Рассказы Облачной страны: Нелюди и обезьяны (5)
(Продолжение. Начало: 1, 2, 3, 4)
Намма-старший, следователь Полотняного приказа
Ворота Обезьяньего дома сегодня распахнуты. А привратник нем. Спросил только: Ээ? Намма назвал себя, тот ответил:
- Ээ… - и махнул рукою во двор.
Господин плясовой распорядитель сидит на крыше собственного дома. Не на самом коньке, а на скате над крыльцом. И сидит-то не по-человечески, свесив ноги. Следователь кланяется, Гээн неопределённо помавает руками.
- Проходи. Жена тебе всё объяснит. Единственный разумный человек…
Поднимаясь по лесенке, Намма замечает на крышах соседних построек ещё троих-четверых домочадцев господина Саруко. Наводнения, что ли, опять ждут? Или кары с Неба?
Откуда-то из сада слышится барабан. И несколько голосов рыдают.
Занавес в покоях семьи Гээн висит наискось, на одном кольце. Средний советник по привычке приглядывается, что тут: следы борьбы? Из-за занавеса госпожа Гээн кричит:
- Не трогай! Оно всё равно уже не держится.
«Жена тебе объяснит»… Умеет же плясовой распорядитель изъясняться двусмысленно. Нынешняя его жена, а в прошлом супруга Наммы, добавляет:
- Мало нам, что ребёнок пропал, теперь ещё призрак явился.
- Дух молодого господина? - пугается Намма.
- Ещё не хватало! Нет: слепого костоправа, говорят. Я сама его не видела.
По имеющимся у следствия данным, костоправ действительно умер. И на этом основании был вычеркнут из числа подозреваемых. Напрасно?
- А кто видел?
- Молодая госпожа видела. И обоняла, а госпожа Хоннэн, кажется, даже осязала. Выпить хочешь?
- Неучтиво было бы отказаться…
Из-за занавеса хозяйка выдвигает поднос с чашкой, бутылочкой и едой. Закуски почти не тронуты, а вот браги осталось - на пару глотков.
- При каких обстоятельствах явился дух? - деловито осведомляется средний советник.
- Как положено - при непостижимых! Ночью, на женской половине главного дома, окутанный дымами преисподней.
- А до того его никто не встречал? Уже в виде призрака, но - во дворе или в доме?
- Все отпираются. Может, и правда не видели - и дух мог ходить незримо, и вообще не до него было. Дед-то всё-таки узнал о нашей пропаже! И расстроился.
Нехорошо, когда в доме все так трепещут, что забиваются по углам. Заходи кто хочешь, уноси - или приноси - что пожелаешь… Но Намму сюда позвали не осуждать Обезьянские обычаи. А тогда, собственно, зачем? Духов изгонять средний советник не учился.
- Бабушка говорит, раз пришлец подворья не осквернил, - значит, вовсе он не дух, а злоумышленник! А скверны правда вроде нету.
- Здравый подход. Но если так, хотелось бы услышать свидетелей. Непосредственных.
- Как это на тебя похоже! «Некогда мне с тобою, служба ждёт!» Ну, попробуй. Только тут с ночи ещё все урождённые родичи словно не в себе. Скачут, плачут, прошлогодней хурмой швыряются… Ладно, подожди.
Госпожа Гээн возвращается не одна. Машет следователю, чтобы отсел подальше.
- Чувства смятенны, как будто смешалися тушь и подлива! Прямо на чистом полу! Всюду на чистом полу!
Из-под занавеса теперь виден ещё один подол. И вправду - весь в каких-то подозрительных пятнах.
- Не соблаговолит ли госпожа поведать о необычайном происшествии?
- Вешний ли ветер наш полог раскачивал ночью безлунной? Хуже: загробный пришлец бедное ищет дитя…
То ли у госпожи Хоннэн насморк, то ли она плачет по-настоящему.
- Он что-нибудь говорил?
- Словно дохнуло сандалом и тлением: смрад похоронный! «Мать! Расскажи про дитя всё, что мне надобно знать!»
Любопытно: призрак тоже изъяснялся стихами? Но, кажется, об этом спрашивать бесполезно.
- Возмутительно! - замечает хозяйка. - Но молодая госпожа всё ему так и выложила. В который час сын родился, чем болел, какое первое слово вымолвил. И сколько у него сейчас зубов.
Ещё любопытнее. Тайный отец, встревоженный судьбою мальчика… Первое свидание с любимой после многих лет… О чём и поговорить, как не о детских хворях и о зубах? Между прочим, письмоводитель Саруко как раз в том возрасте, когда зубы меняются, и эта примета - с одной стороны, ненадёжная, а с другой - верная. Если различать на вид молочные зубы и постоянные. Лекарь мог бы…
На вид? Так костоправ вроде был слеп?
- Глаза горели? - осторожно спрашивает средний советник.
Дама фыркает с неожиданной обидой:
- Кабы пылали глаза его углями - было бы проще как-нибудь мне избежать прикосновенья к нему!
Следователь не успевает задать следующий вопрос. Госпожа Хоннэн уже в голос выкрикивает:
- Адским огнём ли, водой ледяною ли выглажен череп - каменная голова, словно прибрежный валун!
Подол дёргается и исчезает. Шелест, топот - и всё смолкло.
Госпожа Гээн говорит:
- И вот так она с самой ночи. Не умолкая! А барышня только плачет в три ручья. Даже Бабушка ничего членораздельного не добилась.
- И на том спасибо, - вздыхает Намма. - На самом деле сведения ценные. Почти уверен, что это был не призрак.
- А кто?
- Буду проверять.
И начнёт Намма с досточтимого Якурэна. Бритого, продымлённого благовониями, опытного целителя. Очень похоже на то, что храм начал собственное расследование.
- Слушай, - ворчит хозяйка. - Я понимаю, что ты нам не чужой и преисполнен рвения. Но зачем ты мальчика в это дело впутал? Нашего-то сына?
Теперь пойдёт допрос. Даром что Намма давно уже не её супруг. Пока жили вместе, каждый вечер сыщик имел удовольствие оказаться в роли подследственного. И обычно - обвиняемого, даже при скудости доказательств.
- Он, знаешь ли, тоже не чужой. А уж насчёт рвения…
- Отдаст же парень себя на растерзание! Диким обезьянам - лишь бы тебе понравиться!
Она что, совсем за дурака мальчишку держит? Будто он не понимает, что нравится мне и так. Как есть. Особенно пока не горит жаждой подвигов.
- Потому я и пришёл без него.
- А он где? Под присмотром у твоих лопоухих приказных?
Худший способ вести подобные прения - это сообщать сведения сверх тех, какими уже располагает собеседница. Но Намма допускает именно эту ошибку. Выговорил и тут же пожалел о сказанном:
- Они с сестрой сегодня собираются смотреть представление.
- С сестрой?! - за занавесом что-то разбилось.
Я должен был бы помнить, что дочь моя склонна к опасным приключениям. Где смотреть, у кого? Что за действо, что за лицедеи? Ничего не выяснил! И главное: что за зрители там будут? Позор на всю Столицу! Молодой даме, уже принятой во Дворце, - появляться в свете в сопровождении брата в чине письмоводителя, когда её муж, ближний человек отрекшегося государя, ею пренебрегает! Да кто же господин Намма после этого такой?!
С этими словами госпожа появляется - и бросается в объятия бывшему супругу. Сам виноват! Нечего разговаривать с занавеской, следить надо, что люди делают!
- Я же вижу, - говорит. - И слышу, как тебя задёргали с нашим делом. Иди сюда. Мало ли что к ночи ещё будет, а сейчас Обезьянцам не до нас.
Пожалуй, это уже слишком. Средний советник вскакивает на ноги. И обращается в бегство.
- Холодный, бессердечный! А я-то, дура, ему двух детей родила!
Не заходя на службу, следователь Намма направляется в храм Целителя. И опять без пропуска, через стену, а не через ворота.
В посёлке нелюдей, кажется, сегодня потише. Лицедеев с берега вообще не заметно. И из кожевенных мастерских вонь слабее - или это Намма уже привык?
Монах Якурэн где-то в лечебнице. Средний советник велит его срочно вызвать. Тот входит, кланяется, уже открывает рот…
- Мальчик Саруко - твой сын?
Якурэн слегка опешил.
- Я принял постриг в двенадцать лет. И до сих пор избегаю женщин…
- Минувшей ночью тоже?
Монах надулся. Неожиданно сварливо отвечает:
- А что мне оставалось? «Найдите дитя», требует Полотняный приказ. Ни имени, ни внятных примет, ни обстоятельств исчезновения… Или это нарочно? Чтобы при таких скудных данных я никого не нашёл?
В известной степени он прав.
- Женщины Обезьяньего дома утверждают, что ночной посетитель выглядел как призрак и расспрашивал о сыне.
- Ну, да. О сыне одной из них, как выяснилось. Или ты кого-то другого ищешь?
- И где он?
- Пока не знаю. Ищем.
- А почему ты начал именно с этого дома?
Монах на мгновение замялся:
- Но ты же сам намекал на высокую особу… И потом, уже все пирожники в городе только об этом и говорят… Один сюда приходил, просился в монахи. Дескать, Полотняный приказ у них уже детей в заложники забирает…
Разве что пирожники. Напрямую наставник не врёт. Но что он не знает, где сейчас юный Обезьяныш, - не верится.
Впрочем, хорошо, что Якурэн не стал перебирать все знатные дома начиная с Конопляного. Иначе бы сегодня в этом храме уже подбирали нового попечителя лечебницы.
- Допустим, - веско говорит Намма. - Но из-за явления призрака поднялся такой шум, что теперь необходимо найти мальчика как можно быстрее. Ты понял? Как можно быстрее!
Монах не врал, однако в чём-то он проврался. Следователь Намма это слышал. Только упустил в разговоре. И теперь не помнит, что именно это было.
Во Дворец опять пропускают без задержки. Скверна не прилипла. Намма-младший уже отправился праздновать. Столоначальник глазами указывает сначала на письмоводительский стол, потом за дверь. И строит соболезнующую мину.
Из-за двери почти немедленно появляется сам глава Приказа, господин Асано-средний. Требует Намму к себе.
- И где ты провёл сегодняшнее утро?
Следователь признаётся в посещении храма, умолчав о доме Саруко. Как выясняется - зря, потому что господин Асано переспрашивает:
- Очень благочестиво. То есть ты действительно связываешь дело о пропаже письмоводителя Обрядовой палаты с делом Райбоку?
Отвечать надо быстро:
- Такая связь не очевидна, но и не исключена.
- Я так и понял. Пропал отпрыск Саруко, и это держат в тайне. За тобою присылает с утра их родич. А ты уже заранее затребовал из хранилища старые грамоты по Райбоку!
Глава приказа перечисляет это с явным удовольствием. Пусть он не сыщик, но ничто из действий подчинённых не укроется от его внимания!
Бумаг десятилетней давности средний советник поднять не успел, но что проку говорить об этом? Любому ясно: если письмоводитель Намма с важным видом запрашивает какие-то грамоты - значит, они нужны или его начальству, или его отцу. Или и тому, и другому одновременно.
- И наконец, - продолжает господин Асано, - дело Райбоку в своё время обернулось так, как обернулось, не без участия Обезьяньего дома.
На этот раз средний советник изображает на лице сдержанное недоумение. Держался бы искренне - нарушил бы приличия. Тут-то Обезьянцы при чём?
Господин Асано приступает к объяснениям щекотливого свойства. Начинает с того, что зовёт порученца, распоряжается принести браги и закуски.
- Итак, - молвит глава Приказа, наливши подчинённому и себе. - В те годы тебе, конечно, не полагалось об этом знать. Но теперь ты возглавляешь сыскной отдел. На нас тогда крепко давили. На меня - господин Саруко, а я на твоего непосредственного. Дело в том, что подарки, которые вымогал Райбоку, а точнее, его двойник… Да, конечно: порой лихоимцы на местах делились наворованным, порой честные чиновники отдавали последнее, лишь бы отвязался. Но за кое-какими вещами, редкостями, наши двое жуликов охотились вполне прицельно. Такие случаи, разумеется, в деле не отражены. Больше тебе скажу: двойник принимал заказы. Посетить такую-то семью в таком-то краю и посмотреть: точно ли у неё хранится кое-что из старинных вещиц, ценных для столичного знатока… И если да, то не удастся ли эту семью заморочить или запугать, чтобы выманить оное сокровище в виде взятки. Это относится и к древней обрядовой утвари.
Видимо, нынешний глава сыскного отдела - последний человек в Столице, кто всего этого не знал. Монах Якурэн вот - знает. Потому что услышал про высокую особу и про Безушку - и немедленно связал одно с другим. И получил Обезьяний дом.
- Гусли всякие, флейты, личины, бубенчики… - продолжает Асано. - Двойник, как ты помнишь, молчал, Райбоку делал вид, что знать ничего не знает. Большинство заказчиков тоже помалкивали. Но - не господин Саруко! Благородный всё-таки человек. Когда его поставщик попался, Обезьянец начал за него хлопотать. Деятельно! Могли поползти слухи об Обрядовой палате. Чего, конечно, мы допустить не могли. Так что вместо ссылки в отдалённые места Райбоку отделался добровольной отставкой и постригом.
Средний советник склоняет голову. Обрядовую палату и тогда возглавлял старик Асано, старший в доме Конопли. В доме, к которому принадлежали и глава Приказа, и оба сыщика, ведшие дело: Намма и Хокума. Очень складно выходит.
- Но - тогда! - Асано-средний поднимает чашечку. - А теперь пропал юный Саруко, и ты немедленно направился по следам тогдашнего двойника. Как его звали-то?
- Накада. Он умер без малого два года назад, я проверил.
- Он - умер. А бывший господин Райбоку? Я вот о нём уже очень давно не имел никаких известий.
Следователь Намма вынужден признать, что тоже не знает точно, жив ли упомянутый монах.
- Значит - выясни. Жив ли, и если жив - сидит ли у себя в келье или шатается где не следует. Ему, между прочим, было внятно сказано: чтобы в Столице его больше не видели!
Поставив чашку на поднос, господин Асано сочувственно вздыхает:
- Сам понимаешь - это срочно. Коня тебе предоставят, я уже распорядился. Храм Непременного Спасения, это недалеко. К вечеру успеешь.
А ведь Намма так и не выяснил у сына, с кем тот толковал. Кто просил за семью Безушки. Сами родичи покойного двойника, по крайней мере, на словах - возвращаться в чистый мир не рвутся. Мог их бывший господин решить о них побеспокоиться? Не похоже, но придётся проверять. Могла и у Райбоку проснуться совесть…
Нечасто средний советник Намма въезжает к себе на двор верхом. Обычай нового царствования: сам Государь - наездник, чиновники тянутся за ним.
Дети с представления уже вернулись. Увы, праздник на Восьмой улице не удался. Но что его испортило, они не поняли.
Вот всегда бы они удалялись с места происшествия, прежде чем сами влипнут в неприятности!
- Но мы ещё разберёмся! - утешает дочка.
- Мы ведь так ничего и не выяснили… - добавляет сын и примолкает.
- А что вы собирались узнать?
- Те ли это лицедеи, которые мальчика украли, - объясняет дочь. - Никого подходящего по росту среди них не было. Но зачем-то же их пригласил господин Сётомон! Как раз после того, как ты его допросил, а задания ему не дал.
- Сётомона отложим до завтра, - твёрдо говорит следователь.- Сейчас я срочно уезжаю. Один. Единственное, что я хочу уточнить: а кто тогда с тобою толковал насчёт дела Райбоку?
Письмоводитель Намма мнётся:
- Один из нелюдей. Молодой. Имени у него, как я понял, нет. И сейчас уже не знаю - точно ли он говорил от себя или выполнял чьё-то поручение…
- Приметы?
Не особенно охотно Намма-младший описывает парня. А заодно и носатого мужчину, у которого, похоже, молодой лицедей ходит в учениках или в подручных. Завтра нужно будет ими заняться.
А пока, наскоро подкрепившись, средний советник отбывает навстречу Неизбежному Спасению.
Намма-младший, письмоводитель Полотняного приказа
Рю и Селезень воротились уже после батюшкиного отъезда. Так что случилось на представлении? Вы что-нибудь поняли?
- Не поняли, но узнали, - важно заявляет Селезень. - Разбойное нападение. На старика-лицедея, прямо на нашей Восьмой улице.
Вообще-то да: когда все соседи собрались на праздник, улица пуста, грабь кого хочешь. Мы этого не предусмотрели. А Сётомон?
- Но что можно отобрать у нелюди? Они ж нечистые, во-первых, а потом - нищие.
- Умный разбойник и не стал бы с нечистыми связываться, - со знанием дела кивает Селезень. - Пойдёшь потом от скверны очищаться, тут-то тебя и заметут… Так что это явно дурни нанялись. А почему нанялись? А потому, что украли такую добычу, которую на рынке не сбудешь - надо иметь заказчика. Ну, или уж ожидать, что храм выкупит, что ещё опаснее.
- Так что ж это было?
- Птичья голова!
Сестрица смотрит на Селезня одновременно с любопытством и тревогой. Тот ухмыляется:
- Да не моя, не женина - деревянная личина лицедейская! Дорогая, редкая, старинная, чуть ли не священная!
Рю встревает:
- Тамошний хозяин заказал птичью пляску. Лицедеи стали отказываться, тот настаивает. И зря, кстати: заклинателям-то виднее, в какой день что плясать! Тогда этот Сётомон показывает на твои носилки и говорит: видите? Посмотреть прибыл самый большой начальник из Дворца, с воинской охраной, не спляшете - ни мне, ни вам головы не сносить! Их старшой перепугался, побежал за личиной и нарядом. На обратном пути на него какие-то двое и напали, ящик с птичьим убором вырвали, самого с ног сбили и сбежали. А сосед ваш Сётомон опозорился на всю улицу! И ещё, говорят, теперь будет неурожай.
Получается, из-за нас всё сорвалось? Но с чего бы господину Сётомону быть таким трусом? Или кто-то ему намекнул насчёт важной особы. Или это правда такие носилки? И страж при них…
Только хотел допытаться у сестрицы, как вижу: Селезень сидит надув щёки и щурится. Вы, мол, меня не дослушали, а зря.
- А что потом было? - спрашиваю у него. - Свидетелей ограбления нет?
- Свидетели есть всегда, - веско говорит он. - Сам старик, правда, перепугался, двух слов связать не мог. Но напали-то на нашей улице! Где не всем озоровать можно! Я сбегал, спросил, кого следует. Оказалось - ничего, эти вроде как местные. Мы их недавно искали, вместе с полосатыми носилками. Они этого Ливня таскают, а в свободное время - стариков обижают. Нехорошо!
- Так. Если это носильщики Сётомона, то заказчика далеко искать не нужно, - заключает сестрица. - Кто ж такое опасное дело чужим слугам доверит?
Селезень склоняет голову: если что, госпожа, только прикажите!
Но ведь всё сходится. Мальчика Саруко лицедеи с собою не привели. А Сётомон на это рассчитывал. Да и я тоже… Что делает Сётомон? Решается украсть у нелюдей их яшму ценою в двадцать городов. А потом обменять на Обезьяныша. Хороший замысел, кстати. Только он нас не учёл!
Сестрица со своей дикаркой ещё полночи шептались на женской половине. Но Селезень никакого приказа не получил. А я обдумывал сложившееся положение. И обдумал.
(Продолжение будет)
Намма-старший, следователь Полотняного приказа
Ворота Обезьяньего дома сегодня распахнуты. А привратник нем. Спросил только: Ээ? Намма назвал себя, тот ответил:
- Ээ… - и махнул рукою во двор.
Господин плясовой распорядитель сидит на крыше собственного дома. Не на самом коньке, а на скате над крыльцом. И сидит-то не по-человечески, свесив ноги. Следователь кланяется, Гээн неопределённо помавает руками.
- Проходи. Жена тебе всё объяснит. Единственный разумный человек…
Поднимаясь по лесенке, Намма замечает на крышах соседних построек ещё троих-четверых домочадцев господина Саруко. Наводнения, что ли, опять ждут? Или кары с Неба?
Откуда-то из сада слышится барабан. И несколько голосов рыдают.
Занавес в покоях семьи Гээн висит наискось, на одном кольце. Средний советник по привычке приглядывается, что тут: следы борьбы? Из-за занавеса госпожа Гээн кричит:
- Не трогай! Оно всё равно уже не держится.
«Жена тебе объяснит»… Умеет же плясовой распорядитель изъясняться двусмысленно. Нынешняя его жена, а в прошлом супруга Наммы, добавляет:
- Мало нам, что ребёнок пропал, теперь ещё призрак явился.
- Дух молодого господина? - пугается Намма.
- Ещё не хватало! Нет: слепого костоправа, говорят. Я сама его не видела.
По имеющимся у следствия данным, костоправ действительно умер. И на этом основании был вычеркнут из числа подозреваемых. Напрасно?
- А кто видел?
- Молодая госпожа видела. И обоняла, а госпожа Хоннэн, кажется, даже осязала. Выпить хочешь?
- Неучтиво было бы отказаться…
Из-за занавеса хозяйка выдвигает поднос с чашкой, бутылочкой и едой. Закуски почти не тронуты, а вот браги осталось - на пару глотков.
- При каких обстоятельствах явился дух? - деловито осведомляется средний советник.
- Как положено - при непостижимых! Ночью, на женской половине главного дома, окутанный дымами преисподней.
- А до того его никто не встречал? Уже в виде призрака, но - во дворе или в доме?
- Все отпираются. Может, и правда не видели - и дух мог ходить незримо, и вообще не до него было. Дед-то всё-таки узнал о нашей пропаже! И расстроился.
Нехорошо, когда в доме все так трепещут, что забиваются по углам. Заходи кто хочешь, уноси - или приноси - что пожелаешь… Но Намму сюда позвали не осуждать Обезьянские обычаи. А тогда, собственно, зачем? Духов изгонять средний советник не учился.
- Бабушка говорит, раз пришлец подворья не осквернил, - значит, вовсе он не дух, а злоумышленник! А скверны правда вроде нету.
- Здравый подход. Но если так, хотелось бы услышать свидетелей. Непосредственных.
- Как это на тебя похоже! «Некогда мне с тобою, служба ждёт!» Ну, попробуй. Только тут с ночи ещё все урождённые родичи словно не в себе. Скачут, плачут, прошлогодней хурмой швыряются… Ладно, подожди.
Госпожа Гээн возвращается не одна. Машет следователю, чтобы отсел подальше.
- Чувства смятенны, как будто смешалися тушь и подлива! Прямо на чистом полу! Всюду на чистом полу!
Из-под занавеса теперь виден ещё один подол. И вправду - весь в каких-то подозрительных пятнах.
- Не соблаговолит ли госпожа поведать о необычайном происшествии?
- Вешний ли ветер наш полог раскачивал ночью безлунной? Хуже: загробный пришлец бедное ищет дитя…
То ли у госпожи Хоннэн насморк, то ли она плачет по-настоящему.
- Он что-нибудь говорил?
- Словно дохнуло сандалом и тлением: смрад похоронный! «Мать! Расскажи про дитя всё, что мне надобно знать!»
Любопытно: призрак тоже изъяснялся стихами? Но, кажется, об этом спрашивать бесполезно.
- Возмутительно! - замечает хозяйка. - Но молодая госпожа всё ему так и выложила. В который час сын родился, чем болел, какое первое слово вымолвил. И сколько у него сейчас зубов.
Ещё любопытнее. Тайный отец, встревоженный судьбою мальчика… Первое свидание с любимой после многих лет… О чём и поговорить, как не о детских хворях и о зубах? Между прочим, письмоводитель Саруко как раз в том возрасте, когда зубы меняются, и эта примета - с одной стороны, ненадёжная, а с другой - верная. Если различать на вид молочные зубы и постоянные. Лекарь мог бы…
На вид? Так костоправ вроде был слеп?
- Глаза горели? - осторожно спрашивает средний советник.
Дама фыркает с неожиданной обидой:
- Кабы пылали глаза его углями - было бы проще как-нибудь мне избежать прикосновенья к нему!
Следователь не успевает задать следующий вопрос. Госпожа Хоннэн уже в голос выкрикивает:
- Адским огнём ли, водой ледяною ли выглажен череп - каменная голова, словно прибрежный валун!
Подол дёргается и исчезает. Шелест, топот - и всё смолкло.
Госпожа Гээн говорит:
- И вот так она с самой ночи. Не умолкая! А барышня только плачет в три ручья. Даже Бабушка ничего членораздельного не добилась.
- И на том спасибо, - вздыхает Намма. - На самом деле сведения ценные. Почти уверен, что это был не призрак.
- А кто?
- Буду проверять.
И начнёт Намма с досточтимого Якурэна. Бритого, продымлённого благовониями, опытного целителя. Очень похоже на то, что храм начал собственное расследование.
- Слушай, - ворчит хозяйка. - Я понимаю, что ты нам не чужой и преисполнен рвения. Но зачем ты мальчика в это дело впутал? Нашего-то сына?
Теперь пойдёт допрос. Даром что Намма давно уже не её супруг. Пока жили вместе, каждый вечер сыщик имел удовольствие оказаться в роли подследственного. И обычно - обвиняемого, даже при скудости доказательств.
- Он, знаешь ли, тоже не чужой. А уж насчёт рвения…
- Отдаст же парень себя на растерзание! Диким обезьянам - лишь бы тебе понравиться!
Она что, совсем за дурака мальчишку держит? Будто он не понимает, что нравится мне и так. Как есть. Особенно пока не горит жаждой подвигов.
- Потому я и пришёл без него.
- А он где? Под присмотром у твоих лопоухих приказных?
Худший способ вести подобные прения - это сообщать сведения сверх тех, какими уже располагает собеседница. Но Намма допускает именно эту ошибку. Выговорил и тут же пожалел о сказанном:
- Они с сестрой сегодня собираются смотреть представление.
- С сестрой?! - за занавесом что-то разбилось.
Я должен был бы помнить, что дочь моя склонна к опасным приключениям. Где смотреть, у кого? Что за действо, что за лицедеи? Ничего не выяснил! И главное: что за зрители там будут? Позор на всю Столицу! Молодой даме, уже принятой во Дворце, - появляться в свете в сопровождении брата в чине письмоводителя, когда её муж, ближний человек отрекшегося государя, ею пренебрегает! Да кто же господин Намма после этого такой?!
С этими словами госпожа появляется - и бросается в объятия бывшему супругу. Сам виноват! Нечего разговаривать с занавеской, следить надо, что люди делают!
- Я же вижу, - говорит. - И слышу, как тебя задёргали с нашим делом. Иди сюда. Мало ли что к ночи ещё будет, а сейчас Обезьянцам не до нас.
Пожалуй, это уже слишком. Средний советник вскакивает на ноги. И обращается в бегство.
- Холодный, бессердечный! А я-то, дура, ему двух детей родила!
Не заходя на службу, следователь Намма направляется в храм Целителя. И опять без пропуска, через стену, а не через ворота.
В посёлке нелюдей, кажется, сегодня потише. Лицедеев с берега вообще не заметно. И из кожевенных мастерских вонь слабее - или это Намма уже привык?
Монах Якурэн где-то в лечебнице. Средний советник велит его срочно вызвать. Тот входит, кланяется, уже открывает рот…
- Мальчик Саруко - твой сын?
Якурэн слегка опешил.
- Я принял постриг в двенадцать лет. И до сих пор избегаю женщин…
- Минувшей ночью тоже?
Монах надулся. Неожиданно сварливо отвечает:
- А что мне оставалось? «Найдите дитя», требует Полотняный приказ. Ни имени, ни внятных примет, ни обстоятельств исчезновения… Или это нарочно? Чтобы при таких скудных данных я никого не нашёл?
В известной степени он прав.
- Женщины Обезьяньего дома утверждают, что ночной посетитель выглядел как призрак и расспрашивал о сыне.
- Ну, да. О сыне одной из них, как выяснилось. Или ты кого-то другого ищешь?
- И где он?
- Пока не знаю. Ищем.
- А почему ты начал именно с этого дома?
Монах на мгновение замялся:
- Но ты же сам намекал на высокую особу… И потом, уже все пирожники в городе только об этом и говорят… Один сюда приходил, просился в монахи. Дескать, Полотняный приказ у них уже детей в заложники забирает…
Разве что пирожники. Напрямую наставник не врёт. Но что он не знает, где сейчас юный Обезьяныш, - не верится.
Впрочем, хорошо, что Якурэн не стал перебирать все знатные дома начиная с Конопляного. Иначе бы сегодня в этом храме уже подбирали нового попечителя лечебницы.
- Допустим, - веско говорит Намма. - Но из-за явления призрака поднялся такой шум, что теперь необходимо найти мальчика как можно быстрее. Ты понял? Как можно быстрее!
Монах не врал, однако в чём-то он проврался. Следователь Намма это слышал. Только упустил в разговоре. И теперь не помнит, что именно это было.
Во Дворец опять пропускают без задержки. Скверна не прилипла. Намма-младший уже отправился праздновать. Столоначальник глазами указывает сначала на письмоводительский стол, потом за дверь. И строит соболезнующую мину.
Из-за двери почти немедленно появляется сам глава Приказа, господин Асано-средний. Требует Намму к себе.
- И где ты провёл сегодняшнее утро?
Следователь признаётся в посещении храма, умолчав о доме Саруко. Как выясняется - зря, потому что господин Асано переспрашивает:
- Очень благочестиво. То есть ты действительно связываешь дело о пропаже письмоводителя Обрядовой палаты с делом Райбоку?
Отвечать надо быстро:
- Такая связь не очевидна, но и не исключена.
- Я так и понял. Пропал отпрыск Саруко, и это держат в тайне. За тобою присылает с утра их родич. А ты уже заранее затребовал из хранилища старые грамоты по Райбоку!
Глава приказа перечисляет это с явным удовольствием. Пусть он не сыщик, но ничто из действий подчинённых не укроется от его внимания!
Бумаг десятилетней давности средний советник поднять не успел, но что проку говорить об этом? Любому ясно: если письмоводитель Намма с важным видом запрашивает какие-то грамоты - значит, они нужны или его начальству, или его отцу. Или и тому, и другому одновременно.
- И наконец, - продолжает господин Асано, - дело Райбоку в своё время обернулось так, как обернулось, не без участия Обезьяньего дома.
На этот раз средний советник изображает на лице сдержанное недоумение. Держался бы искренне - нарушил бы приличия. Тут-то Обезьянцы при чём?
Господин Асано приступает к объяснениям щекотливого свойства. Начинает с того, что зовёт порученца, распоряжается принести браги и закуски.
- Итак, - молвит глава Приказа, наливши подчинённому и себе. - В те годы тебе, конечно, не полагалось об этом знать. Но теперь ты возглавляешь сыскной отдел. На нас тогда крепко давили. На меня - господин Саруко, а я на твоего непосредственного. Дело в том, что подарки, которые вымогал Райбоку, а точнее, его двойник… Да, конечно: порой лихоимцы на местах делились наворованным, порой честные чиновники отдавали последнее, лишь бы отвязался. Но за кое-какими вещами, редкостями, наши двое жуликов охотились вполне прицельно. Такие случаи, разумеется, в деле не отражены. Больше тебе скажу: двойник принимал заказы. Посетить такую-то семью в таком-то краю и посмотреть: точно ли у неё хранится кое-что из старинных вещиц, ценных для столичного знатока… И если да, то не удастся ли эту семью заморочить или запугать, чтобы выманить оное сокровище в виде взятки. Это относится и к древней обрядовой утвари.
Видимо, нынешний глава сыскного отдела - последний человек в Столице, кто всего этого не знал. Монах Якурэн вот - знает. Потому что услышал про высокую особу и про Безушку - и немедленно связал одно с другим. И получил Обезьяний дом.
- Гусли всякие, флейты, личины, бубенчики… - продолжает Асано. - Двойник, как ты помнишь, молчал, Райбоку делал вид, что знать ничего не знает. Большинство заказчиков тоже помалкивали. Но - не господин Саруко! Благородный всё-таки человек. Когда его поставщик попался, Обезьянец начал за него хлопотать. Деятельно! Могли поползти слухи об Обрядовой палате. Чего, конечно, мы допустить не могли. Так что вместо ссылки в отдалённые места Райбоку отделался добровольной отставкой и постригом.
Средний советник склоняет голову. Обрядовую палату и тогда возглавлял старик Асано, старший в доме Конопли. В доме, к которому принадлежали и глава Приказа, и оба сыщика, ведшие дело: Намма и Хокума. Очень складно выходит.
- Но - тогда! - Асано-средний поднимает чашечку. - А теперь пропал юный Саруко, и ты немедленно направился по следам тогдашнего двойника. Как его звали-то?
- Накада. Он умер без малого два года назад, я проверил.
- Он - умер. А бывший господин Райбоку? Я вот о нём уже очень давно не имел никаких известий.
Следователь Намма вынужден признать, что тоже не знает точно, жив ли упомянутый монах.
- Значит - выясни. Жив ли, и если жив - сидит ли у себя в келье или шатается где не следует. Ему, между прочим, было внятно сказано: чтобы в Столице его больше не видели!
Поставив чашку на поднос, господин Асано сочувственно вздыхает:
- Сам понимаешь - это срочно. Коня тебе предоставят, я уже распорядился. Храм Непременного Спасения, это недалеко. К вечеру успеешь.
А ведь Намма так и не выяснил у сына, с кем тот толковал. Кто просил за семью Безушки. Сами родичи покойного двойника, по крайней мере, на словах - возвращаться в чистый мир не рвутся. Мог их бывший господин решить о них побеспокоиться? Не похоже, но придётся проверять. Могла и у Райбоку проснуться совесть…
Нечасто средний советник Намма въезжает к себе на двор верхом. Обычай нового царствования: сам Государь - наездник, чиновники тянутся за ним.
Дети с представления уже вернулись. Увы, праздник на Восьмой улице не удался. Но что его испортило, они не поняли.
Вот всегда бы они удалялись с места происшествия, прежде чем сами влипнут в неприятности!
- Но мы ещё разберёмся! - утешает дочка.
- Мы ведь так ничего и не выяснили… - добавляет сын и примолкает.
- А что вы собирались узнать?
- Те ли это лицедеи, которые мальчика украли, - объясняет дочь. - Никого подходящего по росту среди них не было. Но зачем-то же их пригласил господин Сётомон! Как раз после того, как ты его допросил, а задания ему не дал.
- Сётомона отложим до завтра, - твёрдо говорит следователь.- Сейчас я срочно уезжаю. Один. Единственное, что я хочу уточнить: а кто тогда с тобою толковал насчёт дела Райбоку?
Письмоводитель Намма мнётся:
- Один из нелюдей. Молодой. Имени у него, как я понял, нет. И сейчас уже не знаю - точно ли он говорил от себя или выполнял чьё-то поручение…
- Приметы?
Не особенно охотно Намма-младший описывает парня. А заодно и носатого мужчину, у которого, похоже, молодой лицедей ходит в учениках или в подручных. Завтра нужно будет ими заняться.
А пока, наскоро подкрепившись, средний советник отбывает навстречу Неизбежному Спасению.
Намма-младший, письмоводитель Полотняного приказа
Рю и Селезень воротились уже после батюшкиного отъезда. Так что случилось на представлении? Вы что-нибудь поняли?
- Не поняли, но узнали, - важно заявляет Селезень. - Разбойное нападение. На старика-лицедея, прямо на нашей Восьмой улице.
Вообще-то да: когда все соседи собрались на праздник, улица пуста, грабь кого хочешь. Мы этого не предусмотрели. А Сётомон?
- Но что можно отобрать у нелюди? Они ж нечистые, во-первых, а потом - нищие.
- Умный разбойник и не стал бы с нечистыми связываться, - со знанием дела кивает Селезень. - Пойдёшь потом от скверны очищаться, тут-то тебя и заметут… Так что это явно дурни нанялись. А почему нанялись? А потому, что украли такую добычу, которую на рынке не сбудешь - надо иметь заказчика. Ну, или уж ожидать, что храм выкупит, что ещё опаснее.
- Так что ж это было?
- Птичья голова!
Сестрица смотрит на Селезня одновременно с любопытством и тревогой. Тот ухмыляется:
- Да не моя, не женина - деревянная личина лицедейская! Дорогая, редкая, старинная, чуть ли не священная!
Рю встревает:
- Тамошний хозяин заказал птичью пляску. Лицедеи стали отказываться, тот настаивает. И зря, кстати: заклинателям-то виднее, в какой день что плясать! Тогда этот Сётомон показывает на твои носилки и говорит: видите? Посмотреть прибыл самый большой начальник из Дворца, с воинской охраной, не спляшете - ни мне, ни вам головы не сносить! Их старшой перепугался, побежал за личиной и нарядом. На обратном пути на него какие-то двое и напали, ящик с птичьим убором вырвали, самого с ног сбили и сбежали. А сосед ваш Сётомон опозорился на всю улицу! И ещё, говорят, теперь будет неурожай.
Получается, из-за нас всё сорвалось? Но с чего бы господину Сётомону быть таким трусом? Или кто-то ему намекнул насчёт важной особы. Или это правда такие носилки? И страж при них…
Только хотел допытаться у сестрицы, как вижу: Селезень сидит надув щёки и щурится. Вы, мол, меня не дослушали, а зря.
- А что потом было? - спрашиваю у него. - Свидетелей ограбления нет?
- Свидетели есть всегда, - веско говорит он. - Сам старик, правда, перепугался, двух слов связать не мог. Но напали-то на нашей улице! Где не всем озоровать можно! Я сбегал, спросил, кого следует. Оказалось - ничего, эти вроде как местные. Мы их недавно искали, вместе с полосатыми носилками. Они этого Ливня таскают, а в свободное время - стариков обижают. Нехорошо!
- Так. Если это носильщики Сётомона, то заказчика далеко искать не нужно, - заключает сестрица. - Кто ж такое опасное дело чужим слугам доверит?
Селезень склоняет голову: если что, госпожа, только прикажите!
Но ведь всё сходится. Мальчика Саруко лицедеи с собою не привели. А Сётомон на это рассчитывал. Да и я тоже… Что делает Сётомон? Решается украсть у нелюдей их яшму ценою в двадцать городов. А потом обменять на Обезьяныша. Хороший замысел, кстати. Только он нас не учёл!
Сестрица со своей дикаркой ещё полночи шептались на женской половине. Но Селезень никакого приказа не получил. А я обдумывал сложившееся положение. И обдумал.
(Продолжение будет)