Бульвары порока
- притоны разврата. Третья Республика, 1877 год.
Полемизируя с либеральным изданием "Губернская мысль", ведущий и единственный публицист консервативной газеты "Калужская Хоругвь", не покидая родных стен рассуждает о Париже. Четвертый нумер за 1884 год:
J'ai prévenu!
Итак, случилось событие. Издатель газетенки, называть которую я не стану вовсе не из страха, а лишь из чистоплотности, берется выпустить французский сборник с видами тамошних парижских бульваров, вертепов, канканов. Славное дельце! Допреж всего хочется спросить у этого либеральствующего за счет сомнительного гешефтмахерства господина: чего мы там не видели? И зачем? Калуге не нужен Париж, Калуге нужен водопровод.*
Но что же наш обыватель? Потратит он свою копейку, заработанную в труде и поте, на эту бульварщину, да и останется, пожалуй, без воды. А наши злоязычные либералы станут тогда лить совсем другую воду, упражняясь в салонном остроумии самого дурного толка. "Вот-де в Париже!.. вот-де в Европе!.." Знаем вас, господа, не проведете. Сегодня подсунете обывателю бульвары, а завтра глядишь - и наши земские мирабо и мараты в самом деле начнут мнить себя законодателями.
Европа, Франция... Всякий француз уже только потому подлец, что терпит подле себя современный Вавилон - Париж. Город в котором выставлен на потеху срам и бесстыдно оголен стыд. Город тротуаров и газовых фонарей, в свете которых творятся такие непотребства, уже простое перечисление которых оскорбительно русскому уху. Неверие и нигилизм пронзают все естество современного галла, выворачивая его тщедушное тельце наизнанку. Вертопрахи!
Зачем же нести эту пакость сюда, в наш спокойный губернский город? Мало нам столичной галломании, мало вездесущих бонн и галлицизмов, да так что и русским духом на Руси пахнуть перестало. Где там! Нам подавай все иностранное. Платье у нас европейское, наука тоже вся из Европы, а теперь еще и парижские бульвары потребовались. Родная грязь к подметкам уже не пристает?
Из сердца рвется: возлюби же Россию, издатель!
На днях ваш покорный слуга наблюдал трогательную картину следующего содержания: служитель порядка, бляха такая-то, волочил в околоток загулявшего артельщика. Тот шел недружно и вдруг упал наземь, прямо в лужу. И что же? Поднявшийся и едва успевший отряхнуться молодец вообразил себя среди напавшего на Калугу неприятеля и истошно закричал "Француз идет! Лупи!", начав неистово отбиваться от городового и подоспевшего дворника.
Простой работник, верно что и деревенский, а даже в моменты сильного душевного напряжения прежде всего подумал о судьбе Отечества, его воинской славе. И ведь как ловко вышло, что он упал в грязь, даже и в помутнении не помышляя оставить предполагаемое поле брани. Но что случится, если злокозненные намерения наших доморощенных либерал-издателей достигнут высших губернских сфер? Тогда уже спасительная русская лужа не окатит горячую голову чуть теплой водицей, а напротив, обрушится на нее, бедняжку, каменная мостовая или того хуже - тротуарный бордюр.
Bordure!
...
*Водопровод в Калуге и в самом деле появился только тремя годами позднее. В виде водонапорной башни.
Полемизируя с либеральным изданием "Губернская мысль", ведущий и единственный публицист консервативной газеты "Калужская Хоругвь", не покидая родных стен рассуждает о Париже. Четвертый нумер за 1884 год:
J'ai prévenu!
Итак, случилось событие. Издатель газетенки, называть которую я не стану вовсе не из страха, а лишь из чистоплотности, берется выпустить французский сборник с видами тамошних парижских бульваров, вертепов, канканов. Славное дельце! Допреж всего хочется спросить у этого либеральствующего за счет сомнительного гешефтмахерства господина: чего мы там не видели? И зачем? Калуге не нужен Париж, Калуге нужен водопровод.*
Но что же наш обыватель? Потратит он свою копейку, заработанную в труде и поте, на эту бульварщину, да и останется, пожалуй, без воды. А наши злоязычные либералы станут тогда лить совсем другую воду, упражняясь в салонном остроумии самого дурного толка. "Вот-де в Париже!.. вот-де в Европе!.." Знаем вас, господа, не проведете. Сегодня подсунете обывателю бульвары, а завтра глядишь - и наши земские мирабо и мараты в самом деле начнут мнить себя законодателями.
Европа, Франция... Всякий француз уже только потому подлец, что терпит подле себя современный Вавилон - Париж. Город в котором выставлен на потеху срам и бесстыдно оголен стыд. Город тротуаров и газовых фонарей, в свете которых творятся такие непотребства, уже простое перечисление которых оскорбительно русскому уху. Неверие и нигилизм пронзают все естество современного галла, выворачивая его тщедушное тельце наизнанку. Вертопрахи!
Зачем же нести эту пакость сюда, в наш спокойный губернский город? Мало нам столичной галломании, мало вездесущих бонн и галлицизмов, да так что и русским духом на Руси пахнуть перестало. Где там! Нам подавай все иностранное. Платье у нас европейское, наука тоже вся из Европы, а теперь еще и парижские бульвары потребовались. Родная грязь к подметкам уже не пристает?
Из сердца рвется: возлюби же Россию, издатель!
На днях ваш покорный слуга наблюдал трогательную картину следующего содержания: служитель порядка, бляха такая-то, волочил в околоток загулявшего артельщика. Тот шел недружно и вдруг упал наземь, прямо в лужу. И что же? Поднявшийся и едва успевший отряхнуться молодец вообразил себя среди напавшего на Калугу неприятеля и истошно закричал "Француз идет! Лупи!", начав неистово отбиваться от городового и подоспевшего дворника.
Простой работник, верно что и деревенский, а даже в моменты сильного душевного напряжения прежде всего подумал о судьбе Отечества, его воинской славе. И ведь как ловко вышло, что он упал в грязь, даже и в помутнении не помышляя оставить предполагаемое поле брани. Но что случится, если злокозненные намерения наших доморощенных либерал-издателей достигнут высших губернских сфер? Тогда уже спасительная русская лужа не окатит горячую голову чуть теплой водицей, а напротив, обрушится на нее, бедняжку, каменная мостовая или того хуже - тротуарный бордюр.
Bordure!
...
*Водопровод в Калуге и в самом деле появился только тремя годами позднее. В виде водонапорной башни.