Брамс, Интермеццо b-moll op.117 №2 (часть 2)
Самый мучительный вопрос - имеет ли интерпретатор (музыкант, исполняющий чужие сочинения) право на свое мнение? Или же
Имеет или нет - но можно ли до конца быть уверенным, что исполняешь именно задуманное (автором)? Кажется, между двумя индивидуумами невозможно полное понимание, и даже при хороших шансах продукт будет совместным. К тому же, ноты не отражают, не вмещают, не полно отображают идею, не существует "достоверного" воспроизведения, даже если хорошо знать принятые во времена написания правила их чтения. Стоит ли стремиться к слиянию с автором, к безукоризненному, максимум точному "роботическому" воспроизведению нот и только нот, или можно свободно используя текст автора, высказывать свою т.з.?
Вопрос вечный, без ответа, всегда это будет совместно, но как выверить баланс, найти гармонию..
Что точно имел в виду Брамс - неизвестно. Иногда говорят, что он называл цикл "Колыбельные моих страданий". Но в диссертации Рогового (Диссертация 2001 года на тему Письма Иоганнеса Брамса; проблематика, перевод, комментарии. Автор: Роговой, Сергей Игоревич) об этом написано буквально следующее:
"Иронично написанная фраза автоматически дополняется вторым значением, противоположным первому; при этом обратное значение фразы не имеет приоритета при ее интерпретации. Параллельно в игру вступают такие факторы, как любовь Брамса к туманным, загадочным выражениям, рефлективность самой иронии (ироничное отношение к семантике, возникающей в результате употребления иронии), которые способны окончательно запутать реципиента в вопросе, насколько серьезно сказана та или иная фраза и какой именно смысл хотел вложить в нее иронией Брамс. Например, за Интермеццо ор. 117, в первую очередь № 1 Es-dur, в брамсиане закрепился коннотат "колыбельные песни моей скорби", который замечательно характеризует музыку. М. Кальбек записал это высказывание Брамса со слов Р. фон дер Лейена в нейтральной интонации. В письме Ф. Зимроку эти слова, однако, сказаны с веселой иронией (Брамс возражает против намерений издать Интермеццо как колыбельную): К сожалению, совершенно невозможно издавать вещицу как колыбельную или
"носом-клевальную". Тогда придется поставить рядом "Колыбельная несчастной матери" или безутешного холостяка или с клингеровскими фигурами: "Спойте колыбельную моим скорбям!". Следовательно, связь между музыкой Интермеццо и личными переживаниями (моя скорбь) как бы высмеивается самим композитором. По меньшей мере, скорбь музыки не является скорбью Брамса, так как с его веселым тоном не вяжется образ безутешного холостяка. А если рассматривать эту фразу как иронизирование над иронией? Ответы на эти вопросы теряются в пульсирующем мерцании двух взаимоисключающих смыслов."
Далее слово предоставляется музыкантам.
Они будут играть, а я скажу, что думается.. (прошу прощения у всех, просто частное домашнее слушание без претензий на глубину и содержательность)
Имеет или нет - но можно ли до конца быть уверенным, что исполняешь именно задуманное (автором)? Кажется, между двумя индивидуумами невозможно полное понимание, и даже при хороших шансах продукт будет совместным. К тому же, ноты не отражают, не вмещают, не полно отображают идею, не существует "достоверного" воспроизведения, даже если хорошо знать принятые во времена написания правила их чтения. Стоит ли стремиться к слиянию с автором, к безукоризненному, максимум точному "роботическому" воспроизведению нот и только нот, или можно свободно используя текст автора, высказывать свою т.з.?
Вопрос вечный, без ответа, всегда это будет совместно, но как выверить баланс, найти гармонию..
Что точно имел в виду Брамс - неизвестно. Иногда говорят, что он называл цикл "Колыбельные моих страданий". Но в диссертации Рогового (Диссертация 2001 года на тему Письма Иоганнеса Брамса; проблематика, перевод, комментарии. Автор: Роговой, Сергей Игоревич) об этом написано буквально следующее:
"Иронично написанная фраза автоматически дополняется вторым значением, противоположным первому; при этом обратное значение фразы не имеет приоритета при ее интерпретации. Параллельно в игру вступают такие факторы, как любовь Брамса к туманным, загадочным выражениям, рефлективность самой иронии (ироничное отношение к семантике, возникающей в результате употребления иронии), которые способны окончательно запутать реципиента в вопросе, насколько серьезно сказана та или иная фраза и какой именно смысл хотел вложить в нее иронией Брамс. Например, за Интермеццо ор. 117, в первую очередь № 1 Es-dur, в брамсиане закрепился коннотат "колыбельные песни моей скорби", который замечательно характеризует музыку. М. Кальбек записал это высказывание Брамса со слов Р. фон дер Лейена в нейтральной интонации. В письме Ф. Зимроку эти слова, однако, сказаны с веселой иронией (Брамс возражает против намерений издать Интермеццо как колыбельную): К сожалению, совершенно невозможно издавать вещицу как колыбельную или
"носом-клевальную". Тогда придется поставить рядом "Колыбельная несчастной матери" или безутешного холостяка или с клингеровскими фигурами: "Спойте колыбельную моим скорбям!". Следовательно, связь между музыкой Интермеццо и личными переживаниями (моя скорбь) как бы высмеивается самим композитором. По меньшей мере, скорбь музыки не является скорбью Брамса, так как с его веселым тоном не вяжется образ безутешного холостяка. А если рассматривать эту фразу как иронизирование над иронией? Ответы на эти вопросы теряются в пульсирующем мерцании двух взаимоисключающих смыслов."
Далее слово предоставляется музыкантам.
Они будут играть, а я скажу, что думается.. (прошу прощения у всех, просто частное домашнее слушание без претензий на глубину и содержательность)