Штырбул о историографии гражданской войны
Штырбул, как всегда, жж0т))). Все, последняя статья из этого сборника. Сам он есть уже в сети, но на всякий случай выложил на рутрекер: https://rutracker.appspot.com/forum/viewtopic.php?sid=gcqjwg8j&t=5814226
А. А. ШТЫРБУЛ
Омский государственный педагогический университет, Омск, Россия
О НЕКОТОРЫХ ТЕНДЕНЦИЯХ И ЯВЛЕНИЯХ В ИССЛЕДОВАНИИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ НА ТЕРРИТОРИИ СИБИРИ В ПОСТСОВЕТСКИЙ ПЕРИОД ИСТОРИОГРАФИИ
Аннотация: Статья освещает некоторые вопросы, проблемы и тенденции постсоветской историографии Гражданской войны 1918-1920(22) гг. на территории Сибири, особенности взглядов современных сибирских историков на различные вопросы военно-революционного периода.
Ключевые слова: историческая наука, историография, Гражданская война, белое движение, анархисты, Сибирь, Омск, А.В. Колчак.
Постановка проблемы. В разное время, а значит, с разных временных и иных позиций прошлое представляется людям по-разному. Какие-то проблемы отступают на задний план, к другим интерес обостряется. Но есть проблемы, внимание к которым не ослабевает на протяжении весьма длительного времени, хотя подходы к их решению могут меняться и время от времени меняются. К таким, несомненно, относится история Гражданской войны 1918-1920(22) гг. в России.
В постсоветский период российской и, в том числе, сибирской историографии, ведущей счет с начала 1990-х гг., сложилась новая научная парадигма, характеризующаяся, прежде всего, методологическим и идейно-политическим плюрализмом, значительным расширением поля исследования, поразительным разнообразием новых подходов, приемов и методов. Это относится и к проблеме истории Гражданской войны.
Основная часть. В постсоветский период исследования о Гражданской войне в Сибири вели историки Новосибирска (М.В. Шиловский, В.И. Шишкин, Д.Г. Симонов, В.М. Рынков, А.В. Добровольский, В.Г. Кокоулин, Г.Л. Олех, А.Г. Тепляков), Томска (Э.И. Черняк, А.А. Бондаренко, Н.С. Ларьков, В.Г. Хандорин, О.А. Помозов), Омска (В.Л. Кожевин, Д.И. Петин, А.В. Сушко, А.А. Штырбул, В.А. Шулдяков, М.М. Стельмак), Тюмени (А.А. Кононенко, В.В. Московкин), Ишима (И.В. Курышев), Кемерово (В.А. Дробченко, С.П. Звягин), Абакана (А.П. Шекшеев), Екатеринбурга (И.Ф. Плотников) и другие. Некоторых из перечисленных историков уже нет в живых, и я, пользуясь случаем, хочу отдать ушедшим дань памяти.
Большую роль в разработке истории Гражданской войны в Сибири сыграли Томская научная школа профессора И.М. Разгона и лично ее основатель. Расцвет школы пришелся на 1970-1980-е гг. Характерными методологическими её чертами являлись: конкретность в определении объекта и предмета исследования; предельная четкость формулировки научных тем; социальный подход, но без его крайностей; отсутствие политической ангажированности; научная объективность; глубина анализа; индуктивный метод исследования с опорой на огромный фактический материал. Заметим, что тогда в советской историографии отдельные элементы данной научной позиции не приветствовались, хотя и не запрещались. В постсоветский период, характеризующийся плюрализмом методологических позиций и подходов, Томская школа в целом сохранила свои позиции, хотя количество исследований в её русле, в том числе и по тематике Гражданской войны, заметно уменьшилось.
В рассматриваемый историографический период практически во всех областных/краевых центрах Сибирского суперрегиона и некоторых других городах (например, в Ишиме) проходили тематические конференции и выходили соответствующие сборники по /318/ Гражданской войне в Сибири, в т. ч. сериальные. Продуктивный пример сериального издания по материалам регулярных конференций («История белой Сибири») продемонстрирован в Кемерово (одноименный сериальный сборник). Вышел ряд фундаментальных сборников документов и материалов по событиям в Сибири 1918-1921 гг., в чем особая заслуга принадлежит, прежде всего, коллективу Института истории СО РАН в Новосибирске.
Важным этапом в сибирской историографии Гражданской войны стал значительный массив материалов по данной проблеме в трёхтомной «Исторической энциклопедии Сибири», вышедшей в Новосибирске в 2010 г. Но, отдавая должное составителям энциклопедии, нельзя не заметить, что в ней отсутствуют статьи по ряду важных исторических событий и деятелей Гражданской войны, а также биографические данные ряда авторитетных сибирских историков, занимавшихся этой научной проблемой (М.И. Стишова, Л.М. Спирина, В.Т. Шуклецова, А.Д. Колесникова, В.Т. Агалакова, С.Г. Лившица, А.П. Шурыгина).
Новой важной вехой в разработке тематики Гражданской войны в Сибири стало открытие в Омске в 2012 г. в рамках Исторического архива Омской области Центра изучения истории Гражданской войны, - фактически первого научного учреждения такого рода в России. За сравнительно короткий срок сотрудники Центра сумели объединить усилия историков Омска и, фрагментарно, ряда других мест Сибири, России и даже эмигрантской диаспоры в работе по восстановлению и сохранению исторической памяти о событиях и людях того непростого времени. При этом они, как представляется, сумели найти тот баланс в русле национального примирения, который позволяет подходить к проблеме максимально объективно. Среди вопросов и тем, привлекающих и удерживающих пристальное внимание исследователей в обозначенный историографический период, выделяются следующие: политические партии, движения и процессы в период Великой российской революции и Гражданской войны (первенство здесь почти всё это время делили томичи и новосибирцы); боевые действия на территории Сибири в 1918-1922 гг.; биографии исторических деятелей. Появилось несколько новых исследований по истории Гражданской войны на территории национальных районов Сибири: Бурятии, Якутии, Хакассии, Горного Алтая, а также по истории национальных общин в Сибири. Заметным событием и определенным итогом в этом направлении стала обобщающая монография А.В. Сушко и его докторская диссертация «Процессы суверенизации народов Сибири в годы Гражданской войны».
Однако в общей картине тематики исследований бросается в глаза преобладание «белых тем»: белая армия, белая идея, белое дело, белая власть (государственность), деятели, лидеры, повседневность (культура «белой» Сибири, «белого» Омска и т. д.). В итоге образовался своеобразный историографический перекос в сторону «белогвардейщины». Особенно поражает обилие исследований (статей, монографий) о белогвардейских деятелях, лидерах, офицерах. При этом некоторые авторы избегают писать о зверствах, которыми отличались их кумиры (эта тенденция просматривается в отношении Г.М. Семенова, Б.В. Анненкова, Р.Ф. Унгерна). Заметим, что лакировка тех или иных событий и деятелей, не говоря уже об игнорировании неудобной для исследователя негативной информации, является элементом фальсификации истории.
В ряду сегодняшних исторических кумиров стоит, конечно, А. В. Колчак, попавший уже и в серию ЖЗЛ. О нём в течение последних 30 лет в Сибири, России и за границей написаны десятки книг и сотни, если уже не тысячи статей (в основном, это переписывание и «перепевы» уже известного), а главное: в большинстве из них присутствует почти безудержная апологетика Верховного правителя и его режима, вплоть до отрицания существования диктатуры. Так, исторический публицист из Омска А.А. Беляев заявил, что власть А.В. Колчака «ни в коей мере не являлась диктатурой, а должна была представлять и уже частично представляла систему государственных институтов и учреждений общедемократического характера, приводивших Россию к режиму правового государства» [1, с. 341]. /319/
Отдельные советские историки на фоне событий начала 1990-х гг. заметно, а то и диаметрально поменяли свои оценки, перейдя от критики и осуждения колчаковщины к её апологетике. На фоне различных подходов особо выделяется позиция исследователя И.Ф. Плотникова, который в советское время разоблачал и клеймил А.В. Колчака как монархиста, деспота, а его режим как антинародный и т. п., а в 1990-е гг. получил известность как один из ведущих апологетов личности и деятельности А.В. Колчака. Приведём лишь два фрагмента книг данного автора до и после 1991 г.: «Ярый монархист и деспот Колчак приступил к выполнению воли международного империализма и российских капиталистов и помещиков. Диктатура Колчака явилась продолжением и логическим завершением доколчаковской разновидности буржуазной диктатуры. При Колчаке буржуазия стала более открыто, с чудовищным цинизмом расправляться с народными массами, ускорила восстановление царских порядков и учреждений. Резко усилилось наступление реакции на трудящихся. <…> Чудовищными репрессиями колчаковское правительство стремилось запугать трудящихся, подавить их волю к революционной борьбе» [2, с. 12-13]. Сравните: «В своей политике как Верховный правитель, патриот России А.В. Колчак ориентировался на бескомпромиссную борьбу с властью большевиков, восстановление государственности, за независимость страны, законность. Он выступал за прогрессивные экономические преобразования: свободные рыночные отношения, конкурентоспособную промышленность частного и государственного секторов, поощрение кооперации, ликвидацию помещичьего землевладения... Адмирал делал ставку на старательного, культурного работающего крестьянина, на создание хозяйств фермерского типа, то есть использование опыта аграрных преобразований П.А. Столыпина. <…> Программа была близка к радикально-либеральной. <…> Внутренняя политика была жёсткой, применялись массовые репрессии в отношении антиправительственного, прокоммунистического движения» [3, с. 5-6].
Автор книги «Героическое подполье…» (издана в 1968 г.) и др., в которых прославлял деятельность подпольщиков-коммунистов в их борьбе с режимом «деспота Колчака», И.Ф. Плотников после 1991 г. взялся превозносить Верховного правителя и утверждать, что А.В. Колчак являлся «великим российским патриотом» и «преследовал благие цели спасения России от государственного развала и большевистской тирании» [4, с. 17].
Коррекция научно-методологической и идейно-политической позиции для учёного - дело вполне нормальное и допустимое, и практически все советские историки, в том числе сибирские, после 1991 г. в той или иной мере свою позицию скорректировали. Но смена научной позиции на 180 градусов, - это уже нечто иное. Поведение подобного рода стало в среде историков неофициально именоваться «синдромом Волкогонова».
Историческую ревизию в отношении А.В. Колчака и его режима дополняет искусство. И вот Верховному правителю уже ставятся памятники, посвящаются стихи и песни, снимается дорогой и красочный фильм «Адмирал», в котором А.В. Колчак предстаёт в качестве настоящего спасителя России, непогрешимого рыцаря без страха и упрека. Дальше - больше. Под влиянием столь яркого и благородного образа стали уже появляться и «потомки» А.В. Колчака (главным образом, внуки и правнуки). Мне, например, после выхода моей монографии «Покушение на Колчака…» (изданной в Омске в 2012 г.) звонила женщина преклонных лет, которая представилась внучкой А.В. Колчака, и завела речь о его золоте (правда, не обо всём, а только о части), спрятанном её отцом (соответственно, сыном Колчака, но, разумеется, под другой фамилией) где-то в болотах в районе станции Любино. Без комментариев.
В то же время резко сократилось число исследований по революционной тематике, заметно уменьшилось количество объективных исследований о революции, советской власти, Красной армии, партизанском движении. Нет, их пока никто не запрещает. Но они, мягко говоря, просто не приветствуются, а то и прямо не одобряются. А рисковать сегодня решится далеко не каждый соискатель: возможный по причине «неправильно» выбранной темы про-/320/-вал на защите диссертации, написание и выход на защиту которой вытянули столько жизненных сил (и не только соискателя, но и его семьи) в наше время - почти непоправимое с профессиональной и, особенно, материальной точки зрения событие, настоящая жизненная катастрофа. Про то, что на «революционную тему» сложно получить грант, я уж и не буду распространяться.
Да, имеются, конечно, объективные (с точки зрения логики истории и историографии) причины крена в белогвардейскую тематику в последние 25-30 лет: в советское время контрреволюция именно как самостоятельный объект исследования, почти не изучалась (как правило, исследовалась борьба с ней, её несостоятельность, авантюризм, банкротство, крах и т. п.), и теперь идёт определенное навёрстывание упущенного. Но чувство меры у историков тоже должно быть.
Парадоксально, но и советская тематика, как это не странно звучит, в советский период историографии оказалась, по ряду причин, недостаточно исследованной. Сошлюсь на пробелы в исследовании событий Гражданской войны в родных мне Омске и Среднем Прииртышье. До сих пор не установлено, сколько человек уничтожено колчаковцами в городе и его окрестностях при отступлении в ноябре 1919 г. (и сколько вообще сторонников советской власти погибло в Омске и регионе Среднего Прииртышья за годы Гражданской войны). До сих пор мы ничего или почти ничего не знаем о некоторых погибших руководителях «первой» советской власти и антиколчаковского подполья в Омске, не говоря уже о рядовых участниках революционных событий. Даже сегодня почти нет сколько-нибудь ёмкой информации о таких героических деятелях революционных лет в Омске и Прииртышье, трагически погибших за власть Советов, как С.Н. Черепанов, Вороновский, Фрей. До недавнего времени почти ничего не было известно о судьбе К. Тогусова, К.М. Молотова (Юговича), в свое время оболганных и оклеветанных. Неизвестна судьба одного из руководителей обороны «красной» Тюмени М.А. Запкуса, весной 1918 г. побывавшего со своим отрядом и в Омске.
В советский период историографии было немало написано о том, какими нехорошими во время Гражданской войны были эсеры, в том числе сибирские, как они проложили А.В. Колчаку дорогу к власти и т. п. Но вот о том, что значительная часть эсеров Сибири в 1919 г. так или иначе боролась против режима А.В. Колчака и помогла сибирским коммунистам и наступавшей РККА одолеть этот режим, почти ничего не исследовано до сих пор.
В парадоксальной историографической ситуации оказались левые эсеры, в том числе, сибирские (хотя последние, как убедительно доказано в замечательных исследованиях яркого представителя Томской школы А.А. Бондаренко, были за советскую власть от начала и до конца). Но, если в советский период левым эсерам всё же зачастую доставалось от «партийных историков», как псевдо-революционерам, а то и как скрытым врагам революции, то сегодня им попадает от историков либерального направления, - теперь уже как верным политическим союзникам большевиков. Примерно то же самое и с анархистами.
В советское время, когда имелись определенные возможности, некоторые революционные сюжеты и биографии были либо не исследованы, либо недоисследованы, а сегодня, получается, что уже и некому: теперь-то для многих историков есть темы «поважнее», которые поощряются, приветствуются, принимаются, наконец, финансово поддерживаются.
В рассматриваемый историографический период новой реальностью стал и прочно вошёл в обиход исследователей Интернет с его широчайшими и, как вначале казалось, безграничными возможностями. Но, наряду с несомненно положительными своими сторонами, он имеет одновременно и ряд отрицательных. То, что в Интернете при желании можно (можно - в английском значении “can”, но отнюдь не в значении “may”) подвергать нападкам, травить, или, как сегодня принято говорить, «троллить», да ещё фактически анонимно и, следовательно, в большинстве случаев безнаказанно, - это знают уже, наверное, все. Но есть и другие подводные камни, иногда совершенно неожиданные. Сошлюсь на собственный /321/ пример. В 1995 г. вышла моя статья «Анархисты и партизанское движение в Сибири…». Вскоре она попалась на глаза современных сибирских (иркутских) анархистов, озабоченных в это время изучением своих исторических корней. Далее, без моего ведома, не говоря уже о разрешении, анархисты разместили её на сайте своей газеты «КАС-Контакт», безусловно нарушив мое авторское право. При этом они самостоятельно изменили название (поставили: «Сибирская махновщина») и, что самое безобразное, внесли в текст (подобно некоторым средневековым переписчикам) три своих вставки, по характеру представлявших собой безответственную отсебятину и ахинею. Статья сразу же пошла гулять по Интернету, копировалась другими анархистскими и иными сайтами, и вот уже один барнаульский журналист, наткнувшись на нее в Сети, начинает с явным удовольствием критиковать меня за «допущенные ляпы», к которым я реально не имею ни малейшего отношения.
Вывод из этой и подобных историй должен быть однозначен: если вам встретится в Интернете какая-либо «научная ахинея», размещенная, а затем и многократно скопированная кем-то, воздержитесь от критики «позиции автора», - это может быть элементарный апокриф со вставками и искажениями, а то и просто «фэйк», приписанный конкретному человеку, который, как говорится, ни сном ни духом. Электронную версию научной работы можно воспринимать как достоверную и, затем, при наличии оснований, критиковать лишь в тех случаях, если она расположена на личном сайте автора, а также на официальном издательском сайте серьезного научного журнала, или же тогда, когда речь идет о книге, размещенной на профессиональном библиотечном сайте (в последнем случае, желательно, путем сканирования оригинала печатного издания). В иных же случаях совершенно нет уверенности, что перед вами подлинный текст.
Нельзя не сказать и о некоторых проблемах микроклимата, научного кодекса поведения и культуры полемики в среде историков. К сожалению, и здесь не всё гладко. Время от времени продолжает встречаться откровенный плагиат. Данная проблема - это особый разговор и, по большому счёту, тема отдельной статьи. Каждый из историков, наверное, хотя бы один раз встречал заимствование своего текста без ссылок. Мне, например, пришлось встретиться с «умыканием» моего текста, в том числе и моих авторских выводов трижды, точнее уличить в плагиате трёх историков, фамилии которых я здесь называть не буду.
Не изжита, и время от времени встречается недоброжелательность в отношениях между коллегами. К глубокому сожалению, история ничему большинство людей не учит, - это уже, кажется, почти аксиома. Но, по крайней мере, уж историков-то она должна учить?! Ещё памятна сибирская «историографическая война» периода «застоя» по личности Г.Ф. Рогова и «роговщине», и безобразная «научная» травля с идеологическим уклоном «группой товарищей» известного исследователя, уважаемого человека В.Т. Шуклецова, научная позиция которого в отношении Рогова и «роговщины», хотя и была в чём-то уязвимой, но, в общем, не более уязвимой, чем у его оппонентов. Неумолимое время в этой «войне» уже в 1990-е гг. всех рассудило и всё расставило по своим местам, но гарантировано ли наше научное сообщество от повторения подобного в дальнейшем? По ряду некоторых признаков представляется, что, к сожалению, - нет.
Плюрализм подходов, научная критика - это для науки вполне нормально. Но дело в том, что на практике разделение (сознательное или подсознательное) исследователей на «белых» и «красных», прогрессивных и консерваторов и т.п., порой ведет к тенденциозности в оценках работ оппонента. Вспоминаю с улыбкой, как один известный и глубоко (не смотря ни на что) уважаемый мною сибирский историк в своей историографической работе по Ишимско-Петропавловскому (Западно-Сибирскому) восстанию включил меня в группу исследователей данного восстания, исповедующих старый подход, причём сделал это на основании «моей» статьи, которой у меня попросту нет. Уточняю: нет и никогда не было у меня статьи под названием «Событие, которого не могло не быть». Позднее выяснилось, что это название он мог позаимствовать только из работы своего аспиранта, который /322/ элементарно допустил халатность, и в своей работе исказил подлинное название моей реальной статьи «Мятеж, которого могло не быть» (написанной, кстати, отнюдь не с консервативных позиций). Вот так иногда создаются обобщающие историографические работы и научные классификации в них.
Чаще стали наблюдаться факты «агрессивной критики» с нападками, инсинуациями и проявлениями неуважения к оппоненту. Остановлюсь на одном из подобных случаев, поскольку он касается меня лично. То, что сравнительно молодой историк В.В. Журавлев в полемике позволил себе нетактичный тон, да ещё и в отношение лично незнакомого ему человека, - это, как говорится, полбеды. Но всё гораздо серьёзнее. Тенденциозно (по одному ему известным причинам) задавшись целью «разгромить» мою книгу, он сознательно проигнорировал научную цель монографии, хотя формально и привёл её в своей статье (кстати говоря, не полностью и не вполне точно) [5, с. 27]. Между тем и из всего содержания монографии, её Введения и даже из названия следует, что она посвящена не политической культуре Сибири вообще, а именно опыту сибирской многопартийности как части политической культуры Сибири [6].
Одно из двух: либо В.В. Журавлёв так и не понял, о чём, собственно книга, либо (что, судя по всему, более вероятно) сознательно извратил научную позицию оппонента, - и то, и другое для серьёзного исследователя в первом случае непростительно, а во втором ещё и совершенно недопустимо. Не случайно даже название моей монографии он приводит в своём тексте неверно, превращая в удобное для своей «критики»: «Политическая культура Сибири» [5, с. 26]. Сокращение? Но тогда должно быть: «Политическая культура Сибири...». В ход идут откровенно недостоверные заявления, например, о том, что «…в источниковом отношении [монография] в значительной степени опирается на работы предшественников» [5, с. 27]. Но если бы В.В. Журавлев внимательно прочитал или хотя бы пролистал критикуемую им книгу, то обнаружил, что в ней - огромный массив документального материала из нескольких десятков фондов 15-ти архивов (в том числе 12-ти архивов Сибирского региона, двух ведущих центральных архивов Москвы и одного в Санкт-Петербурге); кроме того, в монографии использован значительный массив периодической печати исследуемого периода (материалы более 40 наименований газет и журналов) [6]. В общем, налицо давно известный приём недобросовестных критиков: извратить научную позицию оппонента и потом её «успешно» разгромить.
«Критические» выпады В.В. Журавлёва представляются несостоятельными и даже забавными ещё и потому, что атакованная им книга - самая востребованная из более чем сорока моих работ, размещённых в РИНЦ: о ней, с учётом первого издания, более семидесяти упоминаний на сегодня (август 2019 г.), - ссылок, отзывов, цитирований, и это число неуклонно продолжает расти, причём все они (кроме, понятно, одного) носят положительный характер. То же самое в ссылках и отзывах вне Сети. Среди не просто положительных, но и довольно высоких отзывов о монографии - оценки таких известных и признанных учёных всероссийского уровня, как М.В. Шиловский (Новосибирск), С.Н. Полторак (Санкт-Петербург), В.Б. Шепелева (Омск), В.В. Кривенький (Москва), причём последний, являясь авторитетным специалистом в области российской многопартийности первой четверти ХХ в., назвал данную книгу «настоящей энциклопедией первой сибирской многопартийности».
Результаты исследования. К счастью, подавляющее большинство историков, в том числе и историков Гражданской войны в Сибири, люди интеллигентные, тактичные и воспитанные, несмотря на частые и даже глубокие расхождения в позициях, подходах, оценках, выводах. Культура и такт у них - прежде всего. И, конечно, плюрализм подходов и позиций. Как предупреждал М. Задорнов несведущих, плюрализм - это совсем не то, когда все плюют на всех. Понимаемый правильно, он очень полезен во многих сферах человеческой деятельности, в том числе и в науке, помогая продвигаться к истине. Но борьба идей не должна превращаться в войну людей, и уж кто-кто, а исследователи Гражданской войны должны это лучше других понимать. /323/
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Шиловский М.В. Политические процессы в Сибири в период социальных катаклизмов 1917-1920 гг.: Монография. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2003. 427 с.
2. Плотников И.Ф. Во главе революционной борьбы в тылу колчаковских войск: Сибирское (Урало-Сибирское) бюро ЦК РКП(б) в 1918-1920 гг.: Монография. Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1989. 336 с.
3. Плотников И.Ф. Александр Васильевич Колчак // История «белой» Сибири: Материалы второй научной конференции. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. С. 4-7.
4. Плотников И.Ф. Великий российский патриот Александр Васильевич Колчак // А.В. Колчак - ученый, адмирал, Верховный правитель России. Омск: Изд-во ОмГУ, 2005. С. 11-17.
5. Журавлёв В.В. Понятие «политическая культура» в современных исследованиях по истории революции и гражданской войны в России // Власть и общество в Сибири в ХХ веке: Сб. науч. ст. Новосибирск: Параллель, Ин-т истории СО РАН, 2015. Вып. 6. С. 17-31.
6. Штырбул А.А. Политическая культура Сибири: Опыт провинциальной многопартийности (конец XIX - первая треть XX в.): Монография. Омск: Изд-во ОмГУ; ИД «Наука», 2008. 612 с. /324/
Гражданская война на востоке России: взгляд сквозь документальное наследие : материалы III Всерос. науч.-практ. конф., посвящ. 100-летию восстановления совет. власти в Сибири (Омск, 13-14 нояб. 2019 г.) / М-во культуры Ом. обл., БУ ИсА; М-во науки и высш. образования Рос. Федерации, ОмГТУ; М-во обороны Рос. Федерации, ОАБИИ ; [редкол.: Д. И. Петин (отв. ред.) и др.]. - Омск : Изд-во ОмГТУ, 2019. С. 318-324.
А. А. ШТЫРБУЛ
Омский государственный педагогический университет, Омск, Россия
О НЕКОТОРЫХ ТЕНДЕНЦИЯХ И ЯВЛЕНИЯХ В ИССЛЕДОВАНИИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ НА ТЕРРИТОРИИ СИБИРИ В ПОСТСОВЕТСКИЙ ПЕРИОД ИСТОРИОГРАФИИ
Аннотация: Статья освещает некоторые вопросы, проблемы и тенденции постсоветской историографии Гражданской войны 1918-1920(22) гг. на территории Сибири, особенности взглядов современных сибирских историков на различные вопросы военно-революционного периода.
Ключевые слова: историческая наука, историография, Гражданская война, белое движение, анархисты, Сибирь, Омск, А.В. Колчак.
Постановка проблемы. В разное время, а значит, с разных временных и иных позиций прошлое представляется людям по-разному. Какие-то проблемы отступают на задний план, к другим интерес обостряется. Но есть проблемы, внимание к которым не ослабевает на протяжении весьма длительного времени, хотя подходы к их решению могут меняться и время от времени меняются. К таким, несомненно, относится история Гражданской войны 1918-1920(22) гг. в России.
В постсоветский период российской и, в том числе, сибирской историографии, ведущей счет с начала 1990-х гг., сложилась новая научная парадигма, характеризующаяся, прежде всего, методологическим и идейно-политическим плюрализмом, значительным расширением поля исследования, поразительным разнообразием новых подходов, приемов и методов. Это относится и к проблеме истории Гражданской войны.
Основная часть. В постсоветский период исследования о Гражданской войне в Сибири вели историки Новосибирска (М.В. Шиловский, В.И. Шишкин, Д.Г. Симонов, В.М. Рынков, А.В. Добровольский, В.Г. Кокоулин, Г.Л. Олех, А.Г. Тепляков), Томска (Э.И. Черняк, А.А. Бондаренко, Н.С. Ларьков, В.Г. Хандорин, О.А. Помозов), Омска (В.Л. Кожевин, Д.И. Петин, А.В. Сушко, А.А. Штырбул, В.А. Шулдяков, М.М. Стельмак), Тюмени (А.А. Кононенко, В.В. Московкин), Ишима (И.В. Курышев), Кемерово (В.А. Дробченко, С.П. Звягин), Абакана (А.П. Шекшеев), Екатеринбурга (И.Ф. Плотников) и другие. Некоторых из перечисленных историков уже нет в живых, и я, пользуясь случаем, хочу отдать ушедшим дань памяти.
Большую роль в разработке истории Гражданской войны в Сибири сыграли Томская научная школа профессора И.М. Разгона и лично ее основатель. Расцвет школы пришелся на 1970-1980-е гг. Характерными методологическими её чертами являлись: конкретность в определении объекта и предмета исследования; предельная четкость формулировки научных тем; социальный подход, но без его крайностей; отсутствие политической ангажированности; научная объективность; глубина анализа; индуктивный метод исследования с опорой на огромный фактический материал. Заметим, что тогда в советской историографии отдельные элементы данной научной позиции не приветствовались, хотя и не запрещались. В постсоветский период, характеризующийся плюрализмом методологических позиций и подходов, Томская школа в целом сохранила свои позиции, хотя количество исследований в её русле, в том числе и по тематике Гражданской войны, заметно уменьшилось.
В рассматриваемый историографический период практически во всех областных/краевых центрах Сибирского суперрегиона и некоторых других городах (например, в Ишиме) проходили тематические конференции и выходили соответствующие сборники по /318/ Гражданской войне в Сибири, в т. ч. сериальные. Продуктивный пример сериального издания по материалам регулярных конференций («История белой Сибири») продемонстрирован в Кемерово (одноименный сериальный сборник). Вышел ряд фундаментальных сборников документов и материалов по событиям в Сибири 1918-1921 гг., в чем особая заслуга принадлежит, прежде всего, коллективу Института истории СО РАН в Новосибирске.
Важным этапом в сибирской историографии Гражданской войны стал значительный массив материалов по данной проблеме в трёхтомной «Исторической энциклопедии Сибири», вышедшей в Новосибирске в 2010 г. Но, отдавая должное составителям энциклопедии, нельзя не заметить, что в ней отсутствуют статьи по ряду важных исторических событий и деятелей Гражданской войны, а также биографические данные ряда авторитетных сибирских историков, занимавшихся этой научной проблемой (М.И. Стишова, Л.М. Спирина, В.Т. Шуклецова, А.Д. Колесникова, В.Т. Агалакова, С.Г. Лившица, А.П. Шурыгина).
Новой важной вехой в разработке тематики Гражданской войны в Сибири стало открытие в Омске в 2012 г. в рамках Исторического архива Омской области Центра изучения истории Гражданской войны, - фактически первого научного учреждения такого рода в России. За сравнительно короткий срок сотрудники Центра сумели объединить усилия историков Омска и, фрагментарно, ряда других мест Сибири, России и даже эмигрантской диаспоры в работе по восстановлению и сохранению исторической памяти о событиях и людях того непростого времени. При этом они, как представляется, сумели найти тот баланс в русле национального примирения, который позволяет подходить к проблеме максимально объективно. Среди вопросов и тем, привлекающих и удерживающих пристальное внимание исследователей в обозначенный историографический период, выделяются следующие: политические партии, движения и процессы в период Великой российской революции и Гражданской войны (первенство здесь почти всё это время делили томичи и новосибирцы); боевые действия на территории Сибири в 1918-1922 гг.; биографии исторических деятелей. Появилось несколько новых исследований по истории Гражданской войны на территории национальных районов Сибири: Бурятии, Якутии, Хакассии, Горного Алтая, а также по истории национальных общин в Сибири. Заметным событием и определенным итогом в этом направлении стала обобщающая монография А.В. Сушко и его докторская диссертация «Процессы суверенизации народов Сибири в годы Гражданской войны».
Однако в общей картине тематики исследований бросается в глаза преобладание «белых тем»: белая армия, белая идея, белое дело, белая власть (государственность), деятели, лидеры, повседневность (культура «белой» Сибири, «белого» Омска и т. д.). В итоге образовался своеобразный историографический перекос в сторону «белогвардейщины». Особенно поражает обилие исследований (статей, монографий) о белогвардейских деятелях, лидерах, офицерах. При этом некоторые авторы избегают писать о зверствах, которыми отличались их кумиры (эта тенденция просматривается в отношении Г.М. Семенова, Б.В. Анненкова, Р.Ф. Унгерна). Заметим, что лакировка тех или иных событий и деятелей, не говоря уже об игнорировании неудобной для исследователя негативной информации, является элементом фальсификации истории.
В ряду сегодняшних исторических кумиров стоит, конечно, А. В. Колчак, попавший уже и в серию ЖЗЛ. О нём в течение последних 30 лет в Сибири, России и за границей написаны десятки книг и сотни, если уже не тысячи статей (в основном, это переписывание и «перепевы» уже известного), а главное: в большинстве из них присутствует почти безудержная апологетика Верховного правителя и его режима, вплоть до отрицания существования диктатуры. Так, исторический публицист из Омска А.А. Беляев заявил, что власть А.В. Колчака «ни в коей мере не являлась диктатурой, а должна была представлять и уже частично представляла систему государственных институтов и учреждений общедемократического характера, приводивших Россию к режиму правового государства» [1, с. 341]. /319/
Отдельные советские историки на фоне событий начала 1990-х гг. заметно, а то и диаметрально поменяли свои оценки, перейдя от критики и осуждения колчаковщины к её апологетике. На фоне различных подходов особо выделяется позиция исследователя И.Ф. Плотникова, который в советское время разоблачал и клеймил А.В. Колчака как монархиста, деспота, а его режим как антинародный и т. п., а в 1990-е гг. получил известность как один из ведущих апологетов личности и деятельности А.В. Колчака. Приведём лишь два фрагмента книг данного автора до и после 1991 г.: «Ярый монархист и деспот Колчак приступил к выполнению воли международного империализма и российских капиталистов и помещиков. Диктатура Колчака явилась продолжением и логическим завершением доколчаковской разновидности буржуазной диктатуры. При Колчаке буржуазия стала более открыто, с чудовищным цинизмом расправляться с народными массами, ускорила восстановление царских порядков и учреждений. Резко усилилось наступление реакции на трудящихся. <…> Чудовищными репрессиями колчаковское правительство стремилось запугать трудящихся, подавить их волю к революционной борьбе» [2, с. 12-13]. Сравните: «В своей политике как Верховный правитель, патриот России А.В. Колчак ориентировался на бескомпромиссную борьбу с властью большевиков, восстановление государственности, за независимость страны, законность. Он выступал за прогрессивные экономические преобразования: свободные рыночные отношения, конкурентоспособную промышленность частного и государственного секторов, поощрение кооперации, ликвидацию помещичьего землевладения... Адмирал делал ставку на старательного, культурного работающего крестьянина, на создание хозяйств фермерского типа, то есть использование опыта аграрных преобразований П.А. Столыпина. <…> Программа была близка к радикально-либеральной. <…> Внутренняя политика была жёсткой, применялись массовые репрессии в отношении антиправительственного, прокоммунистического движения» [3, с. 5-6].
Автор книги «Героическое подполье…» (издана в 1968 г.) и др., в которых прославлял деятельность подпольщиков-коммунистов в их борьбе с режимом «деспота Колчака», И.Ф. Плотников после 1991 г. взялся превозносить Верховного правителя и утверждать, что А.В. Колчак являлся «великим российским патриотом» и «преследовал благие цели спасения России от государственного развала и большевистской тирании» [4, с. 17].
Коррекция научно-методологической и идейно-политической позиции для учёного - дело вполне нормальное и допустимое, и практически все советские историки, в том числе сибирские, после 1991 г. в той или иной мере свою позицию скорректировали. Но смена научной позиции на 180 градусов, - это уже нечто иное. Поведение подобного рода стало в среде историков неофициально именоваться «синдромом Волкогонова».
Историческую ревизию в отношении А.В. Колчака и его режима дополняет искусство. И вот Верховному правителю уже ставятся памятники, посвящаются стихи и песни, снимается дорогой и красочный фильм «Адмирал», в котором А.В. Колчак предстаёт в качестве настоящего спасителя России, непогрешимого рыцаря без страха и упрека. Дальше - больше. Под влиянием столь яркого и благородного образа стали уже появляться и «потомки» А.В. Колчака (главным образом, внуки и правнуки). Мне, например, после выхода моей монографии «Покушение на Колчака…» (изданной в Омске в 2012 г.) звонила женщина преклонных лет, которая представилась внучкой А.В. Колчака, и завела речь о его золоте (правда, не обо всём, а только о части), спрятанном её отцом (соответственно, сыном Колчака, но, разумеется, под другой фамилией) где-то в болотах в районе станции Любино. Без комментариев.
В то же время резко сократилось число исследований по революционной тематике, заметно уменьшилось количество объективных исследований о революции, советской власти, Красной армии, партизанском движении. Нет, их пока никто не запрещает. Но они, мягко говоря, просто не приветствуются, а то и прямо не одобряются. А рисковать сегодня решится далеко не каждый соискатель: возможный по причине «неправильно» выбранной темы про-/320/-вал на защите диссертации, написание и выход на защиту которой вытянули столько жизненных сил (и не только соискателя, но и его семьи) в наше время - почти непоправимое с профессиональной и, особенно, материальной точки зрения событие, настоящая жизненная катастрофа. Про то, что на «революционную тему» сложно получить грант, я уж и не буду распространяться.
Да, имеются, конечно, объективные (с точки зрения логики истории и историографии) причины крена в белогвардейскую тематику в последние 25-30 лет: в советское время контрреволюция именно как самостоятельный объект исследования, почти не изучалась (как правило, исследовалась борьба с ней, её несостоятельность, авантюризм, банкротство, крах и т. п.), и теперь идёт определенное навёрстывание упущенного. Но чувство меры у историков тоже должно быть.
Парадоксально, но и советская тематика, как это не странно звучит, в советский период историографии оказалась, по ряду причин, недостаточно исследованной. Сошлюсь на пробелы в исследовании событий Гражданской войны в родных мне Омске и Среднем Прииртышье. До сих пор не установлено, сколько человек уничтожено колчаковцами в городе и его окрестностях при отступлении в ноябре 1919 г. (и сколько вообще сторонников советской власти погибло в Омске и регионе Среднего Прииртышья за годы Гражданской войны). До сих пор мы ничего или почти ничего не знаем о некоторых погибших руководителях «первой» советской власти и антиколчаковского подполья в Омске, не говоря уже о рядовых участниках революционных событий. Даже сегодня почти нет сколько-нибудь ёмкой информации о таких героических деятелях революционных лет в Омске и Прииртышье, трагически погибших за власть Советов, как С.Н. Черепанов, Вороновский, Фрей. До недавнего времени почти ничего не было известно о судьбе К. Тогусова, К.М. Молотова (Юговича), в свое время оболганных и оклеветанных. Неизвестна судьба одного из руководителей обороны «красной» Тюмени М.А. Запкуса, весной 1918 г. побывавшего со своим отрядом и в Омске.
В советский период историографии было немало написано о том, какими нехорошими во время Гражданской войны были эсеры, в том числе сибирские, как они проложили А.В. Колчаку дорогу к власти и т. п. Но вот о том, что значительная часть эсеров Сибири в 1919 г. так или иначе боролась против режима А.В. Колчака и помогла сибирским коммунистам и наступавшей РККА одолеть этот режим, почти ничего не исследовано до сих пор.
В парадоксальной историографической ситуации оказались левые эсеры, в том числе, сибирские (хотя последние, как убедительно доказано в замечательных исследованиях яркого представителя Томской школы А.А. Бондаренко, были за советскую власть от начала и до конца). Но, если в советский период левым эсерам всё же зачастую доставалось от «партийных историков», как псевдо-революционерам, а то и как скрытым врагам революции, то сегодня им попадает от историков либерального направления, - теперь уже как верным политическим союзникам большевиков. Примерно то же самое и с анархистами.
В советское время, когда имелись определенные возможности, некоторые революционные сюжеты и биографии были либо не исследованы, либо недоисследованы, а сегодня, получается, что уже и некому: теперь-то для многих историков есть темы «поважнее», которые поощряются, приветствуются, принимаются, наконец, финансово поддерживаются.
В рассматриваемый историографический период новой реальностью стал и прочно вошёл в обиход исследователей Интернет с его широчайшими и, как вначале казалось, безграничными возможностями. Но, наряду с несомненно положительными своими сторонами, он имеет одновременно и ряд отрицательных. То, что в Интернете при желании можно (можно - в английском значении “can”, но отнюдь не в значении “may”) подвергать нападкам, травить, или, как сегодня принято говорить, «троллить», да ещё фактически анонимно и, следовательно, в большинстве случаев безнаказанно, - это знают уже, наверное, все. Но есть и другие подводные камни, иногда совершенно неожиданные. Сошлюсь на собственный /321/ пример. В 1995 г. вышла моя статья «Анархисты и партизанское движение в Сибири…». Вскоре она попалась на глаза современных сибирских (иркутских) анархистов, озабоченных в это время изучением своих исторических корней. Далее, без моего ведома, не говоря уже о разрешении, анархисты разместили её на сайте своей газеты «КАС-Контакт», безусловно нарушив мое авторское право. При этом они самостоятельно изменили название (поставили: «Сибирская махновщина») и, что самое безобразное, внесли в текст (подобно некоторым средневековым переписчикам) три своих вставки, по характеру представлявших собой безответственную отсебятину и ахинею. Статья сразу же пошла гулять по Интернету, копировалась другими анархистскими и иными сайтами, и вот уже один барнаульский журналист, наткнувшись на нее в Сети, начинает с явным удовольствием критиковать меня за «допущенные ляпы», к которым я реально не имею ни малейшего отношения.
Вывод из этой и подобных историй должен быть однозначен: если вам встретится в Интернете какая-либо «научная ахинея», размещенная, а затем и многократно скопированная кем-то, воздержитесь от критики «позиции автора», - это может быть элементарный апокриф со вставками и искажениями, а то и просто «фэйк», приписанный конкретному человеку, который, как говорится, ни сном ни духом. Электронную версию научной работы можно воспринимать как достоверную и, затем, при наличии оснований, критиковать лишь в тех случаях, если она расположена на личном сайте автора, а также на официальном издательском сайте серьезного научного журнала, или же тогда, когда речь идет о книге, размещенной на профессиональном библиотечном сайте (в последнем случае, желательно, путем сканирования оригинала печатного издания). В иных же случаях совершенно нет уверенности, что перед вами подлинный текст.
Нельзя не сказать и о некоторых проблемах микроклимата, научного кодекса поведения и культуры полемики в среде историков. К сожалению, и здесь не всё гладко. Время от времени продолжает встречаться откровенный плагиат. Данная проблема - это особый разговор и, по большому счёту, тема отдельной статьи. Каждый из историков, наверное, хотя бы один раз встречал заимствование своего текста без ссылок. Мне, например, пришлось встретиться с «умыканием» моего текста, в том числе и моих авторских выводов трижды, точнее уличить в плагиате трёх историков, фамилии которых я здесь называть не буду.
Не изжита, и время от времени встречается недоброжелательность в отношениях между коллегами. К глубокому сожалению, история ничему большинство людей не учит, - это уже, кажется, почти аксиома. Но, по крайней мере, уж историков-то она должна учить?! Ещё памятна сибирская «историографическая война» периода «застоя» по личности Г.Ф. Рогова и «роговщине», и безобразная «научная» травля с идеологическим уклоном «группой товарищей» известного исследователя, уважаемого человека В.Т. Шуклецова, научная позиция которого в отношении Рогова и «роговщины», хотя и была в чём-то уязвимой, но, в общем, не более уязвимой, чем у его оппонентов. Неумолимое время в этой «войне» уже в 1990-е гг. всех рассудило и всё расставило по своим местам, но гарантировано ли наше научное сообщество от повторения подобного в дальнейшем? По ряду некоторых признаков представляется, что, к сожалению, - нет.
Плюрализм подходов, научная критика - это для науки вполне нормально. Но дело в том, что на практике разделение (сознательное или подсознательное) исследователей на «белых» и «красных», прогрессивных и консерваторов и т.п., порой ведет к тенденциозности в оценках работ оппонента. Вспоминаю с улыбкой, как один известный и глубоко (не смотря ни на что) уважаемый мною сибирский историк в своей историографической работе по Ишимско-Петропавловскому (Западно-Сибирскому) восстанию включил меня в группу исследователей данного восстания, исповедующих старый подход, причём сделал это на основании «моей» статьи, которой у меня попросту нет. Уточняю: нет и никогда не было у меня статьи под названием «Событие, которого не могло не быть». Позднее выяснилось, что это название он мог позаимствовать только из работы своего аспиранта, который /322/ элементарно допустил халатность, и в своей работе исказил подлинное название моей реальной статьи «Мятеж, которого могло не быть» (написанной, кстати, отнюдь не с консервативных позиций). Вот так иногда создаются обобщающие историографические работы и научные классификации в них.
Чаще стали наблюдаться факты «агрессивной критики» с нападками, инсинуациями и проявлениями неуважения к оппоненту. Остановлюсь на одном из подобных случаев, поскольку он касается меня лично. То, что сравнительно молодой историк В.В. Журавлев в полемике позволил себе нетактичный тон, да ещё и в отношение лично незнакомого ему человека, - это, как говорится, полбеды. Но всё гораздо серьёзнее. Тенденциозно (по одному ему известным причинам) задавшись целью «разгромить» мою книгу, он сознательно проигнорировал научную цель монографии, хотя формально и привёл её в своей статье (кстати говоря, не полностью и не вполне точно) [5, с. 27]. Между тем и из всего содержания монографии, её Введения и даже из названия следует, что она посвящена не политической культуре Сибири вообще, а именно опыту сибирской многопартийности как части политической культуры Сибири [6].
Одно из двух: либо В.В. Журавлёв так и не понял, о чём, собственно книга, либо (что, судя по всему, более вероятно) сознательно извратил научную позицию оппонента, - и то, и другое для серьёзного исследователя в первом случае непростительно, а во втором ещё и совершенно недопустимо. Не случайно даже название моей монографии он приводит в своём тексте неверно, превращая в удобное для своей «критики»: «Политическая культура Сибири» [5, с. 26]. Сокращение? Но тогда должно быть: «Политическая культура Сибири...». В ход идут откровенно недостоверные заявления, например, о том, что «…в источниковом отношении [монография] в значительной степени опирается на работы предшественников» [5, с. 27]. Но если бы В.В. Журавлев внимательно прочитал или хотя бы пролистал критикуемую им книгу, то обнаружил, что в ней - огромный массив документального материала из нескольких десятков фондов 15-ти архивов (в том числе 12-ти архивов Сибирского региона, двух ведущих центральных архивов Москвы и одного в Санкт-Петербурге); кроме того, в монографии использован значительный массив периодической печати исследуемого периода (материалы более 40 наименований газет и журналов) [6]. В общем, налицо давно известный приём недобросовестных критиков: извратить научную позицию оппонента и потом её «успешно» разгромить.
«Критические» выпады В.В. Журавлёва представляются несостоятельными и даже забавными ещё и потому, что атакованная им книга - самая востребованная из более чем сорока моих работ, размещённых в РИНЦ: о ней, с учётом первого издания, более семидесяти упоминаний на сегодня (август 2019 г.), - ссылок, отзывов, цитирований, и это число неуклонно продолжает расти, причём все они (кроме, понятно, одного) носят положительный характер. То же самое в ссылках и отзывах вне Сети. Среди не просто положительных, но и довольно высоких отзывов о монографии - оценки таких известных и признанных учёных всероссийского уровня, как М.В. Шиловский (Новосибирск), С.Н. Полторак (Санкт-Петербург), В.Б. Шепелева (Омск), В.В. Кривенький (Москва), причём последний, являясь авторитетным специалистом в области российской многопартийности первой четверти ХХ в., назвал данную книгу «настоящей энциклопедией первой сибирской многопартийности».
Результаты исследования. К счастью, подавляющее большинство историков, в том числе и историков Гражданской войны в Сибири, люди интеллигентные, тактичные и воспитанные, несмотря на частые и даже глубокие расхождения в позициях, подходах, оценках, выводах. Культура и такт у них - прежде всего. И, конечно, плюрализм подходов и позиций. Как предупреждал М. Задорнов несведущих, плюрализм - это совсем не то, когда все плюют на всех. Понимаемый правильно, он очень полезен во многих сферах человеческой деятельности, в том числе и в науке, помогая продвигаться к истине. Но борьба идей не должна превращаться в войну людей, и уж кто-кто, а исследователи Гражданской войны должны это лучше других понимать. /323/
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Шиловский М.В. Политические процессы в Сибири в период социальных катаклизмов 1917-1920 гг.: Монография. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2003. 427 с.
2. Плотников И.Ф. Во главе революционной борьбы в тылу колчаковских войск: Сибирское (Урало-Сибирское) бюро ЦК РКП(б) в 1918-1920 гг.: Монография. Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1989. 336 с.
3. Плотников И.Ф. Александр Васильевич Колчак // История «белой» Сибири: Материалы второй научной конференции. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. С. 4-7.
4. Плотников И.Ф. Великий российский патриот Александр Васильевич Колчак // А.В. Колчак - ученый, адмирал, Верховный правитель России. Омск: Изд-во ОмГУ, 2005. С. 11-17.
5. Журавлёв В.В. Понятие «политическая культура» в современных исследованиях по истории революции и гражданской войны в России // Власть и общество в Сибири в ХХ веке: Сб. науч. ст. Новосибирск: Параллель, Ин-т истории СО РАН, 2015. Вып. 6. С. 17-31.
6. Штырбул А.А. Политическая культура Сибири: Опыт провинциальной многопартийности (конец XIX - первая треть XX в.): Монография. Омск: Изд-во ОмГУ; ИД «Наука», 2008. 612 с. /324/
Гражданская война на востоке России: взгляд сквозь документальное наследие : материалы III Всерос. науч.-практ. конф., посвящ. 100-летию восстановления совет. власти в Сибири (Омск, 13-14 нояб. 2019 г.) / М-во культуры Ом. обл., БУ ИсА; М-во науки и высш. образования Рос. Федерации, ОмГТУ; М-во обороны Рос. Федерации, ОАБИИ ; [редкол.: Д. И. Петин (отв. ред.) и др.]. - Омск : Изд-во ОмГТУ, 2019. С. 318-324.