Две недели на фронте комиссара Тимохина
Две недели на фронте.
(Из дневника т. Тимохина)
Гулким эхом прокатился по всей республике набатный призыв вождей революции - товарищей Троцкого и Зиновьева на защиту Красного Питера от обнаглевших белогврадейских банд.
Горячо, дружно, как один, подхватила этот призыв Череповецкая организация коммунистов. Рассуждать, агитировать было некогда и не требовалось. Все на фронт, все в бой - был лозунг Череповца.
И пошла партийная и добровольческая мобилизация. В первые два дня она дала по одному Череповцу более 200 человек ответственных партийных и Советских работников. Тихвин мобилизовал 45 человек, другие уезды за дальностью расстояния мобилизацией на несколько дней запоздали. Днем отправки на Питер было назначено 22 октября.
Как много тов. и граждан участвовало на прощальном митинге! Какой небывалый подъем в настроении! Один порыв, одна воля добить заклятого врага во чтобы то ни стало. Ни слез, ни ропота, ни причитаний. У всех так ясно, легко на душе. Революционный порыв бьет наружу: вперед и только вперед!
Гремит музыка, гулко раздаются в ночном воздухе боевые революционные песни. Грандиозно-торжественны были проводы на Петроградский фронт т. т. коммунистов. Героическое настроение ни на минуту не оставляло уезжающих и в пути следования.
Подъезжаем к Питеру. По направлению Колпина виднеются пожары и слышится орудийная перестрелка. Прибыли в 9 ч. вечера.
По указанию коменданта города направились в егерские казармы по Рузовской ул.
Сосредоточенно серьезен и величественен Петроград!
Везде заставы, патрули. Пусто, тихо. Лишь автомобили изредка нарушают эту тишину. На всех больших площадях, перекрестных и др. важных пунктах молчаливо, серьезно при слабом свете костров работают рабочие по установке скрытых орудий, устройству блиндажей, разного рода укреплений, заграждений и проч.
Пришли. Заведующий особым коммунистическим отрядом т. Клявс-Клявин теплым задушевным словом благодарности встретил отряд и выразил надежду, что при таком единении Питера с местными организациями в ближайшие же дни удастся разбить наступающего врага. Теплая, товарищеская встреча. Готовы комнаты и кипяток. О комфорте никому и в ум не приходит.
В 8 часов утра 23-го разбивают отряд по роду оружия в группы. В ожидании приказаний о выступлении начинается регулярное обучение совместно с Питерскими тов. рабочими, которых тут было несколько групп и отрядов.
К вечеру этого же дня нас, Черепан, перебросили в особый отряд, формирующийся в Петропавловской крепости. Со своим священным Красным знаменем и революционными песнями прошел наш отряд по улицам Питера.
Хорошо, хорошо все это было.
В эту же ночь в час утра нам пришло распоряжение выделить из себя 25 человек более ответственных, надежных боевиков и организаторов.
Выделены: Тимохин, Богданов, Виноградов, Андреев, Соловьев, Иванов Гр., Березкин, Серышев, Ильичев, Осипов, Муравьев, Смелов, Чернышев, Чураков, Васинов, Демьянов, Яковлев, Иванов Мак., Маремьянов, Белов, Максимов, Виноградов Ал-й, Цветков, Новожилов, Корнилов.
Распрощались со всеми оставшимися в Питере и на автомобилях в спешном порядке, заехавши за указаниями в Смольный, с т. Трилиссером во главе, выехали в Колпино.
Прибыли рано утром. Встретили там своих т.т. Догадаева и Ястребова. Что за встреча! Как они обрадовались невыразимо. Как захватывающе рассказывали о своем участии при взятии Детского (Царского) Села; как хорошо действовал их броневик и т.д. Пошли в Политотдел ударной группы № армии. Прием самый товарищеский. Из 25 пятнадцать человек нас назначили в Энский стр. полк, - остальные остались на время при Политотделе.
Назначены: Я - ответственным организатором полка; 7 чел. - Соловьев, Иванов Гр., Березкин, Цветков, Смелов, Корнилов, Орлов - в командный состав; 4 чел. - Ильичев, Чернышов, Маремьянов, Андреев - ответственными ротными организаторами и 3 чел. - Демьянов, Иванов М. и Виноградов Ал. в распоряжение Политкома полка. Полк из молодых крестьян Саратовской и Самарской хлебородных губерний.
Пороху не нюхал, командный состав недостаточно выяснен.
Организация слава. Необходимо спешно его сорганизовать, слиться с ним и спешно броситься в смертный бой. Такова дана нам задача.
Отправляемся в означенный полк по направлению в Царское Село. В дер. Московская Славянка случайно встречаемся с 25 тов. из 1-ой группы, выехавшей из Череповца двумя днями ранее нашего - Маринин, Рычагов, Зорин и др. Один восторг!
Одновременно все, перебивая друг друга, рассказывают, как удачно брали они Царское Село; как гнали белых из него; показывали простреленные шинели, шапки; сообщили, что раненых среди них, кроме Кошелева, нет и т.д. и т.д.
Не было конца их рассказам.
Очень рады, что они приехали сюда. Сообщали, что белых не так много, что наша победа обеспечена - в этом не может быть никакого сомнения.
Их подъем, боевой дух невольно захватывал и настраивал всех окружающих точно также.
Атмосфера кругом заразительно боевая. На душе легко, свободно и весело. Идем дальше. Следы свежих боев на каждом шагу. В каждой деревушке попадаются разрушенные и полуразрушенные от снарядов и пожаров дома и избушки. Жителей мало. Начинают возвращаться из лесов и соседних деревень. По дороге и по сторонам свежие ямы от бомб и снарядов и, не к чести нашей сказать, лежат еще неприбранные трупы убитых - белых и тов. красноармейцев.
Семь трупов по дороге мы встретили. Какое спокойное, гордое выражение лиц у убитых т. т. красноармейцев. Ни следа страха и страданий.
С улыбкой на лице отошли они в обитель вечности. Так умирают только герои. Лишь один из них настрадался бедняга. Смертельно раненый в бок осколком снаряда, он видимо долго мучился, корчась и ползая около своей могилы. С выражением мести и злобы умер пораженный товарищ. Вечная вам память и слава, дорогие борцы!
(Продолжение следует)
Тимохин
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №221. 12 ноября 1919 г.
Две недели на фронте.
(Из дневника т. Тимохина)
Часам к 9 вечера в Царском Селе разыскали свой полк. Попали как раз на общее собрание коммунистического коллектива полка. Присутствовало до 45 чел. Очень обрадовались товарищи рядовые работники нашему приходу. Тепло и сочувственно заслушали они мое первое слово. Но, к стыду сказать, прежний организатор полка и два-три других товарища встретили нас более чем холодно. Недоразумение было скоро улажено. Тут же мы заслушали доклад о состоянии партийного дела в полку. Полк стоял последнее время в Петрограде. Коллектив молодой, слабый. Коммунистов 20, сочувствующих 27. К этому числу за день до нас прибыло 18 товарищей из Петрограда, да нас черепан 15 человек.
Собрания митинги, беседы устраиваются очень редко. Взаимоотношения с командным составом удовлетворительные, беспартийные к коллективу относятся невраждебно. Ротных и батальонных организаций нет. Настроение полка удовлетворительное. Дезертиров из него за самый плохой месяц - август было всего 101 человек.
Хозяйственная часть поставлена слабовато. Связь совсем плоха. Культурно-Просветительная работа налажена не вполне, - обстановка не благоприятствует, да и литературы нет. Имеется до 500 книжек в обозе 2-го разряда, в полк попадают они очень редко. Газеты доставляются с опозданием и неисправно. Так по докладу, а на деле обстояло несколько хуже.
Необходимо было […] слиться с полком, поднять его боевой дух, объединить его с коллективом и командным составом, ибо с минуты на минуту ожидался приказ о выступлении. Бой шел от полка всего в 4 верстах, даже ближе.
На другой день утром вновь собрание коллектива. По указанию политкома все ответственные партийные работники распределялись так, дабы сразу наладить и политическую и хозяйственную жизнь полка. Я - ответственным полковым организатором и председателем коллектива. Секретарем коллектива бывший оторган тов. Белиц. Ротными организаторами из черепан: 1-й роты - тов. Ильичек, 9-й - тов. Демьянов, 8-й - тов. Иванов М. В остальные роты назначены не черепане. Ответственным организатором в штаб полка тов. Маремьянов, в комендантскую команду тов. Чернышов, в команду связи тов. Андреев, он же и председателем литературного отдела. Тов. прапорщика и унтера были назначены так: Иванов, Березин, Цветков - взводными командирами, Корнилов - отделенным командиром, Свидов - фуражиром, как очень хозяйственный и расторопный в этой области человек и т. Соловьев помощником каптенармуса. Назначение т. Соловьева, прапорщика в хозяйственную часть нас просто поразило.
Тут же было постановлено: днем устроить ротные и командные общие собрания, беседы и провести организацию ротных коллективов, а затем к вечеру в батальонных. Медлить было преступно. Так и было сделано, но не всеми. Некоторые организаторы этого сделать не успели и вот почему. После обеда разнесся слух, что наши отступают, ибо показались белогвардейские танки. Действительно, с казарменной колокольни видно было, по полю движение танка неизвестно чьих цепей. Но видно было и то, как танк очень быстро скрылся обратно в лес от наших артиллерийских выстрелов. Вскоре после этого была дана тревога и все быстро выстроились в боевой порядок во дворе казармы. Но распоряжение о выступлении не поступало. В ожидании его устроили полковой митинг.
Какой чудный был этот митинг! С каким серьезным вниманием слушал полк каждое слово. Говорили и о жизни деревни, о ее чаяниях, надеждах, о борьбе со всевозможными лишениями. Какой болью отразилась на крестьянах весть об угрозе Красному Питеру, как всколыхнулись они, поднялись на защиту и понесли на алтарь победы свое последнее достояние и самую жизнь.
Говорил много, много. И о положении дел на фронтах и о силе и слабости противника; об ужаснейшей прежней крестьянской жизни порабощения и безвыходной нужды, о том, что дают и не дадут нам белые, если мы не сможем их уничтожить окончательно, какой был подъем, какое повышенное настроение! Крепко сжимая винтовки, все как один сознавая серьезность момента, выражали готовность биться до последнего.
Клятвы, заверения, могучее «ура» гулом гудело во всю улицу. Выступили т. т. Смелов и Березин. В этот момент принеслось известие, что сам т. Троцкий примчался на фронтовом автомобиле. Опять бури здравия и победных возгласов. В заключение почт и двухтысячным хором был величественно торжественно исполнен международный гимн, боевой интернационал и могуче-победное «смело, товарищи, в ногу». Затем политкомом была вручена полку присланная из тыла в подарок очень хорошенькая гармоника. Ну, что и поднялось тут! Музыкант абсолютно не знал, кого и слушать, что играть. Но в результате, что бы он ни заиграл, все выходило ладно. Все пошли ходунов. Восторженные возгласы, выкрики, присвист. Всевозможные движения руками, ногами и всем корпусом. Чувствовалось, что чувство действительной полной свободы захватило всех. Духу задорной, здоровой молодости было тесно в красноармейских грудях. Он рвался вон, на полную волю и полный простор. В заключение был роздан ящик папирос, подарок Смольного. Одного не доставило: никто не высказался из командного состава.
В такой великий момент никакая сила не страшна для героев чудокрасных богатырей. С нетерпением ждали приказа о выступлении, но его так и не последовало. Была дана команда в боевом снаряжении разойтись на ночлег. И только к утру получили приказ - немедленно выступить, и здание - за день занять полку до семи деревень: Перелесино, Кискжары, Котлино, Антоново, Геркелево, Какормики, Гужаново.
Чуть-чуть рассветает. С пением, дружно, стройно и смело выступает полк. Разбились побатальонно. Всякому своя задача по пути к общей цели. Я пошел с первым батальоном, которому была дана более важная задача.
Вышли на позицию (конечно, с предварительной разведкой). Сменили Н-ской полк, связались флангами с другими частями и правильной цепью пошли в наступление. С утра моросит дождь и снег. Грязь, слякоть, холодно. Местность низкая, болотистая. Местами мелкий чистый кустарник. Неподобранный труп белогвардейца попался по пути. Иногда приходится идти водою. Все промокли, продрогли к вечеру до мозга костей. Задачу выполнили, все указанные деревни заняли, белых не встретили - отступили они без боя. В дер. Геркелево пришли уже вечером; окопались на ночь, выставили заставы, караулы. Донесли в штаб полка. Просим ускорить подачей обеда. Иззябли все до бесконечности. Посменно согреваемся в избах.
Жители принимают очень радушно. После занятия нами деревень потянулись они домой со своим имуществом. От белых почти все убегают или в другие деревни, или просто в лес, ибо белые беспощадны.
Не стесняясь забирают они все, что им требуется и что попадется под руку.
Уводят начисто лошадей, забирают коров, хлеб и прочее. Так и в этой деревне не оказалось ни одной лошади, все уведены белыми.
Вдруг доносят, что при остановке второй батальон оторвался вправо. Разрыв около двух верст. Беру комиссара батальона, двух красноармейцев связи и идем по указанному направлению.
Серыми хлопьями валит снег. Прошли 1 ¼ версты, не менее. Стало темно, темно; лесу-кустарнику конца края нет. Тишина. Никого не слышно. Чтобы не отбиться совсем вернулись и спешно послали в разведку и связь в ином направлении. В конце концов связались, заняв заставами этот прорыв. Ночь поздняя. Обеда нет. От холода и недоедания появилось несколько больных. На ногах не стоят, до того ослабли. Догадываемся, что обед запутался в дорогах, что потом и подтвердилось. Предлагаю хозяйственным способом закупить картофеля на весь батальон. Оказывается, у командира нет на это ни денег, ни формального права. Но о праве говорить не приходилось. Денег у меня нашлось для этого достаточно. Закупили по расчету по 2 фунта [на] человека по 50 руб. пуд и дело закончено. Все ожили и были несказанно рады. Жители уступили картофель без всяких возражении. Достигнуты две цели: накормлены люди и предотвращен самовольный захват пищи голодными людьми у местных жителей. Ночи прошла спокойно. Данная тревога оказалась напрасной, никого не появилось.
На рассвете вместо теплого обеда т. Соловьев принес по 1 ¾ ф. хлеба и по ¾ банки консервов на каждого. Вновь прдкрепились изнуренные люди. Больных было более 10 чел. снег и дождь моросили не переставая.
Скоро затрещали пулеметы слева и справа. Совсем близко. Вдруг получается приказ: выйти обратно на шоссейку, в резерв второму и третьему батальона и совместными силами сегодня во что бы то ни стало занять Гатчино. Казалось, что нельзя было менять направления своей цепи, но конечно приказ выполнили без возражений. Пошли. Расстояние около 4-х верст. Стрельба весь день: орудийная изредка, и пулеметная и ружейная шла почти без перерыва. Без перерыва же шел весь день и пронизывающий дождик. Весь день до вечера кулаком стоял наш батальон в резерве под открытым небом. Теплый обед в этот день был доставлен вовремя. Два других батальона с раннего утра были в перестрелке. Бедные! При такой сырости и холоде они оба дня не ели ничего горячего.
Дважды встречался с тов. Подвойским. Как он славе, бесстрашен и спокоен. В каждом его движении и слове чувствуется сила и мощь, что быстро передается на окружающих. Его присутствие на т. т. красноармейцев производит самое благотворное влияние.
К вечеру по шоссе прибыл в помощь нашим наступающим броневик, но вернулся обратно, ибо перед неприятельскими окопами по шоссе все мосты были сломаны. Ночь была ужасно сырая, холодная. До часу наш батальон дрожал на улице. Ни дела, ни покою. Вдруг распоряжение - одной роте занять вновь дер. Геркелево и по дороге поставить заставы. Направили 3-ю роту. Несколько раз захожу в штаб полка. Телефон с позиций сносится без перерыва. К полночи стрельба стихла. В час штаб дает распоряжение: немедленно идти в наступление и занять деревню. В цепи находятся кроме наших двух батальонов, курсанты и части двух других соседних полков. Темно, и тихо. Зловеще жутко. Началось наступление.
(Продолжение следует)
Тимохин.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №222. 13 ноября 1919 г.
Две недели на фронте.
(Из дневника т. Тимохина)
Вдруг, как затрещат пулеметы - часа на два, не менее, без перерыва. И ничего опять более не слышно. Ну, думает каждый из нас, - знать неудача; пропали наши товарищи, покосили их пулеметами. И так было худо на душе, что и сказать нельзя. Чуть светает. Вновь небольшая перестрелка и скоро телефон передает, что деревня эта «Новые Бугры» нами занята. Распоряжение: первую роту оставить на месте, 2-ю бросить в помощь наступающим. Иду со 2-й ротой.
Через версту подходим к сараю, где командир батальона и телефон. Нам сказали ждать. Прижались прозяблые тов. красноармейцы к сеннику и многие вздремнули. Слушая телефон, задержался и я. Переутомление и холод клонят ко сну. Но беспокойство за ночные результаты мучит смертельно. Я не утерпел и пошел один на один на позицию в только что занятую деревню - Новые Бугры. До полдороги для разведки моста шел со мной помощник командира батальона Петров. Дальше иду один. С версту, не меньше. Чуть светленько. Тихо. Лишь изредка выстрел. По бокам дороги болотина, кустарники. Осталось около 80 сажен. Вдруг поднялась отчаянная ружейная и пулеметная перестрелка. Полетели, засвистали пули во все стороны. Встречаю т. курсанта; говорит, что белые наступают ударом. Смотрим, наши цепи отстреливаясь начинают делать перебежки назад. «Стойте! В чем дело? Ни с места!» «Патроны все перестреляли!» - кричат некоторые. «Смотри, нас обошли слева» - добавляют другие. Слева, действительно, наступала цепь белых и била нас с фланга. Никакие усилия остановить отступающих не могли. Оставили наши занятую деревню и перебежками, отстреливаясь, отходили. Очутился задним. Стреляю. И вдруг - о, ужас! На четвертом или пятом патроне, хоть и стыдно сказать и досадно, но факт есть факт; получился полнейший скандал. Неправильно поданный патрон расплющило затвором и ни в которую сторону не могу его выбросить. Вот ужас и досада! Рву пальцами, вынимаю пружину - ничто не помогает. А пули со всех сторон, что дождь, поют и свистят. Наши отходят, белые цепью по пятам нажимают. Спокойно по шоссе повернул назад, иду выколачиваю патроны. Страха ни капельки. Лишь ужасный стыд и досада: вдруг убьют без борьбы в таком ужасном для меня положении. Помню, бежит мимо т. красноармеец. Кричу: променяй винтовку! - На что мне, говорит, негодная, - пробежал дальше. Так я шел не менее 70 сажен сзади всех своих, но на счастье пули меня не задели.
Наконец вышиб патрон. Закладываю обойму за обоймой, стреляю и иду прямо шоссейкой. Наши отступают, цепи белых все ближе и ближе. По шоссейке же напирают совсем близко. Что град летят пули во все стороны. Вот и мостик разрушенный. Перешел. Вдруг - ожгло в правое бедро. - Ничего себе - думал, - пустяки. Почувствовал лишь, что кровь полила сильно. По-прежнему иду и стреляю. Сажен сто прошел. Потом чувствую ужасную усталость и наконец полное бессилье: хоть зарежь, не тронуться с места. Во рту пересохло, голоса не стало. Руки не действуют. Выстрелил последний раз, не прицеливаясь, в сторону белых, сел на дороге и ни с места.
Заметил меня, выбежавший со стороны, т. пулеметчик, взял у меня ружье, мешок снял и помог подняться. Выхватил я револьвер, выстрелил из него несколько раз и вскоре вновь присел, не мог двигаться. Сознавал, что пропал и с револьвером в руке поджидал уже белых на последний бой.
Заметил впереди четырех пулеметчиков с пулеметов. Нечеловеческое усилие, нечеловеческий крик: «Стойте, стреляйте, пока не поздно!» Окрик ли мой подействовал, подходящее ли место подвернулось, только сразу же они открыли пальбу и цепь белых с дороги моментально разбежалась по канавкам и кустам.
И я белых спасен: вылез последним к своим пулеметчикам почти бесчувственным. Но отлежался. Кругом рвутся снаряды и редко шрапнель.
Вдруг слышу справа, несколько сзади, затрещали ружья и пулеметы. Оглянулся: наши занимают свои ночные окопы и открывают огонь. Смотрю и вторая рота, с которой я пришел к сараю, занимает окопы. Стала стрелять и артиллерия. Пошли наши в наступление, стали белые отступать.
Как было досадно, что меня нет в этой цепи, что я не могу больше бить проклятых белых, что я выбыл из строя.
Прошел я к деревне не более 20 сажен, упал и в беспамятье был подобран санитарами. Очнулся уже перевязанным на повозке, на которой спешно был с другим раненым доставлен в околодок, где и поотогрелся.
Хорошо т. санитары ухаживают, великое они дело делают. Это поймет только сильно раненый. Я был закоченелым и почти недвижимым.
Помню, как бережно они разули, раздели, отогрели около печки, угощали теплым картофелем.
Вскоре затем мы доставлены были в Царское Село на вокзал и спешно отправлены в Питер.
Как хорошо встретили нас сестры и санитарки на Царскосельском вокзале - одна радость.
Самое же лучшее - это было то, что всем нам дали по чашке чаю и по 1 ф. хлеба. Поверьте, это был не чай, а сказочная живая вода, чудодейственный бальзам.
Каждая капля этого чая давала нам буквально жизнь и силы.
После чая и закуски мы совсем стали людьми.
В эту же ночь мы со всем вниманием и уходом были развезены на автомобилях по госпиталям. Я попал в Николаевский, на Суворовск. пр. д. 63.
Много нас раненых было доставлено в эту ночь.
Тяжело раненым делали перевязки, всем давали чай, хлеба и размещали по палатам. Четыре дня лежал я в этом госпитале. Организация, уход и обстановка в нем слабоваты, но это в силу общих причин.
Нужно считаться с положением и не требовать невозможного. Очень хорошо, например, что при госпитале имеется театр, коллектив коммунистов, библиотека, общая комната с граммофоном и роялем. Имеются учителя для желающих учиться и т.д., и т.д. Пища и уход вполне удовлетворительные. Краж не заметно. Одно очень плохо, что при выписке свое белье и одежду возвращают нестиранными, кровавыми, грязными - это необходимо исправить.
Настроение среди раненых и больных вполне удовлетворительное. Больше всех нервничают и требовательны сильно больные и выздоравливающие.
На первых никак не угодишь, настолько они издерганы, а вторым всего видится мало, да и помимо того они рвутся домой.
(Окончание завтра)
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №223. 14 ноября 1919 г.
Две недели на фронте.
(Из дневника т. Тимохина)
(Окончание)
В палате 82, где лежал я, 11 кроватей. Тяжело больных четыре, остальные легко и выздоравливающие. Свободно они не ходят по комнате, собираются у печки, беседуют. Настроение самое неопределенное. То зло смеются над белыми, язвят их, шутят, острят, не щадят и свои недочеты. То в пессимизм ударятся: как начнут перебирать все наши хозяйственные и военные затруднения и неудачи, как начнут большевистские порядки поносить, то хоть живым зарывайся, много выхода нет. Уж довели же Ленин и Троцким республику до самого конца. Вот при Керенском, настаивают двое, было хорошо. Вот была свобода, так свобода. Ничего, что с немцами воевать пришлось. Немец союзниками совместно с нами был бы еще скорее добит и теперь был бы уже полный мир. Прислушиваюсь к разговорам вечер; на следующий день - то же самое. Дело дрянь. Более молчать не в силах. С одним из них, помню, вечером пошли в театр. Ставили «В чужом пиру похмелье» и декламации: - «Придут иль не придут», «Бело покрывало» и др. Играли недурно. Декламация же была замечательно хороша. Все остались довольнехоньки.
Вернувшись в палату[,] завожу разговор со спектакля. Правильно ли показали на сцене? Так ли было в жизни? Было ли счастье и покой при старых порядках даже у самых богатых, не говоря уже про бедных? Разговорились все про свое домашнее житье, про свое домашнее и личное счастье. В результате оказалось, что ни у кого из нас в жизни не было даже и призрака счастья. Нечего было добром вспомнить, не о чем было пожалеть. Полилась беседа, не было конца. Говорили о старой и гражданской войне, о большевиках, о земельном вопросе, о неизбежности смены старых порядков на новые, а отсюда о неизбежности довести гражданскую войну до полной победы, до полного торжества. И что победа будет обязательно наша. Она близка. Что судьба недалекой счастливой жизни нас самих и всего человечества находится в наших руках. Что за это счастье не только необходимо, но стоит бороться, стоит умереть.
Удивительно задушевна была эта беседа. Говорили о партии, о ее вождях, о советах, о комиссарах, о с. х. коммунах и о многом, многом ином.
В заключение получилось во всем полное единодушие, подъем настроения и жажда борьбы за скорое уже счастье человека. Недовольства, ропота как не бывало. На другой день приношу из коллектива книги. Все на них жадно набрасываются. Читают программу коммунистов 8-го съезда, не очень-то понятна, говорят. Прочитали программу коммунистов Бухарина, - очень одобрили. Вот, говорят, - хорошо, верно и понятно. «Коммунистический манифест» очень хорош, но много иностранных слов. Затем более 10 партийных брошюрок на разные темы читали. И хорошо всем стало, стали развиваться товарищество, сознание, объединение. Через день всех слабосильных эвакуировали в Москву.
Как давние знакомые, близкие попрощались товарищи. Осталось […] трое, все недвижимы, с переломами ног. Один их них т. Андреев весь обложился книгами из коллектива и читает запоем.
Вдруг вечером того же дня за мной приехал из Череповца тов. Крупицкий. Привез много писем, подарков. Устроили общий чай с привезенными гостинцами. Завязалась самая оживленная беседа о товарищах, о их тревоге и хлопотах за т. т. фронтовиков.
Разговор этот очень тронул больных товарищей. Один из них не удержался и сказал: Вот теперь я понимаю, что значит партия и товарищи. Да если бы, говорит, мы все были такие партийные, то давным-давно была бы уже закончена эта проклятая война. При таком товариществе ничего не страшно, можно идти в огонь и в воду.
И расстался с новыми товарищами действительно по-товарищески.
В госпитале меня ничуть не задерживали. Через коллектив все устроили тут же, немедля осмотрел рану доктор, перевязал, нашел возможной эвакуацию, но предупреждал очень и очень поберечься, дабы не вызвать осложнений, отчего могут произойти самые скверные последствия. Справился я в госпитале - нет ли еще тов. черепан: оказались два тов. Цветков и т. Иванов Гр. Последний тяжело ранен: пуля застряла в животе. Ждет операции. Сильно мучается, бедняга. О перевозке нечего и думать. Дал он мне несколько адресов для писем, оставил я ему привезенный шоколад, попросил т. по койке о присмотре за ним и оставил ему свой адрес для срочных писем.
Тов. Цветков оказался раненым в трех местах, не тяжело. И мы с ним вместе на автомобиле 2 ноября выехали из госпиталя на вокзал и в Череповец. Тов. Цветков - взводный командир 3-го батальона нашего полка. Он был участником взятия Новых - Бугров. Вот подробности. В день выступления 26 числа их батальон занял указанные ему деревни и к вечеру вошел в соприкосновение с противником. С утра и весь день 27 шла усиленная перестрелка. От слякоти и холода люди за два дня в окопах ужасно изнемогли, тем более, что за оба дня не получили обеда. Многие заболели. В целом надо было удивляться выносливости, энергии еще не нюхавших пороху молодых т. красноармейцев. Раненых в первый день было очень немного. Отбивались очень энергично. В час ночи на 28 получился приказ о наступлении: взять деревню Новые Бугры во что бы то ни стало. Пошли. Темно, тихо. Немножко жутко. Вдруг поднялась адская трескотня белогвардейских пулеметов. Цепи моментально залегли. Стрельба продолжалась около двух часов. К утру смолкла. На рассвете оказалось, что потерь почти нет. Пошли вновь, направив правый фланг в обход Деревни. Слабой перестрелкой встретили белые. Оказалось: к утру они сняли часть пулеметов и мы заняли наши деревни почти без потерь. Это и испортило дальнейшую часть наступления. Успокоенные отступлением противника, изнуренные и холодные, красноармейцы почти не укрепились. Пошли в деревню к догорающему пожару от нашего снаряда. На пожаре оказалась полная яма испекшейся картошки. Подкрепились, понабрали с собой, отогрелись, а патронами не поживились запастись. Подкрепление не подошло. Белые все это несомненно знали, даже видели. Неожиданно, дружно, с одновременным обходом с левого фланга ударили они вновь на деревню. Все это произошло быстро и в результате такой плохой распорядительности и укрепленности на новой позиции наша цепь отступила, оставив деревню.
Но в этот же день деревня эта вновь была занята нами и захвачены два пулемета. Так сообщалось в Красной Газете. За 30 октября в той же Красной Газете говорилось, что дер. Новые Бугры третий раз занята нами. Трофеи - 5 пулеметов, 117 винтовок, 64 пленных белогвардейцев, 1 офицер. Крепко отбивался неприятель. Действовал отборный офицерский Даниловский батальон. Как сильно держали белые эту укрепленную позицию, очень важную удобную для них позицию. Чувствовалось, что со взятием ее легко будет взято и Гатчино. Так оно и случилось. И как тут было ни трудно, сколько раз ни приходилось временно отступать, как ни тягостна окопная жизнь солдата красноармейца - но было ни малейшего сомнения в скором взятии Гатчино и вообще в победе.
В заключение скажу: Велик русский рабочий и крестьянин: герой он во всех положениях. Честь и слава победоносной красной армии! Не белые страшны. Страшен холод, осеняя сырость и недоедание в тяжелые дни боев. Удивляться приходится выносливости красного чудо-богатыря. Кто желает ускорить за советской властью окончательную победу - не жалейте для армии ничего. Дайте коров на мясо, жиры теперь самое главное. Дайте лошадей для обслуживания передвижения, одежду теплую, сапоги и валенки. Ботинки теперь носить нет никакой моченки.
Все для фронта и для победы. Все для чудо-богатыря красноармейца. Да здравствует победоносная Красная армия с ее великими Красными вождями.
Ответственный организатор № полка Тимохин.
Конец
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №224. 15 ноября 1919 г.
(Из дневника т. Тимохина)
Гулким эхом прокатился по всей республике набатный призыв вождей революции - товарищей Троцкого и Зиновьева на защиту Красного Питера от обнаглевших белогврадейских банд.
Горячо, дружно, как один, подхватила этот призыв Череповецкая организация коммунистов. Рассуждать, агитировать было некогда и не требовалось. Все на фронт, все в бой - был лозунг Череповца.
И пошла партийная и добровольческая мобилизация. В первые два дня она дала по одному Череповцу более 200 человек ответственных партийных и Советских работников. Тихвин мобилизовал 45 человек, другие уезды за дальностью расстояния мобилизацией на несколько дней запоздали. Днем отправки на Питер было назначено 22 октября.
Как много тов. и граждан участвовало на прощальном митинге! Какой небывалый подъем в настроении! Один порыв, одна воля добить заклятого врага во чтобы то ни стало. Ни слез, ни ропота, ни причитаний. У всех так ясно, легко на душе. Революционный порыв бьет наружу: вперед и только вперед!
Гремит музыка, гулко раздаются в ночном воздухе боевые революционные песни. Грандиозно-торжественны были проводы на Петроградский фронт т. т. коммунистов. Героическое настроение ни на минуту не оставляло уезжающих и в пути следования.
Подъезжаем к Питеру. По направлению Колпина виднеются пожары и слышится орудийная перестрелка. Прибыли в 9 ч. вечера.
По указанию коменданта города направились в егерские казармы по Рузовской ул.
Сосредоточенно серьезен и величественен Петроград!
Везде заставы, патрули. Пусто, тихо. Лишь автомобили изредка нарушают эту тишину. На всех больших площадях, перекрестных и др. важных пунктах молчаливо, серьезно при слабом свете костров работают рабочие по установке скрытых орудий, устройству блиндажей, разного рода укреплений, заграждений и проч.
Пришли. Заведующий особым коммунистическим отрядом т. Клявс-Клявин теплым задушевным словом благодарности встретил отряд и выразил надежду, что при таком единении Питера с местными организациями в ближайшие же дни удастся разбить наступающего врага. Теплая, товарищеская встреча. Готовы комнаты и кипяток. О комфорте никому и в ум не приходит.
В 8 часов утра 23-го разбивают отряд по роду оружия в группы. В ожидании приказаний о выступлении начинается регулярное обучение совместно с Питерскими тов. рабочими, которых тут было несколько групп и отрядов.
К вечеру этого же дня нас, Черепан, перебросили в особый отряд, формирующийся в Петропавловской крепости. Со своим священным Красным знаменем и революционными песнями прошел наш отряд по улицам Питера.
Хорошо, хорошо все это было.
В эту же ночь в час утра нам пришло распоряжение выделить из себя 25 человек более ответственных, надежных боевиков и организаторов.
Выделены: Тимохин, Богданов, Виноградов, Андреев, Соловьев, Иванов Гр., Березкин, Серышев, Ильичев, Осипов, Муравьев, Смелов, Чернышев, Чураков, Васинов, Демьянов, Яковлев, Иванов Мак., Маремьянов, Белов, Максимов, Виноградов Ал-й, Цветков, Новожилов, Корнилов.
Распрощались со всеми оставшимися в Питере и на автомобилях в спешном порядке, заехавши за указаниями в Смольный, с т. Трилиссером во главе, выехали в Колпино.
Прибыли рано утром. Встретили там своих т.т. Догадаева и Ястребова. Что за встреча! Как они обрадовались невыразимо. Как захватывающе рассказывали о своем участии при взятии Детского (Царского) Села; как хорошо действовал их броневик и т.д. Пошли в Политотдел ударной группы № армии. Прием самый товарищеский. Из 25 пятнадцать человек нас назначили в Энский стр. полк, - остальные остались на время при Политотделе.
Назначены: Я - ответственным организатором полка; 7 чел. - Соловьев, Иванов Гр., Березкин, Цветков, Смелов, Корнилов, Орлов - в командный состав; 4 чел. - Ильичев, Чернышов, Маремьянов, Андреев - ответственными ротными организаторами и 3 чел. - Демьянов, Иванов М. и Виноградов Ал. в распоряжение Политкома полка. Полк из молодых крестьян Саратовской и Самарской хлебородных губерний.
Пороху не нюхал, командный состав недостаточно выяснен.
Организация слава. Необходимо спешно его сорганизовать, слиться с ним и спешно броситься в смертный бой. Такова дана нам задача.
Отправляемся в означенный полк по направлению в Царское Село. В дер. Московская Славянка случайно встречаемся с 25 тов. из 1-ой группы, выехавшей из Череповца двумя днями ранее нашего - Маринин, Рычагов, Зорин и др. Один восторг!
Одновременно все, перебивая друг друга, рассказывают, как удачно брали они Царское Село; как гнали белых из него; показывали простреленные шинели, шапки; сообщили, что раненых среди них, кроме Кошелева, нет и т.д. и т.д.
Не было конца их рассказам.
Очень рады, что они приехали сюда. Сообщали, что белых не так много, что наша победа обеспечена - в этом не может быть никакого сомнения.
Их подъем, боевой дух невольно захватывал и настраивал всех окружающих точно также.
Атмосфера кругом заразительно боевая. На душе легко, свободно и весело. Идем дальше. Следы свежих боев на каждом шагу. В каждой деревушке попадаются разрушенные и полуразрушенные от снарядов и пожаров дома и избушки. Жителей мало. Начинают возвращаться из лесов и соседних деревень. По дороге и по сторонам свежие ямы от бомб и снарядов и, не к чести нашей сказать, лежат еще неприбранные трупы убитых - белых и тов. красноармейцев.
Семь трупов по дороге мы встретили. Какое спокойное, гордое выражение лиц у убитых т. т. красноармейцев. Ни следа страха и страданий.
С улыбкой на лице отошли они в обитель вечности. Так умирают только герои. Лишь один из них настрадался бедняга. Смертельно раненый в бок осколком снаряда, он видимо долго мучился, корчась и ползая около своей могилы. С выражением мести и злобы умер пораженный товарищ. Вечная вам память и слава, дорогие борцы!
(Продолжение следует)
Тимохин
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №221. 12 ноября 1919 г.
Две недели на фронте.
(Из дневника т. Тимохина)
Часам к 9 вечера в Царском Селе разыскали свой полк. Попали как раз на общее собрание коммунистического коллектива полка. Присутствовало до 45 чел. Очень обрадовались товарищи рядовые работники нашему приходу. Тепло и сочувственно заслушали они мое первое слово. Но, к стыду сказать, прежний организатор полка и два-три других товарища встретили нас более чем холодно. Недоразумение было скоро улажено. Тут же мы заслушали доклад о состоянии партийного дела в полку. Полк стоял последнее время в Петрограде. Коллектив молодой, слабый. Коммунистов 20, сочувствующих 27. К этому числу за день до нас прибыло 18 товарищей из Петрограда, да нас черепан 15 человек.
Собрания митинги, беседы устраиваются очень редко. Взаимоотношения с командным составом удовлетворительные, беспартийные к коллективу относятся невраждебно. Ротных и батальонных организаций нет. Настроение полка удовлетворительное. Дезертиров из него за самый плохой месяц - август было всего 101 человек.
Хозяйственная часть поставлена слабовато. Связь совсем плоха. Культурно-Просветительная работа налажена не вполне, - обстановка не благоприятствует, да и литературы нет. Имеется до 500 книжек в обозе 2-го разряда, в полк попадают они очень редко. Газеты доставляются с опозданием и неисправно. Так по докладу, а на деле обстояло несколько хуже.
Необходимо было […] слиться с полком, поднять его боевой дух, объединить его с коллективом и командным составом, ибо с минуты на минуту ожидался приказ о выступлении. Бой шел от полка всего в 4 верстах, даже ближе.
На другой день утром вновь собрание коллектива. По указанию политкома все ответственные партийные работники распределялись так, дабы сразу наладить и политическую и хозяйственную жизнь полка. Я - ответственным полковым организатором и председателем коллектива. Секретарем коллектива бывший оторган тов. Белиц. Ротными организаторами из черепан: 1-й роты - тов. Ильичек, 9-й - тов. Демьянов, 8-й - тов. Иванов М. В остальные роты назначены не черепане. Ответственным организатором в штаб полка тов. Маремьянов, в комендантскую команду тов. Чернышов, в команду связи тов. Андреев, он же и председателем литературного отдела. Тов. прапорщика и унтера были назначены так: Иванов, Березин, Цветков - взводными командирами, Корнилов - отделенным командиром, Свидов - фуражиром, как очень хозяйственный и расторопный в этой области человек и т. Соловьев помощником каптенармуса. Назначение т. Соловьева, прапорщика в хозяйственную часть нас просто поразило.
Тут же было постановлено: днем устроить ротные и командные общие собрания, беседы и провести организацию ротных коллективов, а затем к вечеру в батальонных. Медлить было преступно. Так и было сделано, но не всеми. Некоторые организаторы этого сделать не успели и вот почему. После обеда разнесся слух, что наши отступают, ибо показались белогвардейские танки. Действительно, с казарменной колокольни видно было, по полю движение танка неизвестно чьих цепей. Но видно было и то, как танк очень быстро скрылся обратно в лес от наших артиллерийских выстрелов. Вскоре после этого была дана тревога и все быстро выстроились в боевой порядок во дворе казармы. Но распоряжение о выступлении не поступало. В ожидании его устроили полковой митинг.
Какой чудный был этот митинг! С каким серьезным вниманием слушал полк каждое слово. Говорили и о жизни деревни, о ее чаяниях, надеждах, о борьбе со всевозможными лишениями. Какой болью отразилась на крестьянах весть об угрозе Красному Питеру, как всколыхнулись они, поднялись на защиту и понесли на алтарь победы свое последнее достояние и самую жизнь.
Говорил много, много. И о положении дел на фронтах и о силе и слабости противника; об ужаснейшей прежней крестьянской жизни порабощения и безвыходной нужды, о том, что дают и не дадут нам белые, если мы не сможем их уничтожить окончательно, какой был подъем, какое повышенное настроение! Крепко сжимая винтовки, все как один сознавая серьезность момента, выражали готовность биться до последнего.
Клятвы, заверения, могучее «ура» гулом гудело во всю улицу. Выступили т. т. Смелов и Березин. В этот момент принеслось известие, что сам т. Троцкий примчался на фронтовом автомобиле. Опять бури здравия и победных возгласов. В заключение почт и двухтысячным хором был величественно торжественно исполнен международный гимн, боевой интернационал и могуче-победное «смело, товарищи, в ногу». Затем политкомом была вручена полку присланная из тыла в подарок очень хорошенькая гармоника. Ну, что и поднялось тут! Музыкант абсолютно не знал, кого и слушать, что играть. Но в результате, что бы он ни заиграл, все выходило ладно. Все пошли ходунов. Восторженные возгласы, выкрики, присвист. Всевозможные движения руками, ногами и всем корпусом. Чувствовалось, что чувство действительной полной свободы захватило всех. Духу задорной, здоровой молодости было тесно в красноармейских грудях. Он рвался вон, на полную волю и полный простор. В заключение был роздан ящик папирос, подарок Смольного. Одного не доставило: никто не высказался из командного состава.
В такой великий момент никакая сила не страшна для героев чудокрасных богатырей. С нетерпением ждали приказа о выступлении, но его так и не последовало. Была дана команда в боевом снаряжении разойтись на ночлег. И только к утру получили приказ - немедленно выступить, и здание - за день занять полку до семи деревень: Перелесино, Кискжары, Котлино, Антоново, Геркелево, Какормики, Гужаново.
Чуть-чуть рассветает. С пением, дружно, стройно и смело выступает полк. Разбились побатальонно. Всякому своя задача по пути к общей цели. Я пошел с первым батальоном, которому была дана более важная задача.
Вышли на позицию (конечно, с предварительной разведкой). Сменили Н-ской полк, связались флангами с другими частями и правильной цепью пошли в наступление. С утра моросит дождь и снег. Грязь, слякоть, холодно. Местность низкая, болотистая. Местами мелкий чистый кустарник. Неподобранный труп белогвардейца попался по пути. Иногда приходится идти водою. Все промокли, продрогли к вечеру до мозга костей. Задачу выполнили, все указанные деревни заняли, белых не встретили - отступили они без боя. В дер. Геркелево пришли уже вечером; окопались на ночь, выставили заставы, караулы. Донесли в штаб полка. Просим ускорить подачей обеда. Иззябли все до бесконечности. Посменно согреваемся в избах.
Жители принимают очень радушно. После занятия нами деревень потянулись они домой со своим имуществом. От белых почти все убегают или в другие деревни, или просто в лес, ибо белые беспощадны.
Не стесняясь забирают они все, что им требуется и что попадется под руку.
Уводят начисто лошадей, забирают коров, хлеб и прочее. Так и в этой деревне не оказалось ни одной лошади, все уведены белыми.
Вдруг доносят, что при остановке второй батальон оторвался вправо. Разрыв около двух верст. Беру комиссара батальона, двух красноармейцев связи и идем по указанному направлению.
Серыми хлопьями валит снег. Прошли 1 ¼ версты, не менее. Стало темно, темно; лесу-кустарнику конца края нет. Тишина. Никого не слышно. Чтобы не отбиться совсем вернулись и спешно послали в разведку и связь в ином направлении. В конце концов связались, заняв заставами этот прорыв. Ночь поздняя. Обеда нет. От холода и недоедания появилось несколько больных. На ногах не стоят, до того ослабли. Догадываемся, что обед запутался в дорогах, что потом и подтвердилось. Предлагаю хозяйственным способом закупить картофеля на весь батальон. Оказывается, у командира нет на это ни денег, ни формального права. Но о праве говорить не приходилось. Денег у меня нашлось для этого достаточно. Закупили по расчету по 2 фунта [на] человека по 50 руб. пуд и дело закончено. Все ожили и были несказанно рады. Жители уступили картофель без всяких возражении. Достигнуты две цели: накормлены люди и предотвращен самовольный захват пищи голодными людьми у местных жителей. Ночи прошла спокойно. Данная тревога оказалась напрасной, никого не появилось.
На рассвете вместо теплого обеда т. Соловьев принес по 1 ¾ ф. хлеба и по ¾ банки консервов на каждого. Вновь прдкрепились изнуренные люди. Больных было более 10 чел. снег и дождь моросили не переставая.
Скоро затрещали пулеметы слева и справа. Совсем близко. Вдруг получается приказ: выйти обратно на шоссейку, в резерв второму и третьему батальона и совместными силами сегодня во что бы то ни стало занять Гатчино. Казалось, что нельзя было менять направления своей цепи, но конечно приказ выполнили без возражений. Пошли. Расстояние около 4-х верст. Стрельба весь день: орудийная изредка, и пулеметная и ружейная шла почти без перерыва. Без перерыва же шел весь день и пронизывающий дождик. Весь день до вечера кулаком стоял наш батальон в резерве под открытым небом. Теплый обед в этот день был доставлен вовремя. Два других батальона с раннего утра были в перестрелке. Бедные! При такой сырости и холоде они оба дня не ели ничего горячего.
Дважды встречался с тов. Подвойским. Как он славе, бесстрашен и спокоен. В каждом его движении и слове чувствуется сила и мощь, что быстро передается на окружающих. Его присутствие на т. т. красноармейцев производит самое благотворное влияние.
К вечеру по шоссе прибыл в помощь нашим наступающим броневик, но вернулся обратно, ибо перед неприятельскими окопами по шоссе все мосты были сломаны. Ночь была ужасно сырая, холодная. До часу наш батальон дрожал на улице. Ни дела, ни покою. Вдруг распоряжение - одной роте занять вновь дер. Геркелево и по дороге поставить заставы. Направили 3-ю роту. Несколько раз захожу в штаб полка. Телефон с позиций сносится без перерыва. К полночи стрельба стихла. В час штаб дает распоряжение: немедленно идти в наступление и занять деревню. В цепи находятся кроме наших двух батальонов, курсанты и части двух других соседних полков. Темно, и тихо. Зловеще жутко. Началось наступление.
(Продолжение следует)
Тимохин.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №222. 13 ноября 1919 г.
Две недели на фронте.
(Из дневника т. Тимохина)
Вдруг, как затрещат пулеметы - часа на два, не менее, без перерыва. И ничего опять более не слышно. Ну, думает каждый из нас, - знать неудача; пропали наши товарищи, покосили их пулеметами. И так было худо на душе, что и сказать нельзя. Чуть светает. Вновь небольшая перестрелка и скоро телефон передает, что деревня эта «Новые Бугры» нами занята. Распоряжение: первую роту оставить на месте, 2-ю бросить в помощь наступающим. Иду со 2-й ротой.
Через версту подходим к сараю, где командир батальона и телефон. Нам сказали ждать. Прижались прозяблые тов. красноармейцы к сеннику и многие вздремнули. Слушая телефон, задержался и я. Переутомление и холод клонят ко сну. Но беспокойство за ночные результаты мучит смертельно. Я не утерпел и пошел один на один на позицию в только что занятую деревню - Новые Бугры. До полдороги для разведки моста шел со мной помощник командира батальона Петров. Дальше иду один. С версту, не меньше. Чуть светленько. Тихо. Лишь изредка выстрел. По бокам дороги болотина, кустарники. Осталось около 80 сажен. Вдруг поднялась отчаянная ружейная и пулеметная перестрелка. Полетели, засвистали пули во все стороны. Встречаю т. курсанта; говорит, что белые наступают ударом. Смотрим, наши цепи отстреливаясь начинают делать перебежки назад. «Стойте! В чем дело? Ни с места!» «Патроны все перестреляли!» - кричат некоторые. «Смотри, нас обошли слева» - добавляют другие. Слева, действительно, наступала цепь белых и била нас с фланга. Никакие усилия остановить отступающих не могли. Оставили наши занятую деревню и перебежками, отстреливаясь, отходили. Очутился задним. Стреляю. И вдруг - о, ужас! На четвертом или пятом патроне, хоть и стыдно сказать и досадно, но факт есть факт; получился полнейший скандал. Неправильно поданный патрон расплющило затвором и ни в которую сторону не могу его выбросить. Вот ужас и досада! Рву пальцами, вынимаю пружину - ничто не помогает. А пули со всех сторон, что дождь, поют и свистят. Наши отходят, белые цепью по пятам нажимают. Спокойно по шоссе повернул назад, иду выколачиваю патроны. Страха ни капельки. Лишь ужасный стыд и досада: вдруг убьют без борьбы в таком ужасном для меня положении. Помню, бежит мимо т. красноармеец. Кричу: променяй винтовку! - На что мне, говорит, негодная, - пробежал дальше. Так я шел не менее 70 сажен сзади всех своих, но на счастье пули меня не задели.
Наконец вышиб патрон. Закладываю обойму за обоймой, стреляю и иду прямо шоссейкой. Наши отступают, цепи белых все ближе и ближе. По шоссейке же напирают совсем близко. Что град летят пули во все стороны. Вот и мостик разрушенный. Перешел. Вдруг - ожгло в правое бедро. - Ничего себе - думал, - пустяки. Почувствовал лишь, что кровь полила сильно. По-прежнему иду и стреляю. Сажен сто прошел. Потом чувствую ужасную усталость и наконец полное бессилье: хоть зарежь, не тронуться с места. Во рту пересохло, голоса не стало. Руки не действуют. Выстрелил последний раз, не прицеливаясь, в сторону белых, сел на дороге и ни с места.
Заметил меня, выбежавший со стороны, т. пулеметчик, взял у меня ружье, мешок снял и помог подняться. Выхватил я револьвер, выстрелил из него несколько раз и вскоре вновь присел, не мог двигаться. Сознавал, что пропал и с револьвером в руке поджидал уже белых на последний бой.
Заметил впереди четырех пулеметчиков с пулеметов. Нечеловеческое усилие, нечеловеческий крик: «Стойте, стреляйте, пока не поздно!» Окрик ли мой подействовал, подходящее ли место подвернулось, только сразу же они открыли пальбу и цепь белых с дороги моментально разбежалась по канавкам и кустам.
И я белых спасен: вылез последним к своим пулеметчикам почти бесчувственным. Но отлежался. Кругом рвутся снаряды и редко шрапнель.
Вдруг слышу справа, несколько сзади, затрещали ружья и пулеметы. Оглянулся: наши занимают свои ночные окопы и открывают огонь. Смотрю и вторая рота, с которой я пришел к сараю, занимает окопы. Стала стрелять и артиллерия. Пошли наши в наступление, стали белые отступать.
Как было досадно, что меня нет в этой цепи, что я не могу больше бить проклятых белых, что я выбыл из строя.
Прошел я к деревне не более 20 сажен, упал и в беспамятье был подобран санитарами. Очнулся уже перевязанным на повозке, на которой спешно был с другим раненым доставлен в околодок, где и поотогрелся.
Хорошо т. санитары ухаживают, великое они дело делают. Это поймет только сильно раненый. Я был закоченелым и почти недвижимым.
Помню, как бережно они разули, раздели, отогрели около печки, угощали теплым картофелем.
Вскоре затем мы доставлены были в Царское Село на вокзал и спешно отправлены в Питер.
Как хорошо встретили нас сестры и санитарки на Царскосельском вокзале - одна радость.
Самое же лучшее - это было то, что всем нам дали по чашке чаю и по 1 ф. хлеба. Поверьте, это был не чай, а сказочная живая вода, чудодейственный бальзам.
Каждая капля этого чая давала нам буквально жизнь и силы.
После чая и закуски мы совсем стали людьми.
В эту же ночь мы со всем вниманием и уходом были развезены на автомобилях по госпиталям. Я попал в Николаевский, на Суворовск. пр. д. 63.
Много нас раненых было доставлено в эту ночь.
Тяжело раненым делали перевязки, всем давали чай, хлеба и размещали по палатам. Четыре дня лежал я в этом госпитале. Организация, уход и обстановка в нем слабоваты, но это в силу общих причин.
Нужно считаться с положением и не требовать невозможного. Очень хорошо, например, что при госпитале имеется театр, коллектив коммунистов, библиотека, общая комната с граммофоном и роялем. Имеются учителя для желающих учиться и т.д., и т.д. Пища и уход вполне удовлетворительные. Краж не заметно. Одно очень плохо, что при выписке свое белье и одежду возвращают нестиранными, кровавыми, грязными - это необходимо исправить.
Настроение среди раненых и больных вполне удовлетворительное. Больше всех нервничают и требовательны сильно больные и выздоравливающие.
На первых никак не угодишь, настолько они издерганы, а вторым всего видится мало, да и помимо того они рвутся домой.
(Окончание завтра)
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №223. 14 ноября 1919 г.
Две недели на фронте.
(Из дневника т. Тимохина)
(Окончание)
В палате 82, где лежал я, 11 кроватей. Тяжело больных четыре, остальные легко и выздоравливающие. Свободно они не ходят по комнате, собираются у печки, беседуют. Настроение самое неопределенное. То зло смеются над белыми, язвят их, шутят, острят, не щадят и свои недочеты. То в пессимизм ударятся: как начнут перебирать все наши хозяйственные и военные затруднения и неудачи, как начнут большевистские порядки поносить, то хоть живым зарывайся, много выхода нет. Уж довели же Ленин и Троцким республику до самого конца. Вот при Керенском, настаивают двое, было хорошо. Вот была свобода, так свобода. Ничего, что с немцами воевать пришлось. Немец союзниками совместно с нами был бы еще скорее добит и теперь был бы уже полный мир. Прислушиваюсь к разговорам вечер; на следующий день - то же самое. Дело дрянь. Более молчать не в силах. С одним из них, помню, вечером пошли в театр. Ставили «В чужом пиру похмелье» и декламации: - «Придут иль не придут», «Бело покрывало» и др. Играли недурно. Декламация же была замечательно хороша. Все остались довольнехоньки.
Вернувшись в палату[,] завожу разговор со спектакля. Правильно ли показали на сцене? Так ли было в жизни? Было ли счастье и покой при старых порядках даже у самых богатых, не говоря уже про бедных? Разговорились все про свое домашнее житье, про свое домашнее и личное счастье. В результате оказалось, что ни у кого из нас в жизни не было даже и призрака счастья. Нечего было добром вспомнить, не о чем было пожалеть. Полилась беседа, не было конца. Говорили о старой и гражданской войне, о большевиках, о земельном вопросе, о неизбежности смены старых порядков на новые, а отсюда о неизбежности довести гражданскую войну до полной победы, до полного торжества. И что победа будет обязательно наша. Она близка. Что судьба недалекой счастливой жизни нас самих и всего человечества находится в наших руках. Что за это счастье не только необходимо, но стоит бороться, стоит умереть.
Удивительно задушевна была эта беседа. Говорили о партии, о ее вождях, о советах, о комиссарах, о с. х. коммунах и о многом, многом ином.
В заключение получилось во всем полное единодушие, подъем настроения и жажда борьбы за скорое уже счастье человека. Недовольства, ропота как не бывало. На другой день приношу из коллектива книги. Все на них жадно набрасываются. Читают программу коммунистов 8-го съезда, не очень-то понятна, говорят. Прочитали программу коммунистов Бухарина, - очень одобрили. Вот, говорят, - хорошо, верно и понятно. «Коммунистический манифест» очень хорош, но много иностранных слов. Затем более 10 партийных брошюрок на разные темы читали. И хорошо всем стало, стали развиваться товарищество, сознание, объединение. Через день всех слабосильных эвакуировали в Москву.
Как давние знакомые, близкие попрощались товарищи. Осталось […] трое, все недвижимы, с переломами ног. Один их них т. Андреев весь обложился книгами из коллектива и читает запоем.
Вдруг вечером того же дня за мной приехал из Череповца тов. Крупицкий. Привез много писем, подарков. Устроили общий чай с привезенными гостинцами. Завязалась самая оживленная беседа о товарищах, о их тревоге и хлопотах за т. т. фронтовиков.
Разговор этот очень тронул больных товарищей. Один из них не удержался и сказал: Вот теперь я понимаю, что значит партия и товарищи. Да если бы, говорит, мы все были такие партийные, то давным-давно была бы уже закончена эта проклятая война. При таком товариществе ничего не страшно, можно идти в огонь и в воду.
И расстался с новыми товарищами действительно по-товарищески.
В госпитале меня ничуть не задерживали. Через коллектив все устроили тут же, немедля осмотрел рану доктор, перевязал, нашел возможной эвакуацию, но предупреждал очень и очень поберечься, дабы не вызвать осложнений, отчего могут произойти самые скверные последствия. Справился я в госпитале - нет ли еще тов. черепан: оказались два тов. Цветков и т. Иванов Гр. Последний тяжело ранен: пуля застряла в животе. Ждет операции. Сильно мучается, бедняга. О перевозке нечего и думать. Дал он мне несколько адресов для писем, оставил я ему привезенный шоколад, попросил т. по койке о присмотре за ним и оставил ему свой адрес для срочных писем.
Тов. Цветков оказался раненым в трех местах, не тяжело. И мы с ним вместе на автомобиле 2 ноября выехали из госпиталя на вокзал и в Череповец. Тов. Цветков - взводный командир 3-го батальона нашего полка. Он был участником взятия Новых - Бугров. Вот подробности. В день выступления 26 числа их батальон занял указанные ему деревни и к вечеру вошел в соприкосновение с противником. С утра и весь день 27 шла усиленная перестрелка. От слякоти и холода люди за два дня в окопах ужасно изнемогли, тем более, что за оба дня не получили обеда. Многие заболели. В целом надо было удивляться выносливости, энергии еще не нюхавших пороху молодых т. красноармейцев. Раненых в первый день было очень немного. Отбивались очень энергично. В час ночи на 28 получился приказ о наступлении: взять деревню Новые Бугры во что бы то ни стало. Пошли. Темно, тихо. Немножко жутко. Вдруг поднялась адская трескотня белогвардейских пулеметов. Цепи моментально залегли. Стрельба продолжалась около двух часов. К утру смолкла. На рассвете оказалось, что потерь почти нет. Пошли вновь, направив правый фланг в обход Деревни. Слабой перестрелкой встретили белые. Оказалось: к утру они сняли часть пулеметов и мы заняли наши деревни почти без потерь. Это и испортило дальнейшую часть наступления. Успокоенные отступлением противника, изнуренные и холодные, красноармейцы почти не укрепились. Пошли в деревню к догорающему пожару от нашего снаряда. На пожаре оказалась полная яма испекшейся картошки. Подкрепились, понабрали с собой, отогрелись, а патронами не поживились запастись. Подкрепление не подошло. Белые все это несомненно знали, даже видели. Неожиданно, дружно, с одновременным обходом с левого фланга ударили они вновь на деревню. Все это произошло быстро и в результате такой плохой распорядительности и укрепленности на новой позиции наша цепь отступила, оставив деревню.
Но в этот же день деревня эта вновь была занята нами и захвачены два пулемета. Так сообщалось в Красной Газете. За 30 октября в той же Красной Газете говорилось, что дер. Новые Бугры третий раз занята нами. Трофеи - 5 пулеметов, 117 винтовок, 64 пленных белогвардейцев, 1 офицер. Крепко отбивался неприятель. Действовал отборный офицерский Даниловский батальон. Как сильно держали белые эту укрепленную позицию, очень важную удобную для них позицию. Чувствовалось, что со взятием ее легко будет взято и Гатчино. Так оно и случилось. И как тут было ни трудно, сколько раз ни приходилось временно отступать, как ни тягостна окопная жизнь солдата красноармейца - но было ни малейшего сомнения в скором взятии Гатчино и вообще в победе.
В заключение скажу: Велик русский рабочий и крестьянин: герой он во всех положениях. Честь и слава победоносной красной армии! Не белые страшны. Страшен холод, осеняя сырость и недоедание в тяжелые дни боев. Удивляться приходится выносливости красного чудо-богатыря. Кто желает ускорить за советской властью окончательную победу - не жалейте для армии ничего. Дайте коров на мясо, жиры теперь самое главное. Дайте лошадей для обслуживания передвижения, одежду теплую, сапоги и валенки. Ботинки теперь носить нет никакой моченки.
Все для фронта и для победы. Все для чудо-богатыря красноармейца. Да здравствует победоносная Красная армия с ее великими Красными вождями.
Ответственный организатор № полка Тимохин.
Конец
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №224. 15 ноября 1919 г.