Давным-давно, или Сога, которые не братья (2)
(Продолжение. Начало: 1)
3. Мы с тобой два берега у одной реки
Начинается третье действие, самое знаменитое.
Сога-но Ирука отправляется в гости к Садаке, вдове вельможи Дадзая и матери Хинадори, и приглашает Дайхандзи сопровождать его. Он знает, что семьи Дадзая и Дайхандзи много лет находятся во вражде, а ему выгодно поощрять раздоры между столичной знатью, пока он сам ещё не окончательно укрепился у власти. Его ожидания не обмануты: Дайхандзи и Садака немедленно начинают ссориться и проклинать друг друга. Ирука, некоторое время с удовольствием послушав их препирательства, прерывает обоих: «Я поручаю вам выяснить, что на самом деле случилось с дамой Унэмэ». - «Но она же утопилась!» - «Я этому не верю - тело не нашли, а твой сын, Дайхандзи, не самый надёжный свидетель. Да и в вашей верности я сомневаюсь - для виду вы ругаетесь, а на самом деле, чего доброго, находитесь в сговоре против меня, держите руку бывшего государя…» Садака и Дайхандзи (которые искренне терпеть не могут друг друга) переглядываются: кажется, им грозит общая опасность.«Впрочем, - продолжает Ирука как ни в чём не бывало, поигрывая веткой цветущей вишни, - у вас есть способ подтвердить вашу верность с помощью ваших детей. Пусть Хинадори станет моей наложницей, а Коганосукэ служит чиновником при моём правительстве. Если же вы не покоритесь и действительно предадите меня - вот что с вами всеми будет!» - и, хлестнув по перилам веткой, он сбивает с неё цветы. Его телохранитель Ято:дзи немедленно подносит господину две новых ветви, и Ирука передаёт их старикам со словами: «Когда получите согласие своих детей - а вам придётся его получить! - пусть каждый из вас бросит ветку в воды реки Ёсино. Я увижу из своих палат, как они плывут по течению, и пойму, что вы мне верны». Это действительно хороший способ: Ирука уже прослышал от Гэмбы, что молодые люди влюблены друг в друга, и если тем не менее родители совместными усилиями заставят их покориться - на стариков и впрямь можно положиться. (В изначальной версии Тикамацу Хандзи для театра кукол эта сцена происходила совсем ранней весной и вместо вишен были сливы, но потом время действия передвинули с новогодия на начало третьего месяца).
На гравюре 1790 года выше всех с искажённым злобой лицом сидит Ирука, у его ног - телохранитель, а в самом низу - Дайхандзи и Садака.
Следующая сцена, собственно, и стала причиной того, что эту пьесу называют «японским вариантом Ромео и Джульетты». Во многом она очень необычна - например, ни в одной больше пьесе Кабуки не используется сразу две «цветочных дороги», ведущих через зал на две стороны сцены. Это - два берега реки Ёсино, на которых стоят усадьбы двух враждующих семей; середина сцены занята сине-белым речным потоком, окаймлённым цветущими вишнями, волны движутся при помощи особого механизма, так что река словно бы течёт в зрительный зал. Слева - земля Ямато, здесь в кремово-розовой усадьбе с золочёными воротами, живут Садака и Хинадори; видна жилая комната, убранная к Празднику кукол, а позади возвышается гора Имо. Справа - земля Кии, здесь в сени горы Сэ, в коричневой усадьбе, обитают Дайхандзи и Коганосукэ; видно, как в главном зале сверкает серебром роскошная ширма. А повсюду над сценой свисают цветущие вишнёвые ветви.
Молодые люди сидят каждый у себя дома: Коганосукэ в одиночестве читает буддийские свитки, Хинадори со служанками справляет Праздник кукол. Выходят с разных сторон Дайхандзи и Садака и на этот раз не бранятся, а учтиво здороваются друг с другом (через реку) и начинают обсуждать сложившееся положение.
Оба подозревают, что дама Унэмэ действительно вовсе не утопилась - она скрывается от Ируки, который хочет жениться на ней и поставить в невыгодное положение её отца, а своего заклятого врага - Фудзивару-но Каматари. Дайхандзи обдумывает, не стоит ли его сыну покончить с собою, дабы опровергнуть подозрения Ируки, что он помог Унэмэ бежать. Садака говорит, что она лучше преподнесёт Ирука голову своей дочери, чем смирится с тем, что Хинадори станет его наложницей. Они расходятся, чтобы поговорить со своими детьми.
Вот наши герои в постановке 1930 года со всеми тогдашними звёздами: мать и дочь, отец и сын, а на придачу - верная служанка Когику
Хинадори полностью согласна с матерью - уж лучше умереть, чем стать любовницей такого злодея; и Садака одним взмахом сносит ей голову.
Отрубленную голову дочери она посылает через реку к Коганосукэ - тот уже вспорол себе живот, но успевает увидеть в последний раз лицо возлюбленной, прежде чем отец обезглавливает и его. Ветви вишни, брошенные в поток, плывут, дабы обмануть Сога-но Ирука.
Мать с дочерью и отец с сыном. Гравюры к постановке 1824 года
4. Красная катушка, белая катушка
В четвёртом действии работает обычный подход Тикамацу Хандзи: нельзя располагать рядом две грустные или торжественные сцены, между ними нужно вставить что-нибудь забавное. Какие у него были представления о забавном, мы сейчас увидим.
На улице посёлка сгущаются сумерки; подручный Нэтаро: из лавки, где торгуют сакэ, зажигает фонарь перед её входом. Фонарь вспыхивает, и паренёк замечает, как какая-то женщина под белым покрывалом поспешно заходит в дверь соседнего дома. Там с недавних пор обосновался Мотомэ, мастер-шапочник. Это же интересно! Из школы приходит хозяйская дочка Омива, и Нэтаро: с удовольствием сообщает ей новую сплетню: «А сосед-то наш, оказывается, встречается с какой-то женщиной! Я сам видел, как она к нему зашла!» Если он хотел позабавить девушку, то просчитался - к сожалению, Омива сама влюблена в Мотомэ. Она, погрустнев, просит Нэтаро: позвать соседа - поговорить надо.
Как нелегко иногда бывает притащить парня к влюблённой в него девушке! Гравюра Тоёкуни Третьего
Мотомэ очень неохотно приходит, и Омива начинает упрекать его в неверности. Мотомэ явно смущён, он торопливо заверяет, что ничего такого, что его гостья - служительница из святилища Касуга и пришла заказать шапку для своего мужа-жреца. Звучит всё это совершенно неубедительно, шапочник краснеет и путается. Омива расстраивается ещё больше; она вручает Мотомэ моток красных ниток на палочке и показывает, что у неё остаётся такой же моток белых. На условном языке местной молодёжи вместе эти нитки означают «крепкую любовь».
Вот такие катушки или шпульки
На самом деле женщина, пришедшая к шапочнику, и впрямь в него влюблена. Некоторой неожиданностью для зрителей оказывается то, что это не кто иная как Татибана, сестра Сога-но Ирука, которую отец когда-то прочил в наложницы, а то и в жёны самому государю! Но сердцу не прикажешь… и в этом горожанине сквозь грубое обличье всё равно чувствуется какой-то аристократический лоск! Татибана не понимает, куда пропал её милый, следует за ним в лавку, где торгуют сакэ - и между знатной дамой и простолюдинкой разражается оглушительный скандал.
Между тем приходит хозяйка лавки, матушка Омивы, с важными новостями: Ирука назначил огромную награду тому, кто поймает и приведёт к нему Танкая, сына Каматари. Новость эту, однако, она молодёжи не объявляет, и на то есть причина: мать Омивы знает, что именно Танкай скрывается под личиной шапочника Мотомэ! Так что, застав в лавке бурную сцену, она не напускается на соседа, а напротив, просит его задержаться для делового разговора.
Тем временем Нэтаро: занят рискованным развлечением: он взял бечёвку и потихоньку привязал конец широкого пояса хозяйки к затычке самой большой винной бочки. Мотомэ, заподозривший неладное, спешит покинуть лавку, хозяйка бросается его удержать, затычка вылетела, сакэ хлынуло струёй на всех присутствующих… Барышня Татибана бросается прочь из этого ужасного дома, за ней - Мотомэ, за ним - Омива.
Для Тикамацу Хандзи это прекрасный повод нарушить ещё одно театральное правило. Множество кукольных и кабукинских пьес включают в себя сцену митиюки - «путешествие влюблённой пары». Иногда это настоящее долгое путешествие, чаще - довольно короткое: например, к месту, где пара совершит двойное самоубийство. Но всегда эта танцевальная сцена нежная, трогательная и грустная - в одной пьесе влюблённые (точнее, их души, переродившиеся бабочками) совершали своё митиюки даже уже после смерти! А вот чтобы влюблённых было трое, и они гнались друг за другом, в то же время под положенную для такого танца музыку и принимая традиционные для «путешествия влюблённых» позы - этого больше нигде нет.
Итак, барышня Татибана, окончательно сконфуженная нравами простолюдинов, бежит домой в наступающей ночи, за нею - Мотомэ, он же Танкай, за Мотомэ - упорная Омива. Только близ святилища Фуру Мотомэ удаётся настичь свою любовницу. Он давно уже подозревает, кто она такая на самом деле, но это только всё осложняет; надо так или иначе объясниться. Он обещает даже жениться на ней, если она, наконец, расскажет ему всю правду.
Гравюра Тоёкуни Третьего к той же постановке 1859 года. Мотомэ-Танкай с красной катушкой - справа, Омива с белой катушкой - слева, а из кружочка выглядывает барышня Татибана под белым покрывалом.
И Татибана уступает. Мотомэ-Танкай и рад, и озадачен: с одной стороны, девушка оказалась не менее знатной, чем он, и это хорошо, можно было бы и впрямь жениться; с другой - она сестра его злейшего врага, не говоря уж о том, чья она дочь! Не успевает он сообразить, что ему делать, как врывается разъярённая Омива. Обе девушки ревнивы, обе уверенно притязают на молодого героя, перетягивают его, словно канат, и только что не на части рвут. Но вот вдали раздаёт гул храмового барабана, и барышня Татибана спохватывается: уже полночь, ей давно надо быть дома! Она убегает, но Танкай успевает прицепить к её платью кончик красной нитки с подаренного Омивой мотка. Держа крутящийся моток, он поспешает следом за Татибаной. Но от Омивы не так легко отделаться - она уже успела прицепить конец своей белой нитки к кимоно милого друга, и теперь спешит за ним в темноту, следуя за разматывающимся мотком. Все трое движутся к усадьбе Сога-но Ируки.
(Продолжение будет)
3. Мы с тобой два берега у одной реки
Начинается третье действие, самое знаменитое.
Сога-но Ирука отправляется в гости к Садаке, вдове вельможи Дадзая и матери Хинадори, и приглашает Дайхандзи сопровождать его. Он знает, что семьи Дадзая и Дайхандзи много лет находятся во вражде, а ему выгодно поощрять раздоры между столичной знатью, пока он сам ещё не окончательно укрепился у власти. Его ожидания не обмануты: Дайхандзи и Садака немедленно начинают ссориться и проклинать друг друга. Ирука, некоторое время с удовольствием послушав их препирательства, прерывает обоих: «Я поручаю вам выяснить, что на самом деле случилось с дамой Унэмэ». - «Но она же утопилась!» - «Я этому не верю - тело не нашли, а твой сын, Дайхандзи, не самый надёжный свидетель. Да и в вашей верности я сомневаюсь - для виду вы ругаетесь, а на самом деле, чего доброго, находитесь в сговоре против меня, держите руку бывшего государя…» Садака и Дайхандзи (которые искренне терпеть не могут друг друга) переглядываются: кажется, им грозит общая опасность.«Впрочем, - продолжает Ирука как ни в чём не бывало, поигрывая веткой цветущей вишни, - у вас есть способ подтвердить вашу верность с помощью ваших детей. Пусть Хинадори станет моей наложницей, а Коганосукэ служит чиновником при моём правительстве. Если же вы не покоритесь и действительно предадите меня - вот что с вами всеми будет!» - и, хлестнув по перилам веткой, он сбивает с неё цветы. Его телохранитель Ято:дзи немедленно подносит господину две новых ветви, и Ирука передаёт их старикам со словами: «Когда получите согласие своих детей - а вам придётся его получить! - пусть каждый из вас бросит ветку в воды реки Ёсино. Я увижу из своих палат, как они плывут по течению, и пойму, что вы мне верны». Это действительно хороший способ: Ирука уже прослышал от Гэмбы, что молодые люди влюблены друг в друга, и если тем не менее родители совместными усилиями заставят их покориться - на стариков и впрямь можно положиться. (В изначальной версии Тикамацу Хандзи для театра кукол эта сцена происходила совсем ранней весной и вместо вишен были сливы, но потом время действия передвинули с новогодия на начало третьего месяца).
На гравюре 1790 года выше всех с искажённым злобой лицом сидит Ирука, у его ног - телохранитель, а в самом низу - Дайхандзи и Садака.
Следующая сцена, собственно, и стала причиной того, что эту пьесу называют «японским вариантом Ромео и Джульетты». Во многом она очень необычна - например, ни в одной больше пьесе Кабуки не используется сразу две «цветочных дороги», ведущих через зал на две стороны сцены. Это - два берега реки Ёсино, на которых стоят усадьбы двух враждующих семей; середина сцены занята сине-белым речным потоком, окаймлённым цветущими вишнями, волны движутся при помощи особого механизма, так что река словно бы течёт в зрительный зал. Слева - земля Ямато, здесь в кремово-розовой усадьбе с золочёными воротами, живут Садака и Хинадори; видна жилая комната, убранная к Празднику кукол, а позади возвышается гора Имо. Справа - земля Кии, здесь в сени горы Сэ, в коричневой усадьбе, обитают Дайхандзи и Коганосукэ; видно, как в главном зале сверкает серебром роскошная ширма. А повсюду над сценой свисают цветущие вишнёвые ветви.
Молодые люди сидят каждый у себя дома: Коганосукэ в одиночестве читает буддийские свитки, Хинадори со служанками справляет Праздник кукол. Выходят с разных сторон Дайхандзи и Садака и на этот раз не бранятся, а учтиво здороваются друг с другом (через реку) и начинают обсуждать сложившееся положение.
Оба подозревают, что дама Унэмэ действительно вовсе не утопилась - она скрывается от Ируки, который хочет жениться на ней и поставить в невыгодное положение её отца, а своего заклятого врага - Фудзивару-но Каматари. Дайхандзи обдумывает, не стоит ли его сыну покончить с собою, дабы опровергнуть подозрения Ируки, что он помог Унэмэ бежать. Садака говорит, что она лучше преподнесёт Ирука голову своей дочери, чем смирится с тем, что Хинадори станет его наложницей. Они расходятся, чтобы поговорить со своими детьми.
Вот наши герои в постановке 1930 года со всеми тогдашними звёздами: мать и дочь, отец и сын, а на придачу - верная служанка Когику
Хинадори полностью согласна с матерью - уж лучше умереть, чем стать любовницей такого злодея; и Садака одним взмахом сносит ей голову.
Отрубленную голову дочери она посылает через реку к Коганосукэ - тот уже вспорол себе живот, но успевает увидеть в последний раз лицо возлюбленной, прежде чем отец обезглавливает и его. Ветви вишни, брошенные в поток, плывут, дабы обмануть Сога-но Ирука.
Мать с дочерью и отец с сыном. Гравюры к постановке 1824 года
4. Красная катушка, белая катушка
В четвёртом действии работает обычный подход Тикамацу Хандзи: нельзя располагать рядом две грустные или торжественные сцены, между ними нужно вставить что-нибудь забавное. Какие у него были представления о забавном, мы сейчас увидим.
На улице посёлка сгущаются сумерки; подручный Нэтаро: из лавки, где торгуют сакэ, зажигает фонарь перед её входом. Фонарь вспыхивает, и паренёк замечает, как какая-то женщина под белым покрывалом поспешно заходит в дверь соседнего дома. Там с недавних пор обосновался Мотомэ, мастер-шапочник. Это же интересно! Из школы приходит хозяйская дочка Омива, и Нэтаро: с удовольствием сообщает ей новую сплетню: «А сосед-то наш, оказывается, встречается с какой-то женщиной! Я сам видел, как она к нему зашла!» Если он хотел позабавить девушку, то просчитался - к сожалению, Омива сама влюблена в Мотомэ. Она, погрустнев, просит Нэтаро: позвать соседа - поговорить надо.
Как нелегко иногда бывает притащить парня к влюблённой в него девушке! Гравюра Тоёкуни Третьего
Мотомэ очень неохотно приходит, и Омива начинает упрекать его в неверности. Мотомэ явно смущён, он торопливо заверяет, что ничего такого, что его гостья - служительница из святилища Касуга и пришла заказать шапку для своего мужа-жреца. Звучит всё это совершенно неубедительно, шапочник краснеет и путается. Омива расстраивается ещё больше; она вручает Мотомэ моток красных ниток на палочке и показывает, что у неё остаётся такой же моток белых. На условном языке местной молодёжи вместе эти нитки означают «крепкую любовь».
Вот такие катушки или шпульки
На самом деле женщина, пришедшая к шапочнику, и впрямь в него влюблена. Некоторой неожиданностью для зрителей оказывается то, что это не кто иная как Татибана, сестра Сога-но Ирука, которую отец когда-то прочил в наложницы, а то и в жёны самому государю! Но сердцу не прикажешь… и в этом горожанине сквозь грубое обличье всё равно чувствуется какой-то аристократический лоск! Татибана не понимает, куда пропал её милый, следует за ним в лавку, где торгуют сакэ - и между знатной дамой и простолюдинкой разражается оглушительный скандал.
Между тем приходит хозяйка лавки, матушка Омивы, с важными новостями: Ирука назначил огромную награду тому, кто поймает и приведёт к нему Танкая, сына Каматари. Новость эту, однако, она молодёжи не объявляет, и на то есть причина: мать Омивы знает, что именно Танкай скрывается под личиной шапочника Мотомэ! Так что, застав в лавке бурную сцену, она не напускается на соседа, а напротив, просит его задержаться для делового разговора.
Тем временем Нэтаро: занят рискованным развлечением: он взял бечёвку и потихоньку привязал конец широкого пояса хозяйки к затычке самой большой винной бочки. Мотомэ, заподозривший неладное, спешит покинуть лавку, хозяйка бросается его удержать, затычка вылетела, сакэ хлынуло струёй на всех присутствующих… Барышня Татибана бросается прочь из этого ужасного дома, за ней - Мотомэ, за ним - Омива.
Для Тикамацу Хандзи это прекрасный повод нарушить ещё одно театральное правило. Множество кукольных и кабукинских пьес включают в себя сцену митиюки - «путешествие влюблённой пары». Иногда это настоящее долгое путешествие, чаще - довольно короткое: например, к месту, где пара совершит двойное самоубийство. Но всегда эта танцевальная сцена нежная, трогательная и грустная - в одной пьесе влюблённые (точнее, их души, переродившиеся бабочками) совершали своё митиюки даже уже после смерти! А вот чтобы влюблённых было трое, и они гнались друг за другом, в то же время под положенную для такого танца музыку и принимая традиционные для «путешествия влюблённых» позы - этого больше нигде нет.
Итак, барышня Татибана, окончательно сконфуженная нравами простолюдинов, бежит домой в наступающей ночи, за нею - Мотомэ, он же Танкай, за Мотомэ - упорная Омива. Только близ святилища Фуру Мотомэ удаётся настичь свою любовницу. Он давно уже подозревает, кто она такая на самом деле, но это только всё осложняет; надо так или иначе объясниться. Он обещает даже жениться на ней, если она, наконец, расскажет ему всю правду.
Гравюра Тоёкуни Третьего к той же постановке 1859 года. Мотомэ-Танкай с красной катушкой - справа, Омива с белой катушкой - слева, а из кружочка выглядывает барышня Татибана под белым покрывалом.
И Татибана уступает. Мотомэ-Танкай и рад, и озадачен: с одной стороны, девушка оказалась не менее знатной, чем он, и это хорошо, можно было бы и впрямь жениться; с другой - она сестра его злейшего врага, не говоря уж о том, чья она дочь! Не успевает он сообразить, что ему делать, как врывается разъярённая Омива. Обе девушки ревнивы, обе уверенно притязают на молодого героя, перетягивают его, словно канат, и только что не на части рвут. Но вот вдали раздаёт гул храмового барабана, и барышня Татибана спохватывается: уже полночь, ей давно надо быть дома! Она убегает, но Танкай успевает прицепить к её платью кончик красной нитки с подаренного Омивой мотка. Держа крутящийся моток, он поспешает следом за Татибаной. Но от Омивы не так легко отделаться - она уже успела прицепить конец своей белой нитки к кимоно милого друга, и теперь спешит за ним в темноту, следуя за разматывающимся мотком. Все трое движутся к усадьбе Сога-но Ируки.
(Продолжение будет)