Наступление
- осенние перспективы.
Итак, давайте поговорим.
Что нам известно? Наступление началось именно там, где его ожидал противник. За три месяца тяжелых боев была прорвана первая линия обороны. Ширина прорыва вполне достаточна для того, чтобы начать подготовку к атаке на вторую линию.
Можно ли из этой информации делать какие-либо предварительные выводы? Да. Критерии классической успешной операции давно уже известны и вполне могут быть использованы в данной ситуации. Победа любит скорость, требует "большие батальоны" и приносит пленных.
Что мы предполагаем? Вопреки последующим утверждениям, изначально наступление задумывалось по совершенно иной схеме. То, что происходит сегодня там - это чрезвычайно масштабная контрбатарейная война XXI века силами армий века XX. На передовой сражаются отделения и взводы, но исход битвы определяется количеством уничтоженных артиллерийских систем и имеющихся запасов снарядов. И если в нашем случае речь идет не о неспособности, а о жестокой необходимости, то население противника столь наглядная деградация собственных вооруженных сил должна, наверное, приводить в гнев.
Трудно представить себе, что наступление планировалось именно таким - прежде всего потому, что медленное прогрызание было невыгодно наступающей стороне, с ее прошедшими обучение пехотными бригадами и техническим, но не количественным превосходством в бронетехнике. Мины, укрепления, отсутствие авиационной поддержки и мощь вражеской артиллерии требовали скорости действий. И судя по первым двум-трем дням наступления ставка нашего командования была именно на быстрый прорыв - о чем сегодня говорить не принято, поскольку этого не произошло и сражение приняло естественную форму битвы на истощение.
Почему "естественную"? Потому что технические возможности нашей армии не позволяют ей перемалывать боевые порядки противника с достаточной скоростью. Потому что общее состояние вооруженных сил противника таково, что забуксовал не только отвлекающий удар на севере, но и достаточно активные на первых порах тактические контрудары на главном направлении. Отсюда и та форма боевых действий, которую мы наблюдаем из-за своих уютных столов: утомленные беспрерывной угрозой с воздуха пехотинцы на фоне разрушенных домов, "ничейных" полей и узких траншейных ходов. Когда по той или иной причине замолчит артиллерия одной из сторон - битва закончится пирровой победой.
(Текущая война подтверждает известное наблюдение - небольшую профессиональную армию, равно как и реальные демократические институты, могут позволить себе только богатые и технически развитые государства. Всем остальным нужно кем-то заполнять позиции, разделяющие усовершенствованные бомбарды и вагенбурги нашего времени. Такая форма боевых действий требует не столько подготовленной, сколько просто пехоты - и обе стороны вполне осознают эту ужасающую истину. )
Можно ли было этого избежать? Ряд западных экспертов, включая и неназванных генералов из стран НАТО, утверждают, что главной ошибкой стало даже не само наступление на этом участке и этими силами, а чисто психологическая неготовность нашего командования на решительные действия. Столкнувшись с тяжелыми потерями в первые дни, военно-политическое руководство испугалось последствий громкого провала и начало "играть по маленькой", сведя таким образом все к атакам пехотных взводов. Вместо этого надо-де было поставить на кон все и, введя достаточное количество еще имевшихся тогда сил, быстро прорвать линии обороны врага.
Справедливы ли такие утверждения? Прежде всего, следует обратить внимание на то, что люди не несущие прямой ответственности за последствия, обычно склонны выступать за более радикальные или "смелые" решения. Тем не менее - было ли возможным такое решение? Вероятно - да. Вполне возможно, что это привело бы к прорыву и психологическому надлому врага, но "вероятно" и "вполне возможно" - это не те слова, которыми можно убедить людей, ведущих самую масштабную войну в Европе со времен окончания Второй мировой. У них не было и нет еще одной "ударной группировки", а потому "быстрое решение" вполне могло обернуться быстрым и решительным провалом, скрыть который стало бы невозможно.
(Требует разрешения и вопрос о выборе места прорыва - боюсь, что ответ разочарует всех своей банальностью. Логистика, сложность маскировки, стратегические последствия успеха и т.п. Очень плохо, когда приходится выбирать между "наступлением Нивеля" и Пашендейлом.)
А что же дальше? Вариантов, как и в деле с яблоком, несколько - кислый, червивый и невероятно сладкий.
В первом случае можно предполагать продолжение наступление вплоть до поздней осени. Ввод войск в бой "малыми пакетами" не приводит к блистательным прорывам, но в сочетании с постоянным артиллерийским огнем способен измотать противника, особенно если последний не может организовать хоть сколько-нибудь серьезного контрудара. Но отступление будет медленным и организованным, а потери у наступающих - тяжелыми. Можно надеяться, что к концу ноября конечные цели задуманной операции окажутся в зоне нашего артиллерийского огня, после чего настанет время "трудных, но необходимых решений".
Во втором еще несколько недель "имели успех на" закончатся вполне предсказуемым исчерпанием резервов и пропагандистскими похоронами по первому разряду. Если все закончится только этим, то результат можно будет признать относительно удовлетворительным: слабейшая и защищающаяся сторона заставила врага уйти в глухую оборону и провести летнюю кампанию в изматывающей борьбе. В этом случае в стратегическим отношении изменится не слишком многое, но для населения, неосмотрительно подготовляемого к грядущему триумфу, случившееся станет тяжелым психологическим испытанием.
(Если же остановка наступления совпадет с территориальными потерями на севере, то у военно-политического руководства появится выбор между вариантами преодоления последствий "наступления Керенского" и "отступления Кадорна".)
Наконец, самая приятная возможность - мы распробуем яблоко и вопреки первоначальным вкусовым ощущением оно окажется сладким. Как это может произойти? Противник потеряет возможность участвовать в артиллерийской дуэли на прежнем уровне, количество его боеспособной пехоты упадет до критического состояния, развалится последняя линия обороны и если к этому у моменту у нашего командования еще останутся резервы для удара, то может произойти разное, хотя временной зазор для этого уменьшается с каждым днем осени.
Пока же, судя по атакам на севере и жалобам в стане противника на плохую ротацию в центре, их командование оценивает ситуацию вполне спокойно. Будем надеяться, что это от небольшого ума.
В общем же, следует не забывать о главном. В позапрошлом феврале противник - от верховного г. до сопливых срочников, - не мог и в страшном сне представить себе нынешней ситуации. Полный или относительный успех текущего наступления - это важный, но лишь элемент в той войне, перспектив победить в которой враг уже давно лишился. Он не поднимет из могил ни десятков тысяч солдат, не переиграет проигранных сражений, не вернет себе прежней репутации. Если отбросить словесную шелуху, то вся его надежда - это продержаться до заключения "пристойного мира" или хотя бы перемирия.
Довольно жалкий, даже для промежуточного, результат.
Итак, давайте поговорим.
Что нам известно? Наступление началось именно там, где его ожидал противник. За три месяца тяжелых боев была прорвана первая линия обороны. Ширина прорыва вполне достаточна для того, чтобы начать подготовку к атаке на вторую линию.
Можно ли из этой информации делать какие-либо предварительные выводы? Да. Критерии классической успешной операции давно уже известны и вполне могут быть использованы в данной ситуации. Победа любит скорость, требует "большие батальоны" и приносит пленных.
Что мы предполагаем? Вопреки последующим утверждениям, изначально наступление задумывалось по совершенно иной схеме. То, что происходит сегодня там - это чрезвычайно масштабная контрбатарейная война XXI века силами армий века XX. На передовой сражаются отделения и взводы, но исход битвы определяется количеством уничтоженных артиллерийских систем и имеющихся запасов снарядов. И если в нашем случае речь идет не о неспособности, а о жестокой необходимости, то население противника столь наглядная деградация собственных вооруженных сил должна, наверное, приводить в гнев.
Трудно представить себе, что наступление планировалось именно таким - прежде всего потому, что медленное прогрызание было невыгодно наступающей стороне, с ее прошедшими обучение пехотными бригадами и техническим, но не количественным превосходством в бронетехнике. Мины, укрепления, отсутствие авиационной поддержки и мощь вражеской артиллерии требовали скорости действий. И судя по первым двум-трем дням наступления ставка нашего командования была именно на быстрый прорыв - о чем сегодня говорить не принято, поскольку этого не произошло и сражение приняло естественную форму битвы на истощение.
Почему "естественную"? Потому что технические возможности нашей армии не позволяют ей перемалывать боевые порядки противника с достаточной скоростью. Потому что общее состояние вооруженных сил противника таково, что забуксовал не только отвлекающий удар на севере, но и достаточно активные на первых порах тактические контрудары на главном направлении. Отсюда и та форма боевых действий, которую мы наблюдаем из-за своих уютных столов: утомленные беспрерывной угрозой с воздуха пехотинцы на фоне разрушенных домов, "ничейных" полей и узких траншейных ходов. Когда по той или иной причине замолчит артиллерия одной из сторон - битва закончится пирровой победой.
(Текущая война подтверждает известное наблюдение - небольшую профессиональную армию, равно как и реальные демократические институты, могут позволить себе только богатые и технически развитые государства. Всем остальным нужно кем-то заполнять позиции, разделяющие усовершенствованные бомбарды и вагенбурги нашего времени. Такая форма боевых действий требует не столько подготовленной, сколько просто пехоты - и обе стороны вполне осознают эту ужасающую истину. )
Можно ли было этого избежать? Ряд западных экспертов, включая и неназванных генералов из стран НАТО, утверждают, что главной ошибкой стало даже не само наступление на этом участке и этими силами, а чисто психологическая неготовность нашего командования на решительные действия. Столкнувшись с тяжелыми потерями в первые дни, военно-политическое руководство испугалось последствий громкого провала и начало "играть по маленькой", сведя таким образом все к атакам пехотных взводов. Вместо этого надо-де было поставить на кон все и, введя достаточное количество еще имевшихся тогда сил, быстро прорвать линии обороны врага.
Справедливы ли такие утверждения? Прежде всего, следует обратить внимание на то, что люди не несущие прямой ответственности за последствия, обычно склонны выступать за более радикальные или "смелые" решения. Тем не менее - было ли возможным такое решение? Вероятно - да. Вполне возможно, что это привело бы к прорыву и психологическому надлому врага, но "вероятно" и "вполне возможно" - это не те слова, которыми можно убедить людей, ведущих самую масштабную войну в Европе со времен окончания Второй мировой. У них не было и нет еще одной "ударной группировки", а потому "быстрое решение" вполне могло обернуться быстрым и решительным провалом, скрыть который стало бы невозможно.
(Требует разрешения и вопрос о выборе места прорыва - боюсь, что ответ разочарует всех своей банальностью. Логистика, сложность маскировки, стратегические последствия успеха и т.п. Очень плохо, когда приходится выбирать между "наступлением Нивеля" и Пашендейлом.)
А что же дальше? Вариантов, как и в деле с яблоком, несколько - кислый, червивый и невероятно сладкий.
В первом случае можно предполагать продолжение наступление вплоть до поздней осени. Ввод войск в бой "малыми пакетами" не приводит к блистательным прорывам, но в сочетании с постоянным артиллерийским огнем способен измотать противника, особенно если последний не может организовать хоть сколько-нибудь серьезного контрудара. Но отступление будет медленным и организованным, а потери у наступающих - тяжелыми. Можно надеяться, что к концу ноября конечные цели задуманной операции окажутся в зоне нашего артиллерийского огня, после чего настанет время "трудных, но необходимых решений".
Во втором еще несколько недель "имели успех на" закончатся вполне предсказуемым исчерпанием резервов и пропагандистскими похоронами по первому разряду. Если все закончится только этим, то результат можно будет признать относительно удовлетворительным: слабейшая и защищающаяся сторона заставила врага уйти в глухую оборону и провести летнюю кампанию в изматывающей борьбе. В этом случае в стратегическим отношении изменится не слишком многое, но для населения, неосмотрительно подготовляемого к грядущему триумфу, случившееся станет тяжелым психологическим испытанием.
(Если же остановка наступления совпадет с территориальными потерями на севере, то у военно-политического руководства появится выбор между вариантами преодоления последствий "наступления Керенского" и "отступления Кадорна".)
Наконец, самая приятная возможность - мы распробуем яблоко и вопреки первоначальным вкусовым ощущением оно окажется сладким. Как это может произойти? Противник потеряет возможность участвовать в артиллерийской дуэли на прежнем уровне, количество его боеспособной пехоты упадет до критического состояния, развалится последняя линия обороны и если к этому у моменту у нашего командования еще останутся резервы для удара, то может произойти разное, хотя временной зазор для этого уменьшается с каждым днем осени.
Пока же, судя по атакам на севере и жалобам в стане противника на плохую ротацию в центре, их командование оценивает ситуацию вполне спокойно. Будем надеяться, что это от небольшого ума.
В общем же, следует не забывать о главном. В позапрошлом феврале противник - от верховного г. до сопливых срочников, - не мог и в страшном сне представить себе нынешней ситуации. Полный или относительный успех текущего наступления - это важный, но лишь элемент в той войне, перспектив победить в которой враг уже давно лишился. Он не поднимет из могил ни десятков тысяч солдат, не переиграет проигранных сражений, не вернет себе прежней репутации. Если отбросить словесную шелуху, то вся его надежда - это продержаться до заключения "пристойного мира" или хотя бы перемирия.
Довольно жалкий, даже для промежуточного, результат.