Несокрушимая и легендарная. Продолжение: Часть.
Наша «учебка» никаких сержантских «лычек» не давала. Так что в часть я после «учебки» ехал хотя и не «салагой» («салабоном»), но все-таки «молодым». Первые сутки в части, конечно, незабываемы. Сопровождавший привел меня в батарею. Было уже поздно, но во всей батарее оказалось не более дюжины человек. Причем и эти куда-то собирались. Парень в танковом костюме, под которым погон не видно, мне обрадовался и сказал, чтобы я сменил дневального на тумбочке, так как этот дневальный пойдет с ними. Вскоре я остался со штык-ножом дневального совершенно один, не зная, куда попал, как и что. Ко мне подошла какая-то обезьяна в майке, протянула мне гимнастерку с погонами рядового и сказала, чтобы я подшил подворотничок. Я по направлению, из которого сия обезьяна появилась, как-то сразу понял, что она вообще не из нашей батареи. Я обнажил штык-нож и сообщил, что зарежу. Обезьяна исчезла.
В «учебке» об издевательствах над «молодыми» рассказывалось много всяких «ужастиков». Для себя я решил, что буду убивать и сдохну, но издеваться над собой не позволю. И теперь я напряженно ждал развития событий. В какой-то момент мне показалось, что обезьяна возвращается с большой группой «дедов». Я вновь потянулся к штык-ножу. Но из полумрака выплыла большая группа ребят из нашей батареи, которым не было до меня абсолютно никакого дела. Постепенно «кубрик» батареи начал наполняться людьми. На меня никто не обращал внимания. Далеко уже за полночь вернулась и та группа в танковых костюмах. Прежний дневальный меня сменил, а тот парень, который ставил меня на «тумбочку», оказался сержантом. Он показал мне мою койку. Спать каждый ложился без команды, по своему усмотрению.
Утром я услышал столь знакомые позывные: шесть часов! Дневальный подал команду «подъем!». На нее сонно отреагировали несколько человек в разных концах «кубрика». Большинство продолжали спать. Я решил, что тоже буду лежать. Через полчаса прозвучала команда к построению на завтрак. В ответ поднялось еще какое-то количество людей. Не менее половины батареи продолжали пребывать в состоянии сна. В том числе и все те, кто был непосредственно вокруг. Но меня еще и мучил голод. Я начал ворочаться. Сосед приоткрыл глаза:
- Ты на завтрак пойдешь? Если пойдешь, то принеси «пайки»!
Я не знал, что такое «пайки» (с ударением на первом слоге), и хотел спросить. Но сосед уже вновь заснул. Я встал, быстро собрался и успел-таки в строй направлявшихся в столовую. Там меня ожидало зрелище потрясающее. Эта «столовая» больше напоминала шикарный ресторан. Культурные столики на четверых, мягкие удобные стулья. На столах - невообразимые горы из кусков масла, яиц, рыбы, хлеба и гарнира в аккуратных кастрюльках. А главное, что пришедших на это пиршество было намного меньше, чем выставлено порций. Я решил прямо обратиться к сержанту, который привел в столовую наш «строй» (то есть, по понятиям «учебки», не строй, а какую-то толпу анархистов).
- Товарищ сержант! Разрешите обратиться?
- Чего?
- Что такое «пайки»? Мне сказали их принести.
Сержант взял хлеб, кусок масла, два яйца, рыбу. Положил это в пустую кастрюлю:
- Вот это - одна «пайка»! У вас в расчете 12 человек. Набирай сюда двенадцать «паек» и тащи в «кубрик». Наберешь больше - еще лучше, тут сегодня еды много останется, потому что у всех были ночные стрельбы. Все яйца, все масло - все забирай! Но только по дороге кастрюлю всем подряд не показывай. На обед пойдешь - кастрюлю там внизу отдашь на мойку.
В кастрюлю все не поместилось. Я еще и все карманы набил яйцами. Никто ничего неестественного в таком моем «воровстве» не заметил. И еще сам я съел пару «паек» и не менее двух порций восхитительного картофельного гарнира, запив все это несколькими порциями замечательного кофе.
Кстати, масло здесь давали еще и вечером. Я попал в дивизион, который занимался испытаниями различных средств противовоздушной обороны и артиллерийского огня. Конкретно в компетенции нашего расчета были все средства артиллерии за вычетом реактивной артиллерии и безоткатных систем. Всё от зенитного пулемета до тогдашней самой крупнокалиберной секретной новинки - своего рода «царь-пушки» в виде самоходной установки «Пион» (этот гигант сейчас стоит в Ленинградском музее артиллерии), - все это было «наше». Мы стреляли всеми мыслимыми калибрами из всех известных пушек, гаубиц, самоходок. Когда я через полгода стал сержантом и возглавил расчет, мне было ясно, как наводить и стрелять по азимуту, при помощи буссоли, «прямой наводкой», по обратному скату высоты, прицельно, на скорость, на износ ствола и так далее и тому подобное. Я от офицеров и по учебнику баллистики даже научился сам определять азимуты и углы возвышения по топографической карте, причем делать это с учетом магнитного склонения! А главное - я понял исключительно важную роль каждого из тех, КТО стреляет. Я научился скептически относиться к чрезмерному технократизму тех, кто претенциозно снабдил тот же «Пион» средствами чуть ли не автоматического заряжания. Я конкретно показывал изобретателям на скобу, которая при малейшей (столь возможной в бою!) неточности способна «закрутить» и от температуры трения взорвать запальную трубку при незапертом канале ствола - со всеми последствиями для расчета. Я также имел наглость говорить, что раз уж монстр «Пион» такой большой, то ствол его нужно еще и удлинить за счет дульного тормоза (это конечная часть ствола с боковыми дырками - она снижает отдачу). Потому что я, стреляя, чувствовал всю мощь пороховых газов и знал: при более низких углах возвышения отдача будет такой, что эту самоходку не удержит на месте ни горный тормоз, ни бульдозерный упор в землю сзади. А если придется стрелять чуть ли не параллельно земле, прямой наводкой, да еще и по противнику сбоку? Мы не просто стреляли, но и высказывались перед компетентными комиссиями. Кого-то из изобретателей наши речи приводили в ярость. Но чаще всего руководители комиссий все записывали очень внимательно и говорили «спасибо».
Интересно отметить: познав все вышеуказанное, я так и не смог полностью узнать один «секрет», хотя он и раскрывался чуть ли в первом параграфе учебника, по которому нас «гонял» капитан, отвечавший за нашу подготовку как артиллеристов. «Секретным» для меня так и остался в целом вопрос «для чего служит ствол?». А он «служит» для четырех вещей: 1) Для направления полета снаряда. 2)Для придания снаряду начальной скорости. 3)Для придания снаряду вращательного движения. 4) - ???. Несколько раз у нас дело доходило до этого таинственного четвертого пункта. И каждый раз в поле зрения при этом попадала женщина. Капитан при этом первым забывал обо всем. В тех случаях, когда занятие происходило на позиции, он кидался навстречу женщине, а мы салютовали ей холостым выстрелом из какого-нибудь орудия. Потом лезли на крышу радиолокационной станции, вручную поворачивали параболоид в сторону женщины и через встроенную в параболоид оптическую систему смотрели на ее лицо, на ножки, на фигуру… (продолжение следует).