Испанские memento. Мадрид. По следам любимых песен.
Сначала - по местам песни Manu Chao - Me gustas tu - здесь ее перевод на русский.
В ней упомянут квартал Маласанья (Malasaña), заключенный между метро Новисьядо, Трибуналь, Бильбао и Сан-Бернардо. Очень приятный севильского вида район с белыми, желтыми и коричневыми домами застройки XIX века. Во времена испанской перестройки (movida) Маласанья стала местом, где Мадрид пустился во все тяжкие ночной жизни. Сейчас об этом напоминает какая-то реклама пидорских клубов, но в целом это незаметно приезжему.
Я ходил по Маласанье так, чтобы не пропустить ни одной улицы. А напоследок прошел по Calle de Manuela Malasaña. К своему изумлению в конце ее увидел автомобильный указатель «город Ла-Корунья - столько-то километров». А ведь в песне Ману Чао полный куплет выглядит так:
Мне нравится Корунья, мне нравишься ты.
Мне нравится Маласанья, мне нравишься ты...
И в Ла-Корунье родился отец Ману Чао.
Фотография, сделанная в Маласанье для иллюстрации строки:
«Мне нравится Маласанья, мне нравишься ты».
Кто эта она, мы так и не узнали…
Еще я хотел походить по местам Мадрида, связанным с Хоакином Сабина. И кое-что получилось.
Самая ранняя из его песен о столице - «Что я говорю о Мадриде» (Pongamos que hablo de Madrid).
Перевод мой, получилось на один куплет больше, чем в оригинале (говоря на филологическом жаргоне, перевел эквиритмично, но не эквилинеарно).
Здесь место, где встречаются дороги.
А море даже не вообразить.
Сюда всех беглецов приводят ноги.
Я говорю вам про Мадрид.
Желанья здесь катаются на лифте.
И если тут кого не затруднит,
меня хотя б каморкой осчастливьте.
Я говорю вам про Мадрид.
Здесь девочек желание быть принцессой
теперь уже ни разу не прельстит.
Им дай, чего покрепче, чем эспрессо...
Я говорю вам про Мадрид.
Здесь смерть развозят белые машины
с врачами, ну а молодость спешит
на море, что внутри стакана джина.
Я говорю вам про Мадрид.
Здесь птицы посещают психиатров
и звезды забывают выходить,
их заменяют «звезды» кинотеатров.
Я говорю вам про Мадрид.
Здесь солнце, словно печка, раскалится.
А если кто уехать норовит,
для тех на умывальнике есть шприцы.
Я говорю вам про Мадрид.
Пусть Смерть позволит мне не просыпаться,
когда меня по делу посетит,
ведь здесь я жил и здесь хочу остаться.
Я говорю вам про Мадрид.
Из метро «Соль» мы впервые вышли в город - на площадь Пуэрта-дель-Соль (Puerta del Sol). Ту самую, про которую Петр Вайль заметил, что «она формой напоминает веер». На ней стоит медведь под земляничным деревом - официальный герб Мадрида, прозванный в новые времена чупа-чупсом. Но словно слона, медведя мы сначала и не приметили…
Хоакин Сабина (противопоставляя Мадрид Барселоне) писал, что «Мадрид - более гостеприимный, более уличный, более любезный и более открытый город мира, город, где невозможно представлять мадридцев, идущих за гимном или с флагом Мадрида».
Иными словами Мадрид - подлинно столичный, а не местечково-столичный город. Мне, всю жизнь прожившему в подлинной столице (и духовном центре мира), а не в северной (Петербурге), южной (Ростове-на-Дону), столице Донского казачества (Новочеркасске), столице Зимней Олимпиады (Сочи), Заполярья (Норильске), Черноземья (Воронеже), Верхневолжья (Твери) и прочих столицах, Мадрид гораздо ближе по духу - при всем моем уважении к Барселоне.
В отличии от Барселоны в Мадриде на центральных площадях не катаются на скейте, а люди одеваются более дорого и красиво.
Моя любимая песня Сабины « Улица Меланхолия» - это, конечно, метафора. Но по названию к Calle Melancolía подходит бульвар Меланхоликов (Paseo de los Melancólicos) на набережной реки Мансанарес (Manzanares).
Ближе к полуночи я вышел к этой реке и ступил на Толедский мост. В слабом свете фонарей подо мной текла пересыхающая речка, уже не занимавшая всего отведенного под нее русла. Что-то шумело внизу, но подробности с высокого моста было не рассмотреть. Однако «если река шумит, то в ней либо вода, либо камни» (цыганская пословица)…
С середины моста я смотрел на «Висенте Кальдерон» (Estadio Vicente Calderón) - домашний стадион команды «Атлетико». Оттуда несся над рекой впечатляющий гул: «Атлетико» громил «Вальядолид», и группы поддержки «матрасников» как раз распелись…
Я поспешил назад к началу бульвара Меланхоликов, но не успел. По бульвару мне навстречу с матча уже валили сплошной толпой болельщики в полосатых футболках. Меланхоличная прогулка не состоялась.
Однако если учесть, что Сабина - болельщик «Атлетико», то скорее всего он неоднократно ходил именно по этой меланхоличной улице, так и вошедшей в песню.
Самая мадридская песня Сабины «Yo me bajo en Atocha», но в ней перечисляется столько достопримечательностей Мадрида, что их не увидеть за несколько дней. Даже упомянутый там Хрустальный дворец, который видели все, кто бывал в парке Ретиро, ускользнул от моего взора - я просто поленился дойти до него из-за моей нелюбви к всяческим дворцам, которая достигла пика на следующий день при посещении испанского Королевского дворца.
Единственное, что мы успели отработать по этой песне - еще одну постановочную фотографию - на вокзале Аточа.
В отличие от Москвы, каждый, кто выходит со своим чемоданом из вокзала Аточа, сразу становится мадридцем. Тогда как в Москве надо очень далеко уйти от позорных трех вокзалов, чтобы увидеть настоящую Москву.
Обычно испаноязычные не применяют слово «сеньор» к непожилым людям. До 50 он будет в лучшем случае «кабальеро». Поскольку оба своих путешествия по Испании я совершил до 50, то именно «кабальеро» обратился ко мне охранник, когда я без билета поперся в мадридское метро.
Ну и наконец, утром в воскресенье у нас было важное дело - посетить крупнейшую барахолку Европы - Растро (El Rastro), что районе метро Ла-Латина (La Latina). Засняли там местную шарманщицу, которая крутит ручку на Растро уже 60 лет! Ее шарманка играет мелодию «чотис», богемского танца, очаровавшего Мадрид в XIX веке. Но мне было важнее, что Растро вошла в припев душераздирающей песни Хоакина Сабины «С постаревшим [дословно - увядшим] лицом» (Con la frente marchita), написанной по следам реальных событий. Там на рынке я ходил с увядшим от солнца лицом и жевал единственную строчку из этой песни, которую помнил наизусть («iba cada domingo a tu puesto del Rastro a comprarte…»).
Перевод песни надо читать обязательно с музыкой по ссылке.
Сидели в кругу мы: обед, «косячки», поцелуи.
Часы пролетали приятно за дымом и смехом.
Ты желала «вернуться с постаревшим лицом», как будто Гардель 1.
Между Борхеса строк танцевали Эвита и Фрейд.
И шел дождь со того дня, как идет до сих пор 2.
И по всем воскресеньям шел я в твое место на Растро,
покупать там машинки из хлеба, железных солдатов...
Я хотел бы влюбить тебя в синь андалусского моря.
Но твоею одною любовью осталась Ла-Плата 3.
А буря продлилась до самых до восьмидесятых 4,
Пока простынь на солнце сушила старушка Европа.
Нет хуже тоски, чем тоска о том, что не случилось.
«Из Сан-Тельмо 5 открытку отправь. Себя береги и прощай».
Вот и всё! Между нами дал поезд свисток.
По любым воскресеньям ходил в твое место на Растро
у тебя покупать человечков из хлеба, железных лошадок.
Я хотел бы влюбить тебя в синь андалусского моря,
Но твоею одною любовью осталась Ла-Плата.
А флаги отчизны весны появились той ночью,
чтоб мне объяснить, что забвение все ж существует.
Тебе, вспоминаю, очень шел берет в стиле Че.
Буэнос-Айрес был точно такой, как ты говорила,
Сегодня пошел погулять и на площади Мая 6
зарыдал и там начал кричать «Где же ты?!».
Больше я не вернулся уже в твое место на Растро,
чтобы купить там сердечки из хлеба, железную шляпу.
Никто больше не пишет мне: «Я ничего не забыла,
и хотела б, чтоб ты был со мной на Ла-Плата».
Больше я не вернулся уже в твое место на Растро,
чтоб купить там машинки из хлеба, железных солдатов...
Я хотел бы влюбить тебя в синь андалусского моря,
Но твоею одною любовью осталась Ла-Плата.
Примечания
1 - Строка из песни Карлоса Гарделя «Volver», которую героиня Пенелопе Крус поет в одноименном фильме Альмодовара.
2 - Фраза, обыгрывающая аргентинскую поговорку «дождь всегда прекращается», соответствующую по смыслу китайской поговорке «даже после самой темной ночи наступает рассвет».
3 - Ла-Плата - залив, образованный слиянием рек Параны и Уругвай при их впадении в Атлантический океан.
4 - Самая кровавая аргентинская диктатура продержалась с 1976 по 1983; в то время в Испании было особенно много беженцев из Аргентины.
5 - Сан-Тельмо - один из районов Буэнос-Айреса.
6 - Во время диктатуры в Аргентине женщины регулярно приходили на площадь Мая в Буэнос-Айресе публично оплакивать своих родных, пропавших без вести.
В жизни Сабины Растро оставил свой след. А «растро» в переводе и означает «след». В старину по его главной улице - Calle Ribera de Curtidores - перетаскивали животных, забитых на расположенной неподалеку скотобойне. Тогда процесс убийства был несовершенен, поэтому остатки крови туши теряли уже в пути, оставляя за собой «растро».
В ней упомянут квартал Маласанья (Malasaña), заключенный между метро Новисьядо, Трибуналь, Бильбао и Сан-Бернардо. Очень приятный севильского вида район с белыми, желтыми и коричневыми домами застройки XIX века. Во времена испанской перестройки (movida) Маласанья стала местом, где Мадрид пустился во все тяжкие ночной жизни. Сейчас об этом напоминает какая-то реклама пидорских клубов, но в целом это незаметно приезжему.
Я ходил по Маласанье так, чтобы не пропустить ни одной улицы. А напоследок прошел по Calle de Manuela Malasaña. К своему изумлению в конце ее увидел автомобильный указатель «город Ла-Корунья - столько-то километров». А ведь в песне Ману Чао полный куплет выглядит так:
Мне нравится Корунья, мне нравишься ты.
Мне нравится Маласанья, мне нравишься ты...
И в Ла-Корунье родился отец Ману Чао.
Фотография, сделанная в Маласанье для иллюстрации строки:
«Мне нравится Маласанья, мне нравишься ты».
Кто эта она, мы так и не узнали…
Еще я хотел походить по местам Мадрида, связанным с Хоакином Сабина. И кое-что получилось.
Самая ранняя из его песен о столице - «Что я говорю о Мадриде» (Pongamos que hablo de Madrid).
Перевод мой, получилось на один куплет больше, чем в оригинале (говоря на филологическом жаргоне, перевел эквиритмично, но не эквилинеарно).
Здесь место, где встречаются дороги.
А море даже не вообразить.
Сюда всех беглецов приводят ноги.
Я говорю вам про Мадрид.
Желанья здесь катаются на лифте.
И если тут кого не затруднит,
меня хотя б каморкой осчастливьте.
Я говорю вам про Мадрид.
Здесь девочек желание быть принцессой
теперь уже ни разу не прельстит.
Им дай, чего покрепче, чем эспрессо...
Я говорю вам про Мадрид.
Здесь смерть развозят белые машины
с врачами, ну а молодость спешит
на море, что внутри стакана джина.
Я говорю вам про Мадрид.
Здесь птицы посещают психиатров
и звезды забывают выходить,
их заменяют «звезды» кинотеатров.
Я говорю вам про Мадрид.
Здесь солнце, словно печка, раскалится.
А если кто уехать норовит,
для тех на умывальнике есть шприцы.
Я говорю вам про Мадрид.
Пусть Смерть позволит мне не просыпаться,
когда меня по делу посетит,
ведь здесь я жил и здесь хочу остаться.
Я говорю вам про Мадрид.
Из метро «Соль» мы впервые вышли в город - на площадь Пуэрта-дель-Соль (Puerta del Sol). Ту самую, про которую Петр Вайль заметил, что «она формой напоминает веер». На ней стоит медведь под земляничным деревом - официальный герб Мадрида, прозванный в новые времена чупа-чупсом. Но словно слона, медведя мы сначала и не приметили…
Хоакин Сабина (противопоставляя Мадрид Барселоне) писал, что «Мадрид - более гостеприимный, более уличный, более любезный и более открытый город мира, город, где невозможно представлять мадридцев, идущих за гимном или с флагом Мадрида».
Иными словами Мадрид - подлинно столичный, а не местечково-столичный город. Мне, всю жизнь прожившему в подлинной столице (и духовном центре мира), а не в северной (Петербурге), южной (Ростове-на-Дону), столице Донского казачества (Новочеркасске), столице Зимней Олимпиады (Сочи), Заполярья (Норильске), Черноземья (Воронеже), Верхневолжья (Твери) и прочих столицах, Мадрид гораздо ближе по духу - при всем моем уважении к Барселоне.
В отличии от Барселоны в Мадриде на центральных площадях не катаются на скейте, а люди одеваются более дорого и красиво.
Моя любимая песня Сабины « Улица Меланхолия» - это, конечно, метафора. Но по названию к Calle Melancolía подходит бульвар Меланхоликов (Paseo de los Melancólicos) на набережной реки Мансанарес (Manzanares).
Ближе к полуночи я вышел к этой реке и ступил на Толедский мост. В слабом свете фонарей подо мной текла пересыхающая речка, уже не занимавшая всего отведенного под нее русла. Что-то шумело внизу, но подробности с высокого моста было не рассмотреть. Однако «если река шумит, то в ней либо вода, либо камни» (цыганская пословица)…
С середины моста я смотрел на «Висенте Кальдерон» (Estadio Vicente Calderón) - домашний стадион команды «Атлетико». Оттуда несся над рекой впечатляющий гул: «Атлетико» громил «Вальядолид», и группы поддержки «матрасников» как раз распелись…
Я поспешил назад к началу бульвара Меланхоликов, но не успел. По бульвару мне навстречу с матча уже валили сплошной толпой болельщики в полосатых футболках. Меланхоличная прогулка не состоялась.
Однако если учесть, что Сабина - болельщик «Атлетико», то скорее всего он неоднократно ходил именно по этой меланхоличной улице, так и вошедшей в песню.
Самая мадридская песня Сабины «Yo me bajo en Atocha», но в ней перечисляется столько достопримечательностей Мадрида, что их не увидеть за несколько дней. Даже упомянутый там Хрустальный дворец, который видели все, кто бывал в парке Ретиро, ускользнул от моего взора - я просто поленился дойти до него из-за моей нелюбви к всяческим дворцам, которая достигла пика на следующий день при посещении испанского Королевского дворца.
Единственное, что мы успели отработать по этой песне - еще одну постановочную фотографию - на вокзале Аточа.
В отличие от Москвы, каждый, кто выходит со своим чемоданом из вокзала Аточа, сразу становится мадридцем. Тогда как в Москве надо очень далеко уйти от позорных трех вокзалов, чтобы увидеть настоящую Москву.
Обычно испаноязычные не применяют слово «сеньор» к непожилым людям. До 50 он будет в лучшем случае «кабальеро». Поскольку оба своих путешествия по Испании я совершил до 50, то именно «кабальеро» обратился ко мне охранник, когда я без билета поперся в мадридское метро.
Ну и наконец, утром в воскресенье у нас было важное дело - посетить крупнейшую барахолку Европы - Растро (El Rastro), что районе метро Ла-Латина (La Latina). Засняли там местную шарманщицу, которая крутит ручку на Растро уже 60 лет! Ее шарманка играет мелодию «чотис», богемского танца, очаровавшего Мадрид в XIX веке. Но мне было важнее, что Растро вошла в припев душераздирающей песни Хоакина Сабины «С постаревшим [дословно - увядшим] лицом» (Con la frente marchita), написанной по следам реальных событий. Там на рынке я ходил с увядшим от солнца лицом и жевал единственную строчку из этой песни, которую помнил наизусть («iba cada domingo a tu puesto del Rastro a comprarte…»).
Перевод песни надо читать обязательно с музыкой по ссылке.
Сидели в кругу мы: обед, «косячки», поцелуи.
Часы пролетали приятно за дымом и смехом.
Ты желала «вернуться с постаревшим лицом», как будто Гардель 1.
Между Борхеса строк танцевали Эвита и Фрейд.
И шел дождь со того дня, как идет до сих пор 2.
И по всем воскресеньям шел я в твое место на Растро,
покупать там машинки из хлеба, железных солдатов...
Я хотел бы влюбить тебя в синь андалусского моря.
Но твоею одною любовью осталась Ла-Плата 3.
А буря продлилась до самых до восьмидесятых 4,
Пока простынь на солнце сушила старушка Европа.
Нет хуже тоски, чем тоска о том, что не случилось.
«Из Сан-Тельмо 5 открытку отправь. Себя береги и прощай».
Вот и всё! Между нами дал поезд свисток.
По любым воскресеньям ходил в твое место на Растро
у тебя покупать человечков из хлеба, железных лошадок.
Я хотел бы влюбить тебя в синь андалусского моря,
Но твоею одною любовью осталась Ла-Плата.
А флаги отчизны весны появились той ночью,
чтоб мне объяснить, что забвение все ж существует.
Тебе, вспоминаю, очень шел берет в стиле Че.
Буэнос-Айрес был точно такой, как ты говорила,
Сегодня пошел погулять и на площади Мая 6
зарыдал и там начал кричать «Где же ты?!».
Больше я не вернулся уже в твое место на Растро,
чтобы купить там сердечки из хлеба, железную шляпу.
Никто больше не пишет мне: «Я ничего не забыла,
и хотела б, чтоб ты был со мной на Ла-Плата».
Больше я не вернулся уже в твое место на Растро,
чтоб купить там машинки из хлеба, железных солдатов...
Я хотел бы влюбить тебя в синь андалусского моря,
Но твоею одною любовью осталась Ла-Плата.
Примечания
1 - Строка из песни Карлоса Гарделя «Volver», которую героиня Пенелопе Крус поет в одноименном фильме Альмодовара.
2 - Фраза, обыгрывающая аргентинскую поговорку «дождь всегда прекращается», соответствующую по смыслу китайской поговорке «даже после самой темной ночи наступает рассвет».
3 - Ла-Плата - залив, образованный слиянием рек Параны и Уругвай при их впадении в Атлантический океан.
4 - Самая кровавая аргентинская диктатура продержалась с 1976 по 1983; в то время в Испании было особенно много беженцев из Аргентины.
5 - Сан-Тельмо - один из районов Буэнос-Айреса.
6 - Во время диктатуры в Аргентине женщины регулярно приходили на площадь Мая в Буэнос-Айресе публично оплакивать своих родных, пропавших без вести.
В жизни Сабины Растро оставил свой след. А «растро» в переводе и означает «след». В старину по его главной улице - Calle Ribera de Curtidores - перетаскивали животных, забитых на расположенной неподалеку скотобойне. Тогда процесс убийства был несовершенен, поэтому остатки крови туши теряли уже в пути, оставляя за собой «растро».