времени в плену. Из беседы с Александром Межировым).
Умерла Анна Ахматова в 1966 году в подмосковном санатории Барвиха. Отпевали, как она и хотела - в Никольском соборе. Прощание с покойной длилось почти два часа. Кто-то подсчитал, что мимо гроба Ахматовой прошло более пяти тысяч человек. Похоронена в Комарово.
Все ушли, и никто не вернулся,
Только, верный обету любви,
Мой последний, лишь ты оглянулся,
Чтоб увидеть все небо в крови.
Дом был проклят, и проклято дело,
Тщетно песня звенела нежней,
И глаза я поднять не посмела
Перед страшной судьбою своей.
Осквернили пречистое слово,
Растоптали священный глагол,
Чтоб с сиделками тридцать седьмого
Мыла я окровавленный пол.
Разлучили с единственным сыном,
В казематах пытали друзей,
Окружили невидимым тыном
Крепко слаженной слежки своей.
Наградили меня немотою,
На весь мир окаянно кляня,
Обкормили меня клеветою,
Опоили отравой меня
И, до самого края доведши,
Почему-то оставили там.
Любо мне, городской сумасшедшей,
По предсмертным бродить площадям.
Начало - Чтоб вас оплакивать мне жизнь сохранена. Блокадные поэтессы. Часть 1. Ольга Берггольц.
Блокадные поэтессы. Часть 3. Наталья Крандиевская-Толстая
Блокадные поэтессы. Часть 4. Вера Инбер
Блокадные поэтессы. Часть 5. Зинаида Шишова