как самые чудесные люди на свете захотели всем сделать как лучше - а получилось хуже, чем как всегда
«Не могу выбросить тебя из головы: Эмоциональная история современного мира» (Can't Get You Out of My Head: An Emotional History of the Modern World, 2021) Адама Кёртиса
Четвертая серия. Как самые чудесные люди на свете захотели всем сделать как лучше - а получилось хуже, чем как всегда (первая часть тут, вторая - здесь).
Что случилось 30 лет назад на площади Тяньаньмэнь, не знает никто. Вроде бы, общеизвестный факт состоит в том, что 4 июня 1989 года китайские власти во главе с либералом Дэн Сяопином танками раскатали студентов-бунтовщиков. Репортер «Рейтерс», бывший свидетелем событий, однако, горы трупов на площади не видал, и уверял потом, что никакой бойни не было - другие западные журналисты со ссылкой на какие-то там «спецслужбы» (привет теориям заговора!) говорили о тысячах, а то и десятках тысяч погибших. Результатом, так или иначе, стало то, что с демократией в Китае было покончено. Как ранее было покончено с идеями коммунизма и Культурной Революции: супруга Мао, Цзян Цин, вдохновившая хунвейбинов резать матерей и отцов, и осужденная новыми китайскими - квазилиберальными - властями, тихо повесилась в больничной душевой двумя годами спустя, обвинив клику Сяопина в том, что та «украла великую революцию». Новые китайские власти, насчитав для протокола пару сотен погибших, и повинившись в ошибке, затаили обиду, и не простили Западу его критики произошедшего на Тяньаньмэнь. «Это заговор против Китая», решили партийные бонзы.
Адам Кёртис вспоминает забытую ныне студентку, стоявшую на площади Тяньаньмэнь, по имени Чай Лин. Чудесная девушка с наивными романтическими взглядами стала тогда иконой протеста, но, в отличии от коллег, не пострадала от репрессий. А все потому, что вовремя «свинтила» с площади, воплотив собой лицемерие протестного движения как раз на Западе, который она активно потом окучивала (номинант на Нобелевскую премию, закончила Принстон, работала в консалтинговой фирме Bain & Company и, конечно, боролась за права всех на свете). Чай Лин, устав от стояния на площади, в июне 1989 года дала неосторожное интервью западным же СМИ, в котором рыдая заявила, что китайцы не стоят её борьбы. «Вы не достойны моей жертвы!» Чай Лин признавалась: выводя толпы на площадь, она надеялась на кровопролитие. «Только когда площадь будет залита кровью, народ Китая откроет глаза!» А вы сами готовы остаться на площади Тяньаньмэнь до конца, спросили ее ошарашенные журналисты. Нет, ответила она. А почему? А у меня, говорит, «совсем другое дело»: мое имя в черном списке правительства, я не собираюсь быть им уничтоженным, я хочу жить! Документалка с интервью вышла в 1995 году, Чай Лин пыталась завалить авторов исками, уверяла, что несмотря на свои слова, оставалась на площади до конца, а ее просто неверно поняли - но всемирная история бесславья не знает пощады, она пожрала и ее отдельный феномен.
Всемирная история бесславья прошлась и по таким известным борцам за права всех на свете как сооснователь «Врачей без границ» Бернар Кушнер, актриса Джейн Фонда, певица Джоан Баез, и Боб Гелдолф. Джейн Фонда - сегодня известна как довольно посредственная актриса 1960-70-х, но именно поэтому, видимо, она и реализовала себя на поприще борьбы за права человека. Икона протеста против войны во Вьетнаме, клеймом прижигавшая американский империализм и лично Никсона, на короткое время оказалась в победителях: Никсон был повержен, американские войска ушли из Вьетнама, там воцарился так чаемый хиппи режим. Но, к несчастью для Фонды, далеко не все вьетнамцы хотели жить при красном режиме, и тысячи пытались бежать из прекрасного социалистического Рая на лодках. Наступил гуманитарный кризис, надо было помогать теперь уже этим вьетнамским беженцам. Однако выступавшие когда-то против войны во Вьетнаме, и лично Джейн Фонда, отказались это делать - по совершенно логичным для них причинам: пришлось бы бороться за жизнь именно тех, кого коммунисты, которых они когда-то так красиво поддерживали, готовы были расстрелять.Тогда на сцену вышел не менее чудесный человек, чем Чай Лин или Фонда, Бернар Кушнер, основавший «Врачей без границ», и вышедший из своей же организации, потому что и она не собиралась беженцам помогать. Кушнер, наплевав на ненависть левых, решил помочь «людям в лодках». К нему присоединилась Джоан Баез, неосторожно давшая интервью французам, заявив, что когда она боролась против Вьетнамской войны - то вовсе не была левой, и не боролась за коммунистов и их режим. Она и сейчас не является левой, ляпнула она. Ее соратники и друзья по хипповскому движению 1960-х растоптали Баез, улюлюкая. Особенно истерила бывшая подруга Джейн Фонда, обвинившая Баез в тайной поддержке американского империализма. Вьетнамские беженцы оказались несчастными вдвойне. Мало того, что они пытались не быть расстрелянными и голодали. Так теперь еще и раскололи протестующих, движение за права всех на свете, и вообще - великую гуманитарную идею. «Лучше бы их тихо расстреляли», - наверняка, подумала про себя не одна Джейн Фонда.
История повторяется как фарс, увы, не раз в столетие, а гораздо чаще. Ведь голодали не только вьетнамские беженцы, но и жители Эфиопии. В 1980-х вновь левые, западные противники империалистических элит, озаботились проблемами на той стороне Земного шара, в странах Третьего мира, и решили спасти несчастных. Не менее чудесный человек, чем Кушнер, Фонда и Баез, Боб Гелдолф, пойдя войной против элит, организовал благотворительный концерт Live Aid «в помощь голодающим детям Эфиопии». На концерте выступили лучшие люди мира (не менее чудесные, чем все вышеперечисленные), от принцессы Дианы до группы Queen. Всем миром ликуя собрали очень много денег «в помощь голодающим детям Эфиопии». Гелдолф мог бы быть поумнее, и торжествовать у себя дома, но зачем-то поперся в Эфиопию, посмотреть, как на глазах улучшается жизнь. Чем испортил себе настроение: эфиопские власти, как он выяснил, использовали гуманитарные грузы «в помощь голодающим детям» как рычаг давления и шантажа, помещая грузы в особые концлагеря, дабы сотни тысяч людей из бунтующих регионов в разгар гражданской войны покинули эти регионы, стремясь к этим самым гуманитарным грузам. Их, «как евреев когда-то», загоняли в самолеты, и перемещали из точки в точку. Кто-то тащился по пустыне просто так, включая голодающих детей. Дохли тысячами. Инициатива гуманистов возможно и помогла сотням тысяч людей избежать смерти от голода - но сотни тысяч эфиопцев она же и погубила.
Адам Кёртис не цитирует одного чувака, который тогда испортил себе карму среди протестующих, заметив сквозь зубы: «Я надеюсь, что часть собранных денег ... может быть, они смогут просто взять немного,... один или два миллиона,... и использовать их, скажем, для выплаты кредитов владельцев некоторых американских ферм, задолжавших банкам». Бобу Дилану потом дадут Нобелевскую премию, но не за эту фразу. А ведь Дилан еще в конце 1960-х догадывался, что эти гуманитарные миссии добром не кончатся, но было слишком поздно. К 1980-90-м, вместо того, чтобы решать проблемы у себя дома, Запад - помимо валиума и оксиконтина - подсел еще и на иглу помощи другим странам и нациям во имя абстрактных гуманитарных целей, вбухивая в их реализацию миллиарды. В те самые часы, когда молчаливое большинство американцев и британцев угрюмо наблюдало за тем, как Фредди Меркьюри (не менее чудесный чувак, чем все вышеперечисленные) давал лучший концерт в своей жизни, они медленно становились еще беднее. Еще злее. И еще несчастнее.
А Бернар Кушнер, несмотря на личный опыт наблюдения последствий интервенции во Вьетнам, 20 лет спустя оседлал волну «гуманитарных миссий», превратившихся в «гуманитарную интервенцию»: «хорошие политики имеют право на интервенции против плохих» (цитата по Тони Блэру). Кушнер стал главой Переходной Администрации ООН в Косово - после грязнейшего европейского конфликта. Теперь на положении несчастных оказались жители раскуроченного Белграда, которым подобная интервенция не очень-то пришлась по душе. Настала очередь сербов на собственной шкуре узнать, что значит быть неудобными «вьетнамскими беженцами».
Чем ближе к нашему времени, тем сильнее демократию и Запад, который теперь представляло большинство (включая неподозревающих об этом россиян, офигевших от капитализма), начинает болтать в турбулентных потоках истории. И тем отчетливее становится слышен и ультразвук хаоса, следующего за порядком. И тем чудовищнее воздействие времени на героев. Всемирная история бесславья напрямую касается государств, идеологий, и простых людей, как Никсон или Цзян Цин, которые хотели сделать как лучше. А получилось хуже, чем как всегда. Простое перечисление когда-то медийных героев ввергает в уныние. В этом бесславном папирусном свитке нашлось место и президенту США Биллу Клинтону, сразу же после попадания во власть забывшему про обещания «среднему классу», и начавшему окончательный транзит власти финансовому миру (прагматик, он знал, что силы за массовым политическим движением больше нет). И Тони Блэру, передавшему экономическую власть Банку Англии, который после кризиса 1998 года решил поднять процентные ставки - сделав британские товары еще дороже для экспорта, что повлекло за собой закрытие очередных фабрик на индустриальном Севере страны, и еще больше разозлило молчаливое британское большинство. И уж тем более Адам Кёртис не мог остаться в стороне от российских 1990-х, где местные технократы устроили россиянам (кстати, тоже получавшим гуманитарную помощь, thank you very much) «кузькину мать», шоковую терапию, радикально докрутив идеи западных технократов. Перед тем, как окончательно спиться и отдать власть олигархам, Ельцин расстрелял парламент, «чтобы не было красных» (Клинтон его поддержал). Что, в свою очередь, привело к восстанию масс, которые теперь тоже не доверяли демократии, как и ельциновские демократы или западные технократы. Только еще ненавидели капитализм и власть денег. Под песню «Вечная весна в одиночной камере» Егора Летова усталый Лимонов в кожанке доживал свои лучшие дни, впав в национал-большевистскую прострацию между фашизмом и коммунизмом, против которого он когда-то боролся, маршируя туда-сюда, без особых успехов.
Помимо Боба Дилана, Нобелевка из вышеперечисленных чудесных людей перепала еще Даниелу Канеману, психологу, который еще ребенком удивился, что эсесовец, под наплывом отеческих чувств, показав фото сына - обнял его, маленького еврея, и дал немного денег. Какие люди бесконечно сложные, подумал тогда Даниел, впоследствии крепко обидевший этих людей, найдя, что их решения на рынке и в обычной жизни вовсе не так логичны, как многим представляется, а глубоко иррациональны. О том, что люди могут вести себя иррационально, волновало, впрочем, еще американскую разведку в 1960-х. Поэтому-то совершенно логично Клинтон поддержал Ельцина в расстреле парламента, а ЦРУ, как и КГБ, весь XX век вмешивалась в суверенные дела других государств по всему миру - «а то понавыбирают себе опасных кретинов». К 1990-м на Западе оформилась и стала популярной идея бюрократии и технократии, которая должна была купировать националистические настроения на местах. При помощи математически-верного, рационального и научного управления. Как компьютер. Это была невыборная бюрократия, и она не имела за собой массовой демократической поддержки. Центром эксперимента стал Евросоюз, который постарались сделать бастионом против иррационализма людей. К несчастью для Евросоюза и его технократов (менее известных чуваков, но не менее чудесных, чем все вышеперечисленные), к тому моменту они потеряли доверие сотен миллионов своих же граждан, которых эта самая элита неоднократно кидала у себя дома. «Во имя голодающих детей Эфиопии», «гуманитарных интервенций» и прочих прекрасных идей. Возможно, молчаливое большинство и было иррационально - но здесь в логике ему было сложно отказать. Чего нельзя сказать о других его настроениях. В начале 1990-х в Британии параноик Тони Мартин застрелил чужака, проникшего на его собственность - собственность была в руинах, обоссанная и вонючая, она мало чем отличалась от пожиток лондонского бомжа. Однако за старушку Англию, и Тони Мартина, застрелившего вора, хотя у него совершенно нечего было красть, поднялись миллионы простых англичан - лейбористы были шокированы ненавистью лично к ним, и элитам в принципе. Мартин был сыном другого параноика, основавшего «Лигу имперских лоялистов» еще в 1950-х: члены «Лиги» были уверены в заговоре по разрушению Британской Империи, в котором, по их мнению, участвовали и коммунисты СССР, и банки США (и даже британское правительство!). Они были бы уверены и в заговоре иллюминатов, вот только иллюминатов тогда еще не придумали.
О чем пока не догадывались западные элиты, так это о том, что «молчаливое большинство» американцев и британцев уже давно почувствовало на собственной шкуре, что значит быть «неудобными вьетнамскими беженцами», которым ни власти, ни прогрессивные протестующие не горели желанием помогать.
В конце 1960-х погибает советский космонавт Комаров в «смертельной ловушке» по имени «Союз-1» из-за дорогущего желания советской верхушки показать торжество коммунизма. А 20 лет спустя уже гибнет американский шаттл «Челленджер» с учительницей на борту - следствие дорогущей и наивной мечты американской верхушки о завоевании космоса и торжестве капитализма и демократии. Есть ли для истории и людей разница между обугленными останками Комарова и бостонской учительницы Кристы Маколифф? И если есть, то не смотрит ли Комаров, обнявшись на облаках с Кристой, на такую историю и нас с вами с недоумением?
PS Думал, включать это в рекап четвертой серии или нет. И решил включить бонусом. Адам Кёртис, помимо прочего, рассказывает историю одной из первых британских транссексуалок Джулии Грант - мужчине, который в 1980-х сделал себе операцию по перемене пола, выдержав давление британского истеблишмента и насмешки консервативной медицины. Чего Джулия не выдержала - так это равнодушия и непонимания собственного круга друзей и единомышленников (они были самые прогрессивные - большинство британцев над ней вообще издевалось), получив от одного из них удар под дых, шепотом в уши: «Ты же все равно ненастоящая женщина». Даже не зная, возможно, об этом - она сразу, наверняка, поняла - что значит быть "неудобным вьетнамским беженцем".
Четвертая серия. Как самые чудесные люди на свете захотели всем сделать как лучше - а получилось хуже, чем как всегда (первая часть тут, вторая - здесь).
Что случилось 30 лет назад на площади Тяньаньмэнь, не знает никто. Вроде бы, общеизвестный факт состоит в том, что 4 июня 1989 года китайские власти во главе с либералом Дэн Сяопином танками раскатали студентов-бунтовщиков. Репортер «Рейтерс», бывший свидетелем событий, однако, горы трупов на площади не видал, и уверял потом, что никакой бойни не было - другие западные журналисты со ссылкой на какие-то там «спецслужбы» (привет теориям заговора!) говорили о тысячах, а то и десятках тысяч погибших. Результатом, так или иначе, стало то, что с демократией в Китае было покончено. Как ранее было покончено с идеями коммунизма и Культурной Революции: супруга Мао, Цзян Цин, вдохновившая хунвейбинов резать матерей и отцов, и осужденная новыми китайскими - квазилиберальными - властями, тихо повесилась в больничной душевой двумя годами спустя, обвинив клику Сяопина в том, что та «украла великую революцию». Новые китайские власти, насчитав для протокола пару сотен погибших, и повинившись в ошибке, затаили обиду, и не простили Западу его критики произошедшего на Тяньаньмэнь. «Это заговор против Китая», решили партийные бонзы.
Адам Кёртис вспоминает забытую ныне студентку, стоявшую на площади Тяньаньмэнь, по имени Чай Лин. Чудесная девушка с наивными романтическими взглядами стала тогда иконой протеста, но, в отличии от коллег, не пострадала от репрессий. А все потому, что вовремя «свинтила» с площади, воплотив собой лицемерие протестного движения как раз на Западе, который она активно потом окучивала (номинант на Нобелевскую премию, закончила Принстон, работала в консалтинговой фирме Bain & Company и, конечно, боролась за права всех на свете). Чай Лин, устав от стояния на площади, в июне 1989 года дала неосторожное интервью западным же СМИ, в котором рыдая заявила, что китайцы не стоят её борьбы. «Вы не достойны моей жертвы!» Чай Лин признавалась: выводя толпы на площадь, она надеялась на кровопролитие. «Только когда площадь будет залита кровью, народ Китая откроет глаза!» А вы сами готовы остаться на площади Тяньаньмэнь до конца, спросили ее ошарашенные журналисты. Нет, ответила она. А почему? А у меня, говорит, «совсем другое дело»: мое имя в черном списке правительства, я не собираюсь быть им уничтоженным, я хочу жить! Документалка с интервью вышла в 1995 году, Чай Лин пыталась завалить авторов исками, уверяла, что несмотря на свои слова, оставалась на площади до конца, а ее просто неверно поняли - но всемирная история бесславья не знает пощады, она пожрала и ее отдельный феномен.
Всемирная история бесславья прошлась и по таким известным борцам за права всех на свете как сооснователь «Врачей без границ» Бернар Кушнер, актриса Джейн Фонда, певица Джоан Баез, и Боб Гелдолф. Джейн Фонда - сегодня известна как довольно посредственная актриса 1960-70-х, но именно поэтому, видимо, она и реализовала себя на поприще борьбы за права человека. Икона протеста против войны во Вьетнаме, клеймом прижигавшая американский империализм и лично Никсона, на короткое время оказалась в победителях: Никсон был повержен, американские войска ушли из Вьетнама, там воцарился так чаемый хиппи режим. Но, к несчастью для Фонды, далеко не все вьетнамцы хотели жить при красном режиме, и тысячи пытались бежать из прекрасного социалистического Рая на лодках. Наступил гуманитарный кризис, надо было помогать теперь уже этим вьетнамским беженцам. Однако выступавшие когда-то против войны во Вьетнаме, и лично Джейн Фонда, отказались это делать - по совершенно логичным для них причинам: пришлось бы бороться за жизнь именно тех, кого коммунисты, которых они когда-то так красиво поддерживали, готовы были расстрелять.Тогда на сцену вышел не менее чудесный человек, чем Чай Лин или Фонда, Бернар Кушнер, основавший «Врачей без границ», и вышедший из своей же организации, потому что и она не собиралась беженцам помогать. Кушнер, наплевав на ненависть левых, решил помочь «людям в лодках». К нему присоединилась Джоан Баез, неосторожно давшая интервью французам, заявив, что когда она боролась против Вьетнамской войны - то вовсе не была левой, и не боролась за коммунистов и их режим. Она и сейчас не является левой, ляпнула она. Ее соратники и друзья по хипповскому движению 1960-х растоптали Баез, улюлюкая. Особенно истерила бывшая подруга Джейн Фонда, обвинившая Баез в тайной поддержке американского империализма. Вьетнамские беженцы оказались несчастными вдвойне. Мало того, что они пытались не быть расстрелянными и голодали. Так теперь еще и раскололи протестующих, движение за права всех на свете, и вообще - великую гуманитарную идею. «Лучше бы их тихо расстреляли», - наверняка, подумала про себя не одна Джейн Фонда.
История повторяется как фарс, увы, не раз в столетие, а гораздо чаще. Ведь голодали не только вьетнамские беженцы, но и жители Эфиопии. В 1980-х вновь левые, западные противники империалистических элит, озаботились проблемами на той стороне Земного шара, в странах Третьего мира, и решили спасти несчастных. Не менее чудесный человек, чем Кушнер, Фонда и Баез, Боб Гелдолф, пойдя войной против элит, организовал благотворительный концерт Live Aid «в помощь голодающим детям Эфиопии». На концерте выступили лучшие люди мира (не менее чудесные, чем все вышеперечисленные), от принцессы Дианы до группы Queen. Всем миром ликуя собрали очень много денег «в помощь голодающим детям Эфиопии». Гелдолф мог бы быть поумнее, и торжествовать у себя дома, но зачем-то поперся в Эфиопию, посмотреть, как на глазах улучшается жизнь. Чем испортил себе настроение: эфиопские власти, как он выяснил, использовали гуманитарные грузы «в помощь голодающим детям» как рычаг давления и шантажа, помещая грузы в особые концлагеря, дабы сотни тысяч людей из бунтующих регионов в разгар гражданской войны покинули эти регионы, стремясь к этим самым гуманитарным грузам. Их, «как евреев когда-то», загоняли в самолеты, и перемещали из точки в точку. Кто-то тащился по пустыне просто так, включая голодающих детей. Дохли тысячами. Инициатива гуманистов возможно и помогла сотням тысяч людей избежать смерти от голода - но сотни тысяч эфиопцев она же и погубила.
Адам Кёртис не цитирует одного чувака, который тогда испортил себе карму среди протестующих, заметив сквозь зубы: «Я надеюсь, что часть собранных денег ... может быть, они смогут просто взять немного,... один или два миллиона,... и использовать их, скажем, для выплаты кредитов владельцев некоторых американских ферм, задолжавших банкам». Бобу Дилану потом дадут Нобелевскую премию, но не за эту фразу. А ведь Дилан еще в конце 1960-х догадывался, что эти гуманитарные миссии добром не кончатся, но было слишком поздно. К 1980-90-м, вместо того, чтобы решать проблемы у себя дома, Запад - помимо валиума и оксиконтина - подсел еще и на иглу помощи другим странам и нациям во имя абстрактных гуманитарных целей, вбухивая в их реализацию миллиарды. В те самые часы, когда молчаливое большинство американцев и британцев угрюмо наблюдало за тем, как Фредди Меркьюри (не менее чудесный чувак, чем все вышеперечисленные) давал лучший концерт в своей жизни, они медленно становились еще беднее. Еще злее. И еще несчастнее.
А Бернар Кушнер, несмотря на личный опыт наблюдения последствий интервенции во Вьетнам, 20 лет спустя оседлал волну «гуманитарных миссий», превратившихся в «гуманитарную интервенцию»: «хорошие политики имеют право на интервенции против плохих» (цитата по Тони Блэру). Кушнер стал главой Переходной Администрации ООН в Косово - после грязнейшего европейского конфликта. Теперь на положении несчастных оказались жители раскуроченного Белграда, которым подобная интервенция не очень-то пришлась по душе. Настала очередь сербов на собственной шкуре узнать, что значит быть неудобными «вьетнамскими беженцами».
Чем ближе к нашему времени, тем сильнее демократию и Запад, который теперь представляло большинство (включая неподозревающих об этом россиян, офигевших от капитализма), начинает болтать в турбулентных потоках истории. И тем отчетливее становится слышен и ультразвук хаоса, следующего за порядком. И тем чудовищнее воздействие времени на героев. Всемирная история бесславья напрямую касается государств, идеологий, и простых людей, как Никсон или Цзян Цин, которые хотели сделать как лучше. А получилось хуже, чем как всегда. Простое перечисление когда-то медийных героев ввергает в уныние. В этом бесславном папирусном свитке нашлось место и президенту США Биллу Клинтону, сразу же после попадания во власть забывшему про обещания «среднему классу», и начавшему окончательный транзит власти финансовому миру (прагматик, он знал, что силы за массовым политическим движением больше нет). И Тони Блэру, передавшему экономическую власть Банку Англии, который после кризиса 1998 года решил поднять процентные ставки - сделав британские товары еще дороже для экспорта, что повлекло за собой закрытие очередных фабрик на индустриальном Севере страны, и еще больше разозлило молчаливое британское большинство. И уж тем более Адам Кёртис не мог остаться в стороне от российских 1990-х, где местные технократы устроили россиянам (кстати, тоже получавшим гуманитарную помощь, thank you very much) «кузькину мать», шоковую терапию, радикально докрутив идеи западных технократов. Перед тем, как окончательно спиться и отдать власть олигархам, Ельцин расстрелял парламент, «чтобы не было красных» (Клинтон его поддержал). Что, в свою очередь, привело к восстанию масс, которые теперь тоже не доверяли демократии, как и ельциновские демократы или западные технократы. Только еще ненавидели капитализм и власть денег. Под песню «Вечная весна в одиночной камере» Егора Летова усталый Лимонов в кожанке доживал свои лучшие дни, впав в национал-большевистскую прострацию между фашизмом и коммунизмом, против которого он когда-то боролся, маршируя туда-сюда, без особых успехов.
Помимо Боба Дилана, Нобелевка из вышеперечисленных чудесных людей перепала еще Даниелу Канеману, психологу, который еще ребенком удивился, что эсесовец, под наплывом отеческих чувств, показав фото сына - обнял его, маленького еврея, и дал немного денег. Какие люди бесконечно сложные, подумал тогда Даниел, впоследствии крепко обидевший этих людей, найдя, что их решения на рынке и в обычной жизни вовсе не так логичны, как многим представляется, а глубоко иррациональны. О том, что люди могут вести себя иррационально, волновало, впрочем, еще американскую разведку в 1960-х. Поэтому-то совершенно логично Клинтон поддержал Ельцина в расстреле парламента, а ЦРУ, как и КГБ, весь XX век вмешивалась в суверенные дела других государств по всему миру - «а то понавыбирают себе опасных кретинов». К 1990-м на Западе оформилась и стала популярной идея бюрократии и технократии, которая должна была купировать националистические настроения на местах. При помощи математически-верного, рационального и научного управления. Как компьютер. Это была невыборная бюрократия, и она не имела за собой массовой демократической поддержки. Центром эксперимента стал Евросоюз, который постарались сделать бастионом против иррационализма людей. К несчастью для Евросоюза и его технократов (менее известных чуваков, но не менее чудесных, чем все вышеперечисленные), к тому моменту они потеряли доверие сотен миллионов своих же граждан, которых эта самая элита неоднократно кидала у себя дома. «Во имя голодающих детей Эфиопии», «гуманитарных интервенций» и прочих прекрасных идей. Возможно, молчаливое большинство и было иррационально - но здесь в логике ему было сложно отказать. Чего нельзя сказать о других его настроениях. В начале 1990-х в Британии параноик Тони Мартин застрелил чужака, проникшего на его собственность - собственность была в руинах, обоссанная и вонючая, она мало чем отличалась от пожиток лондонского бомжа. Однако за старушку Англию, и Тони Мартина, застрелившего вора, хотя у него совершенно нечего было красть, поднялись миллионы простых англичан - лейбористы были шокированы ненавистью лично к ним, и элитам в принципе. Мартин был сыном другого параноика, основавшего «Лигу имперских лоялистов» еще в 1950-х: члены «Лиги» были уверены в заговоре по разрушению Британской Империи, в котором, по их мнению, участвовали и коммунисты СССР, и банки США (и даже британское правительство!). Они были бы уверены и в заговоре иллюминатов, вот только иллюминатов тогда еще не придумали.
О чем пока не догадывались западные элиты, так это о том, что «молчаливое большинство» американцев и британцев уже давно почувствовало на собственной шкуре, что значит быть «неудобными вьетнамскими беженцами», которым ни власти, ни прогрессивные протестующие не горели желанием помогать.
В конце 1960-х погибает советский космонавт Комаров в «смертельной ловушке» по имени «Союз-1» из-за дорогущего желания советской верхушки показать торжество коммунизма. А 20 лет спустя уже гибнет американский шаттл «Челленджер» с учительницей на борту - следствие дорогущей и наивной мечты американской верхушки о завоевании космоса и торжестве капитализма и демократии. Есть ли для истории и людей разница между обугленными останками Комарова и бостонской учительницы Кристы Маколифф? И если есть, то не смотрит ли Комаров, обнявшись на облаках с Кристой, на такую историю и нас с вами с недоумением?
PS Думал, включать это в рекап четвертой серии или нет. И решил включить бонусом. Адам Кёртис, помимо прочего, рассказывает историю одной из первых британских транссексуалок Джулии Грант - мужчине, который в 1980-х сделал себе операцию по перемене пола, выдержав давление британского истеблишмента и насмешки консервативной медицины. Чего Джулия не выдержала - так это равнодушия и непонимания собственного круга друзей и единомышленников (они были самые прогрессивные - большинство британцев над ней вообще издевалось), получив от одного из них удар под дых, шепотом в уши: «Ты же все равно ненастоящая женщина». Даже не зная, возможно, об этом - она сразу, наверняка, поняла - что значит быть "неудобным вьетнамским беженцем".