Крокодил в русской литературе: от Федора Достоевского до Эдуарда Успенского 2.
1.
Если человека съест крокодил, африканцы
говорят: «Хаизуру схаури йя мунгу»-
«Ничего не произошло, на то была воля божья»
Йозеф Вагнер. Сафари под Килиманджаро
Геродот рассказывал, что в Египте вблизи культового центра бога Себека было установлено особое отношение к тем людям, которые становились жертвами крокодила. «Если какого-нибудь египтянина или…чужеземца, - писал Геродот, - утащит крокодил…то жители того города, где труп прибило к берегу, непременно обязаны набальзамировать его, обрядить как можно богаче и предать погребению в священной гробнице. Тела его не дозволено касаться ни родным, ни друзьям. Жрецы бога Нила сами своими руками погребают покойника как некое высшее, чем человек, существо»[59]. Тело человека, который был убит священным животным, само становилось сакральным объектом. Конголезский писатель Жакоб Оканза свидетельствовал о существовании в Африке посвященного этому сакральному хищнику «жестокого тайного общества», членов которого называли «нгандо». «Эти колдуны внешне ничем не отличаются от людей. Их могущество заключается в том, что они могут легко подкрасться к своей жертве и утащить ее под воду[…]. В народе считается, что… люди-крокодилы…не только сами могли становиться невидимыми, но и делать невидимой свою несчастную жертву»[60].
Крокодил, как мы видим из литературных текстов, постоянно нацелен на убийство человека, в чем признается хищник из стихотворения Саши Черного:
Эй ты, мальчик, толстопуз, -
Ближе стань немножко…
Дай кусочек откусить
От румяной ножки![61]
В образе крокодила как литературного героя соединились и революционная, и реакционная репутация. И если в поэме Корнея Чуковского поведение Крокодила можно было трактовать и как революционное, и как контрреволюционное, то образ крокодила в рассказе Ф.М.Достоевского мог быть оценен как исключительно котрреволюционный и антипрогрессистский. Корнею Чуковскому была прекрасно известна репутация «Крокодила» Достоевского как сатиры на Николая Гавриловича Чернышевского. Свидетельство тому - один примечательный эпизод из воспоминаний Чуковского об Илье Ефимовиче Репине, который, как известно, был человеком давних демократических убеждений. «Однажды, - вспоминал К.Чуковский, - он вошел ко мне в комнату, когда я кому-то читал знаменитый пасквиль Достоевского «Крокодил, или пассаж в Пассаже», где, как полагали когда-то, высмеян сосланный в Сибирь Чернышевский. Вошел и тихо присел на диванчик. И вдруг через пять минут диванчик с Репиным сделал широкий зигзаг и круто повернулся к стене. Очутившись ко мне спиною, Репин крепко зажал оба уха руками и забормотал что-то очень сердитое, покуда я не догадался перестать»[62]. Из этого эпизода видно, что, даже несмотря на попытки Достоевского объяснить отсутствие каких-либо связей между «Крокодилом» и Чернышевским, в демократических кругах к этому рассказу продолжали относиться как к «пасквилю», сатире на автора романа «Что делать?» И создавая свою поэму «Крокодил», Корней Чуковский не мог не вспомнить об этой «недемократической» репутации, которая в глазах «прогрессивных» людей справедливо укрепилась за одноименным рассказом Достоевского. Так и новая попытка осмысления «крокодильего» вопроса вызвала упреки в политической неблагонадежности.
Образованный человек Иван Матвеич, будучи проглоченным в Пассаже крокодилом, прекрасно себя чувствует в его утробе. Он был проглочен «без всякого повреждения», но находит, что все происходящее «даже и не остроумно»[63]. Сослуживец пострадавшего Тимофей Семеныч, человек «старомодный»[64], узнав об истории с крокодилом, заключает: «Все «прогресс» да разные идеи-с, а вот куда прогресс-то приводит!» и вообще «люди излишне образованные лезут во всякое место-с и преимущественно туда, где их вовсе не спрашивают»[65]. Сам же Иван Матвеич решает извлечь как можно больше пользы из случившегося с ним: «Стану поучать праздную толпу. Наученный опытом, представлю из себя пример величия и смирения перед судьбою! Буду, так сказать, кафедрой, с которой начну поучать человечество. Даже одни естественнонаучные сведения, которые могу сообщить об обитаемом мною чудовище, - драгоценны»[66]. Иван Матвеич, таким образом, прекрасно понимает, что быть проглоченным крокодилом - не столько трагедия, сколько благо и удача, он сознает своюсакрализацию, которую обеспечил ему проглотивший его крокодил. Опыт жизни внутри крокодила бесценен в глазах общественности. «Из крокодила выйдет теперь правда и свет», - убежден Иван Матвеич, чувствующий себя уже «новым Фурье»[67]. «Каждое слово мое, - уверяет Иван Матвеич из чрева крокодила, - будет выслушиваться, каждое изречение обдумываться, передаваться, печататься»[68].
Эстетика чудовищ. Петрополь или Крокодилополь?
- Счастливы животные - они не рисуют попасть в ад.
- Они и без того в аду…
В.Гюго. Человек, который смеется[45]
Течет тысячелетний Нил.
Вина девятый кубок выпит.
Ты проглоти страну Египет,
Левиафан иль крокодил.
Александр Люлин. Мария Египетская, поэма
Популярность крокодила - свидетельства постоянной потребности общества в «эстетике чудовищ»[46]. Мы несколько иначе посмотрим на проблему взаимоотношений крокодила и человека в поэме Чуковского, если вспомним, что крокодил (тожественный чудовищу левиафану) является одним из персонажей библейской мифологии. В начале времен Бог одержал победу над могущественнейшим левиафаном-крокодилом: «Ты сокрушил голову левиафана, отдал его в пищу людям пустыни» (Пс. 73; 14). В повести Ильи Салова «Грачевский крокодил» сын священника Асклипиод Психологов, якобы едва не проглоченный таинственным зверем, похожим на крокодила, уверяет, что крокодил был похож «на то чудовище, которое обыкновенно рисуется на картинах, изображающих Страшный Суд, и которое своею огненною пастью целями десятками пожирает грешников»[47]. [Об «огненной» пасти Крокодила впоследствии напишет Чуковский в сказке «Краденое солнце»: «И зубах его/ Не огонь горит- / Солнце красное…»[48] ] Левиафан, читаем в Словаре В.И.Даля, «огромное и хищное земноводное, вероятно крокодил, который во время оно мог быть гораздо больше и чудовищнее…» [курсив наш]. Левиафан, таким образом, в «начале времен» или во «время оно» был тем же знакомым нам крокодилом, только «чудовищнее». Левиафан - противник Господа Бога. Большевики-богоборцы, стремившиеся своей идеологией заменить Православие и установить культ новых святых - мучеников за рабочий класс, словно бы воскрешают этот ветхозаветный сюжет и, персонифицируясь в образе неустрашимого отрока Вани Васильчикова, «сокрушают голову лавиафана», который признает себя побежденным и изрыгает из чрева всех проглоченных им в Петрограде живых существ.
В финале поэмы «Крокодил» происходит примирение людей и животных, «и наступила тогда благодать»[49]. Случайно ли здесь употребляется это наполненное, в том числе, и религиозным содержанием, слово «благодать»?.. Все живые существа обретают свободу, нет больше клеток и цепей, но условием мирного освобождения животных является разоружение «крокодилова полчища», животные вынуждены расстаться с рогами: «у зверей нету теперь ни рогов, ни когтей»[50]. Несмотря на эти уступки, звери оказываются выигравшей стороной, поскольку цели, заставившие их идти войной на Петроград, успешно достигнуты. Не зря предпринимали марш-бросок «четвероногие солдаты». Произошел разгром биологического фашизма. Люди вынуждены были отказаться от порочной практики содержания зверей в зоосаде. В политическом отношении люди, надо признать, выглядят ущербно по сравнению с «народом» зверья, ведь люди ждали, что их спасет герой Ваня, в то время как животные, ни на кого не надеясь, сами решили бороться за свободу и счастье, пошли на Петроград войной. Звери и люди преодолели разделявшие их противоречия, символическим выражением чего является финальная сцена поэмы, в которой Ваня Васильчиков своего недавнего врага и оккупанта Крокодила целует «как родного». Да и сам автор поэмы непринужденно чаевничает в компании Крокодила Крокодиловича. Именно такое мирное сосуществование, любовь людей и зверья рисовались в представлении Даниила Андреева, который писал, что после прихода к власти Розы Мира «в наших городах, парках, рощах, лугах, не страшась человека, а ласкаясь к нему и с ним играя, работая с ним вместе над совершенствованием природной и культурной среды и над развитием собственного существа, будут обитать потомки современных зайцев и тапиров, леопардов и белок, медведей и воронов, жирафов и ящериц»[51]. Как возможно установить этот мир? Именно так, как это описано сначала Корнеем Чуковским, а затем и Даниилом Андреевым - посредством перевоспитания хищников. Андреев утверждал, что со временем возникнет новая отрасль знания - зоогогика, то есть педагогика животных[52]. Первому успеху этой зарождающийся дисциплины и была посвящена сказочная поэма «Крокодил». И если с педагогической точки зрения (воспитания человека) поэма может показаться «вредной», то с точки зрения зоогогики содержание «Крокодила» весьма рационально. Но, возможно, рассказанная Чуковским история могла иметь иные последствия. Так ли благотворно влияние людей на животных, смогут ли они заниматься «совершенствованием природной и культурной среды», как предсказывал Даниил Андреев?.. Насколько успешным будет зоогогический эксперимент?..Спустя более чем два десятилетия после выхода «Крокодила» итальянский писатель Дино Буццати опубликовал свою известную сказку «Невероятное нашествие медведей на Сицилию», где обратился к сюжету, во многом напоминающему сказку Чуковского. Буццати вслед за Чуковским выбрал фабулу завоевания людей армией животных[53]. В начале сказки люди похищают сына медвежьего царя Леонция, а затем человечье войско проигрывает сражение наступающим медведям. Завоевав Сицилию, медведи проходят парадом по главной площади столицы, и царь Леонций находит здесь своего похищенного медвежонка. В городе, как это уже было описано Чуковским в «Крокодиле», установлена звериная власть, и люди признают в лице медведя Леонция нового правителя. Медведи же постепенно очеловечиваются - они носят одежду, курят сигары и трубки, играют в карты, пьют и развратничают. Все то скверное, что есть в людях, теперь свойственно и медведям. Возможно, именно такая невеселая перспектива ожидала и тех зверей, которые завоевали Петроград.
Философ Николай Грякалов, размышляя о взаимоотношениях человека и зверя, приходит к выводу, что «звери протезируют в нас нечеловеческое, встречу с нечеловеческим миром. И этот мир ужасен, поскольку не имеет нашего лица»[54]. У Владислава Ходасевича есть стихотворение «Обезьяна», в котором описывается рукопожатие человека и обезьяны. Животное протягивает человеку свою «черную, мозолистую руку» и человек неожиданно для себя понимает, что ни одна рука «моей руки так братски не коснулась» и ничей взгляд не заглянул в глаза его «так мудро и глубоко»[55]. В общении с животными человек обретает то, чего недостает ему в людском общении. Меж ними происходит действительно «братское» рукопожатие. Однако неизвестно, в момент рукопожатия обнаруживаем ли мы в животном человеческое или же в себе мы находим звериное, но в любом случае в эту минуту оба мы - человек и зверь - чувствуем неполноту собственной сущности, мы понимаем, как друг другу нужны.
Показательно, что в поэме «Крокодил» именно Петроград оказывается осажденным «крокодиловым полчищем», хотя зоосады есть и в других городах, и несчастный племянник Крокодила Крокодиловича мог умереть и в какой-нибудь другой части света, даже и не в России. Но все-таки именно этот город, к моменту публикации «Крокодила», ставший уже колыбелью трех революций, оказывается местом действия еще одной, четвертой революции, в ходе которой сделан еще один шаг к уничтожению угнетения и торжеству свободы. Вспомним здесь, что Петербург-Петроград - столица, в которой в 1917-м большевики захватили власть, ни разу за свою историю не была никем захвачена, не подвергалась оккупации. Получается, это инфернальное «крокодилово полчище» является первой и последней вражеской армией, ступившей на улицы «северной столицы» России, но и даже это чужеземное войско «четвероногих солдат» в результате перестает быть вражеским, в финале поэмы происходит идиллическое примирение бывших врагов. Звери и люди мирно, согреваясь взаимной любовью, начинают жить в Петрограде.
Итоги крокодиловой войны можно оценивать, принимая во внимание то, как улучшилась жизнь Крокодила в зоопарке к концу ХХ столетия, а судить об этом можем мы из повести Эдуарда Успенского и Инны Агрон «Бизнес крокодила Гена». Работавший в зоопарке в должности Крокодила Гена разбогател за счет того, что посетители бросали на дно его бассейна монетки. В итоге Гена скопил пять тысяч долларов, которые он решил вложить в бизнес[56]. Крокодил в зоопарке - уже не пленник, а просто наемный работник, который к тому же неплохо зарабатывает. В условиях, которые некогда описывались Корнеем Чуковским, Крокодил в зоопарке и подумать не мог о том, чтобы открыть собственный бизнес, он умирал в нищете и забвении. Однако существуют и примеры противоположного характера. 14 марта 2005 года информационное агентство Росбалт сообщало, что в харьковской колонии строгого режима живет трехлетний крокодил по имени Вася, который известен своим неуживчивым характером и лишь одному заключенному, Игорю Власенко, он позволяет войти к себе за ограду, прибраться и дать еду.[57] К сожалению, информагентство сообщило крайне скудные данные о заключенном Игоре Власенко, сказав лишь, что он - «сельский парень» и за решетку попадает уже не первый раз. А было бы небезынтересно узнать, по какой статье отбывает в харьковской колонии наказание этот молодой человек, нашедший, подобно Ване Васильчикову, общий язык с нильским крокодилом. Не исключено, что характер совершенного им преступления роднит его с этим жестоким хищником. Но если Игорь Власенко осужден судом и отбывает наказание, то крокодил Вася содержится в колонии строгого режима безо всякого на то основания (по крайней мере, никакой информации о покалеченных или проглоченных этим крокодилом людях нет). Крокодил Вася пребывает в том же тяжелом положении, что и племянник Крокодила Крокодиловича из поэмы Чуковского - он порабощен людьми. И, в отличие от крокодила Гены, крокодил Вася не зарабатывает денег. Есть все основания полагать, что заключение крокодила окажется пожизненным, если только Игорь Власенко, освободившись из колонии, не сумеет забрать на волю своего товарища по несчастью.
Петроград в поэме Чуковского перестает быть человеческим городом, он теперь - большой, самоуправляемый зверинец, не лишенный своеобразной и притягательной «эстетики чудовищ». Скорее всего, вид городских улиц, наполненных зверьем, привел бы в истинный восторг юного героя Аркадия Аверченко из рассказа «Смерть африканского охотника»: здесь все по-настоящему. В городе установлена нечеловеческая власть. По сути, это уже не Петроград, а совершенно другой город, который может быть назван тем же именем, что и известный египетский город в Файюмском оазисе Крокодилополь-Арсиноя, где находился центр почитания бога воды и разлива Нила Себека, священным животным которого считался крокодил. В этой местности человек не имел права убивать крокодила даже при непосредственной угрозе жизни[58]. Бог Себек, дарующий плодородие и изобилие, изображался в виде крокодила или человека с головой крокодила. В городе Крокодилополе существовал культовой центр, для которого жрецы искали крокодила, способного быть олицетворением души нильского бога Себека, этот крокодил жил при храме в особом вольере, окружался почитанием и заботой, тело крокодила украшалось кольцами и амулетами. После смерти крокодила бальзамировали и погребали в священной усыпальнице. Благополучная, сытая и изобильная жизнь героя Эдуарда Успенского крокодила Гены в зоопарке во многом подобна жизни крокодила как священного животного Крокодилополя. Кстати, иллюстраторы книг Эдуарда Успенского изображают Гену в том же стиле, в котором изображался бог Себек - человек с крокодильей головой.
Итак, из поэмы Чуковского нам известно, что захватившее Петроград «крокодилово полчище» прибыло с берегов Нила, из Египта. Здесь стоит отметить, что Петербург насыщен разного рода египетской символикой. Наиболее известные из египетских символов - это сфинксы Аменхотепа III, покоящиеся на гранитных постаментах на набережной Невы. Вспомним также, что в резиденцию русских государей Царское Село (ныне город Пушкин) со стороны Санкт-Петербурга дорога пролегает через Египетские ворота, украшенные изображениями Осириса. Город, породненный с Египтом множеством духовных связей, чей облик невозможно представить без египетской символики, вполне мог бы претендовать на роль нового Крокодилополя, на берега которого высаживается египетский звериный десант.
Во чреве левиафана. «Ничего не произошло…»
…какое основное свойство крокодилово? Ответ
ясен: глотать людей.
Федор Достоевский. Крокодил
Продолжение следует
Крокодил в русской литературе: от Федора Достоевского до Эдуарда Успенского - Электронный журнал "РОНО"
sites.google.com