Из Рассказов Облачной страны: Письмоводитель и зайцы (6)
(Продолжение. Начало: 1 , 2, 3 , 4 , 5 )
Государь
Государь изволил выслушать Хранителя своей Тайны в Малой приёмной.
Гладко оструганное дерево, как вода, отражает красный, зелёный, белый, жёлтый, чёрный цвета полосатого занавеса. Так же окрашены одеяния Властителя Земель: дробятся, распадаются на яркие пятна. Высочайший лик скрыт за занавесом, видны платье и сложенные руки. И полосатый край сиденья в пядь высотой.
Письмоводитель так до последнего и не понимал, что будет удостоен чести видеть Государя всего в двадцати шагах. Хотя и знал, что чиновники Полотняного приказа допущены к Властителю все, вплоть до самых мелких. Сейчас он сидит дальше всех, у самого входа в приёмную. Впереди Хранитель, за ним его сын и внук, все трое подобающе одеты. Видно, последние дни Киноварного старца с утра до вечера учили, как носить придворное платье, и всё равно он старается не дышать. От усердия - может, так и лучше, чем от волнения. Слева и справа перед Государем - двое высших сановников в багряном, у боковой стены глава Полотняного приказа с дощечкой наготове: записывать всё, что будет сказано.
Государь поводит рукавом, дозволяя начинать речи. Отвесив очередной поклон, Хранитель начинает с почтительных благопожеланий. Потом переходит к сути:
- Дождавшись благоприятной поры, пустился в должное странствие; миновав реки и горы, достиг блаженного урочища. Вблизи дома Великого Властителя Земель посетил хризантемовый сад, ввиду Западного моря испросил сокровенный дар. Поддерживаемый почтительными детьми, не замедлил вернуться в Столицу; направляемый чувством долга, восторженно подношу ныне - Государеву Тайну!
И преподносит: склоняется ещё ниже и ставит что-то перед собой.
- Что это? - спрашивает правый сановник.
- Снадобье вечной жизеи и доброго здравия, - отвечает Хранитель, не распрямляясь.
Намма должен был догадаться! Хризантемовый сад, старинное заморское предание. Верный слуга китайского государя в дальних горах встретил дивного отрока в этом саду и получил от него чудесное зелье бессмертия. Письмоводитель как-то не сталкивался с таким по службе, только дома привык, что женщины собирают осенью росу с хризантем, на долгую жизнь. Но вообще-то рассказ - из книг, должно быть, достоверный.
- И ты, Хранитель, испробовал его на себе, - не столько вопрошает, сколько предполагает левый сановник. - И годы твои свидетельствуют о его действенности?
- Уповаю на то.
Из-под занавеса появляется служитель, принимает на поднос - видно теперь, что тот самый ларчик. Ставит подле Государя и снова прячется.
Вот сейчас крышка откроется, а оттуда - какое-нибудь зловредное чудище. Или отравленный дым, или неизвестно что. И виноват будет письмоводитель, хуже того - весь Полотняный приказ и дом Асано.
Теперь из-под занавеса выбирается служилая дама. Склоняется так, чтобы загородить собой Властителя, открывает ларчик. Пока ничего не случилось. Дама разворачивается на коленях, подаёт Государю Тайну.
Властитель Земель подымает руку, длинными пальцами - все окрашены разноцветной пудрой - ворошит что там есть внутри. Судя по движению, не песок и не вата, а какая-то лёгкая труха. Лепестки сушёных хризантем? Достаёт нечто маленькое, чёрное, рассматривает, не поднося близко к лицу.
- Похоже на заячий помёт, - звучно раздаётся высочайшее слово. - И по запаху тоже.
А кто его знает, как должно пахнуть снадобье вечной жизни? По крайней мере, Киноварный Старец пока не хлопнулся об пол без чувств: наверное, всё идёт как задумано.
Государь бросает пилюлю обратно в ларчик. Дама закрывает крышку и ускользает по полу в темноту, куда-то за спину Государю.
- Признателен за труды, - молвит Властитель Земель.
Хранитель и его родня разражаются благодарными слезами. Глава Полотняного приказа заслоняет глаза рукавом - не закапать бы ценные записи! А из Наммы, похоже, никогда не получится приличный чиновник, плакать вовремя он не умеет, хоть уже и взрослый. Багряное одеяние на правом сановнике легонько трясётся, не то от рыданий, не то - страшно предположить - он смеётся, ибо что-то понял.
- Да покоится в сокровищнице, - заключает Государь. - Срок жизни моей и власти да отмеряют боги. Надеюсь в должный час последовать за дедами моими и пращурами.
Которые, как известно, все умерли. Иные, как прежний Государь, дожив до дряхлости, иные безвременно, а были и такие, кто в расцвете сил передавали державный обряд наследникам и удалялись от дел правления. Трудно понять, что выражает голос Властителя. Тут занавес - в помощь неопытным царедворцам, можно слушать, не видя лица. Говорил бы так гулко, безучастно кто-то из Государевых чиновников, письмоводитель решил бы, наверное: господину любопытно, с какой это стати ему пытаются навязать дело сверх его служебных обязанностей. И сверх возможностей: никто ведь в Облачной стране ещё не пробовал жить вечно, а если и пробовал, то не преуспел, а даже если и преуспел - не стал рассказывать, что получилось.
Пока все молчат.
- Столь долгие старания, - снова заговаривает Властитель, - заслуживают награды. Проси чего хочешь.
Глава Приказа так и записал.
- Опорою и подмогою мне в поисках служили сын и внук. Сам я стар, они же в самой поре для дальнейшей преданной службы Властителю Земель на достойных должностях, - Хранитель вновь кланяется, одновременно отвешивают поклоны господин Каратати-младший и Киноварный Старец.
Чего-то подобного Намма и ожидал - правда, неясно, это только ходатайство за младших родичей или в то же время прошение об отставке? Или намёк на то, что хорошо бы сделать должность Хранителя Государевой Тайны наследственной?
- Не стану распоряжаться чрезвычайной должностью, которая введена не мною, - отвечает Государь. - Что же до мест, установленных державным законом, то из них ныне одно свободно: старший советник Дворцового ведомства. Решите между собой, кто из дома Каратати возьмёт на себя эту службу.
Похоже, Хранителя и его родичей об этом заранее не предупредили. А значит, решать придётся тут, на месте. И в присутствии Государя не переговоришь друг с другом, даже не переглянешься. Намма, например, даже не знает, как долго в таких случаях допустимо молча раздумывать.
Первым тишину прерывает Киноварный Старец. Его западный выговор сейчас особенно заметен:
- Вдали от Столицы рождён, в глуши взращён, тёмен и необразован - никак не достоин принять столь высокое пожалование! Племянник мой, юноша образованный, сможет лучше послужить Властителю Земель во Дворце!
Средний советник, однако, его не поддерживает:
- По способностям и выслуге удостоен счастья занимать почётную должность на Государевой службе! Не смею притязать на большее прежде срока! Родич мой годы лишён был подобающих возможностей явить свою преданность - ему следует преодолеть свою робость!
Можно передохнуть - некоторое время сын и внук Хранителя будут учтиво отказываться в пользу друг друга от высокой чести. Письмоводителю, однако, начинает казаться, что их любезные препирательства затянулись - или так и надо? Может быть, оба ждут вмешательства Каратати-старшего? Но старик молчит. И Государь не торопит. Наконец, откуда-то из складок пёстрого платья достаёт сложенный пятицветный веер, поднимает перед собою. Объявляет:
- Скромно и разумно, достойно похвалы. Властитель Земель никого не принуждает к службе против воли. Так что… Примите Государевы дары и да будет в набросках к летописи отмечена верность Хранителя Тайны и почтительность его младших родичей.
То есть что же: полный провал? Снадобье - в сокровищницу, всех Каратати - в списки притязателей на упоминание в летописи, а новых должностей никому не пожалуют? Искатели бессмертия чего-то не рассчитали - или, наоборот, перестарались? И опять - обошлось без благого знамения, несмотря на обретение чудесного зелья?
Средний советник отвешивает земной поклон, его примеру, на миг замешкавшись, следует Киноварный Старец. А Хранитель, вопреки всем правилам и обычаям, сидит как сидел. Что трудно понять иначе чем как непозволительную дерзость. И молчит.
Пятицветный занавес тем временем опускается, скрывая Властителя Земель. Оба высших сановника с должной величавостью удаляются. Глава Полотняного приказа прячет табличку, из-за рукава пристально вглядывается в Хранителя и его родичей. Киноварный Старец и средний советник разгибаются, придвигаются к старику. И первым подаёт голос сын:
- Где моя тыква? Позовите лекаря!
Совершенно вопреки всем приличиям хватает старика за рукав - и тот вяло сползает ему на колени.
Ну вот, письмоводитель Намма. Дождался ты знамения! Хуже некуда.
Осмелюсь спросить
- Но осмелюсь спросить: почему?
Хранитель Государевой Тайны скончался спустя два дня после приёма во Дворце. Господин Каратати-младший блюдёт скорбное уединение. Киноварный Старец исчез. Сопровождающие от царевича отбыли восвояси. Сюра женится, в смысле подыскивает невесту, и занят этим так, что его не застать. Остался один письмоводитель Намма, и он недоумевает.
- Если уж осмелился, спрашивай внятно, - откликается Конопляный господин, перебирая планки веера. - Почему - что?
- Почему господин Хранитель столько времени ждал, прежде чем вручить Государю Тайну? Почему за нею потребовалось ехать на запад лично ему, можно было ведь послать верного челядинца? Действительно ли это - пилюли бессмертия, и если да - то почему Государь пренебрёг ими?
- Государь не пренебрёг. Он изволил распорядиться поместить пилюли в сокровищницу. Это великая честь. Особенно учитывая, что бессмертие не дано ни людям, ни богам, - спокойно отвечает глава дома.
- Вот и монах Сайсин то же говорит. Что в мире суеты всё смертно, и искать надо не вечной жизни, а выхода за пределы…
- Главное, чтобы он сам не выходил за пределы. Разумного. На него уже жалуются.
- Значит, снадобье поддельное… Но хотя бы не ядовитое?
- Почему же поддельное? Насколько берусь судить - самое настоящее, по подлинным китайским прописям. Так что, конечно, ядовитое. Киноварь вообще куда менее полезна, чем обычно утверждают. Но, конечно, подделки теперь тоже распространятся. О Тайне говорит уже вся Столица.
Так. Кажется, письмоводитель начинает понимать.
- То есть монах всё-таки прав. Новое снадобье, необходимое каждому. И настоящие, неподдельные пилюли - только те, которые будут привезены из Западной столицы. Хорошо ещё, если не за святилищной печатью.
- Не думаю, - сухо говорит господин Асано, - что святилище Великого Властителя Земель в сговоре с Хранителем замышляло наводнить Облачную страну пилюлями. Но раз уж так сложилось - думаю, не преминет. Не столько само Великое Святилище, сколько те умельцы, что процветают под его покровительством. Вроде этого Киноварного Старца.
- Но если не на это рассчитывал господин Хранитель…
Конопляный господин открывает глаза чуть шире обычного. Но не надолго - не страшно.
- Господин Хранитель, насколько могу судить, рассчитывал сразу на многое. В какой-то мере - действительно продвинуть своих младших родичей. И, надо сказать, этот его замысел вполне мог бы удаться - хотя бы наполовину. Сами виноваты. А главное - обратить благосклонный взор Государя к этому Заячьему острову и иным несуществующим местам. А таких у нас несколько.
- А это зачем?
- Полагаю, у него было две цели. Одна - благая. При прежнем правлении с таких вот пограничных пустот в казну поступали хоть какие-то доходы. Сейчас всё оседает у соседних наместников, в святилищах, в храмах. Государь мог бы изменить это, назначить чрезвычайного чиновника на тот же Заячий остров, придать ему заместителя из местных уроженцев - всё, как бывало в пору расширения державы. Думаю, об этих должностях для своих младших Каратати и мечтал. Вторая цель - проверить Государя. Дозволит ли Властитель Земель, чтобы ему указывали, сколькими землями ему властвовать и кому эти земли поручать. Дал бы слабину - так бы и слушался всю жизнь всех, кому не лень давать советы. Наподобие китайских правителей. Однако Государь явил твёрдость. И все мы лишний раз можем видеть, что случается с этакими советчиками.
Никаких казней, у нас не Китай. Никого даже не увольняли. Потомку Великого Властителя достаточно не обрадоваться. Не отозваться песней, не просветлеть ликом. Бог, потомок богов! В голосе главы дома Асано, Государева деда по матери, слышна не суровость, а гордость.
Больше Намме спрашивать не хочется. Но Конопляный господин продолжает:
- А ты всё сделал правильно. Порученное тебе задание, конечно, перевыполнил - но это ничего. Ничего.
Супруга письмоводителя и раньше говорила: можешь не возвращаться, бесчувственный дурак! И сегодня, кажется, настал день, когда Намма на самом деле не сможет войти в собственный дом. Там разбирают награду, пожалованную ему за поездку на Запад. Это вата. Два тюка, судя по тому, сколько её теперь, когда тюки размотали. В комнатах не помещается, выползает на крыльцо наподобие рыхлых облаков.
Ватой будут подбивать зимнюю одежду для всей семьи. Сейчас её делят на части, по размеру платьев, и это надолго.
Среди облаков резвится небожительница. И громко визжит.
- Забери её куда-нибудь! - кричит кормилица.
- На улицу, - ставит условие дочка.
В волосах полно ваты и мусора. Взор непреклонен.
Накинув дитяти на голову верхнее платье, письмоводитель выбирается за ворота.
- Хризантемовое снадобье! Для непочтительных детей! - объявляет разносчик.
- Зайка! - радостно показывает дитя.
И действительно, из-за плеча у торговца торчит бумажный стяг, а на нём Лунный заяц со зверским выражением на морде толчёт в ступе порошок бессмертия.
- Я почтительное дитя? - спрашивает барышня Намма.
Не опровергать же то, что ей целыми днями твердят матушка и кормилица. Письмоводитель покупает на пробу несколько шариков, но для начала пробует сам. Ничего: обычные сладкие бобы.
Государь
Государь изволил выслушать Хранителя своей Тайны в Малой приёмной.
Гладко оструганное дерево, как вода, отражает красный, зелёный, белый, жёлтый, чёрный цвета полосатого занавеса. Так же окрашены одеяния Властителя Земель: дробятся, распадаются на яркие пятна. Высочайший лик скрыт за занавесом, видны платье и сложенные руки. И полосатый край сиденья в пядь высотой.
Письмоводитель так до последнего и не понимал, что будет удостоен чести видеть Государя всего в двадцати шагах. Хотя и знал, что чиновники Полотняного приказа допущены к Властителю все, вплоть до самых мелких. Сейчас он сидит дальше всех, у самого входа в приёмную. Впереди Хранитель, за ним его сын и внук, все трое подобающе одеты. Видно, последние дни Киноварного старца с утра до вечера учили, как носить придворное платье, и всё равно он старается не дышать. От усердия - может, так и лучше, чем от волнения. Слева и справа перед Государем - двое высших сановников в багряном, у боковой стены глава Полотняного приказа с дощечкой наготове: записывать всё, что будет сказано.
Государь поводит рукавом, дозволяя начинать речи. Отвесив очередной поклон, Хранитель начинает с почтительных благопожеланий. Потом переходит к сути:
- Дождавшись благоприятной поры, пустился в должное странствие; миновав реки и горы, достиг блаженного урочища. Вблизи дома Великого Властителя Земель посетил хризантемовый сад, ввиду Западного моря испросил сокровенный дар. Поддерживаемый почтительными детьми, не замедлил вернуться в Столицу; направляемый чувством долга, восторженно подношу ныне - Государеву Тайну!
И преподносит: склоняется ещё ниже и ставит что-то перед собой.
- Что это? - спрашивает правый сановник.
- Снадобье вечной жизеи и доброго здравия, - отвечает Хранитель, не распрямляясь.
Намма должен был догадаться! Хризантемовый сад, старинное заморское предание. Верный слуга китайского государя в дальних горах встретил дивного отрока в этом саду и получил от него чудесное зелье бессмертия. Письмоводитель как-то не сталкивался с таким по службе, только дома привык, что женщины собирают осенью росу с хризантем, на долгую жизнь. Но вообще-то рассказ - из книг, должно быть, достоверный.
- И ты, Хранитель, испробовал его на себе, - не столько вопрошает, сколько предполагает левый сановник. - И годы твои свидетельствуют о его действенности?
- Уповаю на то.
Из-под занавеса появляется служитель, принимает на поднос - видно теперь, что тот самый ларчик. Ставит подле Государя и снова прячется.
Вот сейчас крышка откроется, а оттуда - какое-нибудь зловредное чудище. Или отравленный дым, или неизвестно что. И виноват будет письмоводитель, хуже того - весь Полотняный приказ и дом Асано.
Теперь из-под занавеса выбирается служилая дама. Склоняется так, чтобы загородить собой Властителя, открывает ларчик. Пока ничего не случилось. Дама разворачивается на коленях, подаёт Государю Тайну.
Властитель Земель подымает руку, длинными пальцами - все окрашены разноцветной пудрой - ворошит что там есть внутри. Судя по движению, не песок и не вата, а какая-то лёгкая труха. Лепестки сушёных хризантем? Достаёт нечто маленькое, чёрное, рассматривает, не поднося близко к лицу.
- Похоже на заячий помёт, - звучно раздаётся высочайшее слово. - И по запаху тоже.
А кто его знает, как должно пахнуть снадобье вечной жизни? По крайней мере, Киноварный Старец пока не хлопнулся об пол без чувств: наверное, всё идёт как задумано.
Государь бросает пилюлю обратно в ларчик. Дама закрывает крышку и ускользает по полу в темноту, куда-то за спину Государю.
- Признателен за труды, - молвит Властитель Земель.
Хранитель и его родня разражаются благодарными слезами. Глава Полотняного приказа заслоняет глаза рукавом - не закапать бы ценные записи! А из Наммы, похоже, никогда не получится приличный чиновник, плакать вовремя он не умеет, хоть уже и взрослый. Багряное одеяние на правом сановнике легонько трясётся, не то от рыданий, не то - страшно предположить - он смеётся, ибо что-то понял.
- Да покоится в сокровищнице, - заключает Государь. - Срок жизни моей и власти да отмеряют боги. Надеюсь в должный час последовать за дедами моими и пращурами.
Которые, как известно, все умерли. Иные, как прежний Государь, дожив до дряхлости, иные безвременно, а были и такие, кто в расцвете сил передавали державный обряд наследникам и удалялись от дел правления. Трудно понять, что выражает голос Властителя. Тут занавес - в помощь неопытным царедворцам, можно слушать, не видя лица. Говорил бы так гулко, безучастно кто-то из Государевых чиновников, письмоводитель решил бы, наверное: господину любопытно, с какой это стати ему пытаются навязать дело сверх его служебных обязанностей. И сверх возможностей: никто ведь в Облачной стране ещё не пробовал жить вечно, а если и пробовал, то не преуспел, а даже если и преуспел - не стал рассказывать, что получилось.
Пока все молчат.
- Столь долгие старания, - снова заговаривает Властитель, - заслуживают награды. Проси чего хочешь.
Глава Приказа так и записал.
- Опорою и подмогою мне в поисках служили сын и внук. Сам я стар, они же в самой поре для дальнейшей преданной службы Властителю Земель на достойных должностях, - Хранитель вновь кланяется, одновременно отвешивают поклоны господин Каратати-младший и Киноварный Старец.
Чего-то подобного Намма и ожидал - правда, неясно, это только ходатайство за младших родичей или в то же время прошение об отставке? Или намёк на то, что хорошо бы сделать должность Хранителя Государевой Тайны наследственной?
- Не стану распоряжаться чрезвычайной должностью, которая введена не мною, - отвечает Государь. - Что же до мест, установленных державным законом, то из них ныне одно свободно: старший советник Дворцового ведомства. Решите между собой, кто из дома Каратати возьмёт на себя эту службу.
Похоже, Хранителя и его родичей об этом заранее не предупредили. А значит, решать придётся тут, на месте. И в присутствии Государя не переговоришь друг с другом, даже не переглянешься. Намма, например, даже не знает, как долго в таких случаях допустимо молча раздумывать.
Первым тишину прерывает Киноварный Старец. Его западный выговор сейчас особенно заметен:
- Вдали от Столицы рождён, в глуши взращён, тёмен и необразован - никак не достоин принять столь высокое пожалование! Племянник мой, юноша образованный, сможет лучше послужить Властителю Земель во Дворце!
Средний советник, однако, его не поддерживает:
- По способностям и выслуге удостоен счастья занимать почётную должность на Государевой службе! Не смею притязать на большее прежде срока! Родич мой годы лишён был подобающих возможностей явить свою преданность - ему следует преодолеть свою робость!
Можно передохнуть - некоторое время сын и внук Хранителя будут учтиво отказываться в пользу друг друга от высокой чести. Письмоводителю, однако, начинает казаться, что их любезные препирательства затянулись - или так и надо? Может быть, оба ждут вмешательства Каратати-старшего? Но старик молчит. И Государь не торопит. Наконец, откуда-то из складок пёстрого платья достаёт сложенный пятицветный веер, поднимает перед собою. Объявляет:
- Скромно и разумно, достойно похвалы. Властитель Земель никого не принуждает к службе против воли. Так что… Примите Государевы дары и да будет в набросках к летописи отмечена верность Хранителя Тайны и почтительность его младших родичей.
То есть что же: полный провал? Снадобье - в сокровищницу, всех Каратати - в списки притязателей на упоминание в летописи, а новых должностей никому не пожалуют? Искатели бессмертия чего-то не рассчитали - или, наоборот, перестарались? И опять - обошлось без благого знамения, несмотря на обретение чудесного зелья?
Средний советник отвешивает земной поклон, его примеру, на миг замешкавшись, следует Киноварный Старец. А Хранитель, вопреки всем правилам и обычаям, сидит как сидел. Что трудно понять иначе чем как непозволительную дерзость. И молчит.
Пятицветный занавес тем временем опускается, скрывая Властителя Земель. Оба высших сановника с должной величавостью удаляются. Глава Полотняного приказа прячет табличку, из-за рукава пристально вглядывается в Хранителя и его родичей. Киноварный Старец и средний советник разгибаются, придвигаются к старику. И первым подаёт голос сын:
- Где моя тыква? Позовите лекаря!
Совершенно вопреки всем приличиям хватает старика за рукав - и тот вяло сползает ему на колени.
Ну вот, письмоводитель Намма. Дождался ты знамения! Хуже некуда.
Осмелюсь спросить
- Но осмелюсь спросить: почему?
Хранитель Государевой Тайны скончался спустя два дня после приёма во Дворце. Господин Каратати-младший блюдёт скорбное уединение. Киноварный Старец исчез. Сопровождающие от царевича отбыли восвояси. Сюра женится, в смысле подыскивает невесту, и занят этим так, что его не застать. Остался один письмоводитель Намма, и он недоумевает.
- Если уж осмелился, спрашивай внятно, - откликается Конопляный господин, перебирая планки веера. - Почему - что?
- Почему господин Хранитель столько времени ждал, прежде чем вручить Государю Тайну? Почему за нею потребовалось ехать на запад лично ему, можно было ведь послать верного челядинца? Действительно ли это - пилюли бессмертия, и если да - то почему Государь пренебрёг ими?
- Государь не пренебрёг. Он изволил распорядиться поместить пилюли в сокровищницу. Это великая честь. Особенно учитывая, что бессмертие не дано ни людям, ни богам, - спокойно отвечает глава дома.
- Вот и монах Сайсин то же говорит. Что в мире суеты всё смертно, и искать надо не вечной жизни, а выхода за пределы…
- Главное, чтобы он сам не выходил за пределы. Разумного. На него уже жалуются.
- Значит, снадобье поддельное… Но хотя бы не ядовитое?
- Почему же поддельное? Насколько берусь судить - самое настоящее, по подлинным китайским прописям. Так что, конечно, ядовитое. Киноварь вообще куда менее полезна, чем обычно утверждают. Но, конечно, подделки теперь тоже распространятся. О Тайне говорит уже вся Столица.
Так. Кажется, письмоводитель начинает понимать.
- То есть монах всё-таки прав. Новое снадобье, необходимое каждому. И настоящие, неподдельные пилюли - только те, которые будут привезены из Западной столицы. Хорошо ещё, если не за святилищной печатью.
- Не думаю, - сухо говорит господин Асано, - что святилище Великого Властителя Земель в сговоре с Хранителем замышляло наводнить Облачную страну пилюлями. Но раз уж так сложилось - думаю, не преминет. Не столько само Великое Святилище, сколько те умельцы, что процветают под его покровительством. Вроде этого Киноварного Старца.
- Но если не на это рассчитывал господин Хранитель…
Конопляный господин открывает глаза чуть шире обычного. Но не надолго - не страшно.
- Господин Хранитель, насколько могу судить, рассчитывал сразу на многое. В какой-то мере - действительно продвинуть своих младших родичей. И, надо сказать, этот его замысел вполне мог бы удаться - хотя бы наполовину. Сами виноваты. А главное - обратить благосклонный взор Государя к этому Заячьему острову и иным несуществующим местам. А таких у нас несколько.
- А это зачем?
- Полагаю, у него было две цели. Одна - благая. При прежнем правлении с таких вот пограничных пустот в казну поступали хоть какие-то доходы. Сейчас всё оседает у соседних наместников, в святилищах, в храмах. Государь мог бы изменить это, назначить чрезвычайного чиновника на тот же Заячий остров, придать ему заместителя из местных уроженцев - всё, как бывало в пору расширения державы. Думаю, об этих должностях для своих младших Каратати и мечтал. Вторая цель - проверить Государя. Дозволит ли Властитель Земель, чтобы ему указывали, сколькими землями ему властвовать и кому эти земли поручать. Дал бы слабину - так бы и слушался всю жизнь всех, кому не лень давать советы. Наподобие китайских правителей. Однако Государь явил твёрдость. И все мы лишний раз можем видеть, что случается с этакими советчиками.
Никаких казней, у нас не Китай. Никого даже не увольняли. Потомку Великого Властителя достаточно не обрадоваться. Не отозваться песней, не просветлеть ликом. Бог, потомок богов! В голосе главы дома Асано, Государева деда по матери, слышна не суровость, а гордость.
Больше Намме спрашивать не хочется. Но Конопляный господин продолжает:
- А ты всё сделал правильно. Порученное тебе задание, конечно, перевыполнил - но это ничего. Ничего.
Супруга письмоводителя и раньше говорила: можешь не возвращаться, бесчувственный дурак! И сегодня, кажется, настал день, когда Намма на самом деле не сможет войти в собственный дом. Там разбирают награду, пожалованную ему за поездку на Запад. Это вата. Два тюка, судя по тому, сколько её теперь, когда тюки размотали. В комнатах не помещается, выползает на крыльцо наподобие рыхлых облаков.
Ватой будут подбивать зимнюю одежду для всей семьи. Сейчас её делят на части, по размеру платьев, и это надолго.
Среди облаков резвится небожительница. И громко визжит.
- Забери её куда-нибудь! - кричит кормилица.
- На улицу, - ставит условие дочка.
В волосах полно ваты и мусора. Взор непреклонен.
Накинув дитяти на голову верхнее платье, письмоводитель выбирается за ворота.
- Хризантемовое снадобье! Для непочтительных детей! - объявляет разносчик.
- Зайка! - радостно показывает дитя.
И действительно, из-за плеча у торговца торчит бумажный стяг, а на нём Лунный заяц со зверским выражением на морде толчёт в ступе порошок бессмертия.
- Я почтительное дитя? - спрашивает барышня Намма.
Не опровергать же то, что ей целыми днями твердят матушка и кормилица. Письмоводитель покупает на пробу несколько шариков, но для начала пробует сам. Ничего: обычные сладкие бобы.