Воспоминания Ф.Ветошкина о его мытарствах. Часть 4. На пути в партизаны
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Что у пьяного на языке, в поисках партизан, отряд Дёмина, лесная жизнь, фея из Боголюбовки
Миновав город, мы были в лесу, но вот пошли две дороги, по которой - не знаем, начинается спор. Музыков говорит, по этой, а я стою за другую. Видим, из леса выезжает на телеге человек 5 мужчин. Мы стоим каждый на своей дороге. Один из мужчин соскочил с телеги и пешком направился к нам, остальные быстро проехали. Я сразу узнал в нём человека, к которому мы должны были обратиться в Раковке, довольно правильно описала нам его женщина из Свободки.
- Здравствуйте, что Вы здесь стоите, дорогу не знаете, что-ли?
- Да мы не знаем, которая дорога на Раковку.
Показывает:
- Вот эта на Раковку.
- Вы с Раковки? - спрашиваю.
- Да!
- А не знаете ли Вы там такого-то?
- Вам зачем его?
- Да видите-ли, мы из лагерей, идём к нему работать, - солгали мы.
- Так Вы, значит, из лагерей?
- Да! Только сейчас бежали.
- Так я самый и есть, кого Вам надо.
Мы обрадовались.
- Но мне сейчас некогда. Вы ведь в парт-отряд, наверно, да?
- Да.
- Так вот, идите в Раковку и там где нибудь ночуете, а завтра зайдёте к Секретарю Кооператива, он Вас и приведёт ко мне.
Кланяемся и идём. Прошли вёрст пять - как хорошо в лесу, погода приятная. Это было 1 Октября 1919 года. Но вот нас нагоняют на двух лошадях в запряжке. Видим, едут два китайца на задней телеге и два русских и китаец на передней, поют песни. Один из русских, здоровый рослый мужчина, стегает лошадь, догоняет и кричит:
- Эй, стой! Куда идёте?
- В Раковку, - отвечаем.
- Садись, мы Раковские.
Садимся. В телеге видно жбан, вмещающий около трёх вёдер.
- Зачем в Раковку?
- Работать!
- А откуда?
- Из лагерей!
- Ага, так Вы к партизанам?
Китайцы хмурятся.
- А разве там есть партизаны?
- Есть!
- Может, и к ним проберёмся, только как их найти?
- У, найти их можно, - и по пьяной лавочке болтает. - Вот я везу им спирт, так, если желаете, завтра же будете в отряде.
- Как-же, конечно. Надо сказать, что мы только за этим и идём.
- А как выбрались из лагерей?
Рассказываем.
- Э! Так Вы совсем наши. Стой!
Останавливает лошадь, ищет в кустах и выламывает дудку, открывает жбан, берет Музыкова за ворот и тащит к жбану.
- Пей, люблю своих людей, - колотит его по шее. Музыков, взяв в рот дудку, тянет из жбана, отрывается, чтоб передохнуть, тот снова колотит по шее. - Пей до сыта, пей, хватит, - и толкает вместе с головой в жбан. Музыков сопит, но пьёт. Отпускает.
- Ну ка, ты давай соси, да как следует - по нашему, бутылки две разом.
Пью и, еле дыша, отхожу от жбана. Уж слишком гостеприимный мужик. В голове шумит. [10об] Садимся и едем.
- Вот это китайский Начальник парт-отряда, - поясняет нам. - А его партизаны не далеко от Раковки стоят.
Смотрит на китайца.
- Чего боишся? Люди свои, бояться нам нечего, у нас везде дом, - и показывая на сопку, говорит. - Вот дом, иго, лянго, сколько хочешь.
Китайцы соскакивают с телеги и скрываются в лесу.
- Трусливые китайчуги, вишь, испугались Вас и в лес. Они думают, что шпионы. Здесь их много, но всё-таки своего всегда узнаешь. Чёрт с ними, пускай идут пешком по лесу, а мы легче поедем.
Останавливает лошадь, берёт со жбана пергамент, складывает из него форму чашки, в которую войдет не меньше бутылки, черпает и дает Музыкову.
- Пей! Пей же, а то вылью за рубаху, - и держа сам руками, подносит Музыкову. Тот пьёт - задыхается, но водка льётся за ворот, и снова пьёт, но не допивает, и остальное выливается за ворот, шатается и садится на телегу. Черпает 2-й раз и даёт мне, беру в свои руки и по совести тяну, но допить было не возможно, выливаю обратно. Ругается, что не умею пить, но больше не черпает. Выпивает сам, и едем дальше, в голове шумит, чувствуется слабость в ногах, но ничего, сидим.
Вот, спускаемся к Райовке, первые избушки, мост небольшой переехали, останавливаемся, подходят бабы.
- Ну, что, привёз? - спрашивают.
- А как же, конечно, только по семь с полтиной бутылка.
Бабы идут с бураками, крынками и с бутылками, рядятся, что дорого.
- Дешевле семи с полтиной ни за что не отдам, лучше поеду домой.
- Ну ладно, давай уж, что с тобой сделаешь.
В это время Музыков (видно, на него повлияло выпитое) соскакивает с телеги, бегает вокруг баб и громко кричит: "Семь с полтиной. Семь с полтиной, берите, а то уедем, семь с полтиной, без всяких разговоров, а то сейчас…" Подходит к лошади, не знаю, что с ним случилось, но вероятно ему показалось, что нас хотят схватить и может быть вновь отправить в лагери. Быстро скачет в сторону, через канаву, ров, бросается на плетень, переваливается через него и по огороду бежит по направлению к лесу. Поднялся шум: "Ох, что это, кто, куда, зачем, что с ним?" Бежать за ним я не мог, ноги ослабли, но голова работала нормально, говорю мужику: "Давай, беги за ним, я не могу, поймай, и веди сюда". Мужик, видя все это, так видно, не много отрезвел. "Ладно, держи, лошадь, а я сейчас", - бросается в догонку за ним, догоняет на самой опушке леса, поймав, ведёт обратно, без шапки. Музыков вырывается и бежит в деревню прямо ко мне, переваливается через забор. Падает и не может подняться. Слезаю с телеги и с прибежавшим хозяином лошади поднимаем его, ложим на телегу, едем домой. Заехав на двор, его сонного с телеги тащим в хату. Положили на пол и вдвоём быстро распрягли лошадь. Выпив ещё бутылку водки, приятно проспали до утра.
Проснувшись утром, вижу что хозяин стал не тем, чем был вчера, как будто не-много сердится и извиняется за то, что вчера много наговорил, так как был пьян. Мы его спрашиваем, как найдти партизан.
- Не знаю, я Вас направлю в один дом, они там часто бывают, и Вы там спросите о них.
Вижу, что он боится, подозревает в нас разведку белых, доказывать обратное, на мой взгляд, было лишне, и мы, попросив у него какой нибудь колпак на голову Музыкова, распрощались. Дал нам на дорогу хлеба, а Музыков получил солдатскую серую шапку, и ещё раз извинился перед нами, и мы ушли.
Но куда идти - вот вопрос. Сразу-же, как мы появились на улице, на нас уставились со всех сторон и бабы, и мужики, и парни, как будто на совершенно невиданных ими до сих пор людей, и что-то заговорили между собой. Но делать нечего, давай сядем на бревна, покурим и подумаем, что делать. Погода чудная, солнце великолепно греет в спину, садимся и курим.
- Что же, сходим туда на край-то, как он говорил. Может, что и выйдет.
- Конечно сходим. А он всё-таки струсил, боится, что мы шпионы.
Покурив и порастягиваясь на брёвнах, пошли. Находим, как говорил он. Заходим с заднего крыльца, видим, старуха, о которой он говорил, спрашиваем:
- Нельзя ли видеть партизан?
- Господи Исусе, да кто это Вам сказал. Нет-нет, да я и не знаю их совсем. Нет, нет, да кто это Вас сюда, послал-то? Ай-батюшки, вот ведь чего только не наговорят.
Мы успокоили её.
- Ну не знаешь и ладно. Но а бояться нас нечего, т.к. мы бежали из лагерей.
- А! Вы из лагерей, из Никольских, значит?
- Да!
- Так, так, так, вот спросите напротив, вон туда какие-то люди ходят с винтовками, может и они, а я не знаю.
Идём.
- Здорово, отец!
- Здрасте. Чего миленькие ищете?
- Да вот, отец, надо бы попасть в партизанский отряд, а не знаем, где найдти.
- А Вы откуда?
Рассказываем.
- Так нет, я ничего не знаю.
- А нам сказали, что они бывают у Вас.
- Как, кто сказал?
- Да Вы не бойтесь, мы ведь не белые.
- Да мне чего бояться, только напрасно это. Я ни каких партизан не знаю.
Так и ушли от старика ни с чем.
- Идём в лес, Шурка (так звали Музвкова), вот на этой дорожке, может, там кого нибудь увидим.
Идём, только отошли сажен 50 от последних избушек, как из кустов показываются к нам на встречу 2 вооружённых человека и две барышни деревенские. Быстро взяли винтовки на руку. Но мы не остановились и шли на них, всё равно, нам надо было как-то искать партизан, а остановиться было [11] опаснее, они могли заподозрить в нас белых и выстрелить. Не доходя сажен пять друг от друга, они скричали: "Стой!" Мы остановились. "Куда идёте?" Мы рассказали им всё, что можно было, и они сказали нам, что, хотя они и партизаны, но ничего сделать не могут, т.к. много очень шпионов, а потому и опасно принимать новых людей, а мы Вас не Знаем, дождитесь командира. Он будет дня через 2, спросите вот в этом дому - указали на первый, где мы беседовали со старухой. Спрашиваем, кто командир их отряда.
- Степаненко.
- Так, а у Вас есть Бунин?
- Есть!
- Ростовцев есть?
- Не знаем, а Вы разве знаете Бунина?
- Как-же, вместе сидели в Шкотово.
- Так-так, вот, товарищи, ждите командира, а может, встретите кого нибудь из знакомых, тогда другое дело, сразу попадете в отряд. А по деревне много не ходите, т.к. Вас могут принять за шпионов и без всяких разговоров, могут застрелить.
Спрашйваю:
- А нельзя-ли передать Бунину записку, может, он придёт сюда.
- Нет, товарищи, мы долго не будем в отряде, и Вы лучше дождитесь кого нибудь.
Уходят.
- Так, ну что будем делать, Музыков?
- Пойдём в деревню. (Как раз было воскресенье, народ был на улице). Там всё как-то веселее, посидим на брёвнах и пока тепло, может, уснём, а то кто его знает, когда и где придётся спать.
Идём и садимся на те-же брёвна. Закусили хлеба, закурили. Смотрим, по дороге мимо нас идёт странник с палочкой и мешком за плечами, молодой. Быстро соображаем, а может, он нам чего-нибудь скажет. Подходит и спрашивает, не знаем ли мы, где бы ему переночевать.
- А Вы откуда? - спрашиваем в свою очередь.
- Я издалека иду. А Вы здешние?
- Нет.
- А что-же Вы здесь - по делу или так просто?
Мы, не стесняясь, т.к. нам терять было нечего, рассказали ему всё, как оказались мы здесь.
- Ну так я тоже из арестованных ведь.
- Как из арестованных? Где Вы сидели?
- Мне сидеть не пришлось. Вы, может, слышали, как позднее Вас шёл эшалон, из него разбежалось два вагона.
- А где это было? - спрашиваем.
- В Китае, не помню, на какой станции.
Надо сказать, что мы это знали, т.к. перед нашим побегом в лагерь прибыли новые люди, и они рассказали, что у них разбежалось целиком два вагона.
- Так! Мы это слышали. Значит Вы один из бежавших?
- Да!
- Да и великолепно, если желаешь, составляй компанию и будем странствовать вместе.
- Вот и великолепно, - восклицает он, - а то одному скучно, а втроём, великолепно
И всем нам стало веселее.
- А что у тебя тут в мешке?
- А разные вещи: одеяло, мешок есть, тужурка.
- Так! Это нам может понадобиться.
- А у Вас, что нет ничего?
Кроме куска хлеба в тряпке у нас ничего не было.
- Ну так что-же будем делать?
- Идёмте искать место ночевки, а на квартиру проситься не стоит: всё равно не пустят, т.к. документов нет, да и опасно. Чёрт его знает, вдруг ночью карательный отряд, тогда пропали совсем.
Предлагаю идти на ближайшую к деревне Сопку и там устроить шалаш. Пошли, отыскали удобное место и устроили из веток маленький балаган. Так просидели день, а за ним ещё два дня, но ни каких партизан не видели. Решали отправиться в другую по близости деревню "Боголюбовку" и, проклиная судьбу, потащились.
Положение было прямо таки губернаторское, хоть назад иди в лагери, а то жрать нечего, а работать нельзя, нет документов, и ни кто не возьмёт.
- Ничего, ребята, как нибудь устроимся, а в случае чего устроим свой шалаш и будем жить одни своим собственным парт-отрядом. Где нибудь достанем топор да лопату, а хлеба тоже можно будет подстрелить в деревне.
Так разговаривая, подошли к Боголюбовке, выходим к школе, сидят молодёжь: ребята и девки. Спрашиваем: "Вы не видали здесь партизан?" Говорят, что сейчас были здесь, но ушли на Петруши, деревня вёрст 5 отсюда. Вот валяйте прямо по этой тропке и может быть догоните их.
Идём в Петруши, всё равно, пять верст чепуха, а может, нагоним или там увидим. В Петруши пришли, уже начало темнеть. Спрашиваем у какой-то тётки, не знает-ли она, где найдти партизан.
- Не знаю, не знаю, детки, какие тут партизаны, тут японцы всё время ездят, вот сейчас видели их на сопке. Вот тут, - показывает. - Вы бы, милые, шли отсюда куда нибудь, а то лишь гляди, придут, тогда убьют Вас, да и нам попадёт.
Походив ещё по деревне и выпросив краюху хлеба, отправились обратно на Боголюбовку, решив там прожить 2 дня. Но ночная тьма окутала нас, и мы не могли видеть тропы, а попали на какое-то сено, решили забраться под него и обождать до утра. Так и сделали, забрались в сено и уснули.
Утром нашим глазам представилась не совсем приятная для нас картина. Выпал снег. Это навело нас на мысль, что если наш образ жизни в ближайшие дни не изменится, так мы можем замерзнуть. Дрожа и ёжась от холода, пошли дальше. Спросили в Боголюбовке. Нет, ни кто не видел и не знает о партизанах. Тогда решили ввиду холода пойдти в Никольск и обратиться за содействием к рабочим депо ст. Никольск, достать документы и тогда видно будет, что делать дальше. И только что поднялись в гору от Боголюбовки и стали спускаться, нам на встречу попадает человек в матроске высокого роста.
- Чёрт Вас дери, да Вы откуда это тащитесь, как попали сюда, [11об] давно?
И мы рассказали ему всё, что проделали за это время. Этот матрос бежал раньше нас из лагерей, где мы и были знакомы.
- Так вот что, ребята, Вы сейчас идите вот по этой дороге прямо, а там будет китайская фанза и наш часовой, он Вас задержит, скажите ему, что я Вас послал, и там дождётесь меня, а у меня сейчас спешное поручение, но я скоро вернусь.
За поясом у него торчал Екатерининского времени револьвер и кинжал с боку.
Разумеется, мы были рады этой встрече и сейчас же направились туда, куда было указано. У самых крайних домов Боголюбовки мы остановились. Какой-до седой старичёк молотил цепом рожь, мы решили у него ещё спросить, не видел ли он партизан, он говорил по хохлацки: "А хиба я знаю?" Мы мало понимали его. "Идите вон туда, Вам там будет", - сказал он, показывая на самую крайнюю избушку в лесу. Что там будет, мы не знали, но как видно что-то там есть.
- Пойдём, ребята, всё равно.
Пошли, на дворе залаяла собака, из хаты выбежал какой-то низенького роста человек и был похож на священослужителя в каком-то длинно полом халате, волосы кудрявые и длинные.
- Вам кого, откуда Вы?
Мы отрекомендовались. Он стал расспрашивать как-что и, удовлетворившись нашими ответами, повёл нас за собой в хату, где за столом сидели два человека, оба высокого роста и здоровые и косо посмотрели на нас. Наш проводник представил нас и рассказал им всё, что мы ему сказали о себе. Мы подтвердили его слова и как узнали, что за столом ни кто иной, как Начальник парт-отряда тов. ДЁМИН со своим помощником Безпаловым, а наш проводник - сапожник отряда. Мы стали просить их взять нас с собой, так как нам не куда деваться, но Дёмин отвечал отрицательно, говоря, что во первых зима скоро, а обмундирования нет, да и оружия нет. Но мы знали, что это всё увёртки, так как они то-же не могли знать определенно, откуда мы и кто. Потому я напирал на него, но без успеха, и они молча стали собираться в дорогу. Я твёрдо решил не отставать от них и, когда они стали брать мешок с печёным хлебом, я опередил их и мешок взял на свои плечи, сделав вид, что я понял их молчание согласным принять нас в отряд, и мы пошли. Но не отошли и 2 версты, как встали. Дёмин говорит:
- Товарищи, всё-таки я Вас принять не могу, так как я и говорил Вам, а, кроме того, у нас нет помещения.
Но мы оспаривали их и говорили, что всё это ерунда и как нибудь проживём зиму, а там будет тепло, да и положение может измениться. Так потянулись дальше, прошли, наверное, вёрст десять. Тут снова остановились ещё раз. Дёмин хотел от нас отделаться, но я сказал ему, что если они сомневаются в нас, так это вполне понятно, шпионов, верно, много, но чем-же виноваты люди, бегущие из лагерей, ведь нужно же как нибудь узнавать своих-то людей. И мы предложили ему при приходе в отряд взять нас под наблюдение до тех пор, пока не получит о нас сведения из отряда Степаненко, в котором у нас было много знакомых. Мы предлагали ему отвести нас в отряд Степаненко, но оказалось, что отряд далеко в экспедиции и вернётся месяца через два. Подумав немного, Дёмин согласился с условием не выходить ни куда, и что за нами будут наблюдать. И мы пошли. Так трудно было попасть в парт-отряд.
Проходим речку, другую, лес всё гуще и гуще, дорогу оставили давно, вот видна высокая гора, у самого подножья река. Переходим и начинаем взбираться на гору, тяжело, круто, то и дело цепляемся, перебираясь всё выше и выше, за ствол какого либо дерева, а вот и верх горы. Уже вечер и плохо видно. Поворачиваем на право, идём вдоль горы, смотрим, вдали показался огонёк, всё ближе и ближе, вот видно тени у костра. Дёмин подал свистком сигнал, и получился такой-же ответ. Кто-то отделился от костра и пошёл к нам на встречу. Подходит, здоровается со всеми и спрашивает:
- Кто это, новенькие, да?
- Да, - отвечает Дёмин.
Подходим к огню, вокруг которого толпится человек 15 разношёрстных по костюмам людей, у кого, за поясом топор, кинжал, у кого револьвер, а кто и просто ни с чем. Глаза всех останавливаются на нас, и каждый из них старается угадать, кто такие и откуда. Присоединившийся к нам в Раковке т. Васильев нашёл знакомого, и разговор завязался. Сейчас же по распоряжению Дёмина нам выдали обмундирование. Я получил, по видимому, Американскую накидку без рукавов, воротника, на спине, как видно, тоже было проделано отверстие для вентиляции. Осмотрев со всех сторон полученное, я нашёл, что в нашем положении это есть хорошая вещь, ей можно одеться и послать под себя. Через полчаса на равных правах со всеми мы ели галушки, а ещё через полчаса улеглись вокруг костра и спали. Дров было навалено много, а толстые брёвна трещали, разбрасывая искры по сторонам.
Так в один прекрасный день приходит Дёмин и говорит: "Ну, товарищи, можете идти куда угодно и приходить сюда обратно, я получил о Вас письмо от Степаненко, если желаете, идёмте с нами. Мы сейчас отправляемся на линию по заданию взорвать в трёх местах ж.д."
Мы с радостью приняли предложение и, разделившись на три группы по пять и шесть человек, пошли каждая к назначенному ей месту. По дороге где-то из кустов вытащили лапу, лом и жел.дор. ключ. Но особого этот поход ни чего не представлял и, поломав линию на расстоянии 15 сажен, мы ушли обратно, и принялись [12] за постройку жилья на зиму.
На вершине горы вырыли яму, срубили сруб, и дом был отстроен на славу, большие нары и русская печь, и даже есть, где прогуляться. Сделали кладовую, всё это замаскировали так, что было заметно лишь небольшую дыру, да и та прикрывалась кустами.
Так сидели мы, забавляясь кроликами и хорьками, которые неимоверно воняли. Был поздний вечер. Слышим шорох, берём в руки берданы и приготовляемся, отворяется дверь, и в казарму вваливается больших размеров корова, смеёмся, но откуда корова? Вот дверь снова отворяется, и появляется Дёмин с помощником. Они ходили в деревню, от туда и пригнали. Живо за дело, и через час корова по всем правилам висела ободранной на дереве.
На-утро к казарме прискакал мужик на худенькой лошадёнке и донёс, что в Боголюбовку сегодня прийдут японцы, так будьте готовы. Это был Боголюбовский крестьянин. Они всегда сообщали нам обо всём. Собираемся, и идём в количестве 12 чел., хотя и нет патрон и бердан у всех, но всё-таки идём.
Зашли на корейские фанзы, оказывается, там уже были японцы, и корейцы показывали наш спины, в кровь изстёганные нагайками, предостерегали нас, чтоб мы не влопались.
Выпив по чашке Корейской сули, мы пошли к Боголюбовке, обождали, пока не стемнялось, а потом, разделившись на три группы по четыре человека, направились в разные стороны, имея ввиду занять с трёх сторон окружающие Боголюбовку высоты. Наша задача была только попугать японцев. Последние расположились на улице вокруг костра. Боголюбовка была в яме, и нам было видно, как они варили что-то на огне и ходили вокруг костров. Раздался условный свист, в другом направлении второй и третий, и разом с трёх сторон раздаётся: "Ура!" - свист, крики, щум. Кричали кто что может. Японцы сразу встрепенулись и забегали. Залаяли собаки, кони начали рваться, поднялась неимоверная суматоха, а мы, сделав своё дело, ввиду малого количества патрон, не стреляя, ушли к себе.
В то время Правительство Колчака об"явило мобилизацию на коней и давало ничтожную сумму за признанную годной к военной службе лошадь. Крестьяне ближайших деревень обратились к нам за помощью, отдавали нам на время лошадей и давали овса с условием сделать это так, , чтоб вышло нечто вроде нашего налёта и насильного отобрания лошадей. Условились, а когда повели лошадей на приёмку, мы внезапно напали на них. Забрали всех лошадей, крестьяне "в испуге" разбежались кто куда, так у нас образовались конные отряды.
Получив распоряжение свести все отряды вместе, мы собрались вблизи деревни Раковка в количестве трёх сот человек. Ожидали прихода японцев. Засели на вершинах гор, между которыми по узкой долине шла дорога. По ней-то и должны были пройти японцы, и наше дело было сделать по ним залпа два и все по своим местам. Как только показались японцы (а они тогда ещё ходили колоннами) с пулемётом и орудием, по данному сигналу мы быстро сделали два залпа по первым колоннам. Шум и крики поднялись внизу на дороге. Ввиду экономии патрон по данному сигналу мы разошлись кто куда, а место сбора своего отряда знал каждый. Когда мы были уже далеко, слышали, как японцы палили из своего орудия по неизвестному на сопках неприятелю.
Так играли в мышки и кошки, пока не было оружия и патрон. Как было слышно потом, у японцев было убито 74 человека.
Крестьяне окрестных деревень любили нас и охотно делились с нами хлебом и другими продуктами. Были и такие, которые ездили с доносом к японцам и просили их оставить в деревнях отряд. У тех мы сами брали в роде налогов. Вредный донос - берём больше, мало-вредный меньше, это всё были зажиточные деревенские мужички.
В это время слышно было, Колчак на фронте отступал, и к нам стали стекаться, подобно страждущих и жаждущих, из полков Колчака одиночками, по трое и больше со всем оружие, и мы принимали их.
Так тянулась жизнь в сопках. Скучно было с непривычки. Кругом одна грубость, нет ни одного печатного листка, совершенно нечего читать, и по неволе тупели, в разговорах и в жизни становились грубее. Конечно, для многих это было не заметно, но если присмотреться и подумать, так что не давно считали за невежество, а частью - за хулиганство, теперь было в порядке вещей, незаметно каждый день в этом отношении прогрессировали.
В один из многих особенно скучных дней я решил сходить в Боголюбовку, в школу, в надежде там найти какие либо книги. Не помню, какая была на мне хламида, но помню, что из под заплат выглядывали более старые заплаты, и каждая из них говорила: "Пришей меня". Являюсь во время перерыва между уроками, извиняюсь и говорю о цели моего посещения. "Хороших книг нет, но есть не большие рассказы, и если не покается скучными, так пожалуйста", - говорила мне учительница школы и вежливо пригласила меня к себе в комнату, предложила мне сесть. Надо сказать, что она тут и жила. Предлагает выбирать: "Вот всё, что имею, пожалуйста". Выбрав три небольших книги, я сказал, что если вы ничего не имеете [против], я их возьму и аккуратно возращу, но определённо сказать когда, я не мог. Как видно, ей было скучно сидеть в глухой деревне, и она ничего не имела против, если б я посидел ещё. Так и случилось. Сначала я [12об] рассказал ей свои похождения, а затем выслушал её биографию, и мы, сказав друг другу имя, расстались. Так я познакомился среди лесной глуши с Надеждой Исааковной Насенниковой, а впоследствии она доставала книги для всего отряда, и мы с жадностью читали и проводили время в вполне разумных разговорах, разбирая и филосовствуя на тему прочитанного.
Так шло время, пока, не помню откуда, где-то в дупле нашли Берданы и патроны, и были вооружены все, патрон было много.
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8
Часть 2
Часть 3
Что у пьяного на языке, в поисках партизан, отряд Дёмина, лесная жизнь, фея из Боголюбовки
Миновав город, мы были в лесу, но вот пошли две дороги, по которой - не знаем, начинается спор. Музыков говорит, по этой, а я стою за другую. Видим, из леса выезжает на телеге человек 5 мужчин. Мы стоим каждый на своей дороге. Один из мужчин соскочил с телеги и пешком направился к нам, остальные быстро проехали. Я сразу узнал в нём человека, к которому мы должны были обратиться в Раковке, довольно правильно описала нам его женщина из Свободки.
- Здравствуйте, что Вы здесь стоите, дорогу не знаете, что-ли?
- Да мы не знаем, которая дорога на Раковку.
Показывает:
- Вот эта на Раковку.
- Вы с Раковки? - спрашиваю.
- Да!
- А не знаете ли Вы там такого-то?
- Вам зачем его?
- Да видите-ли, мы из лагерей, идём к нему работать, - солгали мы.
- Так Вы, значит, из лагерей?
- Да! Только сейчас бежали.
- Так я самый и есть, кого Вам надо.
Мы обрадовались.
- Но мне сейчас некогда. Вы ведь в парт-отряд, наверно, да?
- Да.
- Так вот, идите в Раковку и там где нибудь ночуете, а завтра зайдёте к Секретарю Кооператива, он Вас и приведёт ко мне.
Кланяемся и идём. Прошли вёрст пять - как хорошо в лесу, погода приятная. Это было 1 Октября 1919 года. Но вот нас нагоняют на двух лошадях в запряжке. Видим, едут два китайца на задней телеге и два русских и китаец на передней, поют песни. Один из русских, здоровый рослый мужчина, стегает лошадь, догоняет и кричит:
- Эй, стой! Куда идёте?
- В Раковку, - отвечаем.
- Садись, мы Раковские.
Садимся. В телеге видно жбан, вмещающий около трёх вёдер.
- Зачем в Раковку?
- Работать!
- А откуда?
- Из лагерей!
- Ага, так Вы к партизанам?
Китайцы хмурятся.
- А разве там есть партизаны?
- Есть!
- Может, и к ним проберёмся, только как их найти?
- У, найти их можно, - и по пьяной лавочке болтает. - Вот я везу им спирт, так, если желаете, завтра же будете в отряде.
- Как-же, конечно. Надо сказать, что мы только за этим и идём.
- А как выбрались из лагерей?
Рассказываем.
- Э! Так Вы совсем наши. Стой!
Останавливает лошадь, ищет в кустах и выламывает дудку, открывает жбан, берет Музыкова за ворот и тащит к жбану.
- Пей, люблю своих людей, - колотит его по шее. Музыков, взяв в рот дудку, тянет из жбана, отрывается, чтоб передохнуть, тот снова колотит по шее. - Пей до сыта, пей, хватит, - и толкает вместе с головой в жбан. Музыков сопит, но пьёт. Отпускает.
- Ну ка, ты давай соси, да как следует - по нашему, бутылки две разом.
Пью и, еле дыша, отхожу от жбана. Уж слишком гостеприимный мужик. В голове шумит. [10об] Садимся и едем.
- Вот это китайский Начальник парт-отряда, - поясняет нам. - А его партизаны не далеко от Раковки стоят.
Смотрит на китайца.
- Чего боишся? Люди свои, бояться нам нечего, у нас везде дом, - и показывая на сопку, говорит. - Вот дом, иго, лянго, сколько хочешь.
Китайцы соскакивают с телеги и скрываются в лесу.
- Трусливые китайчуги, вишь, испугались Вас и в лес. Они думают, что шпионы. Здесь их много, но всё-таки своего всегда узнаешь. Чёрт с ними, пускай идут пешком по лесу, а мы легче поедем.
Останавливает лошадь, берёт со жбана пергамент, складывает из него форму чашки, в которую войдет не меньше бутылки, черпает и дает Музыкову.
- Пей! Пей же, а то вылью за рубаху, - и держа сам руками, подносит Музыкову. Тот пьёт - задыхается, но водка льётся за ворот, и снова пьёт, но не допивает, и остальное выливается за ворот, шатается и садится на телегу. Черпает 2-й раз и даёт мне, беру в свои руки и по совести тяну, но допить было не возможно, выливаю обратно. Ругается, что не умею пить, но больше не черпает. Выпивает сам, и едем дальше, в голове шумит, чувствуется слабость в ногах, но ничего, сидим.
Вот, спускаемся к Райовке, первые избушки, мост небольшой переехали, останавливаемся, подходят бабы.
- Ну, что, привёз? - спрашивают.
- А как же, конечно, только по семь с полтиной бутылка.
Бабы идут с бураками, крынками и с бутылками, рядятся, что дорого.
- Дешевле семи с полтиной ни за что не отдам, лучше поеду домой.
- Ну ладно, давай уж, что с тобой сделаешь.
В это время Музыков (видно, на него повлияло выпитое) соскакивает с телеги, бегает вокруг баб и громко кричит: "Семь с полтиной. Семь с полтиной, берите, а то уедем, семь с полтиной, без всяких разговоров, а то сейчас…" Подходит к лошади, не знаю, что с ним случилось, но вероятно ему показалось, что нас хотят схватить и может быть вновь отправить в лагери. Быстро скачет в сторону, через канаву, ров, бросается на плетень, переваливается через него и по огороду бежит по направлению к лесу. Поднялся шум: "Ох, что это, кто, куда, зачем, что с ним?" Бежать за ним я не мог, ноги ослабли, но голова работала нормально, говорю мужику: "Давай, беги за ним, я не могу, поймай, и веди сюда". Мужик, видя все это, так видно, не много отрезвел. "Ладно, держи, лошадь, а я сейчас", - бросается в догонку за ним, догоняет на самой опушке леса, поймав, ведёт обратно, без шапки. Музыков вырывается и бежит в деревню прямо ко мне, переваливается через забор. Падает и не может подняться. Слезаю с телеги и с прибежавшим хозяином лошади поднимаем его, ложим на телегу, едем домой. Заехав на двор, его сонного с телеги тащим в хату. Положили на пол и вдвоём быстро распрягли лошадь. Выпив ещё бутылку водки, приятно проспали до утра.
Проснувшись утром, вижу что хозяин стал не тем, чем был вчера, как будто не-много сердится и извиняется за то, что вчера много наговорил, так как был пьян. Мы его спрашиваем, как найдти партизан.
- Не знаю, я Вас направлю в один дом, они там часто бывают, и Вы там спросите о них.
Вижу, что он боится, подозревает в нас разведку белых, доказывать обратное, на мой взгляд, было лишне, и мы, попросив у него какой нибудь колпак на голову Музыкова, распрощались. Дал нам на дорогу хлеба, а Музыков получил солдатскую серую шапку, и ещё раз извинился перед нами, и мы ушли.
Но куда идти - вот вопрос. Сразу-же, как мы появились на улице, на нас уставились со всех сторон и бабы, и мужики, и парни, как будто на совершенно невиданных ими до сих пор людей, и что-то заговорили между собой. Но делать нечего, давай сядем на бревна, покурим и подумаем, что делать. Погода чудная, солнце великолепно греет в спину, садимся и курим.
- Что же, сходим туда на край-то, как он говорил. Может, что и выйдет.
- Конечно сходим. А он всё-таки струсил, боится, что мы шпионы.
Покурив и порастягиваясь на брёвнах, пошли. Находим, как говорил он. Заходим с заднего крыльца, видим, старуха, о которой он говорил, спрашиваем:
- Нельзя ли видеть партизан?
- Господи Исусе, да кто это Вам сказал. Нет-нет, да я и не знаю их совсем. Нет, нет, да кто это Вас сюда, послал-то? Ай-батюшки, вот ведь чего только не наговорят.
Мы успокоили её.
- Ну не знаешь и ладно. Но а бояться нас нечего, т.к. мы бежали из лагерей.
- А! Вы из лагерей, из Никольских, значит?
- Да!
- Так, так, так, вот спросите напротив, вон туда какие-то люди ходят с винтовками, может и они, а я не знаю.
Идём.
- Здорово, отец!
- Здрасте. Чего миленькие ищете?
- Да вот, отец, надо бы попасть в партизанский отряд, а не знаем, где найдти.
- А Вы откуда?
Рассказываем.
- Так нет, я ничего не знаю.
- А нам сказали, что они бывают у Вас.
- Как, кто сказал?
- Да Вы не бойтесь, мы ведь не белые.
- Да мне чего бояться, только напрасно это. Я ни каких партизан не знаю.
Так и ушли от старика ни с чем.
- Идём в лес, Шурка (так звали Музвкова), вот на этой дорожке, может, там кого нибудь увидим.
Идём, только отошли сажен 50 от последних избушек, как из кустов показываются к нам на встречу 2 вооружённых человека и две барышни деревенские. Быстро взяли винтовки на руку. Но мы не остановились и шли на них, всё равно, нам надо было как-то искать партизан, а остановиться было [11] опаснее, они могли заподозрить в нас белых и выстрелить. Не доходя сажен пять друг от друга, они скричали: "Стой!" Мы остановились. "Куда идёте?" Мы рассказали им всё, что можно было, и они сказали нам, что, хотя они и партизаны, но ничего сделать не могут, т.к. много очень шпионов, а потому и опасно принимать новых людей, а мы Вас не Знаем, дождитесь командира. Он будет дня через 2, спросите вот в этом дому - указали на первый, где мы беседовали со старухой. Спрашиваем, кто командир их отряда.
- Степаненко.
- Так, а у Вас есть Бунин?
- Есть!
- Ростовцев есть?
- Не знаем, а Вы разве знаете Бунина?
- Как-же, вместе сидели в Шкотово.
- Так-так, вот, товарищи, ждите командира, а может, встретите кого нибудь из знакомых, тогда другое дело, сразу попадете в отряд. А по деревне много не ходите, т.к. Вас могут принять за шпионов и без всяких разговоров, могут застрелить.
Спрашйваю:
- А нельзя-ли передать Бунину записку, может, он придёт сюда.
- Нет, товарищи, мы долго не будем в отряде, и Вы лучше дождитесь кого нибудь.
Уходят.
- Так, ну что будем делать, Музыков?
- Пойдём в деревню. (Как раз было воскресенье, народ был на улице). Там всё как-то веселее, посидим на брёвнах и пока тепло, может, уснём, а то кто его знает, когда и где придётся спать.
Идём и садимся на те-же брёвна. Закусили хлеба, закурили. Смотрим, по дороге мимо нас идёт странник с палочкой и мешком за плечами, молодой. Быстро соображаем, а может, он нам чего-нибудь скажет. Подходит и спрашивает, не знаем ли мы, где бы ему переночевать.
- А Вы откуда? - спрашиваем в свою очередь.
- Я издалека иду. А Вы здешние?
- Нет.
- А что-же Вы здесь - по делу или так просто?
Мы, не стесняясь, т.к. нам терять было нечего, рассказали ему всё, как оказались мы здесь.
- Ну так я тоже из арестованных ведь.
- Как из арестованных? Где Вы сидели?
- Мне сидеть не пришлось. Вы, может, слышали, как позднее Вас шёл эшалон, из него разбежалось два вагона.
- А где это было? - спрашиваем.
- В Китае, не помню, на какой станции.
Надо сказать, что мы это знали, т.к. перед нашим побегом в лагерь прибыли новые люди, и они рассказали, что у них разбежалось целиком два вагона.
- Так! Мы это слышали. Значит Вы один из бежавших?
- Да!
- Да и великолепно, если желаешь, составляй компанию и будем странствовать вместе.
- Вот и великолепно, - восклицает он, - а то одному скучно, а втроём, великолепно
И всем нам стало веселее.
- А что у тебя тут в мешке?
- А разные вещи: одеяло, мешок есть, тужурка.
- Так! Это нам может понадобиться.
- А у Вас, что нет ничего?
Кроме куска хлеба в тряпке у нас ничего не было.
- Ну так что-же будем делать?
- Идёмте искать место ночевки, а на квартиру проситься не стоит: всё равно не пустят, т.к. документов нет, да и опасно. Чёрт его знает, вдруг ночью карательный отряд, тогда пропали совсем.
Предлагаю идти на ближайшую к деревне Сопку и там устроить шалаш. Пошли, отыскали удобное место и устроили из веток маленький балаган. Так просидели день, а за ним ещё два дня, но ни каких партизан не видели. Решали отправиться в другую по близости деревню "Боголюбовку" и, проклиная судьбу, потащились.
Положение было прямо таки губернаторское, хоть назад иди в лагери, а то жрать нечего, а работать нельзя, нет документов, и ни кто не возьмёт.
- Ничего, ребята, как нибудь устроимся, а в случае чего устроим свой шалаш и будем жить одни своим собственным парт-отрядом. Где нибудь достанем топор да лопату, а хлеба тоже можно будет подстрелить в деревне.
Так разговаривая, подошли к Боголюбовке, выходим к школе, сидят молодёжь: ребята и девки. Спрашиваем: "Вы не видали здесь партизан?" Говорят, что сейчас были здесь, но ушли на Петруши, деревня вёрст 5 отсюда. Вот валяйте прямо по этой тропке и может быть догоните их.
Идём в Петруши, всё равно, пять верст чепуха, а может, нагоним или там увидим. В Петруши пришли, уже начало темнеть. Спрашиваем у какой-то тётки, не знает-ли она, где найдти партизан.
- Не знаю, не знаю, детки, какие тут партизаны, тут японцы всё время ездят, вот сейчас видели их на сопке. Вот тут, - показывает. - Вы бы, милые, шли отсюда куда нибудь, а то лишь гляди, придут, тогда убьют Вас, да и нам попадёт.
Походив ещё по деревне и выпросив краюху хлеба, отправились обратно на Боголюбовку, решив там прожить 2 дня. Но ночная тьма окутала нас, и мы не могли видеть тропы, а попали на какое-то сено, решили забраться под него и обождать до утра. Так и сделали, забрались в сено и уснули.
Утром нашим глазам представилась не совсем приятная для нас картина. Выпал снег. Это навело нас на мысль, что если наш образ жизни в ближайшие дни не изменится, так мы можем замерзнуть. Дрожа и ёжась от холода, пошли дальше. Спросили в Боголюбовке. Нет, ни кто не видел и не знает о партизанах. Тогда решили ввиду холода пойдти в Никольск и обратиться за содействием к рабочим депо ст. Никольск, достать документы и тогда видно будет, что делать дальше. И только что поднялись в гору от Боголюбовки и стали спускаться, нам на встречу попадает человек в матроске высокого роста.
- Чёрт Вас дери, да Вы откуда это тащитесь, как попали сюда, [11об] давно?
И мы рассказали ему всё, что проделали за это время. Этот матрос бежал раньше нас из лагерей, где мы и были знакомы.
- Так вот что, ребята, Вы сейчас идите вот по этой дороге прямо, а там будет китайская фанза и наш часовой, он Вас задержит, скажите ему, что я Вас послал, и там дождётесь меня, а у меня сейчас спешное поручение, но я скоро вернусь.
За поясом у него торчал Екатерининского времени револьвер и кинжал с боку.
Разумеется, мы были рады этой встрече и сейчас же направились туда, куда было указано. У самых крайних домов Боголюбовки мы остановились. Какой-до седой старичёк молотил цепом рожь, мы решили у него ещё спросить, не видел ли он партизан, он говорил по хохлацки: "А хиба я знаю?" Мы мало понимали его. "Идите вон туда, Вам там будет", - сказал он, показывая на самую крайнюю избушку в лесу. Что там будет, мы не знали, но как видно что-то там есть.
- Пойдём, ребята, всё равно.
Пошли, на дворе залаяла собака, из хаты выбежал какой-то низенького роста человек и был похож на священослужителя в каком-то длинно полом халате, волосы кудрявые и длинные.
- Вам кого, откуда Вы?
Мы отрекомендовались. Он стал расспрашивать как-что и, удовлетворившись нашими ответами, повёл нас за собой в хату, где за столом сидели два человека, оба высокого роста и здоровые и косо посмотрели на нас. Наш проводник представил нас и рассказал им всё, что мы ему сказали о себе. Мы подтвердили его слова и как узнали, что за столом ни кто иной, как Начальник парт-отряда тов. ДЁМИН со своим помощником Безпаловым, а наш проводник - сапожник отряда. Мы стали просить их взять нас с собой, так как нам не куда деваться, но Дёмин отвечал отрицательно, говоря, что во первых зима скоро, а обмундирования нет, да и оружия нет. Но мы знали, что это всё увёртки, так как они то-же не могли знать определенно, откуда мы и кто. Потому я напирал на него, но без успеха, и они молча стали собираться в дорогу. Я твёрдо решил не отставать от них и, когда они стали брать мешок с печёным хлебом, я опередил их и мешок взял на свои плечи, сделав вид, что я понял их молчание согласным принять нас в отряд, и мы пошли. Но не отошли и 2 версты, как встали. Дёмин говорит:
- Товарищи, всё-таки я Вас принять не могу, так как я и говорил Вам, а, кроме того, у нас нет помещения.
Но мы оспаривали их и говорили, что всё это ерунда и как нибудь проживём зиму, а там будет тепло, да и положение может измениться. Так потянулись дальше, прошли, наверное, вёрст десять. Тут снова остановились ещё раз. Дёмин хотел от нас отделаться, но я сказал ему, что если они сомневаются в нас, так это вполне понятно, шпионов, верно, много, но чем-же виноваты люди, бегущие из лагерей, ведь нужно же как нибудь узнавать своих-то людей. И мы предложили ему при приходе в отряд взять нас под наблюдение до тех пор, пока не получит о нас сведения из отряда Степаненко, в котором у нас было много знакомых. Мы предлагали ему отвести нас в отряд Степаненко, но оказалось, что отряд далеко в экспедиции и вернётся месяца через два. Подумав немного, Дёмин согласился с условием не выходить ни куда, и что за нами будут наблюдать. И мы пошли. Так трудно было попасть в парт-отряд.
Проходим речку, другую, лес всё гуще и гуще, дорогу оставили давно, вот видна высокая гора, у самого подножья река. Переходим и начинаем взбираться на гору, тяжело, круто, то и дело цепляемся, перебираясь всё выше и выше, за ствол какого либо дерева, а вот и верх горы. Уже вечер и плохо видно. Поворачиваем на право, идём вдоль горы, смотрим, вдали показался огонёк, всё ближе и ближе, вот видно тени у костра. Дёмин подал свистком сигнал, и получился такой-же ответ. Кто-то отделился от костра и пошёл к нам на встречу. Подходит, здоровается со всеми и спрашивает:
- Кто это, новенькие, да?
- Да, - отвечает Дёмин.
Подходим к огню, вокруг которого толпится человек 15 разношёрстных по костюмам людей, у кого, за поясом топор, кинжал, у кого револьвер, а кто и просто ни с чем. Глаза всех останавливаются на нас, и каждый из них старается угадать, кто такие и откуда. Присоединившийся к нам в Раковке т. Васильев нашёл знакомого, и разговор завязался. Сейчас же по распоряжению Дёмина нам выдали обмундирование. Я получил, по видимому, Американскую накидку без рукавов, воротника, на спине, как видно, тоже было проделано отверстие для вентиляции. Осмотрев со всех сторон полученное, я нашёл, что в нашем положении это есть хорошая вещь, ей можно одеться и послать под себя. Через полчаса на равных правах со всеми мы ели галушки, а ещё через полчаса улеглись вокруг костра и спали. Дров было навалено много, а толстые брёвна трещали, разбрасывая искры по сторонам.
Так в один прекрасный день приходит Дёмин и говорит: "Ну, товарищи, можете идти куда угодно и приходить сюда обратно, я получил о Вас письмо от Степаненко, если желаете, идёмте с нами. Мы сейчас отправляемся на линию по заданию взорвать в трёх местах ж.д."
Мы с радостью приняли предложение и, разделившись на три группы по пять и шесть человек, пошли каждая к назначенному ей месту. По дороге где-то из кустов вытащили лапу, лом и жел.дор. ключ. Но особого этот поход ни чего не представлял и, поломав линию на расстоянии 15 сажен, мы ушли обратно, и принялись [12] за постройку жилья на зиму.
На вершине горы вырыли яму, срубили сруб, и дом был отстроен на славу, большие нары и русская печь, и даже есть, где прогуляться. Сделали кладовую, всё это замаскировали так, что было заметно лишь небольшую дыру, да и та прикрывалась кустами.
Так сидели мы, забавляясь кроликами и хорьками, которые неимоверно воняли. Был поздний вечер. Слышим шорох, берём в руки берданы и приготовляемся, отворяется дверь, и в казарму вваливается больших размеров корова, смеёмся, но откуда корова? Вот дверь снова отворяется, и появляется Дёмин с помощником. Они ходили в деревню, от туда и пригнали. Живо за дело, и через час корова по всем правилам висела ободранной на дереве.
На-утро к казарме прискакал мужик на худенькой лошадёнке и донёс, что в Боголюбовку сегодня прийдут японцы, так будьте готовы. Это был Боголюбовский крестьянин. Они всегда сообщали нам обо всём. Собираемся, и идём в количестве 12 чел., хотя и нет патрон и бердан у всех, но всё-таки идём.
Зашли на корейские фанзы, оказывается, там уже были японцы, и корейцы показывали наш спины, в кровь изстёганные нагайками, предостерегали нас, чтоб мы не влопались.
Выпив по чашке Корейской сули, мы пошли к Боголюбовке, обождали, пока не стемнялось, а потом, разделившись на три группы по четыре человека, направились в разные стороны, имея ввиду занять с трёх сторон окружающие Боголюбовку высоты. Наша задача была только попугать японцев. Последние расположились на улице вокруг костра. Боголюбовка была в яме, и нам было видно, как они варили что-то на огне и ходили вокруг костров. Раздался условный свист, в другом направлении второй и третий, и разом с трёх сторон раздаётся: "Ура!" - свист, крики, щум. Кричали кто что может. Японцы сразу встрепенулись и забегали. Залаяли собаки, кони начали рваться, поднялась неимоверная суматоха, а мы, сделав своё дело, ввиду малого количества патрон, не стреляя, ушли к себе.
В то время Правительство Колчака об"явило мобилизацию на коней и давало ничтожную сумму за признанную годной к военной службе лошадь. Крестьяне ближайших деревень обратились к нам за помощью, отдавали нам на время лошадей и давали овса с условием сделать это так, , чтоб вышло нечто вроде нашего налёта и насильного отобрания лошадей. Условились, а когда повели лошадей на приёмку, мы внезапно напали на них. Забрали всех лошадей, крестьяне "в испуге" разбежались кто куда, так у нас образовались конные отряды.
Получив распоряжение свести все отряды вместе, мы собрались вблизи деревни Раковка в количестве трёх сот человек. Ожидали прихода японцев. Засели на вершинах гор, между которыми по узкой долине шла дорога. По ней-то и должны были пройти японцы, и наше дело было сделать по ним залпа два и все по своим местам. Как только показались японцы (а они тогда ещё ходили колоннами) с пулемётом и орудием, по данному сигналу мы быстро сделали два залпа по первым колоннам. Шум и крики поднялись внизу на дороге. Ввиду экономии патрон по данному сигналу мы разошлись кто куда, а место сбора своего отряда знал каждый. Когда мы были уже далеко, слышали, как японцы палили из своего орудия по неизвестному на сопках неприятелю.
Так играли в мышки и кошки, пока не было оружия и патрон. Как было слышно потом, у японцев было убито 74 человека.
Крестьяне окрестных деревень любили нас и охотно делились с нами хлебом и другими продуктами. Были и такие, которые ездили с доносом к японцам и просили их оставить в деревнях отряд. У тех мы сами брали в роде налогов. Вредный донос - берём больше, мало-вредный меньше, это всё были зажиточные деревенские мужички.
В это время слышно было, Колчак на фронте отступал, и к нам стали стекаться, подобно страждущих и жаждущих, из полков Колчака одиночками, по трое и больше со всем оружие, и мы принимали их.
Так тянулась жизнь в сопках. Скучно было с непривычки. Кругом одна грубость, нет ни одного печатного листка, совершенно нечего читать, и по неволе тупели, в разговорах и в жизни становились грубее. Конечно, для многих это было не заметно, но если присмотреться и подумать, так что не давно считали за невежество, а частью - за хулиганство, теперь было в порядке вещей, незаметно каждый день в этом отношении прогрессировали.
В один из многих особенно скучных дней я решил сходить в Боголюбовку, в школу, в надежде там найти какие либо книги. Не помню, какая была на мне хламида, но помню, что из под заплат выглядывали более старые заплаты, и каждая из них говорила: "Пришей меня". Являюсь во время перерыва между уроками, извиняюсь и говорю о цели моего посещения. "Хороших книг нет, но есть не большие рассказы, и если не покается скучными, так пожалуйста", - говорила мне учительница школы и вежливо пригласила меня к себе в комнату, предложила мне сесть. Надо сказать, что она тут и жила. Предлагает выбирать: "Вот всё, что имею, пожалуйста". Выбрав три небольших книги, я сказал, что если вы ничего не имеете [против], я их возьму и аккуратно возращу, но определённо сказать когда, я не мог. Как видно, ей было скучно сидеть в глухой деревне, и она ничего не имела против, если б я посидел ещё. Так и случилось. Сначала я [12об] рассказал ей свои похождения, а затем выслушал её биографию, и мы, сказав друг другу имя, расстались. Так я познакомился среди лесной глуши с Надеждой Исааковной Насенниковой, а впоследствии она доставала книги для всего отряда, и мы с жадностью читали и проводили время в вполне разумных разговорах, разбирая и филосовствуя на тему прочитанного.
Так шло время, пока, не помню откуда, где-то в дупле нашли Берданы и патроны, и были вооружены все, патрон было много.
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8