(Убегает, преследуемый медведем)
Шекспир, ремарка
Во многих пересказах пьес нам уже попадались разные звери и птицы. На сцене театра Кабуки они вообще появлялись довольно часто - чаще, пожалуй, чем в западном театре. При этом пьес, где животные были бы единственными или главными персонажами, очень мало - а вот на подхвате они часто, и изредка на них держится весь сюжет или изрядная его часть. Очень часто, впрочем, сюжета как такового почти и нет - например, в танцевальных пьесах с участием четвероногих, осьминогих или пернатых персонажей.
Соответственно, немало животных и на театральных гравюрах. Но на этих картинках они сплошь и рядом выглядят не так, как на сцене, а так, как в идеале должны представать воображению зрителя - то есть «совсем как настоящие». Это та же условность, согласно которой на театральной гравюре может присутствовать убедительнейший пейзаж вместо достаточно условной декорации и, наоборот, могут отсутствовать незаменимые «рабочие сцены» в чёрном, музыканты или кукловоды (если изображена сцена из кукольной пьесы).
На сцене животные появлялись в двух видах. Во-первых, в виде куклы, бутафорской фигуры, управляемой самим актёром или рабочим сцены. (В ролике с
самой знаменитой сценой из пьесы про разбойника Го:эмона, например, хорошо видно, как рабочий сцены несёт на палочке вестового белого сокола.) Во-вторых, зверя мог изображать актёр или даже сразу несколько актёров в более или менее сложном костюме.
Вот, например, на гравюре Тоёкуни Первого костюм совсем незамысловатый - из танцевальной сценки «Драгоценный заяц» (玉兎 , «Тама усаги»). Этот танец выделился из «бенефисного» сборного спектакля «Прощальное представление: луна, снег и цветы» (月雪花名残文台, «Сэцугэкка нагори-но бундай»), которым Бандо: Мицугоро: Третий в 1820 году прощался с эдоскими зрителями, отправляясь работать в Осаку и в котором он сам исполнял семь ролей, включая и эту. Основа представления - детские песенки и сказки. Обитающий на Луне заяц, который толчёт там в ступе волшебное снадобье, спрыгивает с небес на землю - и тут уже сперва толчёт рисовое тесто для колобков-моти, потом раздаёт готовые моти голодным и просто желающим, а потом начинается его распря с Тануки. Из головной повязки сделаны торчащие «ушки» - и всё, зайчик готов!
Этот же актёр прославил и другой «звериный» танец, из самых известных - «Закинул невод» (網打, «Ами ути»), входивший в представление «Снова с вами: изобилие цветов в Кабуки» ( 再茲歌舞妓花轢, «Мата Коко-ни Кабуки-но ханадаси», 1826). Там он танцевал три сценки: про древнего долгожителя, про весёлого пожарника на празднике и, наконец, вот эту - про рыбака и осьминога. Рыбак вытаскивает сеть, из которой вылезает здоровенный красный спрут и немедленно пытается пожрать… нет, не рыбака, а завтрак, который тот взял с собою на работу в коробочке. Рыбак бросается на защиту своего достояния, и оба борются, причём это похоже не столько на схватку с вором, сколько на попытку изнасилования. Осьминоги, как известно - твари сластолюбивые, и картинок на тему «девушка и спрут» вы наверняка встречали немало. Вот у Куниёси одна из самых приличных:
Тут ещё неясно, кто кого поймал…
Спрут в этом танце - игрушечный, тряпичный, и управляет его извивающимися щупальцами тот же актёр, что и рыбака изображает. Сейчас в этой пьесе играет (или ещё недавно играл) другой Бандо: Мицугоро: - теперь уже Десятый.
Гравюра Утагава Куниясу Первого к премьере 1826 года
Впрочем, осьминог, как тварь гибкая и артистичная, соблазняла многих исполнителей и художников. Вот какие цирковые номера откалывает спрут вместе с рыбаком на мэйдзийской картинке:
А вот осьминоги, уже вовсе не театральные, но не равнодушные к искусству, развлекаются у Куниёси:
Мы попробуем постепенно рассказать о разных кабукинских зверях и птицах, о пьесах с их участием и о том, как это выглядит. В том числе, наверное, и про некоторых волшебных - оборотней или помощных зверей, - но уж без чистокровных чудовищ вроде драконов пока обойдёмся.