Смерть "Летучего голандца Востока". Интересная научная статья о судьбе Энвер Паши. Часть 2
Источник: http://www.easttime.ru/countries/int/3/1/79p.html
Дата: 22.08.2007
Автор: Камолидин Абдуллаев
Часть 1; Часть 2; Часть 3; Источники
«Дамад» в Бухаре
В Бухаре к Энверу присоединился ряд влиятельных бухарских руководителей - председатель Бухарского Центрального Исполнительного Комитета (БухЦИКа) Усман Ходжаев, военный министр Абулхай Арифов, командир отряда Бухарской армии лезгин (по другим сведениям курд) Данияр, а также бывшие турецкие офицеры, перешедшие на службу Бухаре - Али Реза (заместитель военного назира Бухары), Хасанов и другие.
По появлении в Восточной Бухаре, турки установили контакт и с Алим Ханом. Такой поворот - от бухарских коммунистов и джадидов к их ярому врагу - бывшему эмиру Бухары, не обрадовал бухарских джадидов и туркестанских националистов. Казах Мустафа Чокаев и башкир Заки Валидов считали это ошибкой. Разумеется, бывший эмир Бухары не был в восторге от турецкого генерала, гостя большевиков, находившегося в компании кафиров-джадидов. Однако, забытый всеми в кабульской ссылке, эмир не мог позволить себе роскоши выбирать союзников. С помощью зятя халифа он намеревался привлечь внимание к собственной персоне и восстановить монархию. Он поддержал Энвера.[xxii]
В свою очередь, стратегической целью Энвера было изгнание большевиков и создание среднеазиатской федерации или «Нового Турана», в который он намеревался включить и Турцию. При этом он рассчитывал на религиозный фанатизм мусульманской массы и пантюркистский шовинизм среднеазиатской элиты. В свою очередь, Бухарские руководители, поддержавшие турков хотели, прежде всего, добиться с помощью Энвера одного - независимости от России.
Между тем, международная ситуация и расстановка политических сил в самой Средней Азии не давали Энверу оснований для объединения Бухары, Хивы, Туркестана, Семиречья не говоря о Синьцзяне. Только наивный политик, такой как Алим Хан, мог надеяться на помощь Англии в ведомом турками джихаде против большевиков. Единственное, что могло устроить Англию в Энвере - это его антирусская позиция. Когда Энвер объявил, что он отправляется в Кабул, сотрудники секретного отдела правительства Британской Индии рассуждали следующим образом:
“Если он (Энвер) прибудет в Кабул помимо желания русских, это подтвердит враждебность между ним и русскими и он сможет стать мощным антирусским элементом в Афганистане, способным вызвать трения между Афганистаном и большевиками. Кроме того, он может вызвать трения между Турцией и Афганистаном, трения между мусульманскими экстремистами Индии и Россией, Ангорой и Афганистаном”.[xxiii]
Другими словами, у Энвера был шанс отправиться в Кабул с тем, чтобы оттуда начать свое предприятие. Он мог усилить антирусскую партию в Кабуле и, с одобрения Англии, добиться действенной политической и военной поддержки. Именно это ему советовал Заки Валидов. Однако энверистами двигало нетерпение и недоверие к Англии. Они остались в Бухаре и оттуда делали энергичные шаги для получения внешней помощи и поддержки. Один из внешнеполитических координаторов Энвера - Хаджи Сами Бей (он же Кушчибаши заде Ходжи Сами, Салим Паша) отправился в поездку в Кабул, Мешхед и Восточный Туркестан для создания единого антирусского и антибольшевистского фронта. 22 июня 1922 г. Сами писал из Кабула некоему Или Хаджи беку в Кашгар:
“Энвер Паша отправился в Восточную Бухару, захваченную русским правительством и призвал мусульман на борьбу. Самарканд, Бухара, Ашхабад, Карши, а также Фергана находятся в окружении. Доказано, что русские являются ярыми врагами исламской культуры и хотят овладеть материальным богатством и разрушить наши духовные ценности. Заслуживает благодарности образованная нашими братьями в Кашгаре организация “Нашри Маориф”. Я встречался в Шанхае с китайскими правителями. Китайцы, исламский мир и турки всегда могут договориться между собой. Китайцы культурны и заслуживают всяческого уважения”.[xxiv]
Можно ли было одобрить намерения небольшой клики турецких офицеров, пытавшихся с помощью свергнутого эмира Бухары и его вооруженных сторонников навязать пантюркистскую и пантуранистскую деспотию народам всего региона? Имел ли хоть малейший шанс проект китайско-исламского альянса, направленного против России? Могли ли англичане поддержать Энвера или даже просто оставаться нейтральными по отношению к нему? Могли ли большевики простить Энверу его измену? Ответы на эти вопросы очевидны.
Таким образом, наш турок не просто порвал с большевиками, а бросил им прямой вызов. Тем самым он сжег себе пути для отступления и стал заклятым и опасным врагом для Москвы. Это был смелый, но безрассудный шаг.
Энвер и басмачи
Последний, таджикский период жизни турецкого генерала можно проследить по его переписке, изученной и опубликованной японским тюркологом Масаюки Ямауши. По ее ознакомлении складывается впечатление, что Энвер совершенно оторвался от действительности. На фоне кровавых событий 1922 г. по меньше мере странно выглядят его восторженные проекты о сказочном богатстве Восточной Бухары и просьбы выслать на дирижабле (!) через Афганистан германского горного инженера с целью разработки дарвазского золота и других полезных ископаемых Бухары.
Энвер Паша плохо представлял себе реальную обстановку в регионе. Он не заметил или не хотел видеть настоящую пропасть между пробольшевистскими джадидами, ставшими синонимом кафиров и эмиристским басмачеством. Ему предстояло убедиться, что басмачи это племенные дружины, ведомые традиционными лидерами и консервативными муллами и воюющие не столько против русских, сколько против джадидов. Одетые в пестрые халаты бухарцы с недоверием смотрели на непохожего на них светского, европеизированного турка. Энвера несколько раз обыскивали, поэтому он был вынужден сжечь дорогие ему фотографии своих детей, жены и друзей, чтобы они не достались басмачам. О невозможности прийти к соглашению с Ибрагимбеком его предупреждал Заки Валидов, который сам даже не пытался связаться с консерватором Алим Ханом и его басмачами. Заки Валидов уговаривал Энвера не ездить в Восточную Бухару.[xxv] В подобной военно-политической обстановке речь могла идти лишь о длительной партизанской войне и настойчивой работе по сближению разрозненных антисоветских сил, что, собственно, и предлагал ему Заки Валидов.
Лидер узбеков-локайцев Ибрагимбек (о котором речь пойдет в другом очерке) подчиняться зятю халифа не собирался. Локаец не имел представления о далеко идущих планах турецкого генерала. Идеи национализма, пантюркизма, не говоря о пантуранизме его, как племенного вождя, не волновали. С ревностью и недоверием он отнесся к новоявленному сопернику и арестовал его при первой же встрече, состоявшейся в селении Караманды 1 декабря 1921 г. Восхождение Энвера Ибрагим рассматривал как посягательство на локайскую вольницу и попытку установления внешнего доминирования. Однако дело было не только в личном соперничестве. Были и объективные причины, препятствовавшие гармонии басмачей и турецкого генерала. Лидеры бухарского басмачества, считали себя вассалами бухарского эмира и как таковые проявляли типичные черты феодального сепаратизма. По этой причине они действовали разрозненно, каждый на своей территории и с трудом переносили попытки поместить их рамки иного порядка и вести армейские военные действия на широком фронте. Были, без сомнения и идейные разногласия. Ведь эмиристы, воззрения которых разделяли курбаши, не доверяли и ненавидели окружавших Энвера младобухарцев, причастных к падению Бухары. Тем не менее, турку удается заручиться поддержкой таджикских повстанцев. Немалую роль в росте влияния Энвера сыграли многочисленные и обильные обещания внешней помощи оружием и вооруженной силой. Согласно принятым порядкам, видные курбаши (здесь: басмаческие лидеры) собрали в Кокташе сход, на котором главенствовали узбек Ибрагимбек из Локая и таджик Ишан Султан из Дарваза. На нем выступил Энвер с изложением своей программы, а именно: бороться за права мусульман, дерзко попранные русскими насильниками. Было заявлено, что претензий на бухарский престол Энвер не имеет и как только выгонит русских из Бухары, то призовет Алим Хана вновь на престол. “На этом совещании Энвер Паша был провозглашен главнокомандующим всеми нашими силами, вспоминал Ибрагимбек, а я поступил в его распоряжение”.[xxvi]
С приходом Энвера, в январе 1922 г. в приграничных районах - Айвадже, Кобадиане, Джиликуле началось широкое повстанческое движение. Почти все население, в том числе местные органы власти, присоединились к восставшим. Достаточно сказать, что в то время председателями ревкомов Дарваза и Куляба были Ишан Султан и Давлатмандбий. Повстанцы свергли Советскую власть во многих районах Восточной Бухары. Это были триумфальные для турка дни. В своем письме 28 января 1922 г. своему брату Камилю в Берлин, Энвер писал:
«Дела идут именно так, как я хотел. Беки вместе со своими бойцами собираются из всех неоккупированных частей Восточной Бухары, а именно Куляба, Балджувана, Дарваза и Каратегина. Ассамблея, составленная из этих беков составит на первых порах новое правительство Бухары. Все готовы исполнять, то, что я захочу... Я вступал в бой с русскими пять раз за последние 10 дней. В самом последнем из боев много русских было убито. Более 50 из них были или убиты или ранены. В то время как мы потеряли только одного».[xxvii]
В середине февраля 1922 г, под давлением повстанцев русский гарнизон покидает Душанбе. С этого времени почти на полгода Восточная Бухара оказывается в руках моджахедов. Однако Энвер понимал, что успех его разрозненных отрядов над немногочисленным красноармейским гарнизоном непрочен и недолговремен. Собрав все свои силы - около 8 тысяч узбеков (племен марка, конграт) и таджиков Гиссара, Куляба, Каратегина и Дарваза, а также афганских добровольцев (к тому времени к нему прибыло два отряда афганцев числом 300 человек, в числе которых был, кстати Хабибулла-Бачаи Сако, будущий эмир Афганистана, о нем мы постараемся рассказать позже) - Энвер двинулся на запад и во второй половине апреля занял оборонительные позиции у Бойсуна. Здесь к нему присоединился отряд бывшего министра обороны БНСР Абдул Хамида Арипова. Уверенный в том, что ему почти удалось “объединить мусульман”, Энвер посылает Советской стороне ультиматум, с требованием в двухнедельный срок вывести красноармейские части из территории Бухары и признать его право на создание “независимого государства”, включающего территорию советских среднеазиатских республик. Это письмо было датировано 19 мая и адресовано президенту Азербайджанской Советской республики Нариману Нариманову (с которым Энвер был знаком по Баку). Тогда же Энвер пишет еще одно письмо, подтверждающее его полный и принципиальный разрыв с большевиками. Оно, как и другие письма, было найдено среди вещей убитого Энвера, переведено на русский язык и позже помещено в архив Красной Армии. Письмо, о котором идет речь, было написано на немецком языке 20 марта в Бойсуне и адресовано бывшему сокамернику по берлинской тюрьме, видному большевику Карлу Радеку:
“Дорогой Карл, ты наверное, бранишь меня, но совершенно напрасно, ты знаешь, что я более года стремился привлечь на нашу точку зрения всех наших товарищей, которые оказались не в силах вести большевистскую пропаганду среди мусульман, наоборот, усилия народов, желавших освободиться от капиталистическо-империалистического гнета, остались безрезультатны. Карахан, а затем Чичерин[xxviii] много обещали, но ничего не сделали. К сожалению, с Троцким я не смог войти в контакт.... Когда я прибыл в Бухару, я ясно увидел, в чем дело. Они стремятся всегда силой и обманом удержаться в старых русских колониях. В России они имели рабочих и крестьян, но здесь только некоторых авантюристов. ... Если вы вашу завоевательную политику будете продолжать, то вы будете иметь против себя все магометанские народы. Последние слова: поговорите с прочими товарищами: Лениным, Троцким и т. д. Если они примут предложение, то я обещаю все средства”.[xxix]
Это был ультиматум всей Советской власти.
В конце февраля 1922 г. Энвер принял решение, пользуясь малочисленностью советских войск развернуть наступление на Бухару через Байсун и Шахрисабз. В Сурхан-дарьинский район был двинут отряд во главе с Данияром. В окрестностях Бухары действовал Абдул Кахар. Восстания вспыхнули и в Самаркандской области (Ачил, Хамракул). Таким образом, весной 1922 г. был создан почти общий фронт борьбы против Советской власти от Самарканда и Ферганы до Восточной Бухары.
“Энверу свернем шею”
Учитывая серьезную опасность, вызванную восстанием под руководством Энвера Паши, общее руководство по стабилизации обстановки в Средней Азии взяло на себя Политбюро партии российских коммунистов. Советское руководство исходило из того, что уже и “мировая контрреволюция могла через Бухару вновь попытаться найти себе ходы в пределы РСФСР”. Другими словами, речь шла не только о выполнении договорных обязательств по отношении к Бухаре, но и о защите собственной территории от внешней угрозы. В связи с этим, Москва в первую очередь укрепила свою власть в бухарском правительстве. В Кремле состоялась встреча бухарского премьера Файзуллы Ходжаева с большевистским руководством, которая уничтожила последние признаки независимости Бухары. Результатом ее явилось то, что в феврале 1922 г. Бухарская компартия была включена в состав РКП (б). Теперь Москва могла напрямую руководить не только ликвидацией Энвера, но и самой Бухарой. Отныне, действия советского военного командования в Бухаре освобождались от какого-либо влияния или контроля со стороны бухарского правительства. Таким образом, в начале 1922 г. договорные отношения между РСФСР и БНСР (заключенные в марте 1921 г.) фактически прекратили свои действия. Основное политическое руководство осуществлялось отныне Политбюро ЦК РКП (б) через его полномочного представителя - Туркбюро ЦК РКП(б). О том, какое значение придавал Кремль Бухаре, говорит тот факт, что с 27 февраля по 18 мая 1922 г. Политбюро ЦК РКП (б) пять раз рассматривало вопрос о положении в Средней Азии. В апреле в Среднюю Азию был послан видный большевик С. Орджоникидзе. Он осудил тактику компромиссов и соглашений с повстанцами, проводившуюся в 1921 г. и предложил ввести в Бухару “достаточное количество войск, чтобы начать решительную и систематическую борьбу”. “С Энвером придется драться серьезно, но уверен, что ему свернем шею”, говорил Орджоникидзе, выступая перед бухарским правительством.[xxx]
По всей Средней Азии усилились гонения против “сторонников эмира”.
Репрессиям подвергались бывшие эмирские чиновники, члены сановных семей. Одновременно с этим, были приняты меры по улучшению экономического и финансового положения Бухары. По всей стране под руководством Коммунистической партии развернулась энергичная агитационная кампания разоблачающая “авантюру Энвера - ставленника империалистов Антанты”.
К июню 1922 г. Бухарская группа войск Красной Армии закончила подготовку к военным операциям против Энвера. В Бухару, для непосредственного руководства операциями, прибыл главнокомандующий войсками РСФСР, бывший полковник царской армии С. С. Каменев. Наступление планировалось вести по двум направлениям: левая (северная) колонна под командованием Якова Мелькумова должна была двигаться от Бойсуна на Денау - Гиссар - Душанбе - Кафирниган - Файзабад и правая (южная) колонна, которой командовал Богданов, от Шерабада и Термеза на Кободиан - Курган-Тюбе - Куляб - Балджувон.[xxxi] Она должна была отрезать войско Энвера от афганской границы, не дав ему возможности отступить за кордон. Вместе с тем, правая колонна предназначалась для пресечения возможного афганского военного вмешательства.
Части Красной Армии 15 июня перешли в наступление и нанесли удар по отрядам Энвера одновременно под Бойсуном и Кобадианом. После тяжелых боев повстанцы отошли на восток, потеряв 400 человек убитыми. Одной из причин поражения было неумение и нежелание партизан драться общим фронтом по армейским правилам. Поражение усилило раскол между курбаши.
Контрнаступление, предпринятое Энвером в районе Миршади 16 июня провалилось. На следующий день красные заняли Денау, Юрчи, Сари Ассию и остановились, чтобы дать возможность правой колонне войск продвинуться вперед и занять переправы через границу. Воспользовавшись остановкой советских войск, Энвер подтянул свои силы и начал бой с частями Красной Армии. Однако, сильным ударом войска Энвера были отброшены на восток. После ряда новых поражений Энвер, собрав остатки войск, лично руководя боями, безуспешно пытался задержать продвижение советских войск на линии Регар-Каратаг. 1 июля красные заняли Регар и Каратаг.[xxxii]
Поражение, полученное от русских, внутренний разброд и оппозиция со стороны Ибрагимбека побудили Энвера подготовить возможные пути отхода в Афганистан. Переговоры в Кабуле на этот счет вел А. Арифов.[xxxiii] Об этом же сам Энвер писал Надир хану:
“Если Вы не можете дать благоприятного ответа на мою просьбу для допуска (в Афганистан), тогда я пойду на Джиликуль и Курган-Тюбе”.[xxxiv]
После безуспешной попытки добиться помощи от афганцев, Энвер, после небольшого колебания, написал письмо Британскому правительству. Известно, что письмо достигло правителя Читрала. Однако, по неизвестным причинам, оно так и не дошло до конечного адресата - английских властей в Пешаваре.[xxxv] Содержание письма неизвестно, но можно догадываться, что оно содержало просьбу об оказании поддержки и предложение вести совместную борьбу с большевиками.
В это время, правая колонна освободила Кобадиан, Джиликуль, а затем двинулась на Курган-Тюбе. 2 июля этот город был подвергнут авиационному обстрелу. 14 июля была занята столица Восточной Бухары - Душанбе. Потеря этого важного стратегического пункта способствовала разложению в стане Энвера. Одним из первых ушел отряд матчинцев под командованием Нусратбека, затем ушли афганцы. Остальные рассеялись по обширной территории Локая, Гиссара, Куляба. Сам Энвер с частью своих отрядов отправился через мост Пули Сангин (р. Вахш) на Куляб, на соединение с Давлатмандбием.