Преступления интервентов на Севере
Зверства белогвардейцев на Удоре
Прибывшие с Удоры в Яренск сообщают о тех зверствах, какие белогвардейцы чинили над бедными и средним крестьянином Удоры после ухода наших войск.
Все семьи советских работников и сочувствующих Совет. Власти в буквальном смысле ограблены - у них собраны и увезены остатки хлеба, отобраны все найденные деньги, все более или менее ценные вещи, одежда, белье, обувь - все, что можно было отобрать, все отобрано и увезено. То же испытали на себе бедняки и средняки, по мнению Удорских кулаков, ранее «тянувшие» за Советскую власть.
Так, в деревне Селиб публично высекли розгами крестьянина, его жену и их двенадцатилетнюю дочь за то только, что при сборе денег на хлеб крестьянина заявил белогвардейцу: «денег то мы вам дадим, а привезете ли вы хлеб».
В дер. Разгорте выпороли розгами, и также публично, крестьянина и его жену за то, что крестьянин ответил на вопрос кулака о прирезке земли - «подождешь!»
В селе Глотово выпороли розгами публично жену Советского работника за то только, что муж ее состоит на Советской службе и агитировал раньше за Советскую власть.
По словам прибывших с Удоры, порка розгой и битье нагайкой у белогвардейцев является обычным средством «внушения» за малейшее сочувствие Советской власти.
Удорские кулаки обнаглели окончательно. У бедного и среднего крестьянина отобраны последние крохи хлеба, тогда как кулаки едят хлеб во всю, не считаясь ни с какой нормой, и не считаясь с тем, что бедное и среднее крестьянство поголовно питается одной только соломой.
(Привезенные образчики хлеба из соломы внушают буквально таки ужас, кажется и скот бы не стал есть подобный хлеб, а не только человек!)
Рассказывают далее, что все те деньги, какие бедняки и средние крестьяне заработали за время пребывания красных войск на Удоре, белогвардейцы обманным путем отобрали у населения и увезли.
Объявили, что все керенки не действительно без штемпеля временного правительства и, когда доверчивые крестьяне собрали деньги для штемпелевания, белогвардейцы взяли деньги и увезли. Теперь об этих деньгах, конечно, ничего не слышно.
Таким путем только у одной Селибской волости, например, увезено сто восемь тысяч рублей - все деньги бедняков и крестьян-серединцев!
Выматывались белогвардейцами деньги и другими путями.
Так, со всего населения поголовно - с едока (за исключением кулаков) содрано белогвардейцами по сорок рублей, якобы на хлеб. Деньги увезены и уже два месяца, как население ест солому, и нет ни хлеба, ни денег.
Вот краткое сообщение, почерпнутое со слов прибывших с Удоры. Может быть оно одно, голое, неприкрашенное заставит задуматься тех, кто недостаточно твердо стоит на платформе власти советов или ждет еще, что Колчак и белогвардейцы несут блага трудовому народу, - заставит задуматься и твердо и бесповоротно решить: лучше перенести еще большие тяжести гражданской войны, лучше славная смерть на защите своих интересов - интересов трудового народа, - чем наглая, кулацкая власть белогвардейцев!
«Яренск. Изв.»
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №112. 3 июля 1919 г.
Поток и разграбление
(Из операций союзников в России)
Мы очень много слышали и читали о зверствах белых банд. Многие из нас были свидетелями их. Так много, что нас уже не удивляют ни расстрелы сотен крестьян и рабочих, ни истязания жен и детей советских работников, ни грабежи крестьян. Мы так ко всему этому привыкли, что считаем в порядке вещей известия об этих кровавых оргиях, встречаем почти также, как известия об убийствах и ранениях во время сражений.
И тем не менее, мы не знаем истинных размеров жестокой, с которыми разъяренные белые звери мстят трудящимся за свои обиды и унижения.
Вот случай с крестьянами Кицко-Воскресенского общества Шенкурского уезда, где белые и англичане господствовали с сентября 1918 г. до января 1919 г., рассказанный крестьянином этого общества.
Не будем распространяться о режиме, установленном «благородными» англичанами. Отбирание у крестьян скота и сена, мобилизация всех от 19 до 35 лет, мобилизация лошадей, почти даровая подводная повинность, из-за которой крестьяне не могли даже привезти себе дров, принудительные работы в окопах по 12 часов в день за 10-12 рублей в день - все это слишком общеизвестно.
И все это делало существование крестьян до такой степени несносным, что жители деревни Малой Выставки со своими семьями, со скотом и необходимым скарбом бежали из своей деревни в лес, где у них находились смолокурные печи.
12 января советскими войсками был взят Шенкурск. Кицкие крестьяне уже слышали ружейные выстрелы неподалеку и с облегчением вздохом предвкушали момент своего избавления.
Но вот 15 января во все шестнадцать деревень Кицко-Воскресенского общества были поданы мобилизованные по округу подводы. В избы крестьян заходили английские солдаты и приказывали немедленно собираться «в далекий дорога».
Выгоняли поголовно всех и усаживали в сани. Чтобы не перегрузить возов, не разрешали брать ничего, даже узелков. Сажался всякий так, как успел одеться.
В деревнях поднялась страшная паника, плач, проклятия. Крестьянки обнимали своих «коровушек» и голосили, словно при прощании с мужем.
Не успевали крестьяне путем отъехать от своего села, как видели, что родные деревни загорались со всех сторон, видели, как пламя пожирало все, что давало жить, как метался намученный и вырвавшийся из ада скот.
16 деревень Кицко-Воскресенского общества были выжжены дотла со всем имуществом, утварью, хлебом, скотом. 5,000 жителей этих деревень были разорены дотла и были сорваны с родного насиженного угла и увезены неизвестно куда и зачем.
Не спаслись и крестьяне Малой Выставки. Их нашли в лесу в последний день и тоже погнали, дав возможность лишь издали видеть, как пылала их родная деревня.
Днем и ночью тянулся по архангельскому тракту вдоль Двины добрый десяток обозов, подвод по сто в каждом. Останавливались лишь на три дня в городе Елецке, а остальное расстояние ехали без остановки от станции до станции, где менялись подводы, причем часто подводы уже ожидались (порожняки возвращающихся возчиков военной клади). Пересаживались с саней на сани и ехали дальше. На всем пути ни разу не были в жилом помещении, так как построек мало и те забиты солдатами.
Кормили так, что давали раза два в неделю по банке консервов, да по три «бишки» (маленькие сухие лепешки из кукурузы). Купить же ничего нельзя было, ибо по Двине прошлый год хлеба вымерзли и крестьяне едят молотую солому. Не на каждой станции удавалось добыть кипяток. Да если и был он, то всем не хватало.
Экспедиция эта была совершена при 37 градусном морозе, в течении полутора месяца. Естественно, что на каждой станции приходилось оставлять по 8-10 замороженных детей, что у каждого были отморожены конечности и лица, что половина прибыли к конечному пункту совершенно больными и не долго будут жить, что многие из них умерли в дороге, что все вообще в конце пути были еле живы.
23 февраля, т. е. на 39 день не вполне обычного путешествия, «беженцы» прибыли в город Холмгоры, что в 75 верстах от Архангельска. Здесь из них отобрали мастеровых и отправили в Архангельск. При чем товарищу, рассказавшему мне эту кошмарную историю, разрешили взять с собой тринадцатилетнюю девочку. Столетнего же старика отца, живущего на иждивении сына и по существу тоже уже ребенка, не дали взять с собой.
Остальных крестьян расквартировали по окрестным деревням и стали выдавать паек по пятнадцать фунтов муки и по 4 фунта трески на душу в месяц. И как хочешь, так и живи на этом.
Случай, подобного которому не вспомнишь. Не удивительно после этого, что 10,000 рабочих и крестьян изъявили желание выехать из Архангельска в советскую Россию.
А вот еще не менее кошмарный случай.
В шестидесяти верстах от Архангельска на Двине есть остров Муньдюга. Здесь выстроена белыми временная тюрьма, куда законопачивались коммунисты и их сторонники, почему-либо к их несчастию уцелевшие от расстрела. Здесь они содержались на режиме, превосходящем всякие пределы фантазии. Ежедневно им выдается по одной бишке (сухарику), по кусочку селедки и только по одному стакану воды.
Несмотря на то, что после такого «питания» люди совершенно высыхают и становятся полумертвецами, заключенных все-таки потом судят, принося в суд на носилках. И в конце концов все-таки расстреливают.
Но этого мало. Англичанам и архангельским белогвардейцам должно быть надоело возиться с этим «народом». Пожалели видимо пуль для них и решили покончить разом. Облили три тюремных барака керосином и зажгли. Сгорело триста шестьдесят передовых крестьян и рабочих. А на Соловецком острове стали строить новую каторжную тюрьму.
Так казнить не может тот, кто умерщвляет лишь ради необходимости. Так истязает тот, кто этим услаждает свои дикие страсти, кто, упиваясь кровью рабочих, захлебывается при этом от удовольствия.
В. Чадаев.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №125. 18 июля 1919 г.
Сожгли три барака? Богатая фантазия была у граждан. А про деревни надо будет как-то проверить.
В плену у англичан
На днях в Петроград прибыли вырвавшиеся в середине июля из белогвардейского плена товарищи […] плену у союзных и русских золотопогонников северного фронта.
После трехдневного ожесточенного боя на архангельском фронте, - рассказывает один из прибывших, - он вместе с 48 другими красноармейцами попал в плен к англичанам. Часть пленных немедленно была расстреляна, остальных англичане, избив прикладами до потери сознания и обобрав до нитки, отправили в архангельскую тюрьму.
В тюрьме работать приходилось свыше человеческой силы, под ударами прикладов. Пища выдавалась в ничтожном количестве: 2 галеты (1/4 фунта хлеба), ложка каши банка консервов на четыре дня и две кружки чая без сахара. Из тюрьмы тов. Федоров был отправлен на остров Музюгу, где жизнь была еще мучительнее.
Англичане предложили пленным либо записаться в славянско-британский легион, либо быть расстрелянными.
Записавшихся легионерами обучили стрельбе из пулемета. Обучали их английские офицеры; команда отдавалась по-английски. Русским офицерам англичане не доверяли, относились к ним с презрением, не давали под командование более взвода, разрешая им только в волю напиваться спиртом.
Обученные легионеры были отправлены в конце июня на фронт. По дороге офицеры, получив сведения от некоторых мерзавцев, добровольцев-кулаков, об агитации среди легионеров за Советскую власть, четырех легионеров высадили на берег и, раздев до гола, заставили бежать, открыв по ним стрельбу, как по зверям. Этот расстрел только ускорил восстание легионеров.
Когда легионеры были высажены на берег в восьми верстах от позиции, весь план восстания уже был готов.
Была налажена связь с соседними полками.
Легионерам удалось перебить всех своих шестьдесят офицеров, но с позиций сбить англичан им не удалось. Англичане открыли по легионерам огонь; легионеры отвечали им из автоматических ружей, перебив 172 человека. Англичане, имея численный перевес, могли обойти восставших. Легионеры отступили и, пробродив в лесу двое суток, вышли к позициям красной армии. Всего перешло, таким образом, 600 человек, захватив с собой 12 автоматов и 250 винтовок.
Товарищи сообщают, что вместе с ними в тюрьме сидело очень много американцев и французов, отказавшихся воевать с красной армией. За время их пребывания в плену среди иностранных войск было три восстания, подавлявшихся с большой жестокостью.
Американцы и французы отказались расстреливать пленных, приговоренных за восстание; многие англичане тоже присоединились к ним. Роль палача взял на себя один русский полковник, застреливший около ста красноармейцев из револьвера.
Нередко на улицах Архангельска […] на ломаном русском языке говорили: «Русский - большевик, Америка и Франция тоже большевик», и что их привезли в Архангельск обманом, и что им нужно воевать не с русскими рабочими и крестьянами, а со своими американскими и французскими богачами.
Вследствие этого союзники решили вывести из Архангельска все американские и французские войска; в настоящее время все они уже отправлены на родину. С отъездом американцев, главных поставщиков продовольствия, положение англичан сильно ухудшилось.
За последнее время англичан тоже стали отправлять на родину и взамен их присылать новые английские добровольческие отряды из всякого сброда: каторжан, уголовных преступников и бродяг. Но надежда англичан на арестантов - плохая надежда.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №150. 16 августа 1919 г.
Прибывшие с Удоры в Яренск сообщают о тех зверствах, какие белогвардейцы чинили над бедными и средним крестьянином Удоры после ухода наших войск.
Все семьи советских работников и сочувствующих Совет. Власти в буквальном смысле ограблены - у них собраны и увезены остатки хлеба, отобраны все найденные деньги, все более или менее ценные вещи, одежда, белье, обувь - все, что можно было отобрать, все отобрано и увезено. То же испытали на себе бедняки и средняки, по мнению Удорских кулаков, ранее «тянувшие» за Советскую власть.
Так, в деревне Селиб публично высекли розгами крестьянина, его жену и их двенадцатилетнюю дочь за то только, что при сборе денег на хлеб крестьянина заявил белогвардейцу: «денег то мы вам дадим, а привезете ли вы хлеб».
В дер. Разгорте выпороли розгами, и также публично, крестьянина и его жену за то, что крестьянин ответил на вопрос кулака о прирезке земли - «подождешь!»
В селе Глотово выпороли розгами публично жену Советского работника за то только, что муж ее состоит на Советской службе и агитировал раньше за Советскую власть.
По словам прибывших с Удоры, порка розгой и битье нагайкой у белогвардейцев является обычным средством «внушения» за малейшее сочувствие Советской власти.
Удорские кулаки обнаглели окончательно. У бедного и среднего крестьянина отобраны последние крохи хлеба, тогда как кулаки едят хлеб во всю, не считаясь ни с какой нормой, и не считаясь с тем, что бедное и среднее крестьянство поголовно питается одной только соломой.
(Привезенные образчики хлеба из соломы внушают буквально таки ужас, кажется и скот бы не стал есть подобный хлеб, а не только человек!)
Рассказывают далее, что все те деньги, какие бедняки и средние крестьяне заработали за время пребывания красных войск на Удоре, белогвардейцы обманным путем отобрали у населения и увезли.
Объявили, что все керенки не действительно без штемпеля временного правительства и, когда доверчивые крестьяне собрали деньги для штемпелевания, белогвардейцы взяли деньги и увезли. Теперь об этих деньгах, конечно, ничего не слышно.
Таким путем только у одной Селибской волости, например, увезено сто восемь тысяч рублей - все деньги бедняков и крестьян-серединцев!
Выматывались белогвардейцами деньги и другими путями.
Так, со всего населения поголовно - с едока (за исключением кулаков) содрано белогвардейцами по сорок рублей, якобы на хлеб. Деньги увезены и уже два месяца, как население ест солому, и нет ни хлеба, ни денег.
Вот краткое сообщение, почерпнутое со слов прибывших с Удоры. Может быть оно одно, голое, неприкрашенное заставит задуматься тех, кто недостаточно твердо стоит на платформе власти советов или ждет еще, что Колчак и белогвардейцы несут блага трудовому народу, - заставит задуматься и твердо и бесповоротно решить: лучше перенести еще большие тяжести гражданской войны, лучше славная смерть на защите своих интересов - интересов трудового народа, - чем наглая, кулацкая власть белогвардейцев!
«Яренск. Изв.»
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №112. 3 июля 1919 г.
Поток и разграбление
(Из операций союзников в России)
Мы очень много слышали и читали о зверствах белых банд. Многие из нас были свидетелями их. Так много, что нас уже не удивляют ни расстрелы сотен крестьян и рабочих, ни истязания жен и детей советских работников, ни грабежи крестьян. Мы так ко всему этому привыкли, что считаем в порядке вещей известия об этих кровавых оргиях, встречаем почти также, как известия об убийствах и ранениях во время сражений.
И тем не менее, мы не знаем истинных размеров жестокой, с которыми разъяренные белые звери мстят трудящимся за свои обиды и унижения.
Вот случай с крестьянами Кицко-Воскресенского общества Шенкурского уезда, где белые и англичане господствовали с сентября 1918 г. до января 1919 г., рассказанный крестьянином этого общества.
Не будем распространяться о режиме, установленном «благородными» англичанами. Отбирание у крестьян скота и сена, мобилизация всех от 19 до 35 лет, мобилизация лошадей, почти даровая подводная повинность, из-за которой крестьяне не могли даже привезти себе дров, принудительные работы в окопах по 12 часов в день за 10-12 рублей в день - все это слишком общеизвестно.
И все это делало существование крестьян до такой степени несносным, что жители деревни Малой Выставки со своими семьями, со скотом и необходимым скарбом бежали из своей деревни в лес, где у них находились смолокурные печи.
12 января советскими войсками был взят Шенкурск. Кицкие крестьяне уже слышали ружейные выстрелы неподалеку и с облегчением вздохом предвкушали момент своего избавления.
Но вот 15 января во все шестнадцать деревень Кицко-Воскресенского общества были поданы мобилизованные по округу подводы. В избы крестьян заходили английские солдаты и приказывали немедленно собираться «в далекий дорога».
Выгоняли поголовно всех и усаживали в сани. Чтобы не перегрузить возов, не разрешали брать ничего, даже узелков. Сажался всякий так, как успел одеться.
В деревнях поднялась страшная паника, плач, проклятия. Крестьянки обнимали своих «коровушек» и голосили, словно при прощании с мужем.
Не успевали крестьяне путем отъехать от своего села, как видели, что родные деревни загорались со всех сторон, видели, как пламя пожирало все, что давало жить, как метался намученный и вырвавшийся из ада скот.
16 деревень Кицко-Воскресенского общества были выжжены дотла со всем имуществом, утварью, хлебом, скотом. 5,000 жителей этих деревень были разорены дотла и были сорваны с родного насиженного угла и увезены неизвестно куда и зачем.
Не спаслись и крестьяне Малой Выставки. Их нашли в лесу в последний день и тоже погнали, дав возможность лишь издали видеть, как пылала их родная деревня.
Днем и ночью тянулся по архангельскому тракту вдоль Двины добрый десяток обозов, подвод по сто в каждом. Останавливались лишь на три дня в городе Елецке, а остальное расстояние ехали без остановки от станции до станции, где менялись подводы, причем часто подводы уже ожидались (порожняки возвращающихся возчиков военной клади). Пересаживались с саней на сани и ехали дальше. На всем пути ни разу не были в жилом помещении, так как построек мало и те забиты солдатами.
Кормили так, что давали раза два в неделю по банке консервов, да по три «бишки» (маленькие сухие лепешки из кукурузы). Купить же ничего нельзя было, ибо по Двине прошлый год хлеба вымерзли и крестьяне едят молотую солому. Не на каждой станции удавалось добыть кипяток. Да если и был он, то всем не хватало.
Экспедиция эта была совершена при 37 градусном морозе, в течении полутора месяца. Естественно, что на каждой станции приходилось оставлять по 8-10 замороженных детей, что у каждого были отморожены конечности и лица, что половина прибыли к конечному пункту совершенно больными и не долго будут жить, что многие из них умерли в дороге, что все вообще в конце пути были еле живы.
23 февраля, т. е. на 39 день не вполне обычного путешествия, «беженцы» прибыли в город Холмгоры, что в 75 верстах от Архангельска. Здесь из них отобрали мастеровых и отправили в Архангельск. При чем товарищу, рассказавшему мне эту кошмарную историю, разрешили взять с собой тринадцатилетнюю девочку. Столетнего же старика отца, живущего на иждивении сына и по существу тоже уже ребенка, не дали взять с собой.
Остальных крестьян расквартировали по окрестным деревням и стали выдавать паек по пятнадцать фунтов муки и по 4 фунта трески на душу в месяц. И как хочешь, так и живи на этом.
Случай, подобного которому не вспомнишь. Не удивительно после этого, что 10,000 рабочих и крестьян изъявили желание выехать из Архангельска в советскую Россию.
А вот еще не менее кошмарный случай.
В шестидесяти верстах от Архангельска на Двине есть остров Муньдюга. Здесь выстроена белыми временная тюрьма, куда законопачивались коммунисты и их сторонники, почему-либо к их несчастию уцелевшие от расстрела. Здесь они содержались на режиме, превосходящем всякие пределы фантазии. Ежедневно им выдается по одной бишке (сухарику), по кусочку селедки и только по одному стакану воды.
Несмотря на то, что после такого «питания» люди совершенно высыхают и становятся полумертвецами, заключенных все-таки потом судят, принося в суд на носилках. И в конце концов все-таки расстреливают.
Но этого мало. Англичанам и архангельским белогвардейцам должно быть надоело возиться с этим «народом». Пожалели видимо пуль для них и решили покончить разом. Облили три тюремных барака керосином и зажгли. Сгорело триста шестьдесят передовых крестьян и рабочих. А на Соловецком острове стали строить новую каторжную тюрьму.
Так казнить не может тот, кто умерщвляет лишь ради необходимости. Так истязает тот, кто этим услаждает свои дикие страсти, кто, упиваясь кровью рабочих, захлебывается при этом от удовольствия.
В. Чадаев.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №125. 18 июля 1919 г.
Сожгли три барака? Богатая фантазия была у граждан. А про деревни надо будет как-то проверить.
В плену у англичан
На днях в Петроград прибыли вырвавшиеся в середине июля из белогвардейского плена товарищи […] плену у союзных и русских золотопогонников северного фронта.
После трехдневного ожесточенного боя на архангельском фронте, - рассказывает один из прибывших, - он вместе с 48 другими красноармейцами попал в плен к англичанам. Часть пленных немедленно была расстреляна, остальных англичане, избив прикладами до потери сознания и обобрав до нитки, отправили в архангельскую тюрьму.
В тюрьме работать приходилось свыше человеческой силы, под ударами прикладов. Пища выдавалась в ничтожном количестве: 2 галеты (1/4 фунта хлеба), ложка каши банка консервов на четыре дня и две кружки чая без сахара. Из тюрьмы тов. Федоров был отправлен на остров Музюгу, где жизнь была еще мучительнее.
Англичане предложили пленным либо записаться в славянско-британский легион, либо быть расстрелянными.
Записавшихся легионерами обучили стрельбе из пулемета. Обучали их английские офицеры; команда отдавалась по-английски. Русским офицерам англичане не доверяли, относились к ним с презрением, не давали под командование более взвода, разрешая им только в волю напиваться спиртом.
Обученные легионеры были отправлены в конце июня на фронт. По дороге офицеры, получив сведения от некоторых мерзавцев, добровольцев-кулаков, об агитации среди легионеров за Советскую власть, четырех легионеров высадили на берег и, раздев до гола, заставили бежать, открыв по ним стрельбу, как по зверям. Этот расстрел только ускорил восстание легионеров.
Когда легионеры были высажены на берег в восьми верстах от позиции, весь план восстания уже был готов.
Была налажена связь с соседними полками.
Легионерам удалось перебить всех своих шестьдесят офицеров, но с позиций сбить англичан им не удалось. Англичане открыли по легионерам огонь; легионеры отвечали им из автоматических ружей, перебив 172 человека. Англичане, имея численный перевес, могли обойти восставших. Легионеры отступили и, пробродив в лесу двое суток, вышли к позициям красной армии. Всего перешло, таким образом, 600 человек, захватив с собой 12 автоматов и 250 винтовок.
Товарищи сообщают, что вместе с ними в тюрьме сидело очень много американцев и французов, отказавшихся воевать с красной армией. За время их пребывания в плену среди иностранных войск было три восстания, подавлявшихся с большой жестокостью.
Американцы и французы отказались расстреливать пленных, приговоренных за восстание; многие англичане тоже присоединились к ним. Роль палача взял на себя один русский полковник, застреливший около ста красноармейцев из револьвера.
Нередко на улицах Архангельска […] на ломаном русском языке говорили: «Русский - большевик, Америка и Франция тоже большевик», и что их привезли в Архангельск обманом, и что им нужно воевать не с русскими рабочими и крестьянами, а со своими американскими и французскими богачами.
Вследствие этого союзники решили вывести из Архангельска все американские и французские войска; в настоящее время все они уже отправлены на родину. С отъездом американцев, главных поставщиков продовольствия, положение англичан сильно ухудшилось.
За последнее время англичан тоже стали отправлять на родину и взамен их присылать новые английские добровольческие отряды из всякого сброда: каторжан, уголовных преступников и бродяг. Но надежда англичан на арестантов - плохая надежда.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №150. 16 августа 1919 г.