Всякий, читавший «Повесть о доме Тайра», наверняка помнит неистового монаха Монгаку (文覚,1139-1203), с лёгкой руки которого Минамото-но Ёритомо и выступил против Тайра. О том, что с Монгаку было до принятия пострига, в «Повести» сказано очень и очень мало: «Монгаку, в прошлом носивший имя Моритоо, самурай из местности Ватанабэ, что в краю Сэтцу, был сыном Мотитоо Эндо, воина Левой дворцовой стражи, и служил при дворе принцессы Сёсаймонъин. Девятнадцати лет Монгаку постригся в монахи.» (пер. И.Львовой). И дальше - про то, как Монгаку предавался тяжелейшему подвижничеству и как в конце концов, когда он зимою много дней стоял под леденящими струями водопада Нати, взывая к
Светлому государю Фудо:, и уже почти умирал, ему явились Конгара и Сэйтака - спутники того самого Фудо: и по его личному распоряжению, и не без труда, но спасли молодого монаха. Тот, впрочем, подвижничества не оставил и впредь себя тоже не щадил.
Вот как по-разному выглядит эта сцена на гравюрах Ё:сю: Тиканобу и Томита Кэйсэна
А что привело юного придворного к такой жизни - об этом впервые рассказано в «Описании расцвета и гибели Минамото и Тайра» («Гэмпэй сэйсуйки», 源平盛衰記), где повествуется примерно о том же, что в «Повести о доме Тайра», только заметно подробнее. В прошлом у Морито: Эндо: были и великая страсть, и кровавое преступление - да такие, что эта история стала одной из самых ходовых в Японии. И, конечно, попала на сцену театра Кабуки, причём неоднократно. Первая пьеса «Монах Монгаку» была поставлена ещё в конце XVII века (Итикава Дандзю:ро: Первый играл, разумеется, главную роль - причём ради этого, уже приняв постриг, вернулся из монастыря на сцену!), потом было ещё несколько изводов и переделок. А мы перескажем раннемэйдзийскую пьесу сочинения Каватакэ Синсити Третьего, любимого ученика Мокуами. Называется она «Обет монаха Монгаку у водопода Нати» (那智滝誓文覚, «Нати-но таки тикай-но Монгаку»), но до подвижничества там дело доходит только в самом конце.
1
Действие пьесы начинается неподалёку от Нанива, среди поросших соснами холмов. А за ними виднеется большой только что построенный по приказу Государя мост. Начальствовал над многолетними работами Морито: Эндо: (в пьесе он не юный свитский царевны, а подающий надежды молодой инженер). На сцене собралась целая толпа: тут и слуга Морито:, и местные чиновники, и монахи, которым предстоит молиться о том, чтобы новый мост стоял прочно, - и молодой воин Ватанабэ Каору. Морито: он приходится двоюродным братом, но вскоре сообщает заговаривающим с ним зевакам, что здесь он по другой причине: сопровождает жену своего родного брата Ватару. Впрочем, та тоже находится в двоюродном родстве со строителем моста. Зовут её Кэса («монашеский плащ»), хотя это, конечно, не имя, а прозвище. Её матушку, почтенную, но бедную вдову, в своё время прозвали «госпожа Коромогава» - по имению покойного мужа. А поскольку «Коромо”, название реки, на которой стояло имение, созвучно со словом «коромо» - «облачение», то и дочку прозвали под стать матушке.
Вскоре появляется - сперва ярким пятном, движущимся по мосту, а потом и на сцене - и сама Кэса - под покрывалом, ниспадающим с широкополой шляпы, как и подобает скромной паломнице; с нею две свитские девушки - Тамакото и Отосэ. Но, приветствуя деверя, она покрывало откидывает, так что все видят, какая она красавица.
На гравюре Адати Гинко: изображена сцена из прошлого - первая встреча Кэса с будущим мужем
Каору сообщает, что он уже повидался с начальником строительства, который скоро будет здесь. «А кто это, собственно?» - спрашивает молодая женщина. «Как, ты не знаешь? Мой и твой родич, Морито: Эндо:!» - «Вот как?» - Кэса снова опускает покрывало и даёт знак девушкам, что она уходит; Каору растерян. А в это время на мосту появляется всадник - это сам Морито:. Спешившись, он выходит к остальным и провожает взглядом удаляющуюся в другую сторону женщину. Монахи и местные чиновники приветствуют его - но он лишь рассеянно смотрит, бледный и мрачный, в ту сторону, где скрылась Кэса. К нему подходит его слуга, Морито: тихонько беседует с ним - и зрители (те немногие, кто незнаком с этой знаменитой историей) узнают, в чём дело. Морито: рано осиротел, и его взяла к себе в дом добрая тётка, госпожа Коромогава; мальчик рос вместе с её дочерью и полюбил её, даже посватался и получил от тётки согласие - но тут его отправили строить мост. Не каждому в шестнадцать лет дают такое ответственное поручение, уклониться тут невозможно - и, простившись с возлюбленной, Морито: уехал в Нанива. Прошло пять лет, работы успешно завершены, юноша рвётся в Столицу - и тут-то и узнаёт, что милая его за это время вышла замуж за Ватанабэ Ватару, блестящего и богатого молодого человека, служащего в дворцовой страже. Ватанабэ Каору приветливо здоровается с родичем - и неожиданно обнаруживает, что вчерашний дружелюбный собеседник не желает с ним даже говорить. Очень неучтиво!
А Каору мы больше не увидим - он персонаж вспомогательный; такие ещё будут, иногда вполне яркие, но - на одну сцену.
2
Второе действие начинается в домике госпожи Коромогавы на окраине Столицы - имения на реке Коромо давно нет, живёт старушка очень и очень скромно, чтобы не сказать бедно, в основном - щедротами зятя. К ней как раз заглянули уже знакомые нам Тамакото и Отосэ, и Коромогава, приятная пожилая дама с длинными седыми волосами, занимает их беседой. Гостьи щебечут: «Кэса рассказывала, что вы полжизни прожили на глухом севере, в земле Муцу, вдали от Столицы. Как вы только выжили в таких диких краях!» - «Да я, можно считать, и родом оттуда, - говорит старушка. - Мой отец, воин, был направлен служить на Север, когда я была ещё девочкой, там я и жениха себе нашла - чиновника при наместнике земли Муцу, там мы и поселились в Коромогаве. И дочка моя там родилась. Отец вернулся тем временем в Столицу и умер, а потом скончался и мой дорогой супруг - тогда я и решила воротиться сюда. Живу я небогато, конечно, но зато дочь подросла и вот вышла замуж за молодого господина Ватанабэ и ни в чём нужды не знает, а с нею и я».
Тут заходит новый гость - пожилой чиновник по имени Горокуро:, добрый приятель хозяйки, и садится у очага выпить чашку чая. (Хотя наша пьеса уже тех времён, когда в моде были «правдивые исторические представления», но, видимо, без чаепития Каватакэ Синсити Третий беседы приятных старичков просто не мог представить.) Он тоже вернулся из Нанива, с большого строительства и сейчас рассказывает о нём: молодой Морито: очень старался, но с рабочими был так суров и резок, что те едва не взбунтовались, - пришлось старому Горокуро: посредничать и улаживать. В итоге всё обошлось - но горячий парень вырос, горячий! Госпожа Коромогава извиняется перед старым другом за то, что её племянник и воспитанник доставил тому столько хлопот, но тот отмахивается: «А, не беда! Главное - мост мы построили-таки!»
В это время приходит Кэса в сопровождении телохранителя - воина Кисоды из челяди её мужа. Оставив снаружи у порога сандалии и откинув покрывало, она заходит в дом и отвешивает матери низкий почтительный поклон. «Мы с супругом ходили на богомолье - вот я и решила на обратном пути зайти навестить тебя, матушка!» Старушка очень рада, и остальные гости уходят, чтобы оставить мать с дочерью поговорить вволю. Кисода отпрашивается проводить Отосэ, которая ему очень нравится (как мы увидим, это окажется очень некстати), Коромогава и Кэса удаляются в заднюю комнату.
Едва они скрываются, как на «цветочной дороге» появляется только что обсуждавшийся Морито: Эндо:, в чиновничьем наряде и при оружии, и через весь зрительный зал проходит на сцену. Он объявляет о своём прибытии, и тётушка выходит ему навстречу (без дочки), радостно приветствует и начинает расспрашивать о его успехах. «Дело у меня тайное, на крыльце его обсуждать не пристало», - отвечает юноша. «Ну так пожалуй в дом!» Морито: заходит - и по дороге замечает у порога сандалии Кэса. Старушка зажигает светильник (уже смеркается), приглашает племянника присесть - но тот сумрачно стоит, положив руку на рукоять меча.
Таким Морито: выглядит у Утагавы Куниёси
Вдруг, сверкнув глазами, он выхватывает клинок и направляет его на ошеломлённую тётку: «Готовься к смерти! Ты - мой враг, а никто в нашем роду не давал пощады врагам!» - «Но что я тебе сделала?» - вскрикивает женщина. «Пять лет назад я сватался к твоей дочери, и ты обещала мне её руку. Вот я вернулся - а Кэса отдана другому! Я всегда любил её, ты знаешь, как любил, - и теперь в отчаянии, гневе и безумии. Да, я был так занят на строительстве, что совсем не писал тебе - но это не оправдывает нарушения данного обещания! Без Кэса мне жизни нет, а во всём виновата ты. Ты - мой враг, и я убью тебя, а потом и сам покончу с собою, мне теперь нечего терять!» Он заносит меч, но старушка кричит: «Постой! Я не хотела нарушать того обещания, это Ватару меня уговорил. Но если твоя любовь не угасла, я попробую что-нибудь устроить. Мы же все родня, успокойся, попробуем всё уладить…» Однако Морито: беспощаден, меч уже опускается - и тут из задней комнаты вылетает Кэса с развевающимися длинными волосами, бросается между двоюродным братом и матерью, хватает его за руку - так что он едва успевает остановить клинок, уже разрезавший рукав его возлюбленной. «Пощади мою бедную матушку!»
Гравюра Ситтэя к этой сцене в более ранней пьесе
А вот иллюстрация 1920 года уже к нашему изводу (в пересказе для американцев).
Но теперь уже мать пытается её оттолкнуть: «Я готова умереть! Не соглашайся ни на что, чего может потребовать этот безумец! Твоя честь дороже!» Женщины борются на виду у несколько растерявшегося Морито:, и наконец младшей удаётся выпроводить старшую в заднюю комнату: «Не беспокойся, меня он не тронет!» Потом Кэса поворачивается к застывшему с мечом в руках юноше: «Ты прав. Тебе было дано обещание, за тобою - право первенства». - «Я же говорю!» - и Морито: снова устремляется к двери, за которой скрылась тётка, но Кэса обхватывает его за плечи и шепчет на ухо: «Я всегда любила только тебя. Но я замужем - и тут ничего не поделаешь. Кроме одного: я ведь могу и овдоветь… И тогда стану твоей, как и было обещано». - «Но твой муж нигде не появляется без охраны - я просто не прорвусь сквозь стражу, если попытаюсь его убить!» - «Доверься мне. Завтра ночью прокрадись в наш дом - я позабочусь, чтобы Ватару спал непробудным пьяным сном. Огня не зажигай, действуй на ощупь. Я уговорю мужа перед сном вымыть голову, так что как нащупаешь влажные волосы - руби эту голову! И уходи. Никто ничего не узнает. Об охране не беспокойся».
Морито: отшатывается, смотрит на возлюбленную - та опускает глаза и улыбается. Молодой влюблённый решается - кивнув и обняв её, он выскакивает из дома. А Кэса, качая головой, гасит светильник.
3
Следующая сцена - в богатом доме Ватанабэ Ватару. Поздний осенний вечер, молодые супруги только что проводили гостей, но одеты ещё по-парадному и переводят дух в приёмной зале. У стены - подставка для мечей, перед хозяином - столик с бутылкой и чаркой; за бамбуковым занавесом - уютная каморка, где в это время года ночует хозяин. Кэса говорит слугам, что сегодня те больше не понадобятся и могут идти, а сама подливает мужу сакэ. Ватару, уже основательно выпивший с гостями и сонный, настаивает, чтобы она и сама выпила с ним - и та соглашается, но внезапно она разражается слезами, муж встревожен: «Что с тобою?» - «Ничего, просто я вспомнила, как мы обменивались чарками на свадьбе и клялись быть верными друг другу до могилы». - «Так разве это повод для горя, а не для радости? У нас сложилась удачная семья, многие могли бы позавидовать». - «Да-да, конечно». Так за разговором и сакэ они сидят до полуночного колокола; Ватару уже совсем засыпает. Кэса предлагает ему лечь сегодня в её комнате, в супружеской спальне, а она присоединится к нему позже; Ватару рассеянно кивает и, опираясь на руку жены, уходит вглубь дома. Вернувшись, она отвешивает прощальный поклон в сторону уже невидимого зрителям мужа, задвигает створку, задумчиво выходит в другую комнату - на этот раз её нет дольше. Когда она возвращается, видно, что волосы у неё мокрые, по лицу течёт то ли вода, то ли слёзы, в руке она держит чарку, а через руку перекинут домашний халат мужа. (Японские художники очень любили изображать на гравюрах сцену, в которой Кэса моет голову и подрезает волосы - но Каватакэ Синсити предпочёл не показывать этого непосредственно.)
Гравюры Тоёкуни Третьего и Ёситоси
Грустно глядя в осенний тёмный сад с крыльца, Кэса начинает свой главный монолог. «У нас действительно был счастливый брак, - говорит она, прижимаясь щекой к одежде Ватару, которую держит в руке. - Но теперь ему конец - вернулся Морито:, и ничего, кроме горя, нас всех не ждёт. Бедная моя матушка - сына у неё так и не родилось, батюшкин род продолжить некому, а скоро и дочери не станет, - кто через несколько лет будет молиться за упокой госпожи Коромогавы? Но, по крайней мере, эти несколько лет у матушки должны остаться. От меня теперь зависят честь супруга, жизнь матери и собственное доброе имя; я даже не могу покончить с собою - люди решат, что я поступила так от стыда за собственное бесчестье! И уговорить Морито: образумиться я не в силах - он слов уже не понимает. Остаётся только одно - то, что я задумала ещё вчера. Но на прощанье я сложу стихи и напишу последнее письмо матушке - чтобы она знала, почему поутру меня найдут мёртвой и в одежде моего мужа…»
На гравюре Куниёси (к одному из предыдущих изводов этой истории) дело происходит весною, а не осенью.
Она пишет письмо, прячет его и со светильником удаляется в спальню мужа; свет ещё виден сквозь щели бамбукового занавеса, потом и он гаснет, и на сцене воцаряется тьма.
После долгой напряжённой паузы (Каватакэ Синсити Третий любил такие) в саду бесшумно появляется Морито: - широкие рукава подвязаны, чтоб не мешали, в руке - обнажённый меч. Он проскальзывает на крыльцо, прислушивается, осторожно входит в комнату. Шаг за шагом продвигается к занавесу, протягивает за него руку, нащупывает мокрые волосы, взмахивает мечом - и в тот миг, когда с треском осыпаются разрубленные бамбуковые планки, сцена поворачивается, скрывая от зрителей происходящее. (Тоже новомодный в ту пору приём - когда главное событие происходит «за кадром»; в старых пьесах на этот и схожие сюжеты головы обычно рубят прямо на сцене - это наследие кукольного театра, из которого Кабуки заимствовал множество пьес.)
Гравюры Ёситоси и Огата Гэкко:
Итак, декорация меняется - теперь это окружённый стеною внутренний дворик соседнего храма, каменные ступени ведут наружу, во внешний двор. Наверху лестницы появляется тёмная фигура, несущая под мышкой какой-то свёрток - в лунном свете мы видим, что это Морито:, на лице его - яростное торжество и мрачная радость. Он останавливается, разворачивает свёрток, извлекает отсечённую голову своего соперника, приподнимает за влажные ещё волосы - и встречается взглядом с остекленевшими глазами возлюбленной. (Эту сцену тоже очень любили художники, особенно почему-то Куниёси, хотя он, конечно, иллюстрировал более старые пьесы про Кэса и Морито:).
Потрясённый убийца вглядывается, пытаясь не поверить собственным глазам, но нет, это не ошибка, ощибся он раньше! Шатаясь, как пьяный, он опускается на ступени, обнимает отрубленную голову; вновь поднимает искажённое лицо к луне - и, наконец, распростирается ниц под звон храмового колокола. Ни одного слова в этой сцене не произносится - всё держится на движениях и выражении лица.
4
Наступает утро, у входа в усадьбу Ватару толпятся торговцы, принесшие заказанные на сегодня рис и рыбу, но ворота заперты. Торговцы шумят, стучат - и наконец к ним выходят охранник Кисода, сопровождавший Кэса в одной из предыдущих сцен, и заплаканная Отосэ. Они говорят, что в доме произошло несчастье, господин никого не принимает, они приносят всем извинения, но - приходите в другой раз. Разносчики, ворча, разбредаются. (Каватакэ Синсити очень тщательно - даже заботливей, чем сам Мокуами, - чередовал пафосные и бытовые сцены, чтобы у зрителей было время расслабиться.)
А в самой усадьбе, в той же комнате, которую мы уже видели, царит скорбь. Посередине, под погребальными покрывалами, покоится обезглавленное тело, рядом с ним сидит оцепеневший от горя Ватару, напротив него, вся в слезах - госпожа Коромогава, которую заботливо обхаживают Тамакото и Отосэ. Ватару глухим голосом рассказывает тёще, как всё было: вечером он выпил, ночевал в покоях жены, но заснул прежде чем её дождался. Ничего не видел и не слышал - и только утром обнаружил обезглавленное тело за разрубленным занавесом. Его беспечности нет прощения, он подаст в отставку - какой из него дворцовый страж, если он свой дом и домашних не способен уберечь? Коромогава осторожно расспрашивает о подробностях (отвечают ей в основном девушки, потому что молодой господин едва может говорить от горя) - выясняется, что Кэса сама отослала слуг, что Кисода с её разрешения отправился на свидание с возлюбленной, что труп был найден одетым в ночной халат Ватару… Старая дама задумывается.
Появляется Кисода с докладом, что явился Эндо: Морито: и просит его принять; Ватару отвечает, что никого не желает видеть, но Морито: уже силой врывается на крыльцо. Испуганная Тамакото прячется за рассечённый занавес в спальню. Морито: растрёпан, глаза блуждают - а в руках у него отсечённая голова хозяйки дома. Склонившись перед родичами, он кратко винится в своём преступлении - беззаконная страсть довела его до убийства, он раскаивается, он готов понести кару на этом свете и в аду после смерти. Госпожа Коромогава нетвёрдым шагом выходит на крыльцо, поднимает с половиц голову дочери, прижимает к груди и застывает в оцепенении. Ватару поднимает голову и, не сходя с места, смотрит неотрывно на убийцу, но не произносит ни слова. Лишь на миг он бросает взгляд на подставку, где покоится его меч, но не шевелится.
Тут из спальни выходит Тамакото с предсмертным письмом госпожи, которое она нашла под окровавленным изголовьем. Морито: выхватывает у неё бумагу, разворачивает, читает вслух: «Я не раз слышала, что любая женщина исполнена греха, а красивая женщина ещё и других склоняет ко греху. Увы, из-за меня мои близкие оказались в опасности. Милая матушка! Я знаю, что ты будешь горевать обо мне, и мне очень жаль, что пришлось причинить тебе это горе. Увы, это я должна была бы когда-нибудь вознести заупокойные молитвы по тебе, а получается, что вышло наоборот. Прости меня - но да будут свидетелями милосердная Каннон и Светлый государь Фудо:, что и по смерти моей, в любом перерождении, я буду за тебя молиться.» Окаменевшая от горя старуха наконец выходит из оцепенения и разражается слезами.
Морито: откладывает письмо, берёт свой меч и, склонив голову, подносит его двоюродному брату: «Ватанабэ Ватару, ты вправе покарать меня смертью за то, что я совершил и за то, что я хотел совершить, я признаю это и буду рад умереть». Ватару смотрит на него, встаёт, снимает с подставки собственный меч, потом глухо произносит: «Нет. Для ненависти у меня не осталось сил, судить тебя я не вправе - я ведь тоже виноват, пусть и по-иному. И ни твоя, ни моя смерть не поможет Кэса. Раз уж мы оба её любили, то теперь единственное, что имеет смысл сделать, - это отринуть прошлое, последовать путём Будды и провести остаток этой жизни, неустанно молясь за покинувшую нас». И клинком он начинает обрезать свои волосы, сам совершая над собою постриг. Морито: смотрит на родича, поднимает свой меч и следует его примеру. Тем временем Тамакото приносит столик, на который Коромогава ставит голову дочери; девушки возжигают благовония, старуха вытаскивает чётки, надвигает на лицо покрывало и уходит в молитву. Оба юноши присоединяются к ней (в более старых изводах говорится, что Коромогава, скорбя по дочери, покончила с собою, но Каватакэ Синсити, видимо, не хотел, чтобы самопожертвование дочери ради спасения матери оказалось напрасным.)
5
И начинается последнее действие - подвижничество Морито:, принявшего в монашестве имя Монгаку. Уже наступила зима, всё в горах покрыто снегом, даже водопад Нати наполовину замёрз. В ледяной воде под водопадом, погрузившись по грудь, застыл в молитве Монгаку, и струи воды стекают по его лицу. Он дал обет провести здесь трижды семь дней, но силы его уже на исходе, он замерзает. Откуда ни возьмись, появляются два юноши - один грозный и суровый, другой светлый и нежный: это посланцы Светлого государя Фудо:, Конгара и Сэйтака. Они подхватывают Монгаку под руки, поднимают из воды, но он из последних сил сопротивляется: «Я дал обет и не нарушу его!» - «Мы здесь не для того, чтобы ты нарушил свой обет, но чтобы соблюл его - и более того! - говорят чудесные пришельцы и открывают свои имена. - Светлый государь услышал твои молитвы и узрел твоё подвижничество. Но тебе рано умирать, тебя ждёт иное предназначение». Под их руками лёд тает, вода нагревается, Монгаку с улыбкой говорит: «Я счастлив, если мои молитвы были услышаны! Значит, та, кого я убил, спасена!» Он поворачивается спиною, на мгновение скрываясь за плащами небесных вестников - и тут над водопадом появляется сам грозный Фудо: во всём своём величии (во многих постановках его играет тот же актёр, что самого Морито:-Монгаку - по крайней мере, такого обычая придерживалась актёрская династия Итикава Дандзю:ро:). Фудо: возглашает: «Та, о ком ты думаешь, выполнила свой долг, умерла, исполненная сострадания и мужества, и обрела спасение! Но ты - разве ты считаешь, что уже выполнил всё должное? Издавна твой род служил роду Минамото, которых ныне постигло несчастье. Ни твой грех, ни твоё раскаяние, ни твоё подвижничество не заменяют преданности господину. Заверши свой обет - и ступай свершить то, что должно: обрати сокрытую в тебе неистовую ярость и всю свою волю на дело справедливости! Это и станет твоим дальнейшим подвижничеством!» Монгаку меж двух чудесных отроков склоняет голову, повинуясь, и занавес задвигается. (В некоторых постановках Фудо: избегает таких прямых указаний и выражается более обтекаемо, во имя соблюдения хронологии, - но Монгаку, как мы знаем, понял его однозначно.)
Две гравюры работы Тоёхары Кунитики к этой сцене. Постановки разные, с промежутком в дюжину лет, но в обоих за время подвижничества у Монгаку уже успели отрасти волосы, а то и борода.
История Кэса и Морито: не потеряла популярности и позже: по ней писали рассказы и романы (в том числе -
Акутагава Рю:носкэ, у которого герои действуют исходя из совсем иных побуждений), новые пьесы; кстати, по мотивам пьесы Кикути Кана «Супруг Кэса» был снят знаменитый фильм
«Врата ада» (地獄門, «Дзигокумон»).