Несокрушимая и легендарная.
Суббота. Вечер. «Новости» не смотрю. А по переписке - импульс «побольше и без балды рассказать про службу в Советской Армии». Попробую «без балды».
У призывников было две альтернативы. Либо попасть сразу в действующую часть, либо в так называемую «учебку». Я попал в «учебку». И в течение полугода обучался сбивать самолеты. Те, кто попадал сразу в часть, поначалу направлялись на какое-то количество дней или недель в так называемый «карантин». Соответственно я «проскочил» одну из ступенек и одно из званий в той негласной табели о рангах, которая признавалась среди солдат и сержантов в мое время:
Первая ступенька службы: «карантинщик». То есть «зеленый, как три рубля». При желании оскорбить в солдатской среде говорилось «тебя надо в карантин»!
Вторая ступенька службы: «салага», он же «салабон» - первые месяцы службы.
Третья ступенька: «молодой» - от «салаги» («салабона») и до года службы.
Четвертая ступенька: «фазан» - от года до полутора лет службы.
Пятая ступенька: «дед» - последние полгода службы.
Шестая ступенька: - «дембель» - от момента выхода Приказа Министра Обороны об увольнении в запас твоего призыва до самого по себе момента прощания с частью.
Сейчас очень много говорят о «дедовщине». То есть о «неуставных отношениях» между представителями вот этой вышеописанной лестницы. Я тоже намерен этой стороны коснуться. Сразу скажу: там все было не так просто и вовсе не так однозначно, как это рисуют сейчас. Но давайте обо всем по порядку. Ведь я попал в «учебку» - а там были только очень даже «уставные» сержанты и все мы, представлявшие только один призыв.
Сержанты в этой «учебке» в Харьковской области были все … можно сказать, что украинцами. Но при внимательном взгляде можно было также заметить, что речь шла об очень интересной категории людей. Они имели украинские фамилии, были из различных областей Украины. Но почему-то им не нравилось, если кто-то использовал украинские слова, либо говорил с украинским акцентом. В этой связи вспоминаю, что на первых порах очень нелегко пришлось одному пареньку по фамилии Гарбуз, который был из какого-то украинского села и все никак не мог привыкнуть не говорить «колы?», а говорить «когда?». Сержантов Приходько и Луценко это почему-то приводило в состояние раздраженное. Что-то такое же наблюдалось и в других взводах.
Всего в учебном потоке было 7 батарей по четыре взвода в каждом. В каждом взводе - строго по три сержанта. Распределение ролей между сержантами во всех взводах было абсолютно идентичным. Старший сержант из «дедов» вел политику: «не приставайте ко мне с вашей глупой службой - и я вас не трону, но если трону - то мало не покажется!» Младший сержант из «молодых» был просто помощником для сержанта из «фазанов». А вот этот уже был фактически командиром, он отвечал за все мелочи и был обязан придираться ко всему от знания матчасти до подворотничка и просто до выражения лица. Если выражение лица у курсанта «учебки» было недостаточно бодрым, то принимались энергичные меры к взбадриванию в виде, например, приказа дополнительно пробежать кружок-другой вокруг стадиона, отжаться раз пятнадцать, потренировать подъем переворотом на перекладине и так далее. И здесь очень интересно отметить: это была реальная терапия для тех ребят, которые только что расстались с девушками и тосковали по своим возлюбленным. Между прочим, такая тоска (я это потом видел уже не в учебной части) могла доводить и до психических расстройств - если бы не своевременные меры со стороны сержантов. А иногда и офицеров. Настроения тоски по оставшейся «на гражданке» «любви» всячески высмеивались и искоренялись в солдатской среде. Офицеры прямо говорили: «Твоя настоящая невеста еще и лифчик не примерила, а та, что была - это не твоя невеста!» С первых дней разъяснялось, что, оказывается, «жизнь течет по закону Ома»! - «Тебя трахают здесь, а ЕЕ дома!»
«Гоняли» в «учебке» так, что спустя пару месяцев ты адаптировался к самым высоким физическим нагрузкам и утром просыпался в полном значении этого слова уже только после того, как пробежал в сапогах километр-другой. Через два месяца распорядок, казавшийся в первые дни фантастическим и невыполнимым, начинал представляться курортом. Потому что за сорок пять секунд оказаться у койки, снять и сложить покрывало и подготовить койку к «отбою», раздеться, аккуратно сложить вещи, лечь в постель, закрыть глаза и придать лицу выражение человека давно уже «дрыхнущего», - такая задачка уже решалась просто играючи и в лет. Еще и время оставалось на обмен репликами с соседом. В «учебке» был приоритет практики перед теорией. Обычная картинка: в классе раздаются тетради и учебники по оружию массового поражения. Кто-то начинает думать, что можно будет просто посидеть целых сорок пять минут. Но ведущий занятие появляется строго по звонку - и тут же звучат команды надеть противогаз и двигаться бегом на спортплощадку.
Почти все полгода пребывания в «учебке» мне и всем другим хотелось есть. Я не знал, где пределы этого «голода». Как-то получилось так, что я мог, никого не объедая, распорядиться котелком каши на десятерых человек. Я его съел полностью, но все равно чувство голода вскоре вернулось. Результатом этой полугодовой «голодовки» стало прибавление в весе не менее чем на десять килограммов - при полном отсутствии «живота» или признаков жира. Потом, уже в части, чувство голода очень быстро прошло.
Об эффективности нашей подготовки свидетельствуют высокие боевые результаты отдельных расчетов, которые побывали в свое время на Ближнем Востоке и в Индокитае.
Лично я в первый же день пребывания в «учебке», сам того не зная, попал в разряд тех, кто, якобы, «имеет блат». В принципе такой статус был мало заметным. Надо сказать, что сержанты там не злоупотребляли своим правом на «наряд вне очереди». Но и не попасть за полгода под «раздачу» тоже было почти невозможно. А меня такие «раздачи» как бы обходили стороной. Это было заметно и мне, и сослуживцам. Но никто не мог этого объяснить. И только в последний день в «учебке» я понял, в чем дело. Нас построили для проверки, все ли нам выдано, все ли из выданного действительно новое, все ли по размеру, достаточен ли «сухой паек» в дорогу. И перед строем появился офицер, бывший грозой всей «учебки». Он сразу подошел ко мне: «Ну, ты как, воинствующий атеист?!»
И тут я понял, что он про меня все эти полгода спрашивал! А дело в том, что он в первый день расписывал нас по батареям и от нечего делать задавал каждому какой-нибудь вопрос. Ну, например: «Ты водку пьешь?» Получив отрицательный ответ, забавлялся тем, что говорил: «Ну, тогда в седьмую батарею!»
Так дошла очередь до меня. Он, не глядя на меня, задал очередной из пришедших на ум вопросов:
- В бога веришь?
- Атеист!
Он аж встал от неожиданности:
- Кто!?
- Атеист!
- Какой атеист!?
Я сказал, что «воинствующий». Он покачал головой, вспомнил свою забаву и произнес:
- Ну, тогда во вторую батарею!
И хотя никакой связи между атеизмом или верой и номером батареи не было, но с тех пор он меня помнил и спрашивал обо мне у моих командиров. А они, естественно, видя такой ко мне интерес со стороны столь великого человека, старались меня лишний раз не «нагружать».
Ну, а про часть и про «неуставные отношения» - это отдельная «песня»…