А.И. Фурсов: Еще один "очарованный странник" (2)
Части: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
А.И. Фурсов
Еще один «очарованный странник»
(О Владимире Васильевиче Крылове на фоне позднекоммунистического общества и в интерьере социопрофессиональной организации советской науки)
Опубликовано в: Русский исторический журнал. - М., 1999. - Т. II, № 4. - С. 349-490.
Разработка теории естественных производительных сил, теории натуральной системы производительных сил - крупнейший вклад В.Крылова в теорию производительных сил, в социальную теорию. Иногда В.В.Крылов говорил о натуральном способе производства, имея в виду не некий особый строй собственности наряду с «азиатским», антично-рабовладельческим и феодальным, а способ производства материальных благ, вырастающий на основе натуральной системы производительных сил и с социально-экономической точки зрения общий для всех докапиталистических структур.
Естественные производительные силы, их систему нельзя путать, смешивать с географическими и природно-климатическими факторами, которые в лучшем случае выступают в качестве всеобщих условий производства, его conditio sine qua non, т.е. относятся к процессу производства негативно, не входя в него непосредственно - т.е. в качестве орудий, средств. Силы природы, включенные в социальный процесс в качестве средств, орудий, превращаются в естественные производительные силы человеческого труда, т.е. приобретают социальную функцию. Социализации природы, подчеркивал В.В.Крылов, соответствует натурализация общества или, по крайней мере, его части. Специфика натуральных производительных сил обусловливает специфику производственных отношений докапиталистических обществ таким образом, что одна часть общества превращается в «неорганическое условие» (К.Маркс) воспроизводства другой части: как мы помним, специфика присваиваемого объекта определяет специфику присваивающего субъекта и неприсваивающего (вплоть до десубъективации последнего).
Когда речь заходит не о практически-деятельном (т.е. в процессе труда) присвоении предмета субъектом, а об отношениях субъектов по поводу этого предмета труда (т.е. на фазе распределения факторов труда), имеется существенное различие между присвоением естественных и искусственных факторов производства. В самих физических объектах, писал В.Крылов, например в земле, нет ничего такого, что могло бы ограничить волю других людей распоряжаться ими как своими, кроме другой воли. Присвоение природных объектов, т.е. либо не созданных трудом, либо таких, в которых природный субстрат доминирует над искусственным, означает ограничение чьей-либо воли (или просто ее присвоение). Поэтому, в отличие от индустриальной системы производительных сил, от капитализма, в обществах, основанных на натуральной системе производительных сил, «присвоение результатов труда в сфере распределения продуктов труда… не ведет автоматически как при капитализме к присвоению решающих в натуральном хозяйстве факторов труда... каковые здесь природны, а не трудом созданы»6. И далее: «Собственность на объекты, представляющие собою не предмет практического труда (речь идет о переделанной трудом природе, об овеществленном труде. - А.Ф.), но объект воли, не есть экономическое отношение, а есть отношение чисто волевое… когда предмет создан не трудом, а дан от природы, то собственность на него есть только внеэкономическое присвоение, только волевое отношение собственности»7.
Такой вывод В.В.Крылова означал не просто интеллектуальный прорыв, не просто переворот в политэкономии, но создание в рамках марксистской традиции принципиально новой политэкономии - докапиталистических (и некапиталистических) обществ. Благодаря такому подходу исследователь, подобно человеку с любимой В.В.Крыловым средневековой миниатюры, пробивал небесный свод и заглядывал в совершенно незнакомый мир.
Приведу длинную цитату из работы В.В.Крылова, которая представляет собой формулировку нового направления в политэкономии в сжатом виде: «...Вся система традиционных отношений собственности начинает разворачиваться с внеэкономической собственности на естественные факторы труда, так что даже само присвоение живого труда (рабочей силы) принимает здесь вид присвоения обычной природной силы (т.е. осуществляется посредством отчуждения воли работника распоряжаться жизнепроявлениями своего тела, своей внутренней и внешней природы). Во всяком случае, присвоение рабочей силы (экономическая собственность на один из факторов труда) и продуктов труда (экономические отношения собственности во вторичной сфере производства, в сфере распределения продукта) обусловлены здесь и опричинены внеэкономической собственностью на природные факторы труда. Исходным производственным отношением докапиталистической собственности является ВНЕЭКОНОМИЧЕСКОЕ ВОЛЕВОЕ отношение собственности, а производным - экономическое отношение»8.
Исследования в сфере теории производительных сил, разработка теории натуральных производительных сил позволили В.В.Крылову найти простой, верный и в то же время изящный, я бы сказал, элегантный выход из тупика в дискуссии 60-х годов о господствующих в докапиталистических обществах факторах, типах социальных отношений.
Как известно, в этой дискуссии столкнулись две точки зрения. Согласно одной из них, представленной А.Я.Гуревичем, Л.В.Даниловой и рядом других исследователей, решающую роль в докапиталистических обществах играли внеэкономические, надстроечные (будь то политика или культура) факторы. Их оппоненты, например А.И.Данилов, полагали, что в докапиталистическую эпоху, как и при капитализме, определяющую роль играют экономические отношения, которые полностью отождествлялись ими с производственными, базисными. Обе спорящие стороны апеллировали к Марксу, приводя соответствующие цитаты из его работ. При первом взгляде казалось, что представленные точки зрения не имеют ничего общего друг с другом. На самом деле, различны были лишь выводы, тогда как посылки, основания были одними и теми же - капиталоцентричными и догматическими. Представители обеих спорящих сторон отождествляли личностные отношения с надстроечными, а экономические - с производственными, и не случайно, что и те, и другие оказались в догматическом тупике, различаясь лишь формами и стадиями догматизма - палео и нео: «схватка скелетов над пропастью» - «палеодогматизм» (догматизм посылок) против «неодогматизма» (догматизм выводов).
В рецензии на сборник «Проблемы истории докапиталистических обществ» (М., I968. Кн. I), микроскопическая часть которой с добавкой материала М.А.Чешкова была опубликована в журнале «Народы Азии и Африки» (1971. № 4), В.В.Крылов показал, что в докапиталистических обществах действительно господствуют личностные внеэкономические отношения, но они являются не надстроечными, а производственными, представляя собой волевые отношения собственности.
По Крылову, социальные отношения в процессе производства складываются в зависимости от их объекта, от того, как этот объект определяет специфику присваивающего субъекта. Учитывая в анализе социальных отношений - как реальности, так и категории - дихотомию «субъект - объект» и исходя из того, что специфика присваиваемого объекта определяет особенности присваивающего субъекта, В.Крылов выстроил четкую систему классификации общественных отношений в соответствии с характером их объекта. Особое место он уделил, естественно, производственным отношениям, которые сгруппировал в два блока: 1) экономические производственные отношения; 2) внеэкономические производственные отношения, или, как он подчеркивал, «личностные внеэкономические производственные отношения». Под этими последними подразумеваются такие производственные отношения, объектом которых является сама личность производителя, будь то во внутренне- или во внешневолевом проявлении.
Экономические производственные отношения В.В.Крылов разделил на две группы: 1) личностные экономические производственные отношения суть такие, которые имеют своим объектом личные, субъективные предпосылки и факторы труда, - рабочая сила как потенциальная способность к труду и функционирующая рабочая сила, т.е. живой груд; 2) вещные экономические отношения суть такие, объект которых - предметы и продукты труда, а также всеобщие условия производства.
Особенно важным вкладом В.В.Крылова в разработку марксистской традиции представляется обоснование различия между личностными внеэкономическими производственными отношениями и надстроечными отношениям, с одной стороны, и между личностными внеэкономическими производственными отношениями и личностными экономическими производственными отношениями (а следовательно - между эксплуатацией и господством) - с другой. Крылов много наработал в области аналитического и функционального исследования марксистской категории «социальные отношения».
Одной из центральных проблем в работах В.В.Крылова была проблема воли, ее отчуждения, волевых производственных отношений, тесно связанная с проблемой субъекта и десубъективации. Сам субъект определялся через понятие воли. Субъект есть «такая часть природы, которая к тому же является носителем целостных субстанциональных сторон природы... господство субъекта как носителя всеобщей субстанциональной сущности природы над каждой особой частью природы (т.е. и над самим собой как всего лишь частью природы) и можно определить как содержание понятия ВОЛЯ»9. Ясно, что лишение индивида (или группы) воли означает функциональное превращение данного субъекта в часть природы.
В.В.Крылов выделял внутреннюю волю (т.е. стремления, желания, потребности человека, его отношение к самому себе) и внешнюю волю (отношение человека к внешним для него объектам). В отчуждении именно внутренней воли видел В.В.Крылов специфику «азиатского» способа производства (АСП) как «поголовного рабства». При этом под «поголовным рабством» он, как и Маркс, имел в виду не то, что все или, по крайней мере, большинство являются рабами, и не то, что воля индивида отчуждается у него как у трудящегося, т.е. лишь в сфере производства. Речь идет об отчуждении человека в целом; в обществах АСП отчуждается не какая-то сторона человеческой деятельности как в антично-рабовладельческом или феодальном обществе, а совокупный общественный процесс, общество и его внутренняя воля в целом.
Вообще различие в типах и формах отчуждения воли (личности) человека, в соотношениях между присвоением воли (личности) и экономического продукта трудящегося, в свою очередь отражающее соотношение между искусственными и естественными производительными силами, фиксирует в работах В.В.Крылова стадиальные различия между докапиталистическими способами производства.
Так, для АСП с максимальным господством естественных производительных сил над исторически созданными характерно коллективное отчуждение экономического продукта и коллективное же отчуждение воли (каста, ранг, клан). Наличие экономической эксплуатации происходит при отсутствии «зафиксированности этого господства в сфере волевых, правовых, личностных отношений. Господа и деспоты древнего мира - такие же рабы, не личности, не свободные, как и эксплуатируемые»10. Воля общества здесь отчуждена совокупно. Поэтому, как заметил В.В.Крылов, трудящиеся могут бороться только против реальной экономической эксплуатации, но не против строя общества. А это значит, что он неуничтожим изнутри, лишен возможности, как говорил Маркс, реального разложения. Социальные конфликты не превращаются в обществе АСП в классовую борьбу в строгом смысле слова, а потому не могут привести к реальному разложению общества или способствовать развитию его производительных сил (по афористическому определению В.Крылова, классовая борьба есть форма развития производительных сил вне сферы непосредственного производства).
Основным противоречием антично-рабовладельческого строя В.В.Крылов считал таковое между коллективной, совокупной формой присвоения воли раба полисом и индивидуальной формой присвоения экономического продукта отдельным рабовладельцем.
Наконец, при феодализме, где индивидуальному отчуждению экономического продукта соответствует индивидуальное же присвоение воли (личности), собственность в рамках природных факторов труда смещается с «субъективных» (тело человека) на «объективные», внешние по отношению к нему природные факторы (земля). Вот сюда, в отношения поземельной собственности, и смещается основное противоречие феодального строя, которое В.В.Крылов формулирует как противоречие между индивидуальным характером экономических отношений поземельной собственности (т.е. собственность на землю как материальный фактор будущего труда) и коллективным характером неэкономических отношений поземельной собственности на землю как не-результат прошлого труда (иерархичность земельной собственности). Таким образом, заключает В.В.Крылов, «собственность на личность каждого производителя, на его внутреннюю волю здесь индивидуальна, а собственность на его рабочую силу коллективна (т.е. вся иерархия господ имеет свою долю в продукте каждого крестьянина)»11.
Крыловская система определений основного социального содержания, основных социальных противоречий докапиталистических способов производства имеет много достоинств. Не говоря о том, что она упорядочивает представления о «докапитализме», эта система дает целый ряд дефиниций и тем самым решает многие споры. Например, о том, кого считать феодалом, а кого - рабовладельцем; где грань и в чем различие между крепостным и рабом. Так, по схеме В.В.Крылова, раб - это индивид, воля которого отчуждается коллективно, а экономический продукт - индивидуально, что требует наличия такой организации, как полис, который вовсе не есть просто город-государство. Феодально зависимый - это трудящийся, и воля, и экономический продукт которого отчуждаются индивидуально.
Как показал Крылов, и в «докапиталистических» обществах, и при капитализме распределение предпосылок действительного процесса производства определяло формы социальных отношений в совокупном процессе производства. Но поскольку предпосылки эти были качественно различными, различными были и господствующие производственные отношения. В одних случаях рабочая сила становилась собственностью господина посредством присвоения внутренней воли индивида, в других - ограничивалась внешняя воля. «Азиатская» форма эксплуатации, как заметил в одном из своих выступлений Крылов, представляла собой отчуждение ЧЕЛОВЕКА во всех его проявлениях; антично-рабовладельческая форма означала отчуждение духовных потенций ПРОИЗВОДИТЕЛЯ ОТ ЕГО МАТЕРИАЛЬНЫХ потенций; при феодализме отчуждался ТРУД как нераздельное единство живого и овеществленного труда, от которого отчуждена его природная реальность (в виде земли, воды). Феодализм, таким образом, исчерпывает возможности развития общества по линии отчуждения природных факторов труда. Дальнейшее поступательное развитие возможно только на основе отчуждения у человека внешних для него неприродных объектов, накопленного труда. Это означает переход от внеэкономических производственных отношений к экономическим, прежде всего - вещным производственным отношениям и - логически - к капитализму. Хотя капитализм вовсе не сводится ни к найму, ни к обмену живого труда на овеществленный, и В.В.Крылов, разрабатывая идеи Маркса, хорошо показал это в своих работах.
Феодализм в концепции В.В.Крылова логически оказывается наименее «докапиталистичным» и наиболее экономизированным и вещным среди «докапиталистических» способов производства. Для него характерны «расщепленная» собственность на индивида, на землю, максимальный для докапиталистического общества распад не только совокупного процесса общественного производства на духовную и материальную сферу, но и распад целостности самого материального процесса производства на составляющие его факторы. В этом смысле феодализм - самый материальный, предметно-вещественный среди «докапиталистических» способов производства. Исходя из этого, В.В.Крылов особо подчеркивал качественное, стадиальное различие между феодализмом и «азиатским» способом производства, между феодальной рентой и тем, что называют рентой на Востоке.
Оригинал: uchebana5.ru/cont/1386294-p3
При внешнем, а еще точнее, поверхностном, сходстве земельной ренты, например, во Франции XIV в. и в современном ей Китае (историки любят такие сравнения, сводя различия к формам аренды и т.п., т.е. к несистемообразущим, вторичным признакам) рента применительно к каждому из этих случаев выражает реализацию собственности на совершенно разные вещи. Феодальная рента, как неоднократно подчеркивал в своих выступлениях В.В.Крылов, есть реализация собственности на такой природный процесс, который не только функционально, но и по своей физической сути является противостоящей человеку природой - землей. Феодал, в отличие oт рабовладельца, отчуждает не столько духовные потенции труда от реального процесса труда, сколько природные факторы труда от самого труда. «Рента» на Востоке, согласно В.Крылову, есть реализация собственности на такой «природный процесс», в котором не только различные материальные факторы сращены между собой, но не обособились духовное и материальное, внутренняя и внешняя воля; здесь «рента» реализует собственность на совокупный общественный процесс, на «общество» и «личность» во всех их проявлениях. Результат такой «ренты» - поголовная обезволенность общества.
Типология докапиталистических исторических систем, разработанная В.В.Крыловым, внутренне логична. Она демонстрирует, что каждый последующий способ производства был логическим снятием противоречий стадиально предшествующего ему. Однако, как и у любой теории систем (будь то формаций или цивилизаций), у данной теории есть одно ограничение: она не объясняет, как и почему исторически происходит переход от одной системы к другой. И это неудивительно, ведь непосредственной филиации одной исторической системы в другую не бывает. Переход осуществляется в результате деятельности субъекта, ломающего систему; для него-то и не было до сих пор места в теории социальных систем.
Крылов выстроил логически безукоризненный и обоснованный ряд: АСП - антично-рабовладельческий строй - феодализм. Однако мы знаем, что в азиатских обществах АСП не превратился в антично-рабовладельческий строй, а этому последнему в Древней Греции вовсе не предшествовал АСП. Попытка найти последний на Крите и особенно в Микенах успехом не увенчалась, скорее, речь должна идти о развитом поздневарварском обществе, «поздность» которого, впрочем, имела вполне обратимый характер. Аналогичным образом обстоит дело для афро-азиатского мира и со спонтанным возникновением (до прихода европейцев и без их влияния) феодализма или капитализма.
По схеме Крылова же получается, что одновременно с АСП на Востоке, «параллельно» с ним в историческом времени на Западе существовали сначала антично-рабовладельческий, затем феодальный, а после - капиталистический социумы, составляющие некую историческую «троичную» (не случайна схема: Древность, Средние века, Новое время) модель-целостность. Последняя и АСП противостоят друг другу как параллельные и альтернативные ряды, потоки исторического развития, а не как стадиальные формы. Логическое не совпадает с историческим. Более того, капитализм, в основе которого лежит индустриальная система производительных сил, оказывается «в одной лиге» с двумя обществами, основа которых - натуральная система производительных сил. Несовпадение систем производства с историческими комплексами производственных отношений (отчуждение воли и экономического продукта)? У Крылова ответа нет.
А нет ли чего-то более фундаментального, чем системы производства, по крайней мере, для классификации и периодизации конкретно-исторического развития в целом? Чего-то, что снимает противоречие, несоответствие между помещением в один исторический ряд двух доиндустриальных («докапиталистических») и индустриального обществ, а в другой - только одного доиндустриального («докапиталистического») и наличием стадиальной лестницы, где эти ряды оказываются не историческими альтернативами, а логическими ступеньками? Противоречия между, выражаясь марксистским языком, наличием одной формации (социальное время) в нескольких цивилизационных вариантах в афро-азиатском мире и одной цивилизации (социальное пространство) в нескольких формационных (т.е. стадиальных вариантах) в Европе? Убежден в наличии положительного ответа на этот вопрос12. Более того, возможность такого ответа заложена в работах Крылова, точнее, в его методе; а вот его система такого рода ответ, как минимум, сильно затрудняла. Он требовал перестройки системы, ее расширения и одновременно превращения в элемент более широкой теории - исторического субъекта и качественно различных потоков исторического развития и социальных систем, к чему марксистско-универсалистский ум Крылова не был готов. Кроме того, это - на первый взгляд (но только на первый!) - грозило утратой внешней стройности, законченности, что, по-видимому, если и не пугало, то настораживало Крылова. Все это, однако, не отменяет и не подрывает базовых положений, методологических принципов теории Крылова.
V
Проблема соотношения общества и личности интересовала В.Крылова не только в контексте «докапиталистических» обществ или вообще в том или ином конкретном типе общества, но как общетеоретическая или социоантропологическая проблема. Будь то исследование общества или исследование личности, писал В.Крылов, «в обоих случаях объектом исследования будет не что иное, как одна и та же система общественных связей между индивидами. Разница состоит лишь в том, что в первом случае этот комплекс отношений исследуется с точки зрения множества индивидов, а во втором - под углом зрения единичного индивида»13.
Повторю: в настоящей статье не ставится задача всестороннего критического анализа и оценки творчества В.В.Крылова, для этого потребовалось бы написать книгу. Однако необходимо отметить, что В.В.Крылов не всегда проводил четкое различие между «личностью» и «социальным индивидом», понимая под личностью скорее социального индивида. У этого отождествления вполне понятные причины, поскольку, во-первых, оно имеет прочные корни в марксистской традиции, где личность рассматривается исключительно как совокупность общественных отношений; во-вторых, сама официальная практика социальных отношений советского общества была ориентирована на развитие в большей степени не столько личностей, сколько социальных индивидов, т.е. микровариантов, уменьшенных единично-субъективных форм господствующей совокупности социальных отношений.
Подход В.В.Крылова к анализу личности отражает трагический парадокс целого поколения советских интеллектуалов, которые, став личностями вопреки логике бытия советской системы, продолжали концептуализировать и воспринимать личность (и самих себя в этом качестве) скорее как социального индивида, т.е. в соответствии с логикой познания, характерной для советской системы. Иными словами, перед нами пример неполной эмансипации личности в условиях практики советской системы и по отношению к ней. И дело здесь не только в поколенческих характеристиках и особенностях, но также и в специфике той идейно-интеллектуальной системы, в рамках которой работает человек, в ограничениях, налагаемых этой системой.
Марксизм - при многих его плюсах и достижениях - не ориентирован на анализ личности, сводит ее к «субъективному слепку» с «объективных общественных отношений», к их микроварианту, отчего и получается, что в марксизме разница между обществом и личностью оказывается преимущественно количественной, конфликт между ними оказывается обусловленным преимущественно количественным различием содержания (личность - уже, чем общество), а человек, как особое существо, лишается внутренней тайны, становится благодатным объектом для манипуляции со стороны тех, кто контролирует «совокупность общественных отношений». При этом, однако, то, что в советской (и вообще марксистской) практике и «идеологии» (практеории) трактовалось как личность, на самом деле было всего лишь социальным индивидом; конфликт личности и общества - таковой между обществом и социальным индивидом как его макровариантом, т.е. чисто количественный, между социальными индивидами первого и второго уровня (сорта). Ну а в «количественных» конфликтах, ясно, - правда всегда будет на стороне более крупных целостностей («семеро одного не ждут» и т.д.), как в теории, так и на практике советского социума: общественное, взятое как множественное, всегда выше личного взятого как единичного (т.е., на самом деле, социоиндивидуального), типическое важнее индивидуального. Настоящий конфликт настоящей личности с обществом - это совсем другое дело, и поразительно, что Крылов, будучи личностью и вступая в противоречие с совсистемой (конкретно, с одним из ее сегментов), не мог концептуализировать это противоречие адекватно его сути, а следовательно - правильно понять. Именно в этом коренились многие проблемы Крылова и таких, как он.
Мне уже приходилось писать о том, что личность как явление (и личность как качество) есть преодоление социального индивида; личность предполагает выход за рамки социального индивида путем установления таких отношений с Абсолютом (будь то Бог или совесть), которые не опосредованы социальным коллективом, личность есть снятие противоречия между социальным индивидом и коллективом. Не случайно социальный индивид может быть представлен и одним человеком, и коллективом, а вот личность всегда индивидуальна. Личность разобрать на «части», по составляющим ее связям, нельзя, она есть целое; социального индивида - можно, что и делала советская система, да и не только она, но и другие. Например античная. Другой вопрос, какими возможностями, средствами и резервами сопротивления обладает индивид.
Далее. В разработках В.В.Крылова, с одной стороны, - объективированное существование комплекса общественных связей, с другой - их субъективное бытие; с одной стороны, - объективное существование общественных связей и контактов, их материальное бытие вне самих индивидов; с другой - субъективированная, интимно-внутренняя для каждого индивида форма бытия этих связей. При этом усвоенный и внутренне переработанный индивидом комплекс социальных отношений становится, наряду с природными потребностями и стремлениями, источником формирования внутренней воли. То есть получается, что разница между индивидом и обществом - это исключительно разница между субъективным и объективным. Но возникает вопрос: как, благодаря чему происходит интериоризация общественных связей; ведь личность так же объективна, как общество: общество и личность суть субъекты, качественно равнопорядковые, как минимум (не случайно, коллективом управлять легче, чем одним человеком)? На этот вопрос в работах В.Крылова ответа нет. Помимо прочего и потому, что в большей степени его интересовали макроструктуры и макропроцессы. Оговорюсь, однако, что методология и теория, разработанные В.В.Крыловым, значительно больше дают для анализа личности и культуры, чем многое из того, что было сделано теми, кто специально занимался этими проблемами.
Интересно, в работе «Общество и личность» В.В.Крылов пишет об угрозе, которую несет личности тот факт, что через 20-30 лет трудящийся будет вынужден менять за свою жизнь 6-8 профессий; это может привести к разрушению личности в результате частой смены ее структур и потери устойчивой определенности личности14.
На самом деле та угроза, которую В.В.Крылов относил в будущее и усматривал в профессионально-экономической сфере, в советском обществе, по крайней мере в 30-х - конце 60-х годов, т.е. до начала разложения «реального социализма», присутствовала всегда. Только обусловлена она была не экономическими, а социальными причинами и факторами. Человека «растаскивали» между собой, как бы натягивая его на себя, различные организации; в 30-60-е годы в течение своей жизни советский человек должен был несколько раз, по крайней мере внешне, официально резко менять свое поведение, свое отношение к событиям и людям. Короче, группы и организации отнимали у человека качество, давя социального индивида; группы и организации были реальными, социально значимыми социальными индивидами, человек - в лучшем случае - вторичным социальным индивидом. В такой ситуации только личность оказывалась гарантией сохранения человеком первичной социальной индивидуальности. К сожалению, В.В.Крылов этих нюансов не зафиксировал. Не потому ли, что подобная фиксация предполагает как определенную позицию по отношению к обществу, в котором живешь, так и некую произвольную позицию по отношению к марксистской традиции, по крайней мере - внутренне?
VI
В.В.Крылова интересовали не только докапиталистические структуры, но и капитализм - в различных его проявлениях, капитализм как мировая система и особенно такой элемент этой системы, как так называемые развивающиеся страны, или «третий мир».
Это нашло отражение в блестящей кандидатской диссертации В.В.Крылова («Производительные силы развивающихся стран и формирование их социально-экономической структуры». М., 1974); в написанных им на основе разработок для диссертации центральных, системообразующих глав упоминавшейся выше книги «Развивающиеся страны: Закономерности, тенденции, перспективы», в крупной неопубликованной рукописи «Теория многоукладности - марксистско-ленинский метод анализа социально-экономической неоднородности развивающихся обществ» (1972); в целом ряде статей, сделавших эпоху - это можно смело утверждать, - в советском обществоведении и продемонстрировавших, что не только на Западе такие ученые, как Г.Мюрдаль, И.Валлерстайн и другие, занимаются проблемами неравномерности исторического развития и неоднородности капиталистической системы, но и в СССР тоже «не лаптем щи хлебают». Есть мастера, и даже заслуженные, этой разновидности научного спорта.
Крылов решительно отказался видеть в докапиталистических (по социальному содержанию и облику) укладах современного мира пережиток «докапиталистической» эпохи, нечто такое, что капитализм не успел переделать, нечто вроде недоработки, брака капитализма. Уклады типа плантационного рабства, частно-земельной собственности в Индии, латифундий в Латинской Америке он, опираясь на некоторые мысли Маркса, рассматривал как результат деятельности капитализма, как функциональные органы капиталистической системы. Именно этот функционализм объясняет тот парадокс, что в начале XX в. в современном мире было больше некапиталистических (по внешнему виду - «докапиталистических») укладов, чем в начале Нового времени.
В.В.Крылов подчеркивал, что сам капитал как мировая система развертывался в виде многоукладности; в теории, разрабатывавшейся Крыловым, этому соответствовало логическое развертывание понятия «капитал» в понятийный блок «многоукладная структура капиталистической системы отношений». Наличие в современном (в смысле modern) мире некапиталистических укладов связано далеко не только с тем (хотя отчасти и с этим тоже), что местные «докапиталистические» уклады успешно сопротивлялись капитализму - ведь «докапиталистические» антагонистические уклады в капиталистическую эпоху возникли и там, где их до капитализма не было, капитализм создавал «от себя» эти «неодокапиталистические» (я бы сказал, «паракапиталистические докапитализмы»), эти неотрадиционные уклады («буржуазное происхождение традиционных укладов»). К тому же само сохранение местных традиционных укладов еще не есть свидетельство того, что они остались благодаря успешному сопротивлению капитализму. На самом деле капитализм в силу своей специфики может придать функционально капиталистические характеристики любой некапиталистической форме. Уничтожает он их лишь в том случае, если это увеличивает прибыль. Или по политическим причинам. Короче, некапиталистические уклады суть обратная, «темная» сторона уклада капиталистического, который консервирует их в этом состоянии.
Таким образом, капитализм (капиталистическая система) двулик, дуален (не путать с концепцией дуальной экономики Ю.Буке). В связи с этим, заключает В.В.Крылов, «сохранение укладов, отличных от капитализма, в мировых границах капиталистического строя (а поэтому и страновых) может быть понято не только как неполное осуществление ПРОГРЕССИВНЫХ тенденций капитализма (упор на них был методом “легального марксизма”), но и как проявление КОНСЕРВАТИВНЫХ тенденций того же самого капиталистического строя… Наличие в конце капиталистической эпохи отсталых в экономическом и многоукладных в социальном отношении стран... есть особое периферийное проявление самих универсальных законов капитала»15. Отсюда вывод: в рамках ставшей на ноги мировой капиталистической системы устранение отсталых форм производства, борьба с воспроизводством докапиталистических форм суть задачи уже не буржуазные или буржуазно-демократические, а антибуржуазные.
Опираясь на те размышления Гегеля и Маркса о капитализме, на которые раньше мало обращали внимания, В.В.Крылов сумел зафиксировать такие противоречия капитализма, такие формы нетождественности капитала самому себе, которые до его работ почти не попадали в фокус исследования, - либо вообще, либо как значимые. Речь идет о специфических противоречиях капитализма, которые В.В.Крылов формулировал следующим образом. Капитализм есть мировое явление как совокупный процесс производства (т.е. процесс, в который входят распределение факторов производства, действительный процесс производства, обмен и потребление). Как действительный процесс производства, представленный индустриальной системой производительных сил, капитализм «локален», точнее регионален: в этом смысле он - региональное североатлантическое явление. Потому капитализм, подчеркивал В.В.Крылов, в своей окраинной зоне не только сохранял от доколониальных времен преимущественно доиндустриальные, домашние формы труда, не только сам от себя воспроизводил их на своей периферии, но подавлял там всякие попытки перейти к более прогрессивным методам экономической деятельности. Такое воспроизводимое самим капитализмом в его периферийной зоне доиндустриальное состояние труда явилось тем материальным основанием, на котором протекало специфическое развитие социальных отношений, зависимых от всемирной власти капитала обществ16.
Оригинал: https://uchebana5.ru/cont/1386294-p4
А.И. Фурсов
Еще один «очарованный странник»
(О Владимире Васильевиче Крылове на фоне позднекоммунистического общества и в интерьере социопрофессиональной организации советской науки)
Опубликовано в: Русский исторический журнал. - М., 1999. - Т. II, № 4. - С. 349-490.
Разработка теории естественных производительных сил, теории натуральной системы производительных сил - крупнейший вклад В.Крылова в теорию производительных сил, в социальную теорию. Иногда В.В.Крылов говорил о натуральном способе производства, имея в виду не некий особый строй собственности наряду с «азиатским», антично-рабовладельческим и феодальным, а способ производства материальных благ, вырастающий на основе натуральной системы производительных сил и с социально-экономической точки зрения общий для всех докапиталистических структур.
Естественные производительные силы, их систему нельзя путать, смешивать с географическими и природно-климатическими факторами, которые в лучшем случае выступают в качестве всеобщих условий производства, его conditio sine qua non, т.е. относятся к процессу производства негативно, не входя в него непосредственно - т.е. в качестве орудий, средств. Силы природы, включенные в социальный процесс в качестве средств, орудий, превращаются в естественные производительные силы человеческого труда, т.е. приобретают социальную функцию. Социализации природы, подчеркивал В.В.Крылов, соответствует натурализация общества или, по крайней мере, его части. Специфика натуральных производительных сил обусловливает специфику производственных отношений докапиталистических обществ таким образом, что одна часть общества превращается в «неорганическое условие» (К.Маркс) воспроизводства другой части: как мы помним, специфика присваиваемого объекта определяет специфику присваивающего субъекта и неприсваивающего (вплоть до десубъективации последнего).
Когда речь заходит не о практически-деятельном (т.е. в процессе труда) присвоении предмета субъектом, а об отношениях субъектов по поводу этого предмета труда (т.е. на фазе распределения факторов труда), имеется существенное различие между присвоением естественных и искусственных факторов производства. В самих физических объектах, писал В.Крылов, например в земле, нет ничего такого, что могло бы ограничить волю других людей распоряжаться ими как своими, кроме другой воли. Присвоение природных объектов, т.е. либо не созданных трудом, либо таких, в которых природный субстрат доминирует над искусственным, означает ограничение чьей-либо воли (или просто ее присвоение). Поэтому, в отличие от индустриальной системы производительных сил, от капитализма, в обществах, основанных на натуральной системе производительных сил, «присвоение результатов труда в сфере распределения продуктов труда… не ведет автоматически как при капитализме к присвоению решающих в натуральном хозяйстве факторов труда... каковые здесь природны, а не трудом созданы»6. И далее: «Собственность на объекты, представляющие собою не предмет практического труда (речь идет о переделанной трудом природе, об овеществленном труде. - А.Ф.), но объект воли, не есть экономическое отношение, а есть отношение чисто волевое… когда предмет создан не трудом, а дан от природы, то собственность на него есть только внеэкономическое присвоение, только волевое отношение собственности»7.
Такой вывод В.В.Крылова означал не просто интеллектуальный прорыв, не просто переворот в политэкономии, но создание в рамках марксистской традиции принципиально новой политэкономии - докапиталистических (и некапиталистических) обществ. Благодаря такому подходу исследователь, подобно человеку с любимой В.В.Крыловым средневековой миниатюры, пробивал небесный свод и заглядывал в совершенно незнакомый мир.
Приведу длинную цитату из работы В.В.Крылова, которая представляет собой формулировку нового направления в политэкономии в сжатом виде: «...Вся система традиционных отношений собственности начинает разворачиваться с внеэкономической собственности на естественные факторы труда, так что даже само присвоение живого труда (рабочей силы) принимает здесь вид присвоения обычной природной силы (т.е. осуществляется посредством отчуждения воли работника распоряжаться жизнепроявлениями своего тела, своей внутренней и внешней природы). Во всяком случае, присвоение рабочей силы (экономическая собственность на один из факторов труда) и продуктов труда (экономические отношения собственности во вторичной сфере производства, в сфере распределения продукта) обусловлены здесь и опричинены внеэкономической собственностью на природные факторы труда. Исходным производственным отношением докапиталистической собственности является ВНЕЭКОНОМИЧЕСКОЕ ВОЛЕВОЕ отношение собственности, а производным - экономическое отношение»8.
Исследования в сфере теории производительных сил, разработка теории натуральных производительных сил позволили В.В.Крылову найти простой, верный и в то же время изящный, я бы сказал, элегантный выход из тупика в дискуссии 60-х годов о господствующих в докапиталистических обществах факторах, типах социальных отношений.
Как известно, в этой дискуссии столкнулись две точки зрения. Согласно одной из них, представленной А.Я.Гуревичем, Л.В.Даниловой и рядом других исследователей, решающую роль в докапиталистических обществах играли внеэкономические, надстроечные (будь то политика или культура) факторы. Их оппоненты, например А.И.Данилов, полагали, что в докапиталистическую эпоху, как и при капитализме, определяющую роль играют экономические отношения, которые полностью отождествлялись ими с производственными, базисными. Обе спорящие стороны апеллировали к Марксу, приводя соответствующие цитаты из его работ. При первом взгляде казалось, что представленные точки зрения не имеют ничего общего друг с другом. На самом деле, различны были лишь выводы, тогда как посылки, основания были одними и теми же - капиталоцентричными и догматическими. Представители обеих спорящих сторон отождествляли личностные отношения с надстроечными, а экономические - с производственными, и не случайно, что и те, и другие оказались в догматическом тупике, различаясь лишь формами и стадиями догматизма - палео и нео: «схватка скелетов над пропастью» - «палеодогматизм» (догматизм посылок) против «неодогматизма» (догматизм выводов).
В рецензии на сборник «Проблемы истории докапиталистических обществ» (М., I968. Кн. I), микроскопическая часть которой с добавкой материала М.А.Чешкова была опубликована в журнале «Народы Азии и Африки» (1971. № 4), В.В.Крылов показал, что в докапиталистических обществах действительно господствуют личностные внеэкономические отношения, но они являются не надстроечными, а производственными, представляя собой волевые отношения собственности.
По Крылову, социальные отношения в процессе производства складываются в зависимости от их объекта, от того, как этот объект определяет специфику присваивающего субъекта. Учитывая в анализе социальных отношений - как реальности, так и категории - дихотомию «субъект - объект» и исходя из того, что специфика присваиваемого объекта определяет особенности присваивающего субъекта, В.Крылов выстроил четкую систему классификации общественных отношений в соответствии с характером их объекта. Особое место он уделил, естественно, производственным отношениям, которые сгруппировал в два блока: 1) экономические производственные отношения; 2) внеэкономические производственные отношения, или, как он подчеркивал, «личностные внеэкономические производственные отношения». Под этими последними подразумеваются такие производственные отношения, объектом которых является сама личность производителя, будь то во внутренне- или во внешневолевом проявлении.
Экономические производственные отношения В.В.Крылов разделил на две группы: 1) личностные экономические производственные отношения суть такие, которые имеют своим объектом личные, субъективные предпосылки и факторы труда, - рабочая сила как потенциальная способность к труду и функционирующая рабочая сила, т.е. живой груд; 2) вещные экономические отношения суть такие, объект которых - предметы и продукты труда, а также всеобщие условия производства.
Особенно важным вкладом В.В.Крылова в разработку марксистской традиции представляется обоснование различия между личностными внеэкономическими производственными отношениями и надстроечными отношениям, с одной стороны, и между личностными внеэкономическими производственными отношениями и личностными экономическими производственными отношениями (а следовательно - между эксплуатацией и господством) - с другой. Крылов много наработал в области аналитического и функционального исследования марксистской категории «социальные отношения».
Одной из центральных проблем в работах В.В.Крылова была проблема воли, ее отчуждения, волевых производственных отношений, тесно связанная с проблемой субъекта и десубъективации. Сам субъект определялся через понятие воли. Субъект есть «такая часть природы, которая к тому же является носителем целостных субстанциональных сторон природы... господство субъекта как носителя всеобщей субстанциональной сущности природы над каждой особой частью природы (т.е. и над самим собой как всего лишь частью природы) и можно определить как содержание понятия ВОЛЯ»9. Ясно, что лишение индивида (или группы) воли означает функциональное превращение данного субъекта в часть природы.
В.В.Крылов выделял внутреннюю волю (т.е. стремления, желания, потребности человека, его отношение к самому себе) и внешнюю волю (отношение человека к внешним для него объектам). В отчуждении именно внутренней воли видел В.В.Крылов специфику «азиатского» способа производства (АСП) как «поголовного рабства». При этом под «поголовным рабством» он, как и Маркс, имел в виду не то, что все или, по крайней мере, большинство являются рабами, и не то, что воля индивида отчуждается у него как у трудящегося, т.е. лишь в сфере производства. Речь идет об отчуждении человека в целом; в обществах АСП отчуждается не какая-то сторона человеческой деятельности как в антично-рабовладельческом или феодальном обществе, а совокупный общественный процесс, общество и его внутренняя воля в целом.
Вообще различие в типах и формах отчуждения воли (личности) человека, в соотношениях между присвоением воли (личности) и экономического продукта трудящегося, в свою очередь отражающее соотношение между искусственными и естественными производительными силами, фиксирует в работах В.В.Крылова стадиальные различия между докапиталистическими способами производства.
Так, для АСП с максимальным господством естественных производительных сил над исторически созданными характерно коллективное отчуждение экономического продукта и коллективное же отчуждение воли (каста, ранг, клан). Наличие экономической эксплуатации происходит при отсутствии «зафиксированности этого господства в сфере волевых, правовых, личностных отношений. Господа и деспоты древнего мира - такие же рабы, не личности, не свободные, как и эксплуатируемые»10. Воля общества здесь отчуждена совокупно. Поэтому, как заметил В.В.Крылов, трудящиеся могут бороться только против реальной экономической эксплуатации, но не против строя общества. А это значит, что он неуничтожим изнутри, лишен возможности, как говорил Маркс, реального разложения. Социальные конфликты не превращаются в обществе АСП в классовую борьбу в строгом смысле слова, а потому не могут привести к реальному разложению общества или способствовать развитию его производительных сил (по афористическому определению В.Крылова, классовая борьба есть форма развития производительных сил вне сферы непосредственного производства).
Основным противоречием антично-рабовладельческого строя В.В.Крылов считал таковое между коллективной, совокупной формой присвоения воли раба полисом и индивидуальной формой присвоения экономического продукта отдельным рабовладельцем.
Наконец, при феодализме, где индивидуальному отчуждению экономического продукта соответствует индивидуальное же присвоение воли (личности), собственность в рамках природных факторов труда смещается с «субъективных» (тело человека) на «объективные», внешние по отношению к нему природные факторы (земля). Вот сюда, в отношения поземельной собственности, и смещается основное противоречие феодального строя, которое В.В.Крылов формулирует как противоречие между индивидуальным характером экономических отношений поземельной собственности (т.е. собственность на землю как материальный фактор будущего труда) и коллективным характером неэкономических отношений поземельной собственности на землю как не-результат прошлого труда (иерархичность земельной собственности). Таким образом, заключает В.В.Крылов, «собственность на личность каждого производителя, на его внутреннюю волю здесь индивидуальна, а собственность на его рабочую силу коллективна (т.е. вся иерархия господ имеет свою долю в продукте каждого крестьянина)»11.
Крыловская система определений основного социального содержания, основных социальных противоречий докапиталистических способов производства имеет много достоинств. Не говоря о том, что она упорядочивает представления о «докапитализме», эта система дает целый ряд дефиниций и тем самым решает многие споры. Например, о том, кого считать феодалом, а кого - рабовладельцем; где грань и в чем различие между крепостным и рабом. Так, по схеме В.В.Крылова, раб - это индивид, воля которого отчуждается коллективно, а экономический продукт - индивидуально, что требует наличия такой организации, как полис, который вовсе не есть просто город-государство. Феодально зависимый - это трудящийся, и воля, и экономический продукт которого отчуждаются индивидуально.
Как показал Крылов, и в «докапиталистических» обществах, и при капитализме распределение предпосылок действительного процесса производства определяло формы социальных отношений в совокупном процессе производства. Но поскольку предпосылки эти были качественно различными, различными были и господствующие производственные отношения. В одних случаях рабочая сила становилась собственностью господина посредством присвоения внутренней воли индивида, в других - ограничивалась внешняя воля. «Азиатская» форма эксплуатации, как заметил в одном из своих выступлений Крылов, представляла собой отчуждение ЧЕЛОВЕКА во всех его проявлениях; антично-рабовладельческая форма означала отчуждение духовных потенций ПРОИЗВОДИТЕЛЯ ОТ ЕГО МАТЕРИАЛЬНЫХ потенций; при феодализме отчуждался ТРУД как нераздельное единство живого и овеществленного труда, от которого отчуждена его природная реальность (в виде земли, воды). Феодализм, таким образом, исчерпывает возможности развития общества по линии отчуждения природных факторов труда. Дальнейшее поступательное развитие возможно только на основе отчуждения у человека внешних для него неприродных объектов, накопленного труда. Это означает переход от внеэкономических производственных отношений к экономическим, прежде всего - вещным производственным отношениям и - логически - к капитализму. Хотя капитализм вовсе не сводится ни к найму, ни к обмену живого труда на овеществленный, и В.В.Крылов, разрабатывая идеи Маркса, хорошо показал это в своих работах.
Феодализм в концепции В.В.Крылова логически оказывается наименее «докапиталистичным» и наиболее экономизированным и вещным среди «докапиталистических» способов производства. Для него характерны «расщепленная» собственность на индивида, на землю, максимальный для докапиталистического общества распад не только совокупного процесса общественного производства на духовную и материальную сферу, но и распад целостности самого материального процесса производства на составляющие его факторы. В этом смысле феодализм - самый материальный, предметно-вещественный среди «докапиталистических» способов производства. Исходя из этого, В.В.Крылов особо подчеркивал качественное, стадиальное различие между феодализмом и «азиатским» способом производства, между феодальной рентой и тем, что называют рентой на Востоке.
Оригинал: uchebana5.ru/cont/1386294-p3
При внешнем, а еще точнее, поверхностном, сходстве земельной ренты, например, во Франции XIV в. и в современном ей Китае (историки любят такие сравнения, сводя различия к формам аренды и т.п., т.е. к несистемообразущим, вторичным признакам) рента применительно к каждому из этих случаев выражает реализацию собственности на совершенно разные вещи. Феодальная рента, как неоднократно подчеркивал в своих выступлениях В.В.Крылов, есть реализация собственности на такой природный процесс, который не только функционально, но и по своей физической сути является противостоящей человеку природой - землей. Феодал, в отличие oт рабовладельца, отчуждает не столько духовные потенции труда от реального процесса труда, сколько природные факторы труда от самого труда. «Рента» на Востоке, согласно В.Крылову, есть реализация собственности на такой «природный процесс», в котором не только различные материальные факторы сращены между собой, но не обособились духовное и материальное, внутренняя и внешняя воля; здесь «рента» реализует собственность на совокупный общественный процесс, на «общество» и «личность» во всех их проявлениях. Результат такой «ренты» - поголовная обезволенность общества.
Типология докапиталистических исторических систем, разработанная В.В.Крыловым, внутренне логична. Она демонстрирует, что каждый последующий способ производства был логическим снятием противоречий стадиально предшествующего ему. Однако, как и у любой теории систем (будь то формаций или цивилизаций), у данной теории есть одно ограничение: она не объясняет, как и почему исторически происходит переход от одной системы к другой. И это неудивительно, ведь непосредственной филиации одной исторической системы в другую не бывает. Переход осуществляется в результате деятельности субъекта, ломающего систему; для него-то и не было до сих пор места в теории социальных систем.
Крылов выстроил логически безукоризненный и обоснованный ряд: АСП - антично-рабовладельческий строй - феодализм. Однако мы знаем, что в азиатских обществах АСП не превратился в антично-рабовладельческий строй, а этому последнему в Древней Греции вовсе не предшествовал АСП. Попытка найти последний на Крите и особенно в Микенах успехом не увенчалась, скорее, речь должна идти о развитом поздневарварском обществе, «поздность» которого, впрочем, имела вполне обратимый характер. Аналогичным образом обстоит дело для афро-азиатского мира и со спонтанным возникновением (до прихода европейцев и без их влияния) феодализма или капитализма.
По схеме Крылова же получается, что одновременно с АСП на Востоке, «параллельно» с ним в историческом времени на Западе существовали сначала антично-рабовладельческий, затем феодальный, а после - капиталистический социумы, составляющие некую историческую «троичную» (не случайна схема: Древность, Средние века, Новое время) модель-целостность. Последняя и АСП противостоят друг другу как параллельные и альтернативные ряды, потоки исторического развития, а не как стадиальные формы. Логическое не совпадает с историческим. Более того, капитализм, в основе которого лежит индустриальная система производительных сил, оказывается «в одной лиге» с двумя обществами, основа которых - натуральная система производительных сил. Несовпадение систем производства с историческими комплексами производственных отношений (отчуждение воли и экономического продукта)? У Крылова ответа нет.
А нет ли чего-то более фундаментального, чем системы производства, по крайней мере, для классификации и периодизации конкретно-исторического развития в целом? Чего-то, что снимает противоречие, несоответствие между помещением в один исторический ряд двух доиндустриальных («докапиталистических») и индустриального обществ, а в другой - только одного доиндустриального («докапиталистического») и наличием стадиальной лестницы, где эти ряды оказываются не историческими альтернативами, а логическими ступеньками? Противоречия между, выражаясь марксистским языком, наличием одной формации (социальное время) в нескольких цивилизационных вариантах в афро-азиатском мире и одной цивилизации (социальное пространство) в нескольких формационных (т.е. стадиальных вариантах) в Европе? Убежден в наличии положительного ответа на этот вопрос12. Более того, возможность такого ответа заложена в работах Крылова, точнее, в его методе; а вот его система такого рода ответ, как минимум, сильно затрудняла. Он требовал перестройки системы, ее расширения и одновременно превращения в элемент более широкой теории - исторического субъекта и качественно различных потоков исторического развития и социальных систем, к чему марксистско-универсалистский ум Крылова не был готов. Кроме того, это - на первый взгляд (но только на первый!) - грозило утратой внешней стройности, законченности, что, по-видимому, если и не пугало, то настораживало Крылова. Все это, однако, не отменяет и не подрывает базовых положений, методологических принципов теории Крылова.
V
Проблема соотношения общества и личности интересовала В.Крылова не только в контексте «докапиталистических» обществ или вообще в том или ином конкретном типе общества, но как общетеоретическая или социоантропологическая проблема. Будь то исследование общества или исследование личности, писал В.Крылов, «в обоих случаях объектом исследования будет не что иное, как одна и та же система общественных связей между индивидами. Разница состоит лишь в том, что в первом случае этот комплекс отношений исследуется с точки зрения множества индивидов, а во втором - под углом зрения единичного индивида»13.
Повторю: в настоящей статье не ставится задача всестороннего критического анализа и оценки творчества В.В.Крылова, для этого потребовалось бы написать книгу. Однако необходимо отметить, что В.В.Крылов не всегда проводил четкое различие между «личностью» и «социальным индивидом», понимая под личностью скорее социального индивида. У этого отождествления вполне понятные причины, поскольку, во-первых, оно имеет прочные корни в марксистской традиции, где личность рассматривается исключительно как совокупность общественных отношений; во-вторых, сама официальная практика социальных отношений советского общества была ориентирована на развитие в большей степени не столько личностей, сколько социальных индивидов, т.е. микровариантов, уменьшенных единично-субъективных форм господствующей совокупности социальных отношений.
Подход В.В.Крылова к анализу личности отражает трагический парадокс целого поколения советских интеллектуалов, которые, став личностями вопреки логике бытия советской системы, продолжали концептуализировать и воспринимать личность (и самих себя в этом качестве) скорее как социального индивида, т.е. в соответствии с логикой познания, характерной для советской системы. Иными словами, перед нами пример неполной эмансипации личности в условиях практики советской системы и по отношению к ней. И дело здесь не только в поколенческих характеристиках и особенностях, но также и в специфике той идейно-интеллектуальной системы, в рамках которой работает человек, в ограничениях, налагаемых этой системой.
Марксизм - при многих его плюсах и достижениях - не ориентирован на анализ личности, сводит ее к «субъективному слепку» с «объективных общественных отношений», к их микроварианту, отчего и получается, что в марксизме разница между обществом и личностью оказывается преимущественно количественной, конфликт между ними оказывается обусловленным преимущественно количественным различием содержания (личность - уже, чем общество), а человек, как особое существо, лишается внутренней тайны, становится благодатным объектом для манипуляции со стороны тех, кто контролирует «совокупность общественных отношений». При этом, однако, то, что в советской (и вообще марксистской) практике и «идеологии» (практеории) трактовалось как личность, на самом деле было всего лишь социальным индивидом; конфликт личности и общества - таковой между обществом и социальным индивидом как его макровариантом, т.е. чисто количественный, между социальными индивидами первого и второго уровня (сорта). Ну а в «количественных» конфликтах, ясно, - правда всегда будет на стороне более крупных целостностей («семеро одного не ждут» и т.д.), как в теории, так и на практике советского социума: общественное, взятое как множественное, всегда выше личного взятого как единичного (т.е., на самом деле, социоиндивидуального), типическое важнее индивидуального. Настоящий конфликт настоящей личности с обществом - это совсем другое дело, и поразительно, что Крылов, будучи личностью и вступая в противоречие с совсистемой (конкретно, с одним из ее сегментов), не мог концептуализировать это противоречие адекватно его сути, а следовательно - правильно понять. Именно в этом коренились многие проблемы Крылова и таких, как он.
Мне уже приходилось писать о том, что личность как явление (и личность как качество) есть преодоление социального индивида; личность предполагает выход за рамки социального индивида путем установления таких отношений с Абсолютом (будь то Бог или совесть), которые не опосредованы социальным коллективом, личность есть снятие противоречия между социальным индивидом и коллективом. Не случайно социальный индивид может быть представлен и одним человеком, и коллективом, а вот личность всегда индивидуальна. Личность разобрать на «части», по составляющим ее связям, нельзя, она есть целое; социального индивида - можно, что и делала советская система, да и не только она, но и другие. Например античная. Другой вопрос, какими возможностями, средствами и резервами сопротивления обладает индивид.
Далее. В разработках В.В.Крылова, с одной стороны, - объективированное существование комплекса общественных связей, с другой - их субъективное бытие; с одной стороны, - объективное существование общественных связей и контактов, их материальное бытие вне самих индивидов; с другой - субъективированная, интимно-внутренняя для каждого индивида форма бытия этих связей. При этом усвоенный и внутренне переработанный индивидом комплекс социальных отношений становится, наряду с природными потребностями и стремлениями, источником формирования внутренней воли. То есть получается, что разница между индивидом и обществом - это исключительно разница между субъективным и объективным. Но возникает вопрос: как, благодаря чему происходит интериоризация общественных связей; ведь личность так же объективна, как общество: общество и личность суть субъекты, качественно равнопорядковые, как минимум (не случайно, коллективом управлять легче, чем одним человеком)? На этот вопрос в работах В.Крылова ответа нет. Помимо прочего и потому, что в большей степени его интересовали макроструктуры и макропроцессы. Оговорюсь, однако, что методология и теория, разработанные В.В.Крыловым, значительно больше дают для анализа личности и культуры, чем многое из того, что было сделано теми, кто специально занимался этими проблемами.
Интересно, в работе «Общество и личность» В.В.Крылов пишет об угрозе, которую несет личности тот факт, что через 20-30 лет трудящийся будет вынужден менять за свою жизнь 6-8 профессий; это может привести к разрушению личности в результате частой смены ее структур и потери устойчивой определенности личности14.
На самом деле та угроза, которую В.В.Крылов относил в будущее и усматривал в профессионально-экономической сфере, в советском обществе, по крайней мере в 30-х - конце 60-х годов, т.е. до начала разложения «реального социализма», присутствовала всегда. Только обусловлена она была не экономическими, а социальными причинами и факторами. Человека «растаскивали» между собой, как бы натягивая его на себя, различные организации; в 30-60-е годы в течение своей жизни советский человек должен был несколько раз, по крайней мере внешне, официально резко менять свое поведение, свое отношение к событиям и людям. Короче, группы и организации отнимали у человека качество, давя социального индивида; группы и организации были реальными, социально значимыми социальными индивидами, человек - в лучшем случае - вторичным социальным индивидом. В такой ситуации только личность оказывалась гарантией сохранения человеком первичной социальной индивидуальности. К сожалению, В.В.Крылов этих нюансов не зафиксировал. Не потому ли, что подобная фиксация предполагает как определенную позицию по отношению к обществу, в котором живешь, так и некую произвольную позицию по отношению к марксистской традиции, по крайней мере - внутренне?
VI
В.В.Крылова интересовали не только докапиталистические структуры, но и капитализм - в различных его проявлениях, капитализм как мировая система и особенно такой элемент этой системы, как так называемые развивающиеся страны, или «третий мир».
Это нашло отражение в блестящей кандидатской диссертации В.В.Крылова («Производительные силы развивающихся стран и формирование их социально-экономической структуры». М., 1974); в написанных им на основе разработок для диссертации центральных, системообразующих глав упоминавшейся выше книги «Развивающиеся страны: Закономерности, тенденции, перспективы», в крупной неопубликованной рукописи «Теория многоукладности - марксистско-ленинский метод анализа социально-экономической неоднородности развивающихся обществ» (1972); в целом ряде статей, сделавших эпоху - это можно смело утверждать, - в советском обществоведении и продемонстрировавших, что не только на Западе такие ученые, как Г.Мюрдаль, И.Валлерстайн и другие, занимаются проблемами неравномерности исторического развития и неоднородности капиталистической системы, но и в СССР тоже «не лаптем щи хлебают». Есть мастера, и даже заслуженные, этой разновидности научного спорта.
Крылов решительно отказался видеть в докапиталистических (по социальному содержанию и облику) укладах современного мира пережиток «докапиталистической» эпохи, нечто такое, что капитализм не успел переделать, нечто вроде недоработки, брака капитализма. Уклады типа плантационного рабства, частно-земельной собственности в Индии, латифундий в Латинской Америке он, опираясь на некоторые мысли Маркса, рассматривал как результат деятельности капитализма, как функциональные органы капиталистической системы. Именно этот функционализм объясняет тот парадокс, что в начале XX в. в современном мире было больше некапиталистических (по внешнему виду - «докапиталистических») укладов, чем в начале Нового времени.
В.В.Крылов подчеркивал, что сам капитал как мировая система развертывался в виде многоукладности; в теории, разрабатывавшейся Крыловым, этому соответствовало логическое развертывание понятия «капитал» в понятийный блок «многоукладная структура капиталистической системы отношений». Наличие в современном (в смысле modern) мире некапиталистических укладов связано далеко не только с тем (хотя отчасти и с этим тоже), что местные «докапиталистические» уклады успешно сопротивлялись капитализму - ведь «докапиталистические» антагонистические уклады в капиталистическую эпоху возникли и там, где их до капитализма не было, капитализм создавал «от себя» эти «неодокапиталистические» (я бы сказал, «паракапиталистические докапитализмы»), эти неотрадиционные уклады («буржуазное происхождение традиционных укладов»). К тому же само сохранение местных традиционных укладов еще не есть свидетельство того, что они остались благодаря успешному сопротивлению капитализму. На самом деле капитализм в силу своей специфики может придать функционально капиталистические характеристики любой некапиталистической форме. Уничтожает он их лишь в том случае, если это увеличивает прибыль. Или по политическим причинам. Короче, некапиталистические уклады суть обратная, «темная» сторона уклада капиталистического, который консервирует их в этом состоянии.
Таким образом, капитализм (капиталистическая система) двулик, дуален (не путать с концепцией дуальной экономики Ю.Буке). В связи с этим, заключает В.В.Крылов, «сохранение укладов, отличных от капитализма, в мировых границах капиталистического строя (а поэтому и страновых) может быть понято не только как неполное осуществление ПРОГРЕССИВНЫХ тенденций капитализма (упор на них был методом “легального марксизма”), но и как проявление КОНСЕРВАТИВНЫХ тенденций того же самого капиталистического строя… Наличие в конце капиталистической эпохи отсталых в экономическом и многоукладных в социальном отношении стран... есть особое периферийное проявление самих универсальных законов капитала»15. Отсюда вывод: в рамках ставшей на ноги мировой капиталистической системы устранение отсталых форм производства, борьба с воспроизводством докапиталистических форм суть задачи уже не буржуазные или буржуазно-демократические, а антибуржуазные.
Опираясь на те размышления Гегеля и Маркса о капитализме, на которые раньше мало обращали внимания, В.В.Крылов сумел зафиксировать такие противоречия капитализма, такие формы нетождественности капитала самому себе, которые до его работ почти не попадали в фокус исследования, - либо вообще, либо как значимые. Речь идет о специфических противоречиях капитализма, которые В.В.Крылов формулировал следующим образом. Капитализм есть мировое явление как совокупный процесс производства (т.е. процесс, в который входят распределение факторов производства, действительный процесс производства, обмен и потребление). Как действительный процесс производства, представленный индустриальной системой производительных сил, капитализм «локален», точнее регионален: в этом смысле он - региональное североатлантическое явление. Потому капитализм, подчеркивал В.В.Крылов, в своей окраинной зоне не только сохранял от доколониальных времен преимущественно доиндустриальные, домашние формы труда, не только сам от себя воспроизводил их на своей периферии, но подавлял там всякие попытки перейти к более прогрессивным методам экономической деятельности. Такое воспроизводимое самим капитализмом в его периферийной зоне доиндустриальное состояние труда явилось тем материальным основанием, на котором протекало специфическое развитие социальных отношений, зависимых от всемирной власти капитала обществ16.
Оригинал: https://uchebana5.ru/cont/1386294-p4