Очень разный Кобаяси Киётика
На каком художнике закончилась в Японии эпоха «старых печатных картинок» и началась пора «новых», согласия нет. Один из претендентов - это Кобаяси Киётика (小林 清親), вполне успешно совместивший «старые» и «новые» жанры - и, в частности, положивший начало японской газетной карикатуре. Работы у него разнообразные и почти все любопытные. О некоторых мы тут и расскажем. Киётика поощрял, а иногда и сам запускал самые эффектные слухи о себе любимом - и разобраться, что в его жизни правда, а что выдумка, не всегда просто.
Кобаяси Кацуносукэ, впоследствии принявший имя Киётика (у него и ещё много псевдонимов было, но этот - самый известный, по нему его и будем называть) родился в 1847 году в Эдо, в самурайской служилой семье, младшим из девяти братьев и сестёр. Ему было пятнадцать, когда его отец умер, Киётика унаследовал его службу и жалование - но ненадолго: произошла реставрация, множество служилых остались без мест, и Кобаяси в том числе. Киётика к тому времени женился и, уехав из Токио, кормил семью чем мог - и рыбу ловил, и устраивал показательные выступления как искусный фехтовальщик, и так далее. В середине 1870-х он вернулся в Токио, где вскоре схоронил мать и развёлся с женою. Рисовал он, кажется, и раньше, но зарабатывать этим собрался как раз тогда.
Вот таким он тогда был
Художнику полагалось иметь учителя, и чем солиднее, тем лучше; Киётика был самоучкой, но впоследствии охотно говорил, что учился и у такого-то японского мастера, и у сякого-то англичанина, и даже у Симооки Рэндзё:, «основоположника японской фотографии»… Кажется, всё это было выдумками - ни одна школа его своим так и не признала, даже после того как Киётика изрядно преуспел.
Первой его серией, которая пошла в печать в 1870-х, стал цикл гравюр «Знаменитые виды Токио и окрестностей». Тема вполне почтенная и традиционная, такие картинки печатались непрерывно - но Киётика постарался выделиться за счёт использования в своих пейзажах западной перспективы и западной светотени (тем более что фотографией он как раз тогда действительно увлекался). На некоторых даже названия печатались не только по-японски, но и по-английски - чтоб иностранцы покупали! И даже по-японски подписывался тогда на западный лад - слева направо.
Серия имела успех, и Киётика отметил его тем, что немедленно женился вторично - на девушке из столь же почтенной (и столь же разорённой) самурайской семьи; у них родилась дочь. Но семейная жизнь опять не заладилась - супруги разъехались. Говорят, во время большого пожара в январе 1881 года Киётика пришёл посмотреть, как горит дом, из которого пытаются выбраться его жена и дочка, и хладнокровно делал наброски. Байка эта старая-престарая, рассказывалась про многих художников ещё чуть ли не с хэйанских времён, и сочинили её в данном случае, скорее всего, сам Киётика вместе со своим издателем - для рекламы гравюр с изображением пожара. Сработало, раскупались картинки хорошо.
До этого Киётика работал с одним издателем, теперь им заинтересовались и другие. Некоторые, впрочем, заказывали ему гравюры потрадиционнее, без новомодных европейских штучек; Киётика не возражал, но это не мешало ему осваивать новые техники и стили.
И новые жанры - тоже. У него был добрый знакомый, Хара Танэаки, тоже из семьи потомственных сёгунских гвардейцев. Танэаки после Реставрации обратился в христианство и занялся издательским делом и книготорговлей (прожил он почти сотню лет и скончался уже в разгар Второй Мировой). Он-то и заказал Киётике в 1882 году комическую серию гравюр «Тридцать две забавные рожи» - с разными столичными типажами всех возрастов и сословий в разных обстоятельствах. Выглядело это вот так:
Раскупали эти картинки так охотно, что пришлось потом делать продолжение - «Сто рож». А Киётику пригласили на постоянную работу в газету - рисовать еженедельные политические карикатуры. Художник из приличной школы отказался бы, но не таков был Киётика.
Устройство на постоянную работу стало поводом жениться в третий раз, на женщине с ребёнком - и этот брак, в виде исключения, оказался удачным. Киётика с семьёй поселились возле редакции газеты, пошли рождаться общие дети, дочка за дочкой.
Тогда же он участвовал в большом коллективном проекте - серии поучительных сцен из полутора тысяч лет японской истории. Но эта серия так интересна, что мы о ней потом отдельно расскажем. И занимался антиалкогольной пропагандой - соответствующую серию мы выложим целиком в следующем посте.
Когда в 1894 году началась война с Китаем, Киётика принялся за батальный жанр - за два года напечатал сотню патриотических картинок, часто весьма выразительных. Работал он в Токио, но охотно заявлял, что и сам на фронте побывал.
А заодно - серию гравюр-карикатур «Да здравствует Япония, или Сто побед, сто насмешек».
Вот одна из самых мирных: в японскую гавань привели захваченный вражеский боевой корабль, а с берега любуются этим пара оборотней (точнее, кошка-оборотень и цукумогами - ожившая лопаточка-мешалка). Большинство остальных - куда грубее.
А одновременно он вернулся к подчёркнуто изящным пейзажам Токио и окрестностей - на тему «хороша страна моя родная». С фигурками человечков, одетых то по-японски, то на западный лад.
Киётика с удовольствием объездил изрядную часть Японии, даже взял нескольких учеников - пора было основывать собственную школу. Но тут дела стали складываться плохо. Умерла одна из дочек; умерли два любимых ученика, совсем молодыми; пейзажи раскупались всё хуже, и пришлось вернуться к газетной карикатурной подёнщине. Газета была политической, в ней (и не только в ней) резко критиковали родственников жены художника, вышедших в большие люди. Киётика попробовал подкупить журналистов, чтоб они унялись - те оказались принципиальными, разразился скандал, Кобаяси Киётика чуть не угодил под суд. Обошлось, но из газеты, конечно, пришлось уйти, и жить стало не на что. Правда, тут началась очередная война, русско-японская, и последовали заказы и на батальные сцены, и на карикатуры - работы Киётики времён японско-китайской войны ещё помнили.
Он попробовал повторить самого себя. На этой гравюре изображён кошмарный сон царя Николая, которому являются его изувеченные пушки, корабли, локомотивы и так далее и горько упрекают его…
Карикатуры ещё покупали, а вот ксилографии с реалистическими и героическими сценами уже отступали под напором новой моды - на литографии и фотоснимки с места событий. После войны пришлось из модного района перебраться в Фудзими-тё, где когда-то селились семьи сёгунских вассалов (вроде семьи Кобаяси), а теперь наступило запустение (и, к счастью, жильё было дешёвым). В 1913 году Киётика овдовел - в этом своём браке, единственном удачном, он прожил тридцать лет.
Ему уже было крепко за шестьдесят, дети выросли, но пошли внуки, и от заказов не приходилось уклоняться. Подвернулось удачное предложение - очередная пейзажная серия, с натуры, с оплатой поездки по стране. Киётика отправился в путь, за полтора года объехал всю Японию - и надорвался: едва успел вернуться в Токио осенью 1915 и через месяц умер. Пейзажи были напечатаны уже после его кончины - и тут же вновь возродилась мода на уже полузабытого к тому времени художника. Младшая дочь написала его подробную биографию - в которую, впрочем, вошло немало отцовских выдумок. Сейчас он у коллекционеров не в самой большой чести, но всё же вполне уважаем.